Глава 25. Воспоминания, пропитанные ядом

1. Русское местоимение «он» созвучно с английским предлогом места «on» в значении «на».

Этот вечер не предвещал беды. Но порой нашим ожиданиям не суждено сбыться. Они лопаются, подобно мыльному пузырю. И всё потому, что я слышу детский крик в коридоре.

— Элизабе-е-ет!

Ну вот, начинается. Маленькая фурия в слезах с грохотом распахивает дверь комнаты и кидается в мои объятия.

— Элизабет! Дэйм обижает меня!

Вздыхаю с лёгкой улыбкой на губах. Чем я заслужила Шарлотту? С другой стороны, просить Дамиана поиграть с сестрой вместо меня изначально было плохой идеей.

— Что случилось, Лотти? — ласково воркую я, гладя её по голове. Она сильнее прижимается ко мне, утыкаясь носом в мой живот.

— Мы играли в охотников и принцессу. Дэйм был принцессой, — я представляю эту картину: взрослый парень сидит в диадеме с волшебной палочкой в руках. Не сдерживаю тихого смешка. — Он побил всех охотников, хотя принцесса должна была умереть.

Очаровательно... Дамиан на подсознательном уровне ненавидит охотников, как и вампиров.

— Ты должна вспомнить, что твой брат терпеть не может проигрывать.

— Но он был принцессой, а принцесса должна умереть!

У меня волосы встают дыбом. Типичная Шарлотта, и её типичные игры. В её сознание принцессы должны умирать. Не удивлюсь, если бедняжку звали Элизабет.

— Если Дэйм сейчас сидит в твоей комнате в розовом платье, я обязана это увидеть! — с широкой улыбкой заявляю я и подмигиваю, пытаясь успокоить девочку.

Она довольно хихикает, злорадно потирая ладошки. Осторожно отстраняюсь, продолжая заниматься своими делами. Лотти с интересом наблюдает за моими манипуляциями, а потом и вовсе подходит к шкатулке с украшениями, оставленной на столе, внимательно рассматривая содержимое. Зелёные глазёнки загораются восторгом, как у сороки, увидевшей блестящую побрякушку.

— Красивые! — она берёт мои золотые серьги и, подойдя к зеркалу, подносит к своим маленьким ушкам. — Ты отдашь их мне?

Этого стоило ожидать. С тяжёлым вздохом плюхаюсь на стул, созерцая самолюбование маленькой девочки.

— Нет.

— Почему? — интересуется в полнейшем недоумении. Извини, милая, но не всё достаётся тебе по щелчку пальцев. У меня сердце из-за того поросёнка до сих пор болит.

— А ты отдашь мне своего любимого белого кролика? — спрашиваю с хитрым прищуром и забираю серьги из её рук.

— Нет!

— Почему? — повторяю её вопрос точно с такой же интонацией.

— Потому что мне его подарил папа! — заявляет с наездом, будто это самый очевидный факт на всём белом свете.

Сердце болезненно сжимается. Смотрю на серьги в руке, пытаясь подавить приступ внезапно нахлынувшей грусти. Лотти плюхается на мою кровать и принимается махать ногами, ожидая хоть какой-то реакции с моей стороны.

— Эти серьги мне тоже подарил мой папа, — слова звучат более грустно, чем я планировала.

— Он умер? — вопрос, так невинно звучащий из детских уст, ударяет в самое сердце.

Удобнее усаживается на кровати и смотрит на меня. Так пронзительно. По-взрослому. Этот взгляд даже немного пугает. Приводит в ступор. Заставляет почувствовать себя жалкой. Словно это я младше неё на шестнадцать лет. Проглатываю ком и шёпотом отвечаю:

— Да...

— Моя мама тоже умерла, — её слова монотонны, — Я никогда её не видела... — протяжно вздыхает, да так громко, будто может выразить этим вздохом всю свою тоску. — Но папа говорит, что я очень на неё похожа.

— Видишь, у нас куда больше общего, чем ты думаешь, — печально улыбаюсь ей. Детская истерика резко перешла в серьёзный взрослый разговор.

— Габриэль всегда говорит, что ей сейчас очень хорошо, но я всё понимаю. Она просто умерла. Её больше нет. Бух, — сжимает и разжимает маленькие кулачки. — И тебя больше нет. Это так странно.

Слова шестилетнего ребенка, который четко осознаёт понятие смерти, приводят меня в полнейший ступор. Сейчас я даже не знаю, что ответить. Почва уходит из-под ног. Мысли в голове бессвязны. Лотти открыто даёт понять, что за детским личиком скрывается рассудительная маленькая личность. И мы должны считать её равной себе. Не скрывать от неё ничего. Я боюсь представить, когда она успела так быстро повзрослеть. И уж не уверена, хочу ли знать, как она провела первые годы жизни вместе со своим отцом.

— Зачем ты приехала сюда?

Внезапный вопрос вводит в полнейшую прострацию и заставляет съежиться, как от холода. Лотти не сводит с меня взгляда ни на секунду, из-за чего я чувствую себя неуютно.

— Не знаю... — неловко мямлю. — Я хотела изменить свою жизнь...

— Твоя жизнь была плохой, ну, до приезда сюда? — отводит взгляд в сторону, изучая комнату, словно не бывала здесь ни разу.

— Эм... — очередной неловкий вздох вылетает из груди. Не нравится мне, когда лезут в душу. Да ещё и дети. Пусть и рассудительные. — В какой-то степени. Я никогда не чувствовала себя на месте.

— А сейчас? — резко оборачивается ко мне, потирая ладошки о колени. По её личику невозможно понять, какого ответа она ждёт. — Ты счастлива?

Я не задумывалась об этом. Я просто жила. Но раз у меня не возникало такого вопроса, значит, я счастлива, верно? У меня есть Дэйм — моя первая настоящая любовь; Энн — лучшая подруга, которая протянет руку помощи в любых начинаниях (за исключением криминальных); Уилл — настоящий друг, в некоторой степени я бы могла назвать его братом; Габриэль — взрослый и рассудительный наставник, помогающий во всём, он отлично бы вписался в роль отца; наконец, Лотти — маленькая негодница, но я ужасно привязалась к этой избалованной девочке. Все они самые дорогие моему сердцу люди. Не это ли считается семьёй?

— Я чувствую, что у меня есть семья, — лёгкая улыбка скользит по губам. – То, чего мне не хватало

— Но у тебя есть мама, а у меня нет! — обиженно хныкает Лотти, скрещивая ручки на груди. Вот и отключился режим взрослого ребёнка. – Я часто слышу, как ты разговариваешь с ней по телефону! И постоянно говоришь «он», на-русском это значит тоже, что и на-английском?(1)

С видом знатока киваю, стараясь перевести тему:

— У тебя есть отец и целых три брата. У меня же кроме мамы никого не было. И я не росла как принцесса в особняке.

— Поэтому Дамиан любит тебя, — озлобленно фыркает она. — Вы похожи! — обижается и дует губки, хлопая ладонями по кровати в раздражении. Будто я виновата в том, что моя жизнь была, мягко говоря, не сахар!

В надежде смотрю на экран смартфона. Время приближается к шести вечера. Какое облегчение!

— Пойдём, Лотти, время ужинать!

С улыбкой поднимаюсь со стула и направляюсь на выход из комнаты. Лотти бурчит что-то под нос, но спрыгивает с кровати. Весь наш короткий путь до столовой она не перестаёт бухтеть. Клянусь, я слышу её ворчание даже когда разогреваю еду на кухне.

— Ну что не так, Лотти? — устало спрашиваю я, ставя перед ней тарелку с запеканкой.

Она не сразу отвечает. Берёт вилку и агрессивно тыкает бедный ужин.

— Я хочу, чтобы мои братья любили только меня!

— А если у кого-то из твоих братьев появится девушка, что ты сделаешь? — не без иронии интересуюсь, отправляя в рот кусочек запеканки.

Изумрудные глазёнки сужаются в презрении, за этим следует агрессивный удар вилкой по запеканке.

— Они не любят никого, кроме меня!

Согласно киваю. Не стоит отвлекаться от ужина из-за этого. Гиблое дело. В столовую заявляется Габриэль. Готовься, тебя ждёт агрессивная атака.

— Лотти, Элизабет, добрый вечер, — произносит как всегда учтиво и вежливо. — Вы решили не ждать нас сегодня?

— Да, решили не откладывать, — отвечаю с улыбкой. — А...

Лотти вскакивает со стула и подбегает к брату, уверенно упирая ладошки в бёдра. Не успеваю озвучить вопрос, как она принимается атаковать старшего брата.

— Габриэль, скажи честно, я же единственная девочка, которую ты любишь, да?

Габриэль ни разу не удивляется её вопросу, напротив улыбается, присаживаясь перед сестрой на корточки.

— Конечно, Лотти, ты моя самая любимая девочка на всём белом свете.

— Видишь, Элизабет, мои братья любят только меня! — поворачивается ко мне и высовывает язык, пританцовывая на месте.

Не сдерживаю ехидного смешка. Габриэль в недоумении поднимает бровь, по очереди смотря на нас обеих.

— А в чём собственно дело? — усмехается, скрещивая руки на груди.

— Лотти крайне недовольна моим воссоединением с Дамианом. Боится, что я заберу его от вас.

Габриэль начинает смеяться. Его возможно рассмешить?! Подхватывает Лотти на руки и усаживает обратно за стол перед тарелкой.

— Знаешь, Элизабет, я готов на колени встать, только забери его куда-нибудь!

Тут и я не сдерживаю смеха, закрывая ладонью набитый едой рот. Кладу вилку на стол, пока не зарядила ей себе в глаз. Лотти обиженно хмурится, не понимая причины нашего смеха. Даже не замечаю, как к нам присоединяется Уильям.

— Еда сегодня настолько смешная? — недоуменно интересуется он, проходя мимо нас к кофеварке.

— Лотти решила, что Элизабет собирается похитить нас, — вводит в курс дела Габриэль не без иронии в голосе.

— Элизабет? — Уильям поворачивается ко мне с насмешливой улыбкой на губах. — Без шансов, Лотти. Только посмотри, у неё силёнок не хватит.

Не могу не улыбнуться. Эта семейка доведёт меня. Как в довершение картины в столовую заглядывает Дамиан с угрюмым выражением на лице, волосы взъерошены. Боюсь представить, что с ним творила Лотти во время игры.

— Что за хе... — замечает младшую сестру и быстро прикусывает язык. — Что здесь происходит?

Два брата переглядываются и усмехаются.

— Мне надоело, что Элизабет любит тебя! — сердито засовывает в рот кусочек хлеба и продолжает с набитым ртом: — Ты мой брат, только я могу любить тебя!

Дети и логика – несовместимые вещи. Дэйм переводит насмешливый взгляд на меня, а я лишь невинно пожимаю плечами, добивая запеканку.

— Лотти, ты всегда будешь моей дорогой младшей сестрой. Не переживай, — с этими словами подходит к девочке и ласково целует в лоб. На лице такая лучезарная улыбка, что я в этот момент забываю обо всём. — Я очень люблю тебя.

Девочка фыркает, встряхивая головой. Нужно срочно перевести тему, пока эта негодница не разозлилась на всех нас.

— Кстати, парни, вы идёте на фестиваль в университете на следующих выходных? — как бы невзначай спрашиваю я, вытирая рот салфеткой.

***

Новая учебная неделя возвращает всё на круги своя. Разговоры о грядущем предрождественском фестивале не утихают. Пока у меня есть свободное время между занятиями, направляюсь в библиотеку. Местная сессия неумолимо дышит в спину. Меня трясёт от одного этого слова. А вспоминать свою первую сессию в московском университете вообще страшно.

Переступив порог огромного помещения, заполненного книгами, чувствую облегчение. Здесь атмосфера под стать учебному духу, то, что мне нужно! Я сдам эти проклятые тесты лучше некоторых американских студентов! Ничто не остановит меня от подготовки к тестам! Ничего! За одним маленьким исключением... Буквально лоб в лоб встречаюсь с Райаном. Я его не видела неделю и, если честно, предпочла бы не видеть целую вечность. Отступаю на несколько шагов, намереваясь избежать любого контакта, но он ступает в моём направлении. Внутри всё клокочет от страха. Смотрю на его лицо, и, кажется, понимаю, почему его не было в университете так долго. Дамиан хорошенько избил его в прошлый раз. До сих пор отчётливо видно рассечённую губу и синяк в районе носа.

— Мы можем просто поговорить, Элизабет? — спрашивает осторожно, будто боится спугнуть меня. — Элизабет?

И правильно, что боится. Я не перестаю отступать спиной вперёд, пока он неумолимо идёт на меня. Врезаюсь спиной в книжный стеллаж и подпрыгиваю от испуга. Желудок сворачивается в комок. Это больно.

— Смешная шутка, Раймонд! — изображаю максимально нереалистичный, притворный смех. — Ты сумасшедший! После того, что ты выкинул?! — озлобленно рычу на него как запуганная кошка, увидевшая бульдога.

— Я буду ходить за тобой по пятам, пока...

— Пока тебе не врежет Дамиан, — грубо обрываю его. На что ты вообще надеешься, парень. — Синяков мало?

— Пока мы не поговорим, — устало вздыхает, опечаленный такой тревогой с моей стороны. — Дай мне две минуты.

Нет, ты парень без мозгов! Просто оставь меня одну! Хочешь две минуты, будет тебе две минуты. Выуживаю из кармана толстовки телефон и открываю таймер, ставя отсчёт на две минуты. Поняв, что я восприняла его слова буквально, Райан болезненно хмурится, как от пощёчины, и принимается массировать висок левой рукой.

— Ладно, пять минут.

— Пять минут и не секундой больше! — окидываю библиотеку взглядом. Мы на всеобщем обозрении, но и к дальним стеллажам с ним я не пойду. — Пойдём к тем полкам, — указываю на стеллажи, не прикреплённые к полу. Кто знает, вдруг они случайно упадут на него. — Чтобы ты точно не смог ничего выкинуть.

Не дожидаясь ответа, с надменным видом направляюсь к выбранному месту. Райан проклинает меня под нос, но идёт следом.

— Я не собираюсь...

— Ох? Это что-то новенькое! — язвлю я, злобно цокая языком.

Он вздыхает и, обогнав меня, идёт впереди, мимо огромных книжных стеллажей, из-за чего я могу созерцать только его широкую спину. Райан останавливается когда мы остаёмся одни, скрытые от лишних глаз, и оборачивается ко мне с угнетённым видом. Демонстративно поднимаю телефон с таймером. Включаю отсчёт. Поторопись, красавчик.

— Мне искренне жаль. То, что произошло в клубе... — запускает пальцы в волосы. — Не должно было произойти...

— Ах! — наигранно хихикаю. — Неужели ты извиняешься за попытку воспользоваться мной? Может, стоило думать головой, а не членом? —молчит, стойко выдерживая мои нападки и смотря в глаза, а мне так много хочется высказать ему. Знакомое чувство страха и обиды возвращаются с новой силой, напрочь убивая мою решительность. Сжимаю кулаки до онемения пальцев. — Ты очень сильно обидел меня, Раймонд, и я не уверена, что смогу это простить когда-либо.

Кивает. Даже не пытается спорить или отрицать. Какое благородство. Пусть я и вижу некоторые признаки раскаяния в его словах и понуром виде, вдруг он хороший актёр.

— Понимаю... — нервозно теребит рукой замок спортивной куртки. — Мне действительно жаль. Я тогда был очень зол, да и алкоголь дал о себе знать.

— Мне не важны твои оправдания, — произношу ледяным тоном. Ладони начинают болеть от глубоко впившихся в кожу ногтей. Закусываю внутреннюю сторону щеки. — Научись отвечать за свои поступки.

— Я не хочу причинять тебе боль, напротив, я хочу, чтобы ты была в безопасности! — резко заявляет с какой-то живостью и даже пытается сделать шаг ко мне, на что я хватаю с полки жирный том французских стихов.

— Ты серьёзно думаешь, что я поведусь на это? — циничный смешок самовольно вырывается из груди. — Потому что, вспоминая, как ты меня... вот это вот... — Господи, он лапал меня. Инстинктивно сжимаю бёдра. Тогда я слишком много выпила. Встряхиваю головой, отгоняя неприятные воспоминания. Это страшно и больно до сих пор. — Это было жестоко! — меня потихоньку трясёт. Слёзы подступают к уголкам глаз, норовят явить себя напоказ.

— Прости меня за это. Но я не вру. Я не могу оставить тебя одну с этими чудовищами!

Он перестанет называть их так? Называть вампиров вампирами было бы более культурно, что ли. Да и, в конце концов, речь идёт о моей семье!

— Пока что единственное чудовище здесь ты, Раймонд! — гаркаю я, прижимая ладони к бёдрам, растопырив локти. — Нам не за чем тратить время на этот бессмысленный разговор! — плевав, что на таймере осталось ещё пару минут, я отворачиваюсь, намереваясь как можно быстрее прекратить эту душную беседу.

Делаю пару шагов, как он нагло хватает меня под локоть и тянет обратно. По телу проходит разряд тока. Я же серьёзно уроню на него стеллаж. Впиваюсь ногтями в его руку и свирепо отталкиваю от себя. Озлобленно хмурит брови, но больше не пытается коснуться меня, прекрасно понимая, какие «замечательные» чувства я испытываю от этого. Его тёмно-синие глаза смотрят на меня с мольбой. Да что тебе ещё надо?

— Я не собираюсь преследовать тебя, Лиза, и уж тем более домогаться.

— Не смей называть меня так! — вспыхиваю окончательно.

Сокращения моего имена доступны только для друзей. Тебя, Хантер, в этом списке нет. Он вздыхает и лениво облокачивается об один из больших стеллажей. Выглядит измотанным нашей перепалкой. Но продолжает настаивать на своём.

— Ты ничего не сможешь исправить, Элизабет. Они вампиры. И мне реально жаль, что ты попала в центр этого всего... — закрывает лицо ладонями и трёт глаза пару секунд. — Но если ты останешься с ними, то закончится всё тем, что и ты пострадаешь...

Это угроза? Презрительно фыркаю. Смотреть на него тошно.

— Почему ваша семья так оживилась? Мне кажется, Уилкинсоны живут здесь достаточно времени, почему сейчас?

Запрокидывает голову, устремляя взгляд в потолок. Пухлые губы изгибаются в кривой усмешке.

— Моя семья тут не при чём, пусть мы и являемся охотниками. Мы сами решили защищать наш город.

— В числе «Преемников Инквизиции»? — прикусываю язык. В такие моменты я поражаюсь своей наглости. А ведь она действительно может дорогого стоить.

Райан медленно опускает голову, косясь на меня со злобным прищуром. Лицо его мрачнеет в долю секунды. Пальцами начинает нервно стучать по деревянным полкам. Мне становится не по себе. Не совершила ли я ошибку? Щурюсь в ответ, выдерживая его пристальный взгляд, как бы сложно это не было.

— Тебе не следует так громко кричать о них, иначе я не смогу спасти тебя.

Решил поиграть в прекрасного принца? Звонкое оповещение таймера заставляет нас обоих вздрогнуть.

— Твоё время вышло! Пока! — Отключаю сирену и отворачиваюсь от парня. Чёрта с два я буду и дальше слушать его.

— Если понадобится помощь, не бойся обратиться ко мне, — не делает и шагу от стеллажа, напротив, скрещивает руки на груди с тяжёлым вздохом. — Обещаю, я не посмею тронуть тебя. — Слова звучат искренне. Относительно. Или это мне хочется, чтобы они звучали искренне. Он тот ещё кот в мешке. Сначала... делает то, что делает, а теперь предлагает помощь.

Лишь я выхожу из укрытия между стеллажами, как вижу Дамиана. Взгляд золотисто-карих глаз устремлён на меня, сжигает дотла. Он в палящей ярости. Сжимает кулаки, без того бледные руки белеют, и презрительно фыркает. Он слышал весь разговор? В таком случае не знаю, кому лучше бежать: мне или Райану. Ревность Дамиана выходит за любые рамки, ломает любые границы. Не успеваю подойти к нему, как он отворачивается и спешно покидает библиотеку, не сказав мне ни слова. Чёрт...

Боковым зрением замечаю Хантера, вышедшего из-за стеллажей. Не побоялся попасть под раздачу. Обессиленно плюхаюсь на ближайший стул и закрываю ладонями лицо, испуская жалобный вой. Почему он ушёл вот так? Обычно он первый на очереди, чтобы врезать Райану. Что случилось сейчас? Он приревновал? Но во время разговора я не дала ни единого повода!

— Элизабет.

Убираю ладони от лица, смахивая выступившие слёзы. Тень Райана падает на меня, словно ограждает от лишних взглядов. Поднимаю на него полный ярости взгляд. Он совсем понурый. Хмурится, уголки губ опущены.

— Вот что ты опять натворил, Раймонд! — запальчиво вскрикиваю я, ударяя кулаком по столу. Взгляды всех посетителей библиотеки тут же падают на меня.

Он не ждёт от меня чего-то ещё. Ничего не говорит. Молча отворачивается и уходит. Пусть с этого момента он оставит меня в покое! Озлобленно сжимаю смартфон в руке. Нужно позвонить Дамиану. Набираю номер, прикладывая телефон к уху. Унылые протяжные гудки. Никакой реакции. Очевидно, он не собирается разговаривать со мной. Сделаю проще, отправлю сообщение: «Дэйм, что на тебя нашло? Почему ты ушёл?»

Жду. Даже не читает. Сердцебиение учащается. Я боюсь, что он снова проигнорирует меня и оставит в этом подвешенном состоянии до личной встречи. Экран смартфона загорается в руках. Дамиан. Выдыхаю с облегчением. Вот только от его сообщения на душе становится тяжелее: «Поговорим дома».

Что? Это всё, что он может сказать? Я даже примерно предположить не могу, каким будет предстоящий разговор! Опечаленно вздыхаю.

Чертовы вампиры! Порой я задумываюсь, что лучше бы всего этого не существовало в природе. Тогда бы Дамиан и я были счастливы! Не было бы никаких проблем с Габриэлем, с охотниками на вампиров. Да даже Вергилий Уилкинсон стал бы лёгким препятствием. Впрочем, нет. Мы бы не были вместе. Дамиан бы умер ещё пятьдесят лет назад. Ладно, у вампирского яда есть свои плюсы. Это настоящее чудо.

После занятий Дамиан меня, ясное дело, не ждёт. И раз проблема с Райаном относительно решена, я отправляюсь домой самостоятельно, как взрослая девочка. Вздрагиваю от каждого шороха, но успешно выполняю свою миссию. Самое страшное впереди. Дамиан и я должны поговорить, вот разве что у меня плохое предчувствие насчёт предстоящего разговора. Машина на парковке. Значит дома. Пробегаюсь взглядом по окнам. Чёрт, наши окна выходят на сад!

На трясущихся ногах захожу в особняк. Он должен быть в своей комнате. Отлично, серьёзный разговор в его комнате, это хороший или плохой знак? Вообще, я себя просто-напросто накручиваю. Я не сделала ничего плохого.

Нахожу Дамиана лежащим на кровати. Уставился в пространство впереди себя и не шевелится. Грудь почти не вздымается от дыхания. Чувствую, он глубоко обеспокоен. Комната погружена в полумрак. Даже не потрудился включить свет. Впрочем, он ему не нужен. По рабочему столу разбросаны открытые книги и тетради с конспектами. Весь этот хаос отражает его душевное состояние и даже пугает.

Я сажусь рядом с ним и беру его за руку. Вздрагивает, лениво переводя взгляд на меня. Он даже не заметил, как я вошла в комнату. У меня сердце в горле стоит и бьётся в бешеном ритме, а он не услышал. Смотрит на меня нежным взглядом с тоской, будто потерял что-то. Или может потерять...

— Что с тобой, Дэйм?

Усмехается.

— Ничего. Всё просто чудесно.

Сарказм в голосе не убедит меня.

— Поговори со мной. Я вижу, что тебя что-то гложет, и я знаю причину.

Смотрит в потолок и устало вздыхает, словно моё присутствие раздражает его.

— Я же сказал, всё в порядке, — произносит резким тоном, из его уст фраза звучит коротко и быстро, он отмахивается от меня и моих переживаний.

Я в замешательстве. Так нагло он ещё никогда не врал.

— Не хочешь разговаривать со мной, не разговаривай. Но и врать мне не надо.

— Хорошо, — потирает пальцами переносицу, как признак полнейшего утомления. — Закрыли тему.

Я не знаю, как себя вести. Мне кажется, я снова имею дело с тем самым Дамианом Уилкинсоном: неприятным типом, противным и заносчивым. Он даже во время нашей разлуки не всегда был таким. Поэтому проблема действительно есть. И эта проблема Райан. Я хожу по тонкому лезвию.

— Я не знаю, чего хотел добиться этот придурок. Может запугивать меня вампирами сколько душе угодно, я не поведусь на провокацию.

Дамиан молча наблюдает за мной без единого звука. Наконец потягивается на постели, подпирая затылок руками. Устремляет взгляд в мои глаза, будто пытается прочесть душу. Мне становится неуютно от такого. Дэйм, не надо. Но нет. Он снова абстрагируется от меня. Нервно сглатываю. Да что с ним? Он ведёт себя странно.

— Я думал, что мы закрыли эту тему.

Вот так ты со мной разговариваешь. Хорошо!

— Какие у тебя планы на завтра?

— Пока никаких, — отвечает абсолютно беспристрастным тоном, как машина.

Мог бы проявить хоть немного жизненной активности. У меня ощущение, что я разговариваю с мертвецом.

— Я подумала, что мы можем встретиться вчетвером: Уильям, Энн, ты и я. Так скажем, отпраздновать возрождение наших отношений.

Он угрюмо смеётся и качает головой. Уже прогресс. Закидываю ноги на его кровать, притягивая к себе колени и ставя на них подбородок.

— Плохая идея.

— Почему? — спрашиваю таким же безразличным тоном. Может, хоть это тебя растормошит.

— Ты нормальная или нет?! — буквально гаркает на меня. Почти падаю с кровати, успевая вовремя схватиться за простыню. Мои глаза широко распахнуты. Такой резкий тон пугает меня. — Что с тобой не так? — спрашивает более спокойно, досадливо щурясь. — Чёрт, это ошибка!

Я полностью опустошена. Он снова заводит свои речи про «ошибку».

— Кажется, мы уже проходили это, нет? — глаза на мокром месте.

Сдерживаю слёзы, не хочу показаться слабой в его глазах. Пусть мне будет больно. Не привыкать. Я и в самом страшном кошмаре представить не могла, что он будет вести себя со мной вот так. Снова!

— Ты никогда не задумывалась над тем, что мы поторопились? —вопрос звучит слишком буднично, словно Дэйм задаёт его каждый день. Встаёт с кровати и, не глядя на меня, подходит к окну. Плечи понурены, походка неуверенная. Что с тобой, любимый?

— Возможно, но если ты спросишь, жалею ли я об этом, то мой ответ — «нет». А вот жалеешь ли об этом ты? — поражаюсь внезапному приливу силы духа.

Он не отвечает на вопрос, но я в этом и не нуждаюсь, прекрасно знаю ответ.

— Как бы я не пытался, я не смогу дать то, что нужно тебе. Со мной ты обречена быть во тьме. Пойми, наконец.

Закатываю глаза в попытке подавить поток слёз. С силой сжимаю простыни, чтобы не закричать.

— Зачем ты говоришь это? — обращаюсь к нему с мольбой. — После всего пережитого мы имеем право на любовь.

— Хантер прав, — выстрел в лоб. Добивающий. — Мы вампиры, а ты человек, не монстр.

— Ты тоже не монстр, Дамиан! — запальчиво взвизгиваю я. Грудь тяжело вздымается и опускается. Он доведёт меня.

— Ты уверена в этом, Лиззи? — криво усмехается. — Мы питаемся кровью, стареем в разы медленнее людей, — чеканит ледяным тоном. — Чёрт! — стягивает с себя футболку и показывает рукой на колотый шрам внизу живота. — После таких ран не выживают! Разве это не характеристики монстра?

Поверить не могу, что он так говорит о себе. Я знаю, что он не любит вампиров, но неужели он ненавидит и себя? Но почему? Что ещё ты скрываешь от меня, Дамиан?

— Если бы я считала тебя или твоих братьев монстрами, разве бы я не сбежала? Разве бы я боролась за нашу любовь? — слёзы скатываются по щекам и больше не подвластны моему контролю. — Я не понимаю, почему ты столь внезапно начал вести себя вот так...

— Я долгое время жил во тьме, — произносит отстранённо. Холодно. Равнодушно. — Я привыкал к ней, и, в конце концов, тьма стала моим миром. И я буду тянуть тебя в эту тьму.

— И что с того? — неожиданно спокойно спрашиваю я. — Не в этом ли самый смак? Сражаться за то, что не достаётся легко. Ты можешь отбросить надежду на своё счастье, Дэйм, но я не стану. Не брошу тебя, потащу за собой через все круги Ада.

— Уже тащишь... — буркает он. Оскорблённо щурюсь, скрещивая руки на груди. Задумчиво качает головой с насмешливой ухмылкой перед тем как холодно и отрывисто рассмеяться. — Смешная ты. Думаешь, я этого стою?

Он бьёт меня прямо в сердце. Я в бешенстве! После того, как мы сделали первый шаг в новую жизнь, он даёт заднюю и делает два шага назад! Как мы можем идти дальше, когда один из нас панически возвращается обратно? Хватит издеваться надо мной!

— Нет, вообще-то! На данный момент ты не стоишь ни цента!

Очевидно, это задевает его самолюбие. Рывком приближается ко мне и с грозным оскалом шипит, намеренно показывая клыки:

— Говорил же тебе найти нормально парня! Но нет, ты и тут пролетела! Тебя чуть не изнасиловали!

Это удар ниже пояса. Он зашёл слишком далеко. Мне больно от несправедливости его слов. Качаю головой, опуская взгляд. Нет сил смотреть в эти бесстыжие глаза. Замахиваюсь и отвешиваю ему пощёчину. Не пытается увернуться. Отворачиваюсь и, не оглядываясь, спешу выбежать из его комнаты.

— Лиззи, прости!

Хлопаю дверью перед его носом. Я слишком подавлена. Добежав до своей спальни, я со всей дури хлопаю дверью, и вещи на столе ходят табуном. Падаю на кровать и сворачиваюсь калачиком. Даю волю слезам. Прижимаю к лицу подушку и не сдерживаю своего отчаяния. Конечно, всё дело изначально было в Райане. Дамиан злится на себя за то, что потерял контроль и раскрыл свою семью, что допустил тот инцидент со мной. Винит себя за ужасающие события той ночи, которые всегда будут неотступно следовать за ним.

Открываю глаза всё тем же вечером, не сразу понимая, что рыдания вымотали меня и заставили провалиться в мир грёз. Тру глаза, пытаясь отойти ото сна. Проклятые линзы, спать в них настоящая пытка.

Мой инстинкт самосохранения спонтанно обостряется. Я чувствую чьё-то присутствие в комнате. Меня пробивает мелкая дрожь. Сажусь на кровати и оглядываю комнату. Силуэт Дамиана, сидящего на моём подоконнике, замечаю почти сразу. Он в том же виде, как и когда я убегала из его комнаты. Думает, что если будет без футболки, то я сразу растаю? Я раздражена и озлоблена. Не собираюсь облегчать ему задачу. Пусть помучается.

— Пошёл вон, — приказным ледяным тоном требую я на русском языке. Вот и выкручивайся.

— Извини, — вижу коронную ухмылку, когда включаю прикроватный светильник. — Не могу.

— Что ты здесь забыл? — чеканю презрительным тоном. — Тебе не рады в этой спальне.

Кончики его губ приподнимаются в разочарованной улыбке.

— Ты проспала ужин. Лотти расстроилась.

— Нужно было сказать сестре, что её брат идиот, который отказывается от своего счастья.

Циничный смешок в ответ. Проводит рукой по своим светлым волосам и принимается расхаживать взад-вперёд перед моей кроватью в задумчивости. Отлично понимаю, как ему трудно быть откровенным о своих чувствах, даже со мной.

— Видимо, опция счастья для меня недоступна! А у тебя всё впереди. Я хочу защитить тебя от себя, от своей семьи, от этого проклятого города!

Делаю несколько коротких вдохов. Мне нельзя закипать.

— Тебе не кажется, что уже поздно волноваться об этом? — не сдаюсь и иду напролом. Можешь переходить хоть на французский, но я не буду разговаривать с тобой на английском.

— Я понял, что мы свободны в своих действиях, и это пугает меня. —Поворачивается ко мне и перестаёт наворачивать круги по спальне. Взволнован. Раздувает ноздри то ли от злобы, то ли от расстройства. — Если я создан для тьмы, то ты для света, Лиззи.

Поднимаюсь с кровати и подхожу к нему. Наше дыхание смешивается. Возникает притяжение. Тело само тянется к нему. Обнимаю его крепко-крепко. Утыкаюсь носом в грудь. Большие ладони обнимают мою спину, прижимают к себе. Его колотит мелкая судорога. Ладно, сдаюсь. Английский так английский.

— Ты хороший парень, Дэйм. Вот бы и ты поверил в это.

Зарывается носом в мои волосы и опечаленно шепчет на грани слышимости:

— Всё время я приносил тебе только проблемы. Я всем приношу только несчастья...

— Ты спасал меня ни счётное количество раз. Даже тогда в переулке с Райаном. Разве этого недостаточно?

Молчит. Нежно целует в висок. Никогда не думала, что он может быть таким потерянным, таким неуверенным в себе. Он создавал свою личность и модель поведения на протяжении многих лет, неудивительно, что сейчас ему сложно показать истинного себя.

— Дэйм, пожалуйста, поверь мне, — ласково шепчу со слабой улыбкой на губах, обнимая ладонями его лицо. Глажу по щеке. Мне больно от печального огня в глазах цвета янтаря. — Потому что я верю тебе.

— Я ужасно боюсь причинить тебе боль! — устало выдыхает он, и я чувствую всю его боль и отчаяние.

— Из-за Сабрины?

Вздрагивает, закрывая глаза. Немного отстраняется, но я отлично всё понимаю. Он не забыл её даже спустя пятьдесят лет.

— Да, — выдыхает и падает на мою кровать, запуская пальцы в волосы. Опускает голову, чтобы я не могла увидеть его лицо. — Я не говорил тебе об этом, но в ту ночь, когда ты боролась за жизнь, истекая кровью, я искренне думал о том, чтобы обратить тебя в вампира. Но вспомнив, что случилось с Бриной... — поднимает на меня взгляд полный боли и чего-то ещё. Ненависти. К самому себе. — Я просто не смог бы... Я просто смотрел, как ты умираешь! — звонкий шлепок. Бьёт себя по бёдрам. С силой закусывает губу.

Сажусь рядом с ним, что-то ласково воркуя. Медленно опускаю голову на его колени, чтобы видеть лицо. Хмурится. Уголки глаз подрагивают.

— Дэйм. Это не твоя вина... — осторожно кладу руку ему на щеку. Боюсь, что он оттолкнёт меня. — Ты сделал лучше для неё...

— Я убил её! Убил! — запальчиво кричит он, закрывая лицо ладонями. — Вот этими руками! И тебя могу убить!

Это как разговаривать со стеной. Но одну стену я разрушила, пусть и костяшки сбиты в кровь. Не остановлюсь. Буду разрушать стену за стеной до последнего вздоха.

— Вся моя любовь принадлежит тебе. Моя жизнь принадлежит тебе. Я даю тебе силу, способную уничтожить меня, и не боюсь ни капли. Кто спасёт моё влюблённое сердце, если не ты?

Поднимаюсь, обнимая его шею кольцом. Чувствую, как напрягаются мышцы под моими руками. Его дыхание прерывисто. Глаза горят, горят любовью и обожанием. Пусть это будет немного нечестно с моей стороны, но на войне все средства хороши. Касаюсь его губ в лёгком поцелуе, слегка прикрыв глаза. Сначала не двигается, но потом отвечает с диким желанием.

— Снова играешь с огнём, Элизабет, — шепчет в губы. Кусается. — Ведь обожжешься.

— Я люблю играть, — томно шепчу, углубляя поцелуй. Наши языки вступают в страстный танец, касаясь друг друга, облизывая.

— Мне не убедить тебя в том, что игра с вампиром опасна? Ты же любишь рисковать, — с диким остервенением впивается в мои губы. Сминает. Нагло прикусывает мой язык зубами, заставляя глухо простонать. — Поцелуй вампира, вкус опасности, — усмехается, прижимая моё тело к своему.

Лукаво улыбаюсь в ответ, не желая прерывать наш поцелуй и те чувства, которые взрывной волной пробуждаются во мне. Сладкая дрожь от холодных прикосновений. Одна из причин, по которой я его люблю — мне всегда хочется согреть его.

— Делай, что хочешь. Но ты навсегда обречён быть моим. И только моим.

Отрываюсь от него. Дыхание сбито напрочь.

— Бывают наказания и похуже тебя.

Обиженно дую губки. Смеётся своим раздражающим смехом, как и всегда, когда ухитряется подшутить надо мной. Не дожидаясь больше ни секунды, хватаю его за плечи и тяну на кровать. Охотно подаётся вперёд. Обнимает без малейшего сопротивления и укутывает в одеяло, укладываясь рядом. Так мы лежим несколько долгих минут, смотря друг на друга без лишних слов. Они здесь не нужны.

Наслаждаюсь его заигрываниями с моими волосами. Никогда не устану от наших моментов. Эти мгновения будто вне времени и пространства. Мне не хватит вечности, чтобы показать свою любовь к нему.

— Я слишком сильно люблю тебя, Дамиан, — слова сами вырываются из груди, не могут больше сидеть в груди.

— Любви не бывает много, — улыбается, слегка щёлкая меня по носу. — Не хватит лексического запаса всех известных мне языков, чтобы описать мою любовь к тебе.

Дыхание перехватывает от нежности произносимых им слов. На глаза наворачиваются слёзы радости. Почему мы не встретились раньше? Всё было бы лучше для нас обоих. Или нет? Судьба распорядилась так, что мы должны были встретиться именно сейчас. Теперь у меня новая жизнь. Здесь. И то, что было в Германии и России кажется таким далёким и неосязаемым.

— Как прошло твоё детство? — осторожно спрашиваю я. Главное не наступить на мину.

Взгляд мрачнеет, но он слабо улыбается.

— Ничего интересного. Знаешь, жизнь вампира более насыщена на события.

Открыто переводит тему. Поняла. Не лезу. Чмокаю его в щеку в качестве извинения.

— Не боишься, что когда-нибудь люди узнают правду? Или в этом подсобят Инквизиторы?

— Вергилий следит, чтобы этого не случилось. Поэтому ты должна держать рот на замке.

— И что он обычно делает с теми, кто узнаёт?

Он неохотно пожимает плечами и переводит взгляд в потолок.

— Мы не задаём лишних вопросов, но их явно ожидает печальный конец.

Меня пробивает судорога. Это не укрывается от внимания Дамиана. Просовывает руку под мою поясницу и притягивает к себе.

— Меня тоже ожидает печальный конец? — вопрос звучит слишком мрачно, будто надо мной уже нависает смерть и тянет свои костлявые руки.

— Я единственный, кому позволено убивать тебя, — широко улыбается. Хлопаю его по рёбрам, и он даже жалобно стонет. Пусть поймёт, что я думаю о его шутке. — Ты медиум, так что у тебя иммунитет на запреты нашего мира, ведь ты его часть.

Смеётся и нежно целует меня в лоб. Надеюсь, в будущем у нас будет больше таких вечеров.

— Ты боишься, штучка?

— Боюсь, — отвечаю честно.

— Я никогда не позволю Вергилию добраться до тебя. Никогда.

Обнимает меня и жадно притягивает к себе. Утыкаюсь носом в его шею, вдыхаю его запах с сладкими нотками сандала. Моя потребность в нём неутолима. Сердцебиение непроизвольно учащается. Он чувствует это и улыбается. Наслаждаюсь каждым его прикосновением. Получаю лёгкий удар током от каждого контакта наших тел. Водит пальцами по моему телу, выводя каждый изгиб. Люблю, когда он так балует меня. Не остаюсь в стороне. Вырисовываю странные символы на его груди, на мышцах пресса с рассчитанной мягкостью. Мы тихо смеёмся от нашей новой игры. Его желание разливается по каждой клеточке моего тела. Прижимает меня к своей груди и, похоже, не намеривается отпускать. Он единственный во всём мире, кто заставляет меня почувствовать себя нужной. Его способ заботы обо мне особенный. Только его. Только для меня.

— Я люблю тебя, Элизабет.

Он горячо целует меня. Я под его чарами. В очередной раз. Сдаюсь и страстно отвечаю на поцелуй, отчаянно цепляясь за его шею руками, будто от этого зависит моя жизнь. Никому и ничему не позволю отнять его у меня. Дамиан укладывает меня на свою грудь и воркует что-то на ухо, помогая отогнать все тревоги и волнения. Время от времени целует пряди волос и сладким томным голосом шепчет нежности на ухо.