Глава 19. Я решаю стать каскадером

5 декабря, пятница

Мы как тени подкрались к "Мерседесу" и осмотрели его со всех сторон. Да, угнать его – дело нехитрое, ведь с собой у нас волшебная коробочка, изготовленная самим Саней Старком, будь он неладен. Но вот как уехать, когда там сидит сторож и чутко следит за парковкой? У Лехи и для этого был план. 

– Смотри, как мы поступим. – Елкин махнул рукой вглубь парковки. – Иди туда и вруби сигнализацию какой-нибудь тачки. Любой, на твое усмотрение, главное, чтобы она была подальше от этого места.

– Зачем?

– Сторож должен повестись и кинуться туда. Типа там кто-то тачку угоняет. Только осторожно, чтоб он тебя не заметил. А я пока тут разберусь с "Мерседесом", лады?

Я кивнул.

– Лады.

Елкин остался у тачки с "вырубалкой" в руках, а я побежал вдоль припаркованных строго на своих местах машин, оглядываясь назад на сторожку. Я метнулся за внедорожник и достал из кармана складной нож. Осталось лишь выбрать "жертву", чью дверцу я поцарапаю. В глаза сразу бросилась красная "Мазда", припорошенная снегом и от этого казавшаяся большой вкусной клубникой в сахарной пудре. Да, эта тачка идеально подходит для моей диверсии.

Я подошел к машине и с размаху скребанул ее по новенькому отполированному боку. Сразу же взвыла сигнализация, и я побежал обратно, пригибаясь, чтобы меня вдруг не заметил сторож, чей мат я уже слышал, разносящимся над парковкой, словно громовые раскаты. Меня разбирал смех, который я глушил изо всех сил. Сказал бы мне кто-нибудь месяц назад, что я буду бегать по парковкам от сторожей и угонять тачки, я бы расхохотался в голос. Тогда я и не подозревал, что буду остро нуждаться в деньгах, это казалось мне немыслимым, хотя следовало бы ожидать, что после затяжной холодной войны с отцом настанет великое сражение, из которого я вряд ли выйду победителем.

Когда я прибежал к Елкину, друг стоял у машины и орудовал чудо-устройством. Я затормозил и замер за его плечом, боясь помешать работе. Леха нажал на кнопку, и дверцы машины разблокировались. Друг облегченно выдохнул.

– Почему ты открыл ее только сейчас? – спросил я.

– А как иначе? Ведь сторож не должен был ничего заметить, когда пробегал мимо. Вот идиот, он даже не подумал подойти тихо, не поднимая шума. Хотя выскочил почему-то не сразу. Наверное, полицию вызвал. Так что стоит поторопиться.

Мы запрыгнули в машину. Елкин сел за руль и полез вниз соединять провода, я засунул "вырубалку" в его рюкзак и обнаружил в нем баллончик с краской.

– Это еще зачем? – Я встряхнул баллончиком перед Лехиным лицом. – Распишем парковку граффити?

– Ох, точно! – Елкин высунул голову из-под приборной панели и хлопнул себя рукой по лбу. – Закрась номер. Быстрее давай.

– А... – мои брови удивленно подскочили.

– Ну же!

Наконец до меня дошло. Я выскочил из машины и быстро закрасил номер спереди и сзади. Краска оказалась серая, неприметная. При быстром и неравномерном нанесении издалека сойдет за грязь. Елкин чертов гений.

– Быстрее, Никит, – поторопил меня он, выглядывая из машины.

Мотор уже гудел, заработали дворники, сметая свежий легкий снег. Закрасив последнюю букву, я запрыгнул на пассажирское сидение и захлопнул за собой дверь.

– Уверен, что сможешь вести? – засомневался я. – У тебя меньше опыта, а я все-таки на маминой тачке за городом ездил не одну неделю.

– Уверен, – кивнул Елкин и вцепился руками в руль. Он вдавил педаль газа в пол, и машина сорвалась с места.

Сторожа было не видать. Походу, он до сих пор гонялся за несуществующими угонщиками красной "Мазды", в то время как угонщики "Мерседеса" подняли шлагбаум, ткнув специальную кнопочку в его сторожке, а потом благополучно смылись с парковки, оставив сторожа, наконец-то додумавшегося, что его красиво обвели вокруг пальца, орать во всю глотку им вдогонку и махать руками, как будто это чем-то поможет.

– Мы это сделали! – заорал Леха. – Юху!

– Да! – Я взметнул вверх баллончик с краской. – Ее-е!

Мы заулюлюкали вместе и дали друг другу "пять". Елкин на всю машину врубил радио, и мы помчались, отбивая ритм и подпевая AC/DC.

– А ты знаешь, что угонять тачки плохо? – проорал я, заглушая музыку.

– Знаю! – так же проорал Елкин. – Есть у меня один друг, который занялся этим делом. Я его отговаривал, а он меня не слушает.

Я захохотал.

– И что теперь с этим твоим другом?

– Да вот, спускает свою жизнь в унитаз вместе со мной.

Мы захохотали еще громче. И тут сзади завыла полицейская сирена.

– Ты тоже это слышишь? – спросил очевидное Леха, приглушив музыку. Его лицо в миг побледнело. Я обернулся и, к своему превеликому ужасу, обнаружил две полицейские тачки у нас на хвосте.

– Да, – сказал я. – Слышу и вижу.

– Что нам теперь делать?

– А что сделали бы на нашем месте угонщики?

– Мы и есть угонщики, – напомнил Елкин.

– Тогда что сделали бы мы?

Леха прищурился, скривив губы в хитрой улыбке.

– Уходим по дворам? – предложил он.

Я вспомнил, как мы убегали от Тимохи и Сани в первый раз, когда встретились с ними на темной парковке. Как специально, по радио заиграла песня "Баклажан", и я почувствовал, что на сегодня это еще далеко не все приключения.

– Я сяду за руль.

– Хорошо.

Мы с Лехой быстро поменялись местами. Я вдавил в пол педаль газа и сказал:

– Включи что-нибудь другое. Не могу сосредоточиться под эту песню после того раза.

Друг переключил частоту и попал на "Coin For The Ferryman" из нового альбома Nickelback.

– Подойдет?

– Нормально, поехали.

Я свернул вправо, переходя с главного шоссе на примыкающую улицу. Мусора стали что-то орать в мегафон, но кто ж их слушал. Я прибавлял скорости, пока не разогнался до сотни. Теперь главное никуда не влететь со всего маха.

Леха следил за полицейскими тачками и комментировал:

– Не отстают, твари. Они приказывают нам прижаться к обочине. Походу, мы весь район переполошили.

– Пусть идут в задницу! – рявкнул я и свернул во дворы. Машину подкинуло на лежачем полицейском, я выругался.

– Один сворачивает, другой поехал дальше. Никит, они зажмут нас в кольцо.

– Не зажмут. Сейчас объедем с другой стороны.

Наш "Мерседес" был слишком белым, слишком выделяющимся. Мне это не нравилось. И почему начальник Лехиной мамы не додумался купить черный? Тогда он в темноте не так блистал бы, как этот. Хорошо хоть окна тонированные.

– А если они станут стрелять? – переполошился Елкин.

– Не станут.

– Почему это ты так уверен?

– Слишком большой шанс попасть кому-нибудь в окно. Спорим, они криворукие. Они не станут рисковать, тем более...

Рядом с машиной в дорогу попала пуля. Я слышал своими ушами, как она врезалась в асфальт под тонким слоем накатанного снега.

– Ветров, твою мать! – взвизгнул Елкин девчачьим голосом. – Они стреляют нам по колесам! Они стреляют нам по колесам! Сделай что-нибудь! Сворачивай куда-нибудь! Срочно!

– Заткнись, мне и так страшно! – рявкнул я, лихорадочно пытаясь найти, куда свернуть.

Впереди я увидел темный переулок, откуда выперлись два подозрительных типа, ошарашенно уставившихся на мчащийся в их направлении "Мерседес". Мы уже пересекли пару районов, но до нужной нам задницы Москвы, где, как сказал Леха, находился гараж нашего предприятия, еще тащиться и тащиться. Я свернул в переулок и сбавил скорость, чтобы не влететь в дерево или припаркованные у домов тачки. Мы немного оторвались от мусоров, и тогда я сказал Елкину:

– Сейчас я тебя высажу.

– Ты что, рехнулся? – Он выпучил на меня круглые глаза. – Ты решил меня бросить?!

– Встретимся через пару кварталов. Я где-нибудь спрячу машину и свалю. Вернемся за ней потом, когда все уляжется.

– А если тебя поймают?

– Я ведь Ветров. Ты что, забыл? – усмехнулся я, вдруг почувствовав себя жутко крутым. – Мой папа – это и есть закон и порядок, как у нас в семье, так и везде, где бы только он не появился. Так что большее, что может со мной произойти – это пара синяков, потому что без сопротивления я не сдамся чисто из принципа.

– Чувак, я тебя люблю! – заржал Леха. – Что бы я без тебя делал?

– Тебе было бы очень-очень скучно!

– Это точно!

– Выходи.

Я остановил машину у подъезда какой-то многоэтажки.

– Как? Уже? – удивился Леха.

– Да, уже. Быстрее!

Он выскочил из машины вместе со своим рюкзаком.

Сообразительностью мой лучший друг не обделен, сразу прикинулся обычным подростком, гуляющим поздним вечером и рискующим получить выговор от родителей, изобразил скучающее выражение лица и медленно потопал вперед. Проезжая мимо, я указал ему переулок, в который следует направить полицию, если они остановятся спросить, куда поехал белый "Мерседес". Леха кивнул, а я свернул в другую сторону. Сзади уже слышался вой серены, отблески мигалок разукрашивали улицу в синий и красный цвета. Я выключил фары и прибавил газу.

Уходить по дворам одновременно и удобно, и страшно. У тебя есть только руль и педали газа и тормоза, а впереди непредсказуемые повороты, переулки и откуда ни возьмись появляющиеся люди. Они лезут под машину, как будто так и надо, только успевай сворачивать. Их не так много, но ужас на их лице, который видишь, когда фары твоих преследователей высвечивают пространство, пытаясь обнаружить угнанную тачку, пугает и тебя самого. Там и гнев, и страх дикого животного, загнанного в клетку на убой, смешанный с шоком и растерянностью, понимание того, что они не успеют отскочить в сторону. И между их жизнью и смертью есть только я с рулем в руках. Странное ощущение. Мне оно не понравилось.

Страх людей передался мне, я едва не врезался в дерево и чуть не задел боком другую машину. Мусора отстали, но не настолько, чтобы я мог чувствовать себя в полной безопасности. Раскаты музыки из колонок почти заглушали сирену. Я старался взять себя в руки. Нужно найти место, чтобы спрятать машину. Вот только где его взять? Кругом одни дворы и многоэтажки. Похоже, я облажался, решив, что мне это удастся.

И тогда я, задев задним бампером припаркованную у дома тачку, повернул назад. Прямо к моим преследователям. На авось. Но кто сказал, что "авось" не может сработать?

И вот, я выруливаю прямо к мусорам. Водитель даже успел мне посигналить, прежде чем я, едва не столкнувшись с полицейской тачкой, промчался в обратном направлении, врубив фары и разгоняясь до семидесяти километров в час. Я разворачивался во дворе на более или менее просторном участке, но и то задел чужую машину, а мусорам теперь придется попотеть, чтобы вновь пуститься за мной в погоню, тем более у моего "Мерседеса" есть преимущество – он "Мерседес". Такие дела.

Леху я увидел в одном из дворов стоящим с руками в карманах и с вылезающими из орбит глазами. Остановив тачку, я распахнул дверь с пассажирской стороны и заорал:

– Садись!

– Но... – хлопнул глазами Леха.

– Быстро!

Друг наконец-то запрыгнул в машину и захлопнул за собой дверь. Я вдавил педаль в пол, и машина снова сорвалась с места. Думаю, сегодня я выжал из нее все, на что она только способна. Не, в обычных Московских пробках такой тест-драйв не устроишь. Надеюсь, хоть бампер я поцарапал несильно.

– Почему ты вернулся? – воскликнул Елкин. – Ты же сказал...

– Планы изменились, – перебил его я. – Тачку спрятать негде, придется ехать прямо на базу, иначе нас догонят и арестуют. Показывай дорогу.

– Тогда мы приведем полицию прямо туда! Нет, так не пойдет!

– А что ты предлагаешь?

– От погони мы пока ушли, теперь давай припаркуемся где-нибудь в районе попроще и подождем, пока все успокоится.

– Так мы будем ждать до утра.

– У нас нет другого выхода!

Я вздохнул.

– Ладно. У меня есть идея.

Через двадцать минут "Мерседес" уже стоял в темной подворотне, а мы с Лехой сидели в полной тишине внутри и ждали неизвестно чего. Было уже поздно, поэтому единственные прохожие, которые могли появиться здесь – это подозрительные личности или просто алкаши. Да и тех не было. Вряд ли нас станут искать в таком убогом месте. Наверняка думают, что мы нормальные угонщики и уже сидим где-нибудь у себя в комфортабельном гараже и празднуем победу.

– Вроде тихо, – сказал Леха после десяти минут молчания.

– Да. Но стоит еще подождать.

Я шарил по карманам, пытаясь найти сигареты, но обнаружил лишь пустую упаковку. Как же так?

– Что ты ищешь? – поинтересовался Елкин, наблюдая, как я ворчу и проверяю все карманы своей одежды, надеясь обнаружить хоть одну завалявшуюся сигарету.

– Закончились, – печально вздохнул я, наваливаясь на руль.

– А ты не додумался проверить бардачок? – прищурился Елкин. Он наслаждался глупым выражением моего лица и радостно скалился.

– Черт!

Распахнув бардачок, я обнаружил несколько пачек дорогих сигарет, которые мог себе позволить только в те прекрасные времена, когда у меня водились деньги.

– Джек-пот!

Я с наслаждением затянулся одной сигаретой, а оставшиеся две пачки засунул в карманы своей куртки. Леха начал возмущаться, что ему воняет, и я, опустив стекло, стал пускать дым на улицу.

– И зачем я только сказал тебе заглянуть в бардачок! – пробурчал друг, отворачиваясь от меня и складывая руки на груди. Я усмехнулся в ответ и выпустил колечко дыма.

Вдруг издалека донесся вой сирены. Я выронил сигарету на асфальт и откинулся на спинку кресла, полным ужаса взглядом пялясь в темноту впереди.

– Что? – спросил Леха.

– Мусора.

– Святые пельмени! И что теперь делать? Опять уезжать?

– Услышат. – Я покачал головой.

– Тогда побежали!

– Куда?

– Хоть куда. Уведем их отсюда по переулкам, как приехали.

– А машина?

– Сбросим в реку! – Елкин коварно улыбнулся. Я засмеялся:

– Да ты опасный человек!

– А то!

– Хорошо. – Я завел мотор "Мерседеса" и закрыл окно. – Тогда давай быстрее.

Мы выехали из переулка прямо под нос полиции. Я даже взял на себя смелость поддразнить их и посигналить. Это было лишнее, ведь полицейские все равно заметили белоснежную тачку, выруливающую из темноты и исчезающую за следующим поворотом. Но какое же наслаждение я получил!

Леха безостановочно хохотал и зачем-то сделал несколько селфи со мной, сидящим за рулем с перекошенным от ужаса и безудержного веселья лицом, а также на фоне салона автомобиля с полицейскими мигалками за задним стеклом. Придурок – одним словом. Я в это время лишь надеялся, что по нам не будут стрелять. К счастью, мы были достаточно далеко, чтобы можно было прицелиться.

– Мы уже близко! – оповестил я.

– Круто! – обрадовался Елкин. – Сбавляй скорость, будем выпрыгивать!

– Как ты себе это представляешь?

– Я не знаю! Но нам же надо как-то скинуть это корыто в реку, а?

– Корыто? – ахнул я. – Не оскорбляй так это прекрасное произведение искусства! Хоть мы и собираемся его утопить, это не отрицает того факта, что этот "Мерс" великолепен!

– Вот и давай великолепно скинем его в реку!

Я покачал головой. Нет уж, так просто не получится. Мы можем не успеть выпрыгнуть, или машина просто не перелетит через ограждение, или на пути нам попадется препятствие. Но это, черт подери, единственный выход. Я не хочу просто бросать тачку и убегать, чтобы потом мои и Лехины пальчики попали в базу данных. Придется уничтожить "Мерседес", как это не печально.

– Когда я скажу, вылезешь из машины. Понял?

– Что? – удивился Леха. Его руки проворно обшаривали бардачок, карманы в чехлах и всевозможные тайники под сидениями. Уже набралась небольшая пачка банкнот. – Мы не будем прыгать?

– Ты – нет.

– Ты что, решил поиграть в героя? – Полным обиды и возмущения взглядом друг уставился на меня. – Так вот, Ветров: не время и не место!

– По-твоему, я действительно такой самоотверженный тип? – сказал я, бросая насмешливый взгляд в Лехину сторону.

– Да откуда я знаю, Никита! Иногда ты кажешься мне одним человеком, потом ты превращаешься в совершенно другого, потом и вовсе меня пугаешь! Я не знаю, правда! Но зато я точно уверен: то, что ты задумал – очень плохая идея! Давай просто прыгнем на низкой скорости и все! Никакого риска!

– Леха, я ненавижу, когда ты начинаешь читать мне нотации! – проворчал я.

– А как иначе наставлять тебя на путь истинный?

– Никак, – отрезал я. – А сейчас выметайся из машины и беги туда, – я махнул рукой влево, на улицу, где можно было спастись от преследователей, затерявшись среди множества домов. – Я прибегу через пару минут.

– Ты уверен? – Елкин с сомнением посмотрел назад, а потом в указанном мною направлении. – Все-таки я это придумал. Я должен.

– Леха, мать твою! Вылезай из машины! Все равно ты водить толком не умеешь!

Он снова посмотрел на меня на этот раз полными ужаса глазами. Это так отличалось от его веселого настроения, в котором друг пребывал каких-то пару минут назад. Я понимал, как ему было страшно бросать меня наедине с полицией и задачей скинуть машину в реку. Но я ведь правда не собирался геройствовать!

Я остановил "Мерс" у обочины и повторил:

– Вылезай из машины!

– Будь осторожен! – приказал Леха, взмахнув перед моим носом указательным пальцем.

– Конечно.

– Жду тебя, брат.

Он выбрался наружу, подцепил пальцем свой рюкзак и, бросив на меня обеспокоенный взгляд, захлопнул дверь машины. Через пять секунд он исчез за магазином и направился во дворы. Я видел это уже через зеркало заднего вида, потому что время поджимало, мусора догоняли, а машину все-таки нужно было сбросить в реку.

Весь мой план состоял из риска, риска и еще раз риска. Если повезет, то я всего лишь сломаю себе что-нибудь или разобью. Если очень повезет, то я отделаюсь парой ушибов и растяжений. Если не очень повезет, то я скорее всего потеряю сознание и попаду сначала в больницу, а потом в полицию. А если мне совсем не повезет... Что ж, думать об этом как-то не хотелось.

Я разогнал машину и приготовился. Все надо было сделать быстро, иначе лететь мне вместе с "Мерсом" с моста.

И вот, я вылетаю на набережную... Две полицейские тачки вылетают следом.

Вот я разгоняюсь еще... Мусора понимают, что я не собираюсь останавливаться или сворачивать и начинают сигналить.

Я лечу прямо к реке... Дальше все как в замедленной съемке. Я и не думал, что смогу запомнить столько деталей, столько мгновений, едва не убивших меня этой ночью.

Тачка скользит на льду. Да уж, этого я не рассчитал. Потом я со всей дури выворачиваю руль вправо. Тачку разворачивает на девяносто градусов. Я вижу тормозящие в нескольких десятках метров полицейские машины и перекошенные лица служителей закона. Один из них орет. Несложно понять, что:

– Стой!

Но, увы, даже если бы я захотел сейчас остановиться, то не смог.

Тачка поворачивается на сто восемьдесят градусов и при этом слишком быстро приближается к ограждению. Я открываю дверь. На моей голове капюшон, куртка застегнута. Они меня не запомнят и не узнают. Нет, я не разобьюсь. Я выживу. Я себе обещаю.

Я распахиваю дверь, когда тачка продолжает крутиться. Мне даже не надо сильно отталкиваться, потому что меня и так по инерции вышвыривает из "Мерседеса" прямо на проезжую часть.

Я лечу и ору. Закрываю голову руками и группируюсь, как могу. Чувствую удар в бок, перекатываюсь и снова ударяюсь на этот раз рукой. Слышу, как шины скрипят по проезжей части совсем рядом со мной, а потом машина ударяется об ограждение, раздается отвратительный скрежет и грохот. Я все еще ору и, кажется, продолжаю падать. А может быть и нет, но мне плевать, потому что я ужасно боюсь.

Машина летит в реку. Я чувствую это, потому что на шоссе больше нет скрежета и грохота. У меня ледяные руки, по лбу струится пот и что-то еще, я чувствую боль в правом бедре и левой руке. Открыв глаза, я вдруг обнаруживаю, что лежу в позе эмбриона прямо на дороге. Я наконец перестаю орать и пытаюсь понять, могу ли встать на четвереньки. Встаю. Потом на ноги. Удивляюсь крови, стекающей по моей переносице и заливающей правый глаз, нахожу рассеченную бровь и ойкаю, когда прикасаюсь к ней. И тут я вспоминаю о полиции.

Они все эти несколько секунд стояли с открытыми ртами. Выглядели потрясенными. Меня даже охватила гордость за свою дикую выходку. Это было так страшно, но так круто! И что мне особенно понравилось, так это то, что я остался жив.

Итак, мне очень повезло. Хотя я не знал, сломано ли у меня левое запястье: боль была адская. Но так как мое тело пребывало в приемлемом состоянии, ждать, пока мусора сообразят наконец, что произошло, было бы глупо. Поправив капюшон, я помчался к зданиям, к безопасности и к Лехе, который, наверное, уже проклинал момент, когда ему в голову пришла идея угнать тачку у начальника его матери.

– Он уходит! – заорали мусора. – За ним!

Я выругался и свернул за дом. Вообще-то мне повезло, что на дороге не было машин. Только перед моим феерическим появлением проехала одна, и несколько после, когда я уже бежал по тротуару. За моей спиной я слышал громкий топот полицейских (кажется, их было двое) и их ругань. Они слишком поздно среагировали, между нами было расстояние в метров пятьдесят-восемьдесят, но у них было большое преимущество – они не выпрыгивали из машины и не падали на дорогу.

Ушибленное бедро давало о себе знать. Я начинал прихрамывать, но старался не сбавлять скорости. Кисть левой руки отзывалась болью, когда я пытался ею пошевелить.

"Хоть бы не перелом, хоть бы не перелом!" – повторял я про себя.

Не знаю, чего я ожидал. Наверное, представлял, как Елкин выбегает из какого-нибудь подъезда или предлагает сесть в другую угнанную им тачку, ведь "вырубалка" была в его рюкзаке. Или я все-таки надеялся, что ему хватило ума убежать отсюда. Вместо этого Леха спрыгнул с балкона первого этажа с криком "Сюрприз!", одновременно швыряя в полицейских постельное белье. Мне бы остановиться и похохотать, но пришлось бежать дальше и давиться смехом.

– Ты это сделал! – воскликнул Елкин. Он догнал меня и побежал рядом. Вот, кому легко держать скорость.

– Да! – прохрипел я.

– Ты в порядке?

– Да. Думаю, сломал руку, но... да, я в порядке.

– Черт, Никит, не смей больше повторять это!

Я лишь усмехнулся.

Отделавшись от простыней, полицейские снова пустились в погоню. Мы с Елкиным повернули в промежуток между домами, пришлось перепрыгивать через лед, чтобы не поскользнуться и не грохнуться. Боль в бедре усиливалась в геометрической прогрессии, я продолжал прихрамывать. Если я ударился так, что по кости пошла трещина...

– Что с тобой? – обеспокоенный взгляд Елкина остановился на моей ноге. Я старался не смотреть на него, чтобы друг лишний раз не винил себя за мое окровавленное лицо.

– Ударился, – коротко ответил я, пыхтя, как паровоз.

– Почему ты меня не послушал? – прорычал Елкин.

Он перепрыгнул через ограждение и помог перелезть мне. Когда он схватил мою левую руку, я застонал от боли. Друг промолчал, но я знал, что он злится на меня и еще больше на себя. А мне просто было больно и страшно. Что я скажу предкам, когда (или если!), прихрамывая на правую ногу, заявлюсь домой со сломанной рукой?

– Почему ты меня не послушал?! – повторил Леха, таща меня за собой за правый рукав куртки.

– Потому что я был прав, – сказал я, вытирая кровь с лица, чтобы лучше видеть, куда бегу.

– Ты не был прав! Мы могли придумать что-нибудь другое!

– Не могли, Лех. Не волнуйся, это был один из самых восхитительных вечеров в моей жизни.

Озадаченный моим высказыванием, Елкин притормозил, заглянул мне под капюшон и в шоке уставился на меня, смеющегося и пытающегося открыть глаз со слипшимися ресницами. Все мои попытки не увенчались успехом. Из рассеченной брови все еще сочилась кровь. Но мне было весело. Очень весело. Ведь я выжил в конце концов.

– Ты псих, – констатировал Елкин. Я посмеялся ему в ответ. Не знаю, чего он ожидал от такого придурка, как я, но Леха удивился моему веселому настроению.

В асфальт у наших ног врезалась пуля. Они ведь не станут убивать подростков? Хотя, если учесть, что они не знают, сколько нам лет, то стрелять по ногам вполне позволительно. Надеюсь, только по ногам.

– Скорее, они догоняют, – поторопил Леха и снова потянул меня за рукав.

Мы ускорились, но с моим ушибленным бедром я бежал медленнее, чем мог бы со здоровым. Лехе приходилось тащить меня за собой, но он не жаловался, и я молчал, опасаясь, что если попрошу его бросить меня или хотя бы оставить где-нибудь, пока он не уведет полицейских подальше отсюда, то друг просто врежет мне за такие слова. Он явно был на взводе, был готов рвать и метать. Нечасто увидишь воинственного Елкина, который может навалять любому, кто станет ему перечить. Но вот он: великий и ужасный.

– Сейчас перебежим через дорогу, – предупредил друг. – Как ты?

– В норме.

– Ладно. Готов?

– Да.

И он практически перенес меня через проезжую часть. Здесь движение было оживленнее. Не то, что днем, но все равно опасно. И только это позволило нам уйти от полицейских. Они не бросились за нами, когда по дороге промчались сразу несколько машин, а потом мы просто скрылись во дворах. Когда мы добрели до ближайшей остановки, я валился с ног. Адреналин испарился, осталась только усталость и боль в бедре и руке. Я натянул капюшон до самого носа и как смог оттер кровь со щеки. Но толку было мало.

Елкин настаивал на том, чтобы поехать в больницу, а я отказывался. Ведь тогда позвонят родителям, а это последнее, что мне сейчас нужно. Но с Лехой спорить бесполезно. Он вызвал такси, и мы поехали в больницу. Уже в машине я понял, что мне просто повезло не свалиться от усталости минутой или двумя раньше. Но могло быть и хуже, правда?

Леха заставил в деталях рассказать, что произошло. Я выложил все, упустив лишь то, что был не уверен, выживу или нет. Друг сказал, что я все-таки стал героем, по его мнению, а он мне теперь обязан. Я покачал головой и сказал, что для семьи все делают просто так, а он вздохнул и обнял меня. Так мы и приехали в больницу: я в полусознательном состоянии и Леха, обеспокоенный моим самочувствием, но безумно гордый за своего брата.