Глава 42. Кусок пирога

Примечание автора: эта глава разобьет вам сердце. Советую включить на фон песню «Can't Get Enough» — JAXSON GAMBLE.

Весь оставшийся вечер и половину ночи мы драим гостиную в попытке скрыть следы преступления охотников. Некогда белый пушистый коврик отправляется на свалку. Завтра в химчистку заберут диван и кресло с затертыми следами крови. Надеюсь, им хватит ума не задавать лишних вопросов. Хотя, на месте сотрудников у меня бы возникла парочка.

Вдоволь отоспавшись, Энн принимает душ в моей ванной комнате и собирается домой. Одалживаю ей свои вещи, ведь её одежде прямая дорога в мусорный бак. В виду разницы в росте, мои джинсы оказывается ей длинны, но она быстро решает проблему подворотами.

Мы с Дамианом увозим её домой. Теперь миссис и мистер Милтон в курсе их с Уиллом отношений. Не сказать, что эта новость их осчастливила, но вот известие о том, что вампир прикрыл собой их дочь от пули, заметно сбила шкалу скептического настроя четы Милтон.

После столь тяжелого вечера и ночи, мы ложимся спать без задних ног. После недолгих переговоров приходим к выводу, что завтрашние пары в университете пройдут без нас. Пережитый за день стресс не дает спать. Всё ворочаюсь в постели.

Дамиан тоже мечется из угла в угла, пару раз почти сталкивает меня с кровати. Песочные часы терпения лопаются, рассыпая песок повсюду. Сажусь на кровати и беру в руки телефон. Включаю фонарик. После очередных метаний Дамиан всей тяжестью своего веса падает спиной на кровать. Сбито дышит через рот. Даже без очков вижу, как тело его бьется в мелкой судороге.

Протягиваю ладонь и касаюсь его влажной от пота ледяной щеки. Бессознательно он ударяет меня рукой. Его голова дёргается из стороны в сторону как в припадке.

— Лиззи...

— Я здесь, Дэйм, — ласково шепчу я и ерошу его белокурые волосы.

Он с силой сжимает губы, корчится от мучащего его сновидения. Выключаю фонарь и укладываю голову на его грудь. Тихо пою колыбельную на немецком, которую в детстве часто слышала от отца.

— Убью... — сквозь сон бормочет он. — Я убью тебя.

Такое заявление хоть и нагоняет жути, но я стараюсь не зацикливаться. Кто знает, может он там во сне с ружьем за Вергилием бегает. Я бы отдала все свои деньги, чтобы увидеть это вживую.

— Я всегда буду рядом с тобой, медвежонок.

***

Просыпаюсь уже после полудня. Дамиана в постели нет. На телефоне обнаруживаю порядка десяти пропущенных от мамы. Последняя неделя была слишком напряженной, что у меня не было времени и даже мысли позвонить ей.

Факт того, что я не могу поделиться с ней тем, что у меня на душе, искренни печалит. К сожалению, такая ситуация довольно распространена на практике во многих семьях. Но вот если бы мои тревоги носили рутинный, а не сверхъественный характер, я бы с радостью всё ей рассказала.

После непродолжительного разговора, в ходе которого мне с горем пополам удается убедить её, что моей жизни не грозит опасность (какая ирония) и всё хорошо, я со спокойной совестью откладываю телефон и спускаюсь вниз. Дамиан и Уильям сидят в столовой и о чём-то обеспокоенно беседуют.

Стараюсь оставаться инкогнито и подбираюсь на безопасное расстояние с которого могу подслушать. Шумящая кофеварка выступает одновременно и прикрытием, и помехой. Навострив уши, мне удается разобрать поникший голос Дамиана:

— Я так боюсь за неё, Уилл. Не могу без неё. Люблю её. Люблю её тоскливые голубые глаза, её волосы, напоминающие солнечную  рожь, так пленительно-сладко пахнущие ванилью после душа. Знаешь, если бы я не мог называть её своей возлюбленной, то давно бы уже погиб.

Губы непроизвольно растягиваются в улыбке. Вот может же он быть романтиком, когда хочет. Приятное тепло разливается по венам, когда мозг воспроизводит его слова в голове. Люблю его.

— Разве не ради этого стоит жить, Дэйм? — хмыкает Уилл. — Не об этом ли ты мечтал столько лет? Вновь обрести семью? Считай, вселенная услышала твои мольбы.

— Хочется верить, брат. Хочется верить...

Кофеварка отключается. Пора выходить. Приняв самый непринужденный вид, захожу в столовую с широкой улыбкой. Заметив меня, Дамиан меняется в лице. Хмурится и стыдливо отводит взгляд. У меня начинает сосать под ложечкой. Его вид никак не резонирует с теми словами, которые он произнес меньше минуты назад.

Дэйм неуверенно встает с места и спешно выходит на улицу через дверь на кухне. Оставляет меня в шоке и недопонимании. Уильям провожает брата настороженным взглядом, но быстро возвращает своё внимание ко мне.

— Элиза, будь другом, сделай кофе, — страдальчески просит он. Скидывает ладонью выпавшие на лоб кудрявые пряди волос и запрокидывает голову. — Я пошевелиться не могу.

— Лентяй, — фыркаю я, но без возражений прохожу на кухню.

— У меня боевое ранение! — кричит он мне из столовой. Да так бодро, что разом рушит всю свою концепцию мученика. — Я отравлен! Если я не выпью кофе, тотчас умру!

— Сейчас сделаю тебе капучино! — отвечаю ему со злорадным смешком, доставая кружки из настенного шкафчика.

— Никакого капучино после полудня! Это моветон!

— Да-да, помню я про итальянские традиции, только не ворчи...

Делаю два крепких американо и возвращаюсь в столовую. Уильям действительно слаб после вчерашней стычки. Он всеми силами пытается держаться привычной наигранной манеры хорошего настроения, но забывает, как легко эмоции читаются на лице. Он устал. Как и все мы. Этот год не задался с самого начала. Каждому в той или иной степени приходится несладко.

— Почему Дамиан ушел, как только я зашла сюда? — задаю вопрос в лоб, ставя кружку с горячим напитком перед другом.

Уильям тяжело вздыхает. Стучит пальцами по столешнице, словно перед ним пианино. Ну же, не молчи.

— Он очень волнуется за тебя. Мы все волнуемся. — Уилл опускает голову, лишая меня возможности хоть немного увидеть его лицо из-за кудрей. — Но ты же понимаешь, что он переживает всё это куда острее. Вергилий вернётся не сегодня, так завтра, а у нас так и нет идей, куда мы можем спрятать тебя.

Их забота меня трогает, но есть то, о чем они каждый раз напрочь забывают. К горлу подступает тугой ком. Чашка с кофе у моего рта, пар струится вверх, обжигая кожу, но я не могу заставить себя сделать глоток.

— А когда вы в последний раз спрашивали меня об этом? О том, что думаю я? Мне не нравится, что меня просто ставят перед фактом, заставляя покидать дом и жить с чужими людьми!

Уильям поднимает голову. Губы его искажаются в язвительной ухмылке:

— Какие же мы монстры! — иронизирует улюлюкающим тоном. — Это ведь так ужасно, что мы заботимся о бедной маленькой Элизе!

Какой неприкрытый сарказм. Хоть бы постарался. Закатываю глаза и всё же делаю глоток кофе. Надеюсь, хоть он поможет взбодриться.

— Лучше бы о себе заботились... — невзначай срывается с моего длинного болтливого языка.

Уильям мгновенно мрачнеет. Чёрт бы тебя подрал, Лиза. Конечно, он воспримет мои слова на свой счет.

— Извини?

— Я к тому... — пытаюсь выкрутиться, судорожно придумывая оправдание. Взгляд мечется по такой родной столовой, словно надеется найти тайный уголок, где записаны подсказки на случай важных переговоров. — Вы должны думать не только обо мне. Хоть вы и мните себя невесть кем, вы всё ещё живые люди, которых вполне легко можно убить.

И снова я свела всё не в то русло!

— Я понял твой намек ещё в первый раз, — фыркает Уилл, громко отпивая кофе, — могла не повторяться.

— Не в этом смысле, Уильям! Я не хочу, чтобы вы подставляли себя в попытке защитить меня от Вергилия!

Ледяной взгляд смягчается. Его голубые глаза оставят безоружным любого. Словно поняв, о чем я думаю, по губам Уильяма проскальзывает мимолетная улыбка.

— Вергилий тот ещё хитрожопый ублюдок. Но, если приложить усилия, можно и от него убежать.

— Мой отец пытался, — соскальзывает с губ истеричный смешок. — Но его всё равно убили.

Из груди Уильяма вырывается ёкающий звук недоумения. По озадаченному виду его понимаю, что он единственный, кто не в курсе последних новостей. Встаю из-за стола, вновь направляясь в столовую.

— Долгая история. Без ста грамм не разберешься.

***

Заставляю себя ещё раз пережить события последних дней. Кофе с несколькими каплями виски помогает развязать язык. Закончив свой рассказ, оставляю Уильяма переваривать. Мне нужно освежиться. И найти Дамиана.

Он непринуждённо сидит в беседке в саду в компании пачки сигарет. Когда он курит их, это верный признак сильной тревоги. Особенно если рядом с ним лежат уже три бычка. Будь он простым человеком, его легкие уже бы отказали.

Мы молчим. Напряжение нарастает с каждым мгновением. Лысые ветви деревьев в саду качаются от ветра. Их шелест отдаленно напоминает перешептывание очевидцев приватной сцены. Решаю первой завести разговор:

— Что с тобой сегодня, Дамиан?

Он игнорирует меня. Запихивает картонную пачку сигарет в карман и встает с лавочки.

— Прогуляемся?

Даже не дожидается ответа. Отворачивается и направляется в сторону калитки, ведущей прямиком в лес. Молча следую за ним. Если ему нужно время, я готова его дать.

Мы идем по только одному ему известному пути. Кажется, эта дорога ведет к летнему домику, но я уже не уверена. Ближе к вечеру в тени деревьев заметно прохладно. Природа в спячке. Об осени напоминают редкие дрожащие желто-красные листья на деревьях, которые снесет первым резким порывом ветра. Близится время заката. Но пока я с Дамианом, можно не бояться.

Пытаюсь поравняться с ним, но он каждый раз ускоряет шаг. Намеренно ускользает от меня. Внезапно бросает фразу, повергающую меня в шок:

— Вернись домой.

Он издевается? Определенно. Его швыряет от одного к другому как лодку в шторм. Сначала у нас скандал, затем несколько дней затишье и взаимопонимание. И снова назревает конфликт. Никогда такого не было, и вот опять!

— Я никуда не пойду, — даю ему решительный ответ.

— Элизабет, иди домой. Я хочу побыть один.

Это бесконечный замкнутый круг. Дорога без конца, на которой я каждый раз теряю его. Стою прямо перед ним, но он не видит меня. Мы в ловушке из которой не выбраться. Или же мы только притворяемся. Ведь у всего есть конец. И у этой дороги тоже. Мы же стоим на самом начале.

— Всё хорошо, — ласково заверяю его я. Подхожу ближе и обнимаю со спины. — Ты просто взволновал из-за последних событий. Столько всего навалилось. Всё нормально, Дэйм.

— Ты не понимаешь, — глубокомысленно отзывается он. — Мне кажется, что... я падаю в пропасть тьмы. Голова раскалывается с самого утра. Я боюсь навредить тебе.

Теперь он разваливается на части. Жизнь ядовита. Ядовито грязна. Мы вечно будем сталкиваться со своей тёмной частью, не зная, откуда её поджидать. Но она всегда рядом с каждым из нас. В сердце.

Я не могу позволить ему сомневаться в себе. Это всё моя вина. Раз за разом я будила его демонов своими словами и поступками. Но я отказываюсь держаться вдали от него.

— Уж ты мне точно ничего не сделаешь! — уверенно заявляю я. Обхожу и нежно кладу ладони на его лицо. — Ты же не Вергилий!

Он выдавливает из себя полуулыбку:

— Я бы не был в этом так уверен. Ты мне всё-таки на один зубок, штучка. И я не прощу себя, если снова сделаю тебе больно.

Наше безумие — узкий мостик на зацикленной дороге жизни. Будешь кричать и сопротивляться, и он развалится, оставив тебя в одной точке навечно.

Взгляд Дамиана теплеет. Он заметно расслабляется. Облизываю губы, умирая от желания получить поцелуй. Неуверенно наклоняется и хватает мои губы своими, словно никогда не делал этого прежде. Когда он так близко, я чувствую учащенное дыхание на коже, его зрачки расширяются.

— Пообещай мне кое-что, — шепчет сквозь поцелуй, сильнее сминая губы.

— И что же? — выдыхаю я.

Дамиан отстраняется. Тот вид, с которым он пялится на мои губы, даёт понять, какие мысли занимают его голову. Он изголодался по мне, как и я по нему.

— Если потребуется, ты сразу же соберешь вещи и улетишь домой.

— Ни за что! — взвизгиваю я, притопнув ногой. — Я не буду давать обещание, которое не смогу сдержать!

Дамиан дуется, словно заранее ожидал такого ответа. Подносит правую ладонь ко рту и с силой прикусывает большой палец.

— Элизабет, речь идет о твоей жизни!

— Я знаю, — упорно стою на своем. Черта с два он сломает мою оборону. — Но я всё равно тебя не брошу.

— Ты просто невыносима, ты знаешь это? — он истерично смеется, хлопая себя по лбу.

— Иначе бы я не вытерпела самого высокомерного вампира во всём Рейвен Хилл.

В карих глазах его загорается игривый огонек:

— Я-то высокомерный?

Отворачиваюсь от Дамиана и двигаюсь дальше. Мы же прогуляться пошли. Бросаю колкость ему в ответ:

— А ещё чертовски раздражаешь.

Теперь Дэйм догоняет меня и, схватив за руку, заставляет остановиться. Вкладываю всё своё недовольство в гримасу и оборачиваюсь. Он серьезно, в упор смотрит в глаза.

— Я предпочту, чтобы ты была в далекой России и жива, нежели здесь под землей вместе с...

В последний момент он осекается, прикусив кончик языка. Этого оказывается достаточно, чтобы зажечь фитиль моей пороховой бочки.

— С Сабриной?! — рявкаю ему в лицо. — О ней ты весь день думаешь?!

Он отрицательно мотает головой и вскидывает раскрытые ладони на уровень груди.

— Отмечу, это не я сказал про неё!

— Уж простите, это меня она преследует, а не тебя! — восклицаю в крайнем раздражении. В груди жжется. — И во снах, и в видениях, да даже когда я просто иду по улице!

Слух улавливает скрежет зубов Дамиана. Взгляд янтарных глаз вспыхивает прежде невиданным мною пламенем.

— Может, ты хочешь, чтобы я заставил тебя бояться? Тогда ты меня послушаешь и пойдешь домой?

Не успеваю пискнуть, как он впечатывает меня спиной в ствол ближайшей сосны. Больно ударяюсь затылком. Каждая мышца его напрягается, от чего приятное тепло разливается внутри живота.

Шершавые пальцы прикасаются к моему лицу. Медленно. Издеваясь. Меня начинает трясти. Дамиан наклоняется, упираясь другой рукой над моей головой. Наши губы в паре сантиметров. Дыхание частое у обоих. Горячее и обжигающее. Его пальцы перемещаются на шею, и он легонько сдавливает, вырывая из моей груди слабый полустон. Закрываю глаза, наслаждаясь его прикосновениями. Секунда и любимые губы остервенело накрывают мои, увлекая в одурманивающий и страстный поцелуй. Глубже. Быстрее. Его язык пробирается ко мне в рот. Сплетается с моим. Внутри меня ураган эмоций, которым я хочу отдаться с головой.

Кусаем друг друга, сгорая заживо в огне, вспыхнувшем вокруг. Дэйм обнимает меня обеими руками и прижимает к своему телу. Словно не верит, что это я. Будто тосковал и сходил с ума в одиночестве. Это необъяснимая потребность сочится сквозь кожу. Я всё чувствую. Сейчас он напоминает уязвимый оголенный нерв. Приоткрывает частичку души, в которую я ныряю с головой. Одной рукой обнимаю за шею, другой с силой сжимаю его кожу на щеке. Нужно приложить все усилия, чтобы показать, как сильно я волнуюсь за него.

Он быстро расстёгивает мою куртку и принимается покрывать шею поцелуями. Я не сразу понимаю, что он пощипывает её. Зубами.

— Дэйм, если ты думаешь, что я испугаюсь твоей игры в большого и страшного вампира, ты ошибаешься.

Пытаюсь оттолкнуть его, но без результата. Он хватает мои руки и задирает над головой.

— Дэйм, хватит...

Я не хочу повторения того, что мы пережили не так давно. Старые раны до сих пор свежи. Нет смысла вскрывать их. Язык проходится по месту, где бьется пульс. Он не в себе. И если он прокусит сонную артерию — это будет конец для меня. Томно шепчет, и его голос в это мгновение невероятно возбуждает. Инстинкт самосохранения даёт слабину.

— Ты же любишь меня, штучка. Как ты можешь отказать мне?

Хватает за шею, приподнимая мою голову, чтобы я смотрела ему прямо в глаза. Надменная улыбка и кровавый взгляд хищника. Вампира. Приятная дрожь по всему телу разжигает пожар внутри.

— Сможешь отказать мне... Элизабет?

Сейчас он без стеснения использует своё внушение, давит на и без того истерзанное сознание.

— Не смогу, — лепечу, как зачарованная, не в силах оторваться от чарующих глаз.

Запрокидываю голову, открывая доступ к шее. Тело не слушается меня. Дамиан не торопится с казнью. Прокусывает губу. Шиплю от боли, слегка дёргаюсь. В следующий момент он с силой отталкивает меня в сторону. Хватаюсь за ветку молодого дерева в попытке устоять на ногах.

Дамиан в ужасе смотрит на меня. Его глаза в норме. Дрожащей ладонью касается своих губ, на которых красуются следы моей крови. Не произносит вслух, но по губам я читаю одно лишь слово. «Беги».

Не буду искушать судьбу. Отворачиваюсь и бросаюсь от него прочь. Куда глаза глядят. Понятия не имею, где я. В какой стороне коттедж у озера, а в какой особняк. Сейчас это не приоритетный вопрос. Мне нельзя попасться.

Сердце бешено бьётся у самого горла. Не могу дышать. Дамиан идет по моему следу. Хищник, рычащий от голода. Почует за километры отсюда. Слизываю с губ свою же кровь. Вкус её до одури странный и непривычный. Это настолько аморально, что не укладывается в голове. Точно, кровь. Притормозив, с силой кусаю губу. Из глаз брызгают слёзы. Привкус железа на кончике языка оповещает об успехе. Наскоро снимаю с себя куртку и вымазываю её всею выжатой из губы кровью.

Бросаю куртку на землю и бегу в другую сторону. Нужно продолжать бежать. Нельзя останавливаться. Промедление будет стоить мне жизни. Какая же я дура. Как я могла поверить ему снова. Взор застилают слёзы.

Однажды он почти погубил меня из-за своей жажды, а сегодня ситуация повторяется. Его руки всегда были в крови. На его счету человеческие жертвы. Сегодня он как серийный маньяк снова вышел на убийство. И я полная идиотка, раз понимаю это только сейчас.

Холодный зимний ветер никак не страшит меня. Внутренняя печка, растопленная желанием жить, не остынет. Если Дамиан поймает меня, я стану новой жертвой в его списке.

— Эй, штучка! — доносится до меня его издевательский крик. Совсем близко. Может в нескольких десятках метров. — Я продолжаю охоту!

Не знаю, почему он делает это. В его охоте нет ограничений или правил. Он не остановится, пока моё сердце будет биться. Ненасытный хищник. И он далеко не тот, кто заслуживает прощения.

Непонятным образом выбегаю к озеру и уже вижу знакомый домик в паре метров. Надо бежать до особняка, но у меня нет сил. Ноги гудят. Болит всё тело, а сердце и печень в этом зачете лидируют. Подбегаю к двери и дёргаю ручку. Открыто!

Заскакиваю в коттедж и трясущимися руками запираю два замка изнутри. Нужно забаррикадировать дверь чем-то тяжелым.

— Попалась.

Резко оборачиваюсь. Он уже здесь. Гулко сглатываю. Слюна, смешенная с кровью, оставляет неприятный привкус во рту и обжигающим слизистые коктейлем опускается по пищеводу. К моему несчастью, Дамиан всё ещё в своей фазе хищника. В красных глазах пляшут ликующие плотоядные огоньки. Деликатес сам пожаловал на пир.

Любимое мною бледное лицо сейчас покрыто выступающими венами. Вампиры крайне редко доходят до такого состояния. В него словно сам Дьявол вселился.

Смотрю на него с ужасом, собственные глаза сейчас, наверняка, напоминают бездонные омуты отчаяния. Дамиан манит меня к себе пальцем и усмехается. Делаю несколько шагов навстречу, оказываясь прямо перед ним. У меня не осталось сил на бег. Дурное предчувствие неприятным комом давит на глотку. Дамиана веселит бешеный стук сердца в моей груди, которое будто вот-вот проломит рёбра и выскочит наружу.

— Тш-ш-ш, — шепчет он, наклоняясь к уху. — Я же просил не доверять мне. Кто меня любит — всегда погибает.

Задев носом мочку, он скользит ниже, заставляя вздрогнуть, когда касается губами бешено бьющейся под тонкой кожей жилки. Обводит её контур языком, оставляя влажный след, и самодовольно хмыкает, когда я издаю громкий вздох. Вопреки доводам здравого смысла, тело предательски реагирует на умелые манипуляции.

Дэйм вновь усмехается, затем цепляет пальцами мой подбородок и притягивает к себе. Впивается голодным поцелуем в губы, оставляя на них мою собственную кровь. Упираюсь руками в широкую грудь, пытаюсь оттолкнуть, но я слишком слаба, слишком измотана. Всего лишь беспомощный человек в руках хищника, который, почувствовав вкус крови, теперь не отступит, пока не закончит. Пока не добьёт меня и не бросит подобно сломанной кукле валяться где-то на полу.

Сдаюсь, позволяя холодному языку проникнуть в рот. В вампире передо мной нет ничего от того Дамиана, которого я знаю и люблю. Горячие слёзы стекают по щекам, и я жмурюсь, крепко сжимаю веки, чтобы хоть как-то абстрагироваться от происходящего.

Это всё не по-настоящему, это по-понарошку. Лишь плод воспалённого сознания, и очень скоро я проснусь в своей уютной постели и сладко потянусь, избавляясь от остатков сна. Меня снова мучают кошмары. Как тогда в лесу. И когда я проснусь, совершенно невинный Дамиан будет спать рядом со мной. Он не может причинить мне вреда.

Это реальность.

Ноги подкашиваются. Дамиан подхватывает меня на руки и кладёт на диван. Бездумно снимаю с себя его же толстовку. Он кусает меня за ключицу. Но кровь не пьёт. Играет. Как кот с мышкой перед тем, как растерзать свою жертву. И, судя по нарастанию силы, с которой его зубы мучают меня, моя покорность ему нравится.

Кусает чуть выше груди. Затем сразу идет уже оголенное бедро. Снова и снова он оставляет раны от зубов на моём теле: руки, ноги, грудь, живот — всё попадает под удар. После пятого укуса я глохну от своего крика и перестаю считать. Почему слёзы льются рекой из глаз? Почему сердце так стучит? Ужас, страх, слабость перед ним. Я жалкая и всегда ею была. Осознавать свою беспомощность тяжелее всего.

— Пожалуйста, — мой хриплый шёпот нарушает повисшую тишину, заставляя Дэйма отстраниться.

Большим пальцем руки он поглаживает небольшую впадинку между ключицами, взглядом отмечая каждую смену эмоций на моем лице.

— Пожалуйста что? — с усмешкой спрашивает он. — Укусить тебя, штучка?

— Отпусти меня.

Тихая просьба подобно удару кнута врывается в сознание, разрушая хрупкий барьер, выстроенный вокруг самоконтроля. Дамиан скалится, обнажая окровавленные зубы. Вновь дёргаюсь и сдавленно всхлипываю, когда стальная хватка на горле становится крепче.

— Отпусти, — повторяю хрипло, надеясь достучаться до опьяненного жаждой сознания. Но контроль безвозвратно утерян.

— Пусть твои сны увлекут тебя подальше от этого кошмара, — шепчет он в ухо.

Нечто в груди отзывается теплом. Неужели это Дамиан пробивается сквозь тьму собственного сознания?

— Закрой глаза, Лиззи. — Я послушно выполняю приказ. — Пусть тишина споёт тебе колыбельную, когда ты начнёшь засыпать. Твои ангелы всегда рядом, всегда на твоей стороне. На моей же остался один Дьявол.

Громкий крик срывается с губ, когда острые зубы вспарывают кожу шеи. Впиваются как лезвия. Кричу и верчусь, как уж на сковороде, пытаясь оттолкнуть его, стараясь высвободиться из хватки, что доставляет такую сильную боль. Шея буквально горит, полыхает. С каждым гулким глотком слабость накатывает на тело. Беспомощно цепляюсь пальцами за его предплечья, но бесполезно. Он слишком поглощен тем, что делает. Я будто заново переживаю ту же сцену, что примерно месяц назад. 

Не успеваю ничего придумать, как Дамиан сам отрывается от моей шеи. Глаза широко выпучены. Он пытается сделать вдох, но не может. Хватается руками за собственное горло, раздирает кожу пальцами. Что-то не даёт ему дышать. Душит. Убивает, как только что он убивал меня. Его плечи содрогаются будто в приступе, из груди вырываются хриплые стоны, сосуды в белках глаз хаотично выступают и вновь заживают, боюсь, у него так лопнут все капилляры.

Вскакиваю с дивана, натягиваю одежду и бегу к двери. Дамиан падает на пол, скрючившись от боли. Кричу от того, что должна помочь ему, но в то же время должна бежать.

Отпираю дверь и, не найдя в себе сил обернуться, бросаюсь прочь. Делая рваные вдохи, бегу по тёмному лесу, пытаясь скрыться от «зверя». Не знаю, сколько времени ему потребуется, чтобы прийти в себя. И вернётся ли он в норму вообще. Сердце выбивает бешеный такт, как отбойный молоток, перед глазами предательски плывёт. Силы покидают моё тело, а лес становится бесконечным лабиринтом. Глотая слёзы обиды и страха, невольно вспоминаю, как мы были счастливы до этого момента, пусть и не осознавали этого.

Не отнимаю руки от пульсирующей раны на шее. Кровь не останавливается. Всё тело саднит от его укусов. Я так зла на себя. Они были правы, быть вместе — ошибка. Дамиан убьет меня, если я не буду держаться подальше.

На последнем издыхании забегаю через калитку в саду прямиком на кухню. Свет выключен, но мои глаза успели привыкнуть к темноте. Запираю дверь и озираюсь в поисках чего-то, чем её можно подпереть. Надеюсь, братья здесь. Не могу представить, что случится, если я окажусь заперта в огромном доме один на один с обезумевшим Дамианом.

Рыдая навзрыд, выхожу в холл. Чем можно отбиваться от вампира в доме, где живут вампиры? Мои физические возможности исчерпаны. Ноги превратятся в вату в любую секунду.

— Элиза? — доносится до меня встревоженный голос со стороны лестницы.

Держась рукой за поручень, Уильям спускается со второго этажа. Он слаб из-за Пало Санто, но это лучше, чем ничего.

— Уильям!

Бросаюсь к нему и заключаю в объятия.  Он пошатывается от такого избытка чувств и аккуратно кладет ладони на мои плечи. От него веет похожим холодком, когда дыхание обжигает кровоточащую шею ударом колючей проволоки. Уильям вырывается из моих объятий и отходит на несколько шагов. Морщится и прикладывает ладонь к виску.

— Он укусил тебя?.. — недоверчиво спрашивает он.

— Да! Он сошел с ума! Спаси меня, умоляю!

— Габриэль! Код «красный»! — кричит Уилл. Его звучный голос эхом разносится по холлу, отражаясь от стен. Он сжимает челюсти от мучащей его боли и оседает на первую ступеньку лестницы. — Ай-ай-ай... Проклятое дерево...

Старший брат не заставляет себя ждать. Через пару секунд уже показывается у парапета на втором этаже. Видит меня с прижатой к шее рукой, и взгляд его неодобрительно сверкает в полумраке. Сейчас начнётся бесконечный цикл лекций: «А я же говорил!»

— Уильям, принеси аптечку.

Мужчина спешно спускается и подходит ко мне. И если я держусь холодно после нашего конфликта пару дней назад, Габриэль об этом не думает. Все его мысли заняты тем, как защитить меня. Невольно гляжу на него исподлобья как на своего спасителя. Но когда дело касается Вергилия, каждый из нас представляет собой соломинку, на которую обрушивается торнадо.

— Как ты? — спрашивает Габриэль, кладя ладони на мои плечи. — Где Дамиан?

— В лесу... — дрожащим голосом бормочу я. — В летнем домике... Не знаю! Это... это было ужасно! Его будто парализовало от боли!

К этому времени к нам возвращается Уильям с аптечкой в руках. Братья многозначительно переглядываются и кивают друг другу. Габриэль произносит одно слово, но Уильям прекрасно понимает, о чем речь:

— Зверобой. 

— Что? — интересуюсь я, пока Габриэль обрабатывает рану на моей шее антисептиком. — Ай!

— Ты же помнишь, что зверобой ядовит для нас, а после покушения Моники я стал добавлять его в вашу с Лотти еду. И Дамиан знал об этом.

— Погоди-погоди. Какое покушение? — непонимающе таращу глаза на братьев. — И к чему вы клоните...

— Вергилий заглушил твои воспоминания, — поясняет прижавшийся спиной к стене Уильям. — Моника пыталась убить тебя. Тогда-то Дамиан и предложил в тайне использовать зверобой.

— Хочешь сказать...

Габриэль делает последний оборот бинта вокруг моей шеи и завершает мысль:

— Он бы не стал нападать на тебя как минимум из соображений собственной безопасности. Есть ещё раны?

Мне разом становится плевать на своё истерзанное тело. Становится больно и тошно. Как я могла подозревать Дамиана в таком?

— Он не умрёт? — единственный вопрос срывается с моих губ.

Братья синхронно качают головами.

— У меня есть подозрение, — продолжает развивать мысль Габриэль, потирая ладонью щетину, — что это дело рук Вергилия.

— Он и такое умеет? — истеричный смешок вылетает из груди.

Обнимаю себя руками. Даже с двумя вампирами на моей стороне я не чувствую себя в безопасности.

— Способности Вергилия не знают границ. Ты же медиум, Элизабет, должна помнить, что части наших душ остались у него, и он может управлять ими, как пожелает.

— А ещё Вергилий не из тех, кто спокойно отпускает свою добычу...

Всё ещё стоящий у стены Уильям несколько раз кивает и подаёт голос:

— Если он зациклился на тебе, то ни за что не отпустит.

Превосходно! То, что мне нужно! Дайте два, пожалуйста! Покусываю губу, которая и без того болит, и наворачиваю круги по холлу. Я так боюсь. Боюсь Дамиана, Вергилия, охотников, боюсь потерять Дамиана, но также боюсь попасть в очередной капкан первокровного монстра.

— Мы найдем выход, Элизабет, — заверяет меня Габриэль, но я отчетливо слышу, что он сам не верит в свои слова. — Мы будем стоять за тебя до последнего.

Вновь отдаюсь во власть слёз. Мне нужно покинуть этот проклятый город как можно скорее. Если я останусь здесь, меня убьет моя любовь к Дамиану. Если уеду, сожрёт тоска. Но сейчас я могу только беспомощно смотреть, как моего возлюбленного пожирает тьма. Моё сердце уже полно сожалений, и я не могу представить, сколько ещё предстоит.

И если вдруг перед братьями встанет выбор, защищать друг друга или меня, какую-то девчонку, они выберут первый вариант. Сохранение их тайны всегда будет на первом месте, а все те речи про то, что я часть семьи — не более чем сотрясание воздуха. Решение принято.

— Спасибо вам за всё, парни, — выдавливаю я из себя слабую улыбку. — Но, кажется, пришла пора прощаться. Я уезжаю домой.

— Элизабет, нет! — возмущается Уильям, подходя ко мне. — Не делай того, о чем потом пожалеешь!

Растягиваю улыбку ещё шире и заключаю парня в объятия. Он крепко прижимает меня к себе, словно не намерен никуда отпускать.

— Спасибо за то, что всегда был на моей стороне, Уилл. У меня словно появился брат.

Его тело пробивает мелкая дрожь. Слух улавливает, как он шмыгает носом.

— Per favore...

Нежно отстраняюсь от него и смотрю в глубоко опечаленные глаза. На самом дне этого ледяного айсберга ещё теплится легкая надежда.

— Не нужно, Уилл, я не изменю своего решения.

За эти полгода мы сильно привязались друг к другу. Общие интересы и увлечения незаметно переросли в нечто большее, чем приятельские беседы. Они зародили в нас искреннюю дружбу, которой каждый из нас дорожит и по сей момент.

— Даже если так, знай, без тебя этот дом никогда не будет прежним. — Он не пытается скрыть печаль за напускной улыбкой. Ласково тормошит меня за щеку. — Ты всё изменила, cara Элиза.

Габриэль невозмутимо молчит. Взгляд его мрачнее тучи. Его такое положение дел тоже не радует, но пока он не может собраться с мыслями для напутствия.

Поднимаюсь в свою комнату, чтобы собрать вещи. Главное не начать снова думать о правильности своего выбора. Жизнь у меня одна и ей должно дорожить. Громадными усилиями подавляю не утихающую в голове мысль: я сбегаю из своего дома.

— Элизабет... — слышу позади грустный голос Габриэля.

Он разбивает моё сердце ещё сильнее. Оборачиваюсь к мужчине, попутно убирая ноутбук в чехол. Габриэль стоит в дверном проёме. Руки скрещены на груди, но сейчас этот жест не несёт в себе свойственной ему авторитетности. Он выдаёт свою речь на одном дыхании:

— Прости меня за всё. Я никогда не мог до конца понять тебя, как бы сильно не пытался. Глава семьи из меня никудышный.

— Габриэль, — ласково улыбаюсь и подхожу к нему. — Я тоже никогда не могла понять тебя, но это не значит, что ты плохой человек.

Он не колеблется ни секунды и заключает меня в крепкие объятия. Прижимает мою голову к своей груди и гладит по волосам. Запах ладана, исходящий от его одежды, немного успокаивает. Прикрываю глаза на момент. Его объятия напоминают отцовские. Те, которых мне так не хватало большую часть жизни.

Габриэль оставляет вежливый поцелуй на моей макушке и плавно отстраняется. Этот жест ни разу не интимный, напротив, показывает глубокую душевную привязанность. В глазах его стоят слёзы.

— Не знаю, говорили ли тебе, но ты очень похожа на Виктора. А я всё думал, кого ты мне так напоминаешь.

Не сдерживаю улыбки и смеха:

— Мама постоянно говорит мне это!

Собрав несколько сумок с самыми необходимыми вещами, мы вместе выходим в коридор. Внезапно странный холодок пробегает по спине. На втором этаже показывается фигура Дамиана. Смотрю в дорогие сердцу карие глаза, которые, казалось, больше никогда не увижу.

Моё сердце мгновенно начинает болезненно ныть в груди. Нужно оставаться сильной, поздно давать заднюю. Я люблю его сильнее кого бы то ни было, но я не могу оставаться с человеком, который запросто может убить меня по чужому приказу. Не могу сказать наверняка, в ужасе я, в ярости или просто разбита.

— Не подходи ко мне! — приказываю я, когда он делает шаг в нашем направлении. — Я боюсь тебя!

Лицо Дамиана искажается в гримасе боли, как от хлёсткой пощёчины.

— Ли...

Мой крик разносится звуковой волной по коридору. Скачет от одной закрытой двери к другой.

— Как твоя любовь проиграла твоей жестокости?! Как?!

— Это был не я! — уверяет он, сложив ладони вместе. — То есть... я, но не я! Умоляю, прости меня!

— Со всем должным уважением, Дамиан! — вспыхиваю я и бросаю сумки на пол. — Но я не кусок пирога, который ты можешь выбросить, когда насытишься!

Он срывается и быстро движется ко мне. Мои слова сильно задевают его. Габриэль преграждает ему дорогу, но он ловко проскальзывает вдоль стены.

— Элизабет, поверь мне!

В следующую же секунду Габриэль заворачивает руки брата за спину и пинает его по подколенным ямкам, вынуждая упасть.

— Ты почти убил меня! — верещу я во всё горло. — Если бы не зверобой, ты бы обнаружил мой труп! Ты это понимаешь?!

Оказавшись в таком незавидном положении на коленях, которое в любой другой ситуации он счел бы оскорблением чести и достоинства, Дамиан на вырывается, не делает ничего, лишь с полным мольбы взглядом обращается ко мне:

— Лиззи, любовь моя, позволь мне объяснить...

— Хватит, Дамиан, — обрывает его не ослабляющий хватки Габриэль. Если со мной он был мил, сейчас его обуревает ярость. — Ты её пугаешь.

Я хочу услышать то, что он собирается сказать, пусть это уже и не изменит моего решения. Всплескиваю ладонью и растираю ею глаза.

— Говори, Дэйм.

— Лиззи, ты знаешь, что ты самое ценное, что у меня есть во всём мире. Я бы никогда не посмел сотворить с тобой всего того, что сделал сегодня. Поверь мне, умоляю. Это был не я, меня словно подавили, выпустили всю тьму, которую я не мог одолеть.

Он говорит это при своём брате, стоя на коленях, что ему отнюдь не свойственно. Что-что, а вот слова о любви он не любит кричать при свидетелях. Смотрит на меня жалобными, умоляющими глазами.

— Ты измывался надо мной одному тебе известное количество времени, Дамиан...

— Я знаю, — отчаянно шепчет он. — Разве бы я посмел так поступать в здравом рассудке? Прости меня, прошу. Я готов повторять это бесчисленное количество раз, столько, сколько тебе нужно.

Гулко сглатываю и обнимаю себя руками:

— Это не то, что можно простить просто так...

— Я понимаю тебя, но... Блять! — в бешенстве вскрикивает он. — Я столько лет плевал на всех и вся вокруг, пока в моей жизни не появилась ты! Ты сломала меня изнутри тысячу раз, пока я снова не стал человеком!

Укоризненно качаю головой. Глаза больше не могут держать слёзы внутри. Горячими струйками они бегут по моим щекам, губам, пока не падают с подбородка и не разбиваются вдребезги.

— Ты говоришь, что стал человеком, но это именно ты раз за разом подвергаешь меня страданиям...

— Я не хотел этого! Говорил же, что чувствую неладное!

Усмехаюсь и спрашиваю с издёвкой:

— Значит, теперь это я виновата?

Дамиан злобно сверкает глазами и щурится. Предпринимает неудачную попытку вырваться из хватки брата. Габриэль всё это время молчит, предпочитая не вмешиваться.

— Не перевирай мои слова, Элизабет! Кем я буду, если обвиню тебя?! Я люблю тебя больше кого бы то не было!

Сердце в груди отзывается болезненным покалыванием. Дуюсь и задаю вопрос, который сравним с выстрелом из револьвера:

— Даже больше чем Сабрину?

Дамиан теряет дар речи. Неловкий ёкающий звук вырывается из его груди. Привлекающий внимание кашель Уильяма спасает его от вопроса.

— Не хочу прерывать ваше выяснение отношений, но у нас проблема, — объявляет он и поднимает вверх руку со смартфоном. — Наш горячо любимый папочка не смог дозвониться до Габриэля, но очень хотел сообщить, что подъезжает к городу.

— Блять... — на этот раз вырывается у меня.

— Заканчиваем этот спектакль, — желчно кривится Габриэль и поднимает брата на ноги. — Надо торопиться, Элизабет.

Он не отпускает Дамиана и ведет его вниз, как полицейский пойманного преступника. Осталось только наручники нацепить. Мы все спускаемся в прихожую. Уильям помогает дотащить мои сумки.

— Что происходит, чёрт возьми? — рыпается Дамиан. — Габриэль, отпусти уже, я в порядке!

Мы с Уильямом молчим, ожидая, что старший брат возьмет на себя эту ношу. Он отпускает Дамиана и тот ревностно растирает затёкшие запястья. У Габриэля явные проблемы с тем, чтобы найти подходящие слова. Он даже в глаза никому из нас не смотрит.

— Почему вы все молчите? — бушует Дамиан, поочередно глядя на каждого из нас. — Элизабет, почему здесь твои багажные сумки?

— Я уезжаю... — замогильным шепотом объявляю я то, что каждый боится признать.

— Что? — переспрашивает Дамиан, не веря своим ушам. Подходит ко мне и хватает за руки. — Ты никуда не едешь, Элизабет. Как только этот ублюдок явится сюда, я убью его! Мы все будем защищать тебя! Да, парни? — Он оборачивается к братьям, но не встречает с их стороны ярой поддержки.

— Всё решено, Дамиан. Ты сам просил меня об этом сегодня. Я не позволю вам погибнуть из-за меня. Я не стою этого.

— Не говори так, Элиза! — вклинивается Уильям. — Ты стоишь куда больше этого.

— Флиртуй со своей ведьмой, а? — рявкает на него Дамиан.

— Твоя одержимость выглядит абсурдно... — неприязненно фыркает он в ответ и морщится.

— Хватит! — авторитарный тон Габриэля мигом прекращает все распри. — Ты возвращаешься в Россию завтра же! Эту ночь проведешь в отеле под чужим именем!

— А Вергилий? — издевательски вскидывает бровь Дамиан.

— Я наизнанку вывернусь, но Элизабет здесь не умрёт! Я уже подставил Виктора и мне нет прощения, но его дочь защищу ценой собственной жизни!

— Это абсурд, Габриэль! Она не должна бросать свой дом и сбегать!

Габриэль бьет по брату его же оружием:

— Ты хочешь, чтобы она осталась здесь и завтра же погибла от рук Вергилия?

— Нет! Я просто не хочу, чтобы она пряталась невесть где в ожидании скорой кончины!

— Какое оптимистичное будущее ты описал... — не удерживается от язвительной ремарки Уильям, закуривая сигарету на крыльце дома. — Мечта любого!

— Давай обойдемся без твоих стендапов сегодня! — не без угрозы произносит Дамиан. Он слишком подавлен таким количеством потрясений за сегодня. — Уже поперек горла сидишь, Уилл!

— Правда? — непринужденно затягивается тот и выпускает в воздух колечки дыма. — Я-то думал, это зверобой у тебя поперек горла застрял...

— Заткнулись! — взвизгиваю я. — Оба!

— Мы должны противостоять Вергилию! — не унимается Дамиан, наворачивая круги вокруг меня.

У меня остаётся последний весомый аргумент:

— А потом из этого дома вынесут четыре гроба. Ты этого хочешь?

На это он ответа не находит. Братья молча переглядываются. Очередной немой разговор, в который мне не достается приглашения. Каждая клеточка моего тела надеется, что сейчас они вспомнят о существовании супер-пупер оружия, которым можно убить первокровного. Одно точно: их беспомощный вид меня удручает. Хотелось бы мне стереть печаль с их лиц по волшебству.

Раз я главный герой этой истории, то мне, как и подобает главным героям, нужно чем-то жертвовать. Без жертв главного злодея не одолеть. Поднимаю сумки и с трудом произношу:

— Я уезжаю.

Это решение разбивает мне сердце, но других опций у меня нет. Не хочу подвергать их опасности. Вернусь домой, перееду в другую область и сменю имя в паспорте. Вергилию придется потрудиться, чтобы вновь отыскать меня в огромной стране.

— Нет... — умоляюще протягивает Дамиан.

— Прекрати, Дэйм! — смотрю ему в глаза. — Если я останусь здесь, мы все умрем. Если ты сбежишь со мной, то поставишь под удар своих братьев, и мы всё равно умрем.

Подхожу к вешалке и беру своё флисовое пальто. Обматываю шею нежно-розовым мохеровым шарфом, который Энн подарила на Рождество.

— А твоё представление будущего ещё хуже, чем у него... — фыркает Уильям и тушит окурок ботинком.

— Заткнись, Уилл! — не выдерживаю я и, толкнув его сумками, выхожу на крыльцо.

— Прости, — Он заключает меня в прощальные объятия. — Ты меня в депрессию сведешь, сестрица.

Крепко смыкаю руки на его талии. Мне будет ужасно не хватать такого друга, как Уильям. И такой подруги, как Энн.

— Попрощайся с Энн за меня. И скажи, что мне жаль, что я так резко сбежала.

— Обязательно, — ласково улыбается и хлопает указательным пальцем по моему носу. — Мне будет тебя не хватать, но, надеюсь, однажды мы сможем написать ещё парочку совместных стихотворений.

Мы отстраняемся друг от друга. Со своей прощальной речью уже ждёт Габриэль. Бесцеремонно бросаюсь в его объятия. Как же мне стыдно за всё, что я ему наговорила когда-то. Злоба слепила меня, в то время как он всегда действовал из побуждения защитить меня.

— Хотел бы я, чтобы у нас был другой вариант, — тихо произносит он, сдавливая меня до ломоты в костях. — Прости меня, Лизабет.

Давно я не слышала, чтобы кто-то называл меня так. Для мамы я всегда была Лизой, а вот для папы — Лизабет.

— Я знаю, что ты делаешь это не от большого желания, Габриэль.

— Но я чувствую себя виноватым, — глухо отзывается и опускает подбородок на мою макушку. — Если бы не я, ты бы никогда не знала этого кошмара.

Рычу сквозь стиснутые зубы и легонько стукаю его по спине.

— Никогда больше не думай так. Когда Шарлотта проснется утром, передай ей, что я очень люблю её и скучаю.

Габриэль отпускает меня и дарит нежную улыбку.

— Ты не представляешь, как нам будет не хватать тебя.

Не в силах смотреть на их понурые лица, я отворачиваюсь. Дамиан ждёт меня у подножия лесенки. Его плечи опущены, а взгляд полон отчаяния. Делаю глубокий вдох и задираю голову. Небо затянуто тучами. Не видно ни луны, ни звезд. Лишь темнота. Она как будущее, в которое я собираюсь погрузиться. Оборачиваюсь на братьев и дом, в котором провела полгода своей жизни.

Осматриваю всё в последний раз. Воспоминания всплывают в голове одно за одним: вот мы играем в догонялки с Шарлоттой, вот я танцую в гостиной под аккомпанемент Уильяма на рояле, а здесь я впервые заставила «золотых детишек богатого папочки» взяться за швабры и убраться в доме; в том углу мы с Дамианом целовались, пока никто не видел; и именно в гостиной, пока я корпела над изучением истории Первой Мировой войны, подошел Габриэль и поделился воспоминаниями очевидца тех событий. Даже если я никогда не вернусь, память останется со мной до самого конца.

Слышу шаги позади. Дамиан нежно кладет руки на мою талию и поворачивает к себе. Секунда, и я оказываюсь прижата к его груди.

— Ты же не уедешь не попрощавшись со мной?

— Конечно нет.

— Ты обязательно справишься, штучка, — шепчет он мне на ухо.

— И я обязательно вернусь.

Приподнимаюсь на цыпочки и ловлю его губы в горьком прощальном поцелуе. Закрываю глаза, желая навсегда запечатлеть этот момент в памяти. Пытаюсь плавно отстраниться, но он не дает этого сделать. Сильнее впивается в мои губы с отчаянной страстью. Несмотря на наши заверения, мы можем никогда больше не увидеться. Я позволю себе потратить драгоценные минуты на прощание с любимым.

Он первым разрывает поцелуй и ласково улыбается.

— Если не вернёшься, я океан переплыву и найду тебя. Я люблю тебя, Лиззи.

Во рту пересыхает. Если я начну говорить, то разревусь. Заставляю себя слабо улыбнуться. С самого начала весь мир был против нас. И в этом раунде он победил. Наша любовь признана запретной, невозможной, но я точно уверена в своих чувствах. Никого в своей жизни я не любила так же сильно, как этого безбашенного парня.

— Я люблю тебя, Дэйм. Если всё пойдет наперекосяк, ты же не забудешь меня?

Он обнимает моё лицо руками и касается лбом моего лба.

— Никогда.

— Мне страшно, Дэйм, — говорю искренни, вырисовывая пальцем узоры на его груди.

— Мне тоже. Я боюсь потерять тебя. Никогда больше не увидеть.

Вся моя любовь к нему накатывает волной. Цепляюсь пальцами за его черный свитер, словно от него зависит наше будущее.

— Перестань, — пытаюсь отрезвить его и отвлечь от лишних переживаний. — Не думай об этом. Помни обо мне всё самое хорошее. Договорились?

— Я всегда буду рядом, даже если мы разных континентах. Просто дай мне знак, и я помчусь к тебе через любые преграды. Я буду ждать всю свою жизнь.

Не сдерживаю при себе жалобный всхлип:

— Я ведь человек... когда я умру, ты сможешь заменить меня кем-то другим...

Дэйм целует меня в лоб. В это невинное прикосновение он пытается наперед вложить все свои чувства ко мне, которые больше не сможет показать действиями или произнести словами.

— Нет. Я не смогу забыть и заменить тебя. Мне не нужна столь длинная жизнь, если в ней не будет тебя. — Хватает мой подбородок пальцами и поднимает голову. — Посмотри мне в глаза, Лиззи. Ты со всем справишься. Когда всё уляжется, выпишешь мне приглашение, и я прилечу посмотреть на твою страну.

Отрицательно качаю головой и утыкаюсь носом в его шею. Сладкий запах сандала укутывает. Такой нежный, такой родной и уютный.

— Хотела бы я быть полезной... Иметь возможность противостоять Вергилию. Но я действительной простой жалкий человек.

— Не говори так!

Несколько слезинок скатываются по щеке и мгновенно впитываются в ткань свитера. Пора идти. Краем глаза вижу Габриэля и Уильяма, которые молча наблюдают за нами с крыльца. Дамиан тоже чувствует их взгляды, но не обращает внимания.

— Элизабет... — обращается ко мне Габриэль. — Нам пора ехать. Время на исходе. Вергилий окажется за воротами в любой момент.

— Я люблю тебя, — оставляю последний поцелуй на губах Дамиана.

— Я тоже люблю тебя. Прости, Лиззи, прошу тебя. Я обещаю, всё скоро закончится. Мы уедем, как ты и хотела, будем жить вдвоём. Поедем, куда только пожелаешь.

Его слова приятно обволакивают нутро и дают мне ту силу, о наличии которой я и не подозревала.

— Обещаешь?

— Клянусь!

Габриэль накидывает на себя пальто и идет в гараж, чтобы выгнать машину. Слух улавливает подозрительно знакомый писк, но я не обращаю на него внимания. А затем я слышу хлопки. Гулкие. Звучные. Эхом разносящиеся по всему двору.

В этот момент моё сердце останавливает свою работу. Дэйм болезненно морщится, закусывая нижнюю губу, и крепко прижимает меня к своей груди. Его руки в мгновение становятся ледяными. Клянусь, я не слышу его сердцебиения, настолько оно ослабело. Мы не успели... Стоим, как смертники на эшафоте, прижавшись друг к другу лбами в знак нашего протеста. Даю волю истерике.

Солнце зашло за горизонт. Больше нам ничего не светит. Ни заката, ни рассвета. Наши тени растут, пока мы дрожим и трясёмся. Потерянные. Надежд не осталось. Демон перед нами, слуга ночи, гасит последнюю искру.

— Как чувственно... Элизабет, ты решила нас покинуть? — раздаётся замогильный баритон у ажурных кованых ворот.