Глава 22. Дамиан и его искупление

1. Сокращение от имени Дамиан, которое используют персонажи – Дэйм (Dame), созвучно с английский ругательством «чёрт» – «damn»

По привычке отбив три удара в дверь, захожу в комнату штучки в томном предвкушении. Как же я скучал по нашим вечерам в коттедже! Уже представляю, как прижму её к себе, как осыплю её шёлковую кожу поцелуями... но...

Она даже не видит меня. Стоит у зеркала, бледна, как фарфоровая кукла. Обнимает себя руками, глядя на своё отражение в том самом платье, в котором не так давно сбегала от меня в клуб с Хантером. И мы оба хорошо помним, чем всё закончилось.

— Элизабет... — осторожно зову её, подходя со спины. Она остаётся без движения. Аккуратно кладу ладони на её тонкие плечи. Наблюдаю колющую боль в её пустом взгляде, так нелепо прикованном к зеркалу. — Что случилось?

Она не сразу даёт ответ. С трудом втягивает воздух через нос и на выдохе едва слышно отвечает:

— Ничего, всё в порядке.

— Элизабет, не ври.

— Прости. Всё хорошо, правда. Я... — закусывает губу, отводя взгляд от зеркала и наших отражений, — я просто не знаю, что со мной.

Сам с трудом выдыхаю. Горло сковывает давящее чувство, что больно поглощать столь необходимый для жизни кислород.

— Иди ко мне. — Разворачиваю её лицом к себе и прижимаю к груди. Жду, когда её руки окажутся на моей спине, но они продолжают безжизненно болтаться вдоль тела. — Не молчи, когда тебя что-то тревожит. Я всегда выслушаю и постараюсь помочь, — лукаво улыбаюсь и приподнимаю девичий подбородок, вынуждая посмотреть мне в глаза. — А теперь снимай это платье, надевай джинсы и тёплый свитер.

Она слабо улыбается в ответ и тут же снимает с себя платье, с особой яростью швыряя его к двери ванной комнаты. Такое зрелище мне куда больше по душе. Приятная женская фигура, красивое нижнее бельё. Будь моя воля, я бы остался с ней здесь. Но сейчас не то время, и совсем не те обстоятельства.

Даже в джинсах и мешковатом свитере Элизабет не теряет своей женственности и очарования. Мне абсолютно не важно, что она надевает. Я люблю её любой. Своего маленького ангела с ржаными волосами и голубыми глазами.

Распахиваю настежь окно и, взобравшись на подоконник, протягиваю ей руку:

— Позвольте вашу прекрасную ручку, mademoiselle, — заканчиваю с намеренно французским акцентом. Из всех иностранных языков французский был одним из первых, и временами меня самого раздражает, как я вставляю его в свою речь.

На смену разочарованию голубые глаза вспыхивают прежней любовью. Пылким обожанием. Манящим и обжигающим. Элизабет деловито откидывает волосы назад и без малейших сомнений протягивает руку. В этот раз наблюдает за нашим маленьким путешествием вниз. Даже не жмурится и не закрывает глаза ладонями. Я совершенно спокойно скольжу по наклонному карнизу и, оказавшись на краю, прыгаю. Чувствую, как ёкает сердце Элизабет в этот момент. Ей не стоит забывать, что гравитация работает для всех одинаково.

Слегка согнув колени, приземляюсь на газон, ни на секунду не расслабляюсь. Оцениваю обстановку, с опасением глядя в окна особняка, чтобы в следующую секунду сорваться с места и скрыть нас в тени сада. Всё это время её горячее учащённое дыхание щекочет мне шею. Самообладание висит на волоске. А она ведь так любит играть со мной.

Намеренно начинает целовать шею, мучительно медленно проводя языком по сонной артерии. Знает, что это моё слабое место. В ответ на ласки не сдерживаю сжатый вздох. Тут же опускаю Элизабет на ноги и хватаю сладкие губы своими, не давая сказать ни слова. Элизабет ловко отступает назад и игриво грозит пальцем, неодобрительно причмокивая. В удивлении склоняю голову набок. Не этого она от меня хотела?

Мне не остаётся времени на раздумья, потому как моя штучка срывается с места и, безудержно хохоча, тем самым распугивая всю спящую живность, бежит к озеру у коттеджа. И таким теплом её смех отдаётся в моём израненном сердце, что я не слышу других звуков. Будто весь мир замолк, и остался лишь её счастливый смех. И я согласен слышать его вплоть до скончания времён.

Не медлю и пускаюсь в погоню. Теперь понял. Маленькая штучка хочет поиграть в догонялки. Играю с ней в поддавки, позволяя бежать впереди. Из-за смеха её дыхание быстро сбивается и с каждым метром она бежит всё медленнее и медленнее. Но не сдаётся. Упрямая.

В последний момент сносит крышу, и я с лёгкостью обгоняю её, позволяя врезаться в себя. Хватаю за талию и начинаю кружить как маленькую девочку. Она и так маленькая девочка, на чью голову свалились огромные трудности.

— Нет спасения моей маленькой штучке! — радостно смеюсь, тяжело дыша, и она продолжает хохотать со мной.

— Уверен? — пытается улизнуть, но куда ей тягаться с вампиром.

В мгновение ока бросаюсь на неё и блокирую путь к отступлению широкими плечами. На миг взгляд растворяется в её взгляде. Что-то есть в нём таинственное и загадочное, будто в глубине небесной чистоты глаз пляшут языки пламени.

— Это очевидно!

Элизабет качает головой и медленно идёт к озеру. Наблюдаю за ней, как она подходит к берегу, как, не боясь испачкаться, плюхается на землю. Сегодня она не хочет страсти. Она хочет тишины и покоя. Наконец-то отвлечься от суеты, устранить кашу в голове. В этом она похожа на Уильяма.

Иду следом за ней, и с каждым шагом мне открывается нечто новое. Начиная с ровной глади воды, в ночное время напоминающее сделанное мастером зеркало. За свою жизнь я мало когда так обращался к природе, концентрировался на окружении. Вся моя жизнь полнейшая суматоха, но сейчас я хочу взглянуть на этот мир глазами той, кого люблю.

Сажусь на холодную землю рядом с ней, пытаясь проследить отстранённый взгляд.

— Такое спокойное... — едва различимым шёпотом. — Тихое и мирное... — от ностальгии в сладком голосе по спине проходит дрожь.

— Днём здесь тоже красиво, — неуверенно подаю голос, отчего-то боясь испортить столь волнительный момент, — но сейчас особенно.

Водную гладь освещает полумесяц и звёзды, а дальше, за ним, в ярком ночном свете купается панорама леса и гор. Тумана сегодня почти нет, так что можно отчётливо видеть, как волнуются оголевшие ветви деревьев и ярко-зелёное «оперение» елей. Жаль, что сейчас не увидишь маленьких светящихся мотыльков. Зато отовсюду слышится шум ночных птиц. Лес кажется живым существом — загадочным, скрытным, но мирным.

Стягиваю с себя кроссовки вместе с носками и ногами нарушаю ровную гладь воды. Элизабет тихо хмыкает, наблюдая моё дурачество. Дело пары секунд — и мы оба баламутим холодную воду голыми ногами.

— Простынешь, глупая, — шепчу я и тяну её к себе. Укутываю в объятия.

— С тобой не простыну, — ехидно посмеивается, поднимая на меня горящий взгляд. — Ты ведь этого не допустишь?

— Ни за что на свете.

Тянусь к её губам, но вместо сладкого поцелуя получаю порцию брызгов в лицо и едкое хихиканье.

— Ах ты..!

— Кто я? — продолжает выводить меня из себя, обнажив кривую улыбку, которую обычно делает во время ссор. — Давай, не молчи.

Мне не нужно много времени для ответа. Усаживаю Элизабет себе на колени, согреваясь от тепла её тела.

— Моя самая любимая, прекрасная и неповторимая. Абсолютно неподражаемая.

Элизабет корчит такую гримасу, словно перед ней какой-то слизняк. Кладёт ладонь мне на щеку и отворачивает моё лицо от себя.

— Фу, Дэйм, ты не умеешь подлизываться!

— У кого-то настроение меня побесить? — спрашиваю с хитрым прищуром, надевая кроссовки обратно. — Я тут в комплиментах рассыпаюсь, а она лицо воротит. — Хватаю её под зад и поднимаю на руки, направляясь в сторону коттеджа. — Ты замёрзла, мы идём греться.

В этом уютном месте, которое мы с ней облюбовали, всё кажется куда более тёплым и родным, нежели особняк в полукилометре отсюда. И диван, и камин, который я заботливо затапливаю для Элизабет, и даже торшер, что однажды пал жертвой под тяжестью девичьей блузки.

Элизабет плюхается на диван, игриво маня меня пальцем. Снимает с себя свитер, на что мне остаётся только довольно присвистнуть. Медленно, гладя себя по животу, поднимается выше, и кладёт ладони на груди. Нежно сжимает. Проводит подушечками пальцев по затвердевшим соскам через сетчатую ткань белья и начинает часто дышать.

Последние капли терпения иссекают у обоих. Делаю рывок и прижимаю к себе полуобнажённое тело. Руками хватаю за волосы и впиваюсь в губы. Яростно и жёстко. С языком. Дикое ощущение от прикосновения к её телу. Делаю пару движений, вызывая эффект трения наших тел друг о друга и вырывая из её груди громкий стон.

Со всем терпением, на которое только способен, блуждаю холодными руками по плоскому животику. Малейшее прикосновение к разгорячённой коже вызывает дрожь по всему телу. Накрываю ладонями груди, жадно сжимая. Кровь закипает в жилах, дыхание само собой становится прерывистым. Мои губы везде: живот, шея, скулы.

Элизабет с удовольствием вздыхает и молит о продолжении:

— Дэйм... не останавливайся...

Надменно усмехаюсь, ощущая, как дрожит тело подо мной от удовольствия. Смотрит на меня, полузакрыв глаза. Она такая красивая. Я так обожаю её мягкие волосы, от которых пахнет малиновым шампунем.

Нарочито медленно продолжаю исследовать её тело в качестве наказания. Осторожно стягивая джинсы. Я изнемогаю от того, как сильно хочу её. Лиззи притягивает меня к себе и целует с пожирающей страстью. Обнимаю её и отвечаю с той же жадностью. Не может насладиться тем, как я схожу с ума из-за неё, как становлюсь то нежным и осторожным, то страстным и грубым. Ласки становятся более интенсивными, губы более требовательными.

— Я скучала, — слова произвольно вырываются из груди, пока я задыхаюсь от дурманящего контакта с ней.

— Я тоже, малышка.

Поцелуи с губ переходят на щёки, шею и, очертив языком ареолу затвердевшего соска, спускаются по животу вниз, остановившись лишь у края ажурной серой ткани. Довольно улыбнувшись, цепляю тонкую резинку и медленно стягиваю бельё. Медленно провожу рукой по горячей коже и осторожно касаюсь пальцами. Делаю круговые движения, хочу заставить её пострадать подольше. Из груди вырывается жалобной стон, и она прогибается навстречу моей руке.

— Чёрт, — единственное слово со свистом вылетает из её груди.

— Прекрати превращать моё имя в ругательство, штучка. (1) — Раздвигаю языком её губы и пробираюсь в рот, похотливо играя с языком. Стонет прямо мне в рот. — Ведь это твоё любимое имя. Скажи мне его. Назови меня по имени, Элизабет, — требую надменным тоном.

Знаю, что она скажет. Знаю, как она любит меня. Не может противиться моим приказам и власти над ней.

— Дамиан, — выдыхает в его губы.

Позволяю опьяняющему вихрю увлечь меня. Наши движения беспорядочные, сумасшедшие. Лишающие рассудка и стирающие все плохие воспоминания и чувства. Есть только мы. В нашем маленьком мире. Готов на всё рядом со ней. Как и она. Тяжело дышу ей в шею, облизываю языком. Укус фактически сошёл на «нет», оставив на своём месте багровый синяк, напоминающий засос, и две едва заметные ранки от клыков. Я никогда больше не позволю себе сделать с ней такое, ни при каких обстоятельствах.

Беру девичью ладонь и кладу на грудь, там, где бьётся сердце. Позволяя отчётливо ощутить его безумный ритм.

— Слышишь? — тихо простанывает «да» мне в губы. — Оно бьётся только рядом с тобой, и я снова живой.

— Люблю тебя, Дамиан, — руками обвивает мою шею. — Люблю. Плевать на всех. Главное, что ты рядом. Главное, что я нужна тебе. Нужна же?

Ласково улыбаюсь в ответ и щёлкаю её по носу.

— Ты моя жизнь, Лиззи. Мой мир. Без тебя ничего не имеет смысла. Без тебя я никто. Ты вернула мне чувства, которые я потерял так давно. Вернула вкус к жизни. Заставила считать себя человеком.

Её трясёт, как ненормальную, от тех же безумно приятных чувств. Наши губы сливаются в поцелуе, языки переплетаются в яростном танце. Мы дышим одним воздухом на двоих. И всегда им дышали.

— Малышка моя. Моя. Слышишь? — горячее дыхание обжигает губы. Самообладание грозит сорваться в любое мгновение, я точно её покусаю в порыве страсти. — Больше никогда не посмею оставить тебя. Моё сердце и душа теперь принадлежат только тебе, Лиззи. Даже моя тьма в твоей власти. Прошу одного: люби меня.

— Люблю. Безумно люблю. Опасно люблю, — бессвязно шепчет мне в шею, покусывая.

Прижимает так близко, как может. Сладко целует. Шепчет на ухо что-то нежное и ласковое. От нахлынувших чувств кружится голова, и я ни слова не понимаю.

— Что будет дальше, Дэйм? — неловко шепчет Элизабет.

— Что только пожелаешь, Лиззи. Я готов на всё, если ты рядом. Во мне бушует столько чувств. Но все они принадлежат тебе. — Глажу по макушке, играя с прядями волос. — Потерпи немного, и я придумаю, что делать. Важно то, чего хотим мы. Я не позволю никому разлучить нас. Немного времени, и я обещаю сделать тебя счастливой.

Приподнимаю голову и пробегаюсь взглядом по её красивому лицо, в котором я люблю абсолютно всё. Каждую деталь, каждый миллиметр бледной кожи. Целую в губы. Такие сладкие, как сахар. Горячие, как раскалённая печь.

— Ты уже делаешь меня счастливой, — говорит честно. Даже не сомневаюсь. Подтягивается ко мне, трётся носом о мой нос, подстёгивая к новому поцелую.

— Господи, Лиззи, я так соскучился по тебе.

— Скажи ещё раз, — шёпот между поцелуями дрожащим голосом.

— Я люблю тебя, Элизабет. — Облегченно вздыхаю, продолжая целовать любимые губы. — Люблю давно. Просто не осознавал как сильно. Прости. Прости за всё.

— Дэйм, поклянись мне, что больше никогда не бросишь меня.

— Клянусь, — отвечаю в ту же секунду, абсолютно уверенный в своих словах.

— Никогда не обманешь меня и не предашь.

— Готов клясться хоть целую вечность, — прижимаю к себе, как буйную птицу, норовящую вспорхнуть и улететь куда-то далеко. Осторожно глажу обнажённую спину тёплыми руками. — Я весь твой, делай, что хочешь. Проси, что хочешь. Ради тебя я готов на всё.

Вижу, как в уголках её глаз предательски выступают слёзы, а сердцебиение снова учащается. Так хочется стереть из головы все плохие воспоминания и чувства. Мы одно целое. Мы не можем порознь. Пусть мы абсолютно разные, мы до ужаса похожи.

— Просто люби меня. Больше ничего не прошу.

Элизабет облизывает пересохшие губы. Чёрт. Наши губы встречаются в новом глубоком и чувственном поцелуе. Хватаю за талию и, перекатываясь, кладу под себя. Целую шею, манящую сонную артерии. Где, как безумный, бьётся пульс. И кто из нас ненасытный? Запускаю пальцы в её волосы и нежно потягиваю. Правильно. Оба.

— Ты и я — навсегда... — сладкий шёпот с хрипотцой проникает в каждую клеточку её тела, бежит по венам вместе с кровью.

Что-то внутри сжимается от приятной боли. Я не могу быть счастливее. И пусть эти слова звучат немного не реалистично для человека и не бессмертного вампира, мне плевать. Пока мы вместе, каждая секунду уже вечность.

Элизабет ложится рядом, и я опускаю голову на её грудь, прижимаясь как можно теснее. Мы остаёмся лежать в такой умиротворённой полудрёме. Её запах заставляет погружаться в блаженство. Так мы и засыпаем в объятиях друг друга. Вот только насладиться счастьем и покоем нам удаётся недолго. Сквозь дремоту чувствую постороннего человека. Злобу и агрессию, исходящую от него. Метр за метром. Он всё ближе и ближе.

— Блять!

Подрываюсь на диване как бешеный, принимаясь немилостиво тормошить Элизабет. Она что-то бурчит сквозь сон, отмахивается руками, как от назойливой мухи, и не собирается просыпаться.

— Одевайся! — недовольно шиплю на неё, спешно натягивая джинсы.

Как ошпаренная Элизабет вскакивает с кровати, в панике пытаясь найти свою одежду. Успевает застегнуть лифчик и надеть трусы, как нас охватывает чувство приближающегося шторма. Поворачиваю негнущуюся от страха шею, чтобы увидеть в дверном проёме нашего убежища разгневанного Габриэля. От него исходит зловещая энергия, словно он готов рвать и метать. Хотя, он действительно готов.

Не отводя взгляда от брата, плавно перемещаюсь в сторону, прикрывая Элизабет от его испепеляющего взгляда.

— Одевайся, Элизабет. Неприлично представать в таком виде перед гостями...

Габриэль хмурится. Он не очень оценил комментарий насчёт гостя. В данной ситуации у Элизабет нет ни малейшего желания ослушаться меня. Хватает вещи, судорожно натягивая их на тело трясущимися руками.

— Я требую объяснений, Дамиан, — начинает брат на удивление спокойным тоном. — Будь добр, расскажи, какого чёрта вы здесь забыли вдвоём? Фактически без одежды.