Глава 13

Мне жарко. Мне необходим воздух. Что-то очень горячее прижимается к моему телу, и затем вчерашний вечер пролетает в моей голове, и я перестаю дышать. Это не что-то. Это кто-то. Это Вэнс, который пробыл со мной всю ночь. Наши ноги переплелись, а его рука обхватила мою талию, так что нет никаких шансов, что я выберусь. Мои глаза болят, и я аккуратно поднимаю руку, чтобы вытереть ее. Но рука Вэнса оживает, и я вновь замираю. Его пальцы гладят меня по животу, и я делаю глубокий вдох.

Теперь рука Вэнса замирает, и я слышу, как он проснулся. Он тоже пытается вспомнить, что тут делает, и сейчас мне кажется, что он отпустит меня, но он поступает наоборот – еще крепче прижимает меня к себе. Он любит меня без всяких условий и правил, и я решаю, что пришло время поговорить. В этот раз на чистоту, если я не хочу окончательно разрушить то, что у нас есть.

— Вэнс, — шепчу я. — Вэнс, пожалуйста. Я хочу поговорить.

Его рука ослабляет хватку вокруг меня, и теперь у меня есть небольшая возможность, чтобы вырваться. Я выпутываюсь из его ног и сажусь на кровати, готовясь к не самому легкому разговору. Хотя, когда дело доходит до нас с Вэнсом, легким ничего не бывает. Он тоже это знает, так что садится напротив меня. Сейчас моя очередь говорить. Не его. Так что он ждет, пока я наберусь смелости.

— Я не отпускала его. Я так долго держалась за него, — начинаю я, имея в виду Айзека. — Я все еще не готова его отпускать. Но также то, что есть у нас с тобой... Это поглощает меня. Я погружаюсь в это с головой. Но вначале я делала это не по очень хорошим причинам. Здесь вообще не должно быть причин. Я хотела просто любить тебя. Это все, чего я хотела. Снова любить тебя так, как делала это раньше. И за эти дни я уяснила для себя кое-что – я просто пока не готова. Не готова не любить тебя. А просто не готова к чему-то новому, пока окончательно не разобралась со своими чувствами. Я знаю, что сейчас прошу тебя о многом, но, пожалуйста, подожди, пока я смогу разобраться. Я даже не уверена, что в итоге мы вернемся друг к другу, но я так не хочу терять тебя, так что просто подожди...

Я заглядываю в его глаза, пытаясь понять, что он скажет мне.

— Помнишь, я сказал, что больше никогда не причиню тебе боль?

Помню. И все понимаю.

— Сейчас это делаю я. Не ты. Почему я так поступаю с тобой, Вэнс?

Жду, что он даст мне ответ. И он приближается ко мне, проводя большими пальцами вдоль скул. Мое сердце пропускает удар, когда он легонько касается уголков моих губ. я позволяю ему это, но потом он выходит из своего транса и возвращает пальцы на щеки, держа мое лицо в своих ладонях.

— Потому что ты любишь меня. А я люблю тебя. И сейчас мы оба запутались, поэтому делаем единственное, что заставляет нас чувствовать сильнее – причиняем боль людям, которых любим больше всего.

Он отпускает мое лицо и встает с кровати. Я обращаю внимание, что он все еще во вчерашнем костюме, как и я – в своем платье. Вэнс надевает свои ботинки, и я ожидаю, что сейчас он окончательно уйдет, решив, что я того не стою. Я бы его поняла. Со мной слишком много проблем.

— Ты всегда можешь позвонить мне, — говорит Вэнс у двери. — В любое время. И я всегда тебе отвечу, но нам лучше не видеться в ближайшее время. Пока ты не разберешься и не поймешь, чего хочет твое сердце. Я все понимаю и не давлю на тебя. Я уйду в этот раз и буду ждать. И когда ты разберешься, я буду здесь, какое бы решение ты в итоге ни приняла.

Он выходит за дверь, оставляя меня наедине с его словами. Я больше не плачу. Мне не кажется это правильным, потому что Вэнс сделал то, о чем я просила. Из любви ко мне. Он доказывал всю серьезность своих чувств постоянно, но я все еще не могла ясно видеть. Я знаю, что мне надо сделать. Но сейчас у меня все еще есть время избегать этого поступка и есть время подготовить себя на этот рисковый шаг.

Мне кажется, что я потеряла Вэнса, хотя он был единственным, кого я хотела удержать. Я делала это на протяжении последних двух месяцев, вот только неправильным способом. Вместо того чтобы просто любить его, я заставляла себя это делать.

Я встаю с кровати и снимаю с себя платье, которое теперь было переполнено воспоминаниями. Спустя час возвращается Дез. Она выглядит счастливой и рассказывает о крутой вечеринке. О Нике, с которым провела всю ночь, танцуя и разговаривая. Об остальных. И спрашивает, почему меня не было. Я лгу о том, что немного приболела, чтобы не загружать своими проблемами радостную подругу. Она говорит, чтобы я срочно начинала лечиться и ложиться спать. А можно вылечиться от прошлого, что клеймом осталось на моем сердце? Пока я не знаю ответа на этот вопрос, и Дез мне навряд ли подскажет, так что я тоже возвращаюсь в кровать и вновь включаю подаренный Вэнсом диск.

Оставшаяся неделя происходит спокойно, словно и не было разборок с Габриэллой. Прощаний с Вэнсом. О том, что этот день вообще был, я понимаю, когда на учебе все продолжают поздравлять и хвалить нас. Но на следующей неделе все возвращается в прежнюю рутину. Нам предстояло еще много работы, а это была только первая наша работа, так что на занятиях стали на нашем примере разбирать ошибки, совершенствуя нас еще больше.

До экзаменов остается всего месяц, а до отъезда домой и вовсе неделя, так что я начинаю готовиться к экзаменам. И продолжаю разговаривать с Вэнсом. Я знаю, он ушел, но он сказал звонить ему. А так как я действительно скучала по нашим разговорам, я продолжаю звонить ему каждый вечер. Он уезжает домой на этой неделе из-за плановой проверки своего здоровья. Во время этого разговора мне кажется, что Вэнс хочет сообщить мне что-то важное, но в последний момент он переводит тему и говорит, что если я захочу, то мы увидимся в Розвилле.

Хочу ли я? Конечно. Должна ли я? Пока не уверена. Я говорю, что подумаю над этим, и Вэнс снова все понимает, вновь переводя разговор на нейтральную тему. Мне хорошо, когда я разговариваю с ним. А еще хорошо засыпать без успокоительных. После разговоров с ним мне удается уснуть и спать без кошмаров, и это не может не радовать меня.

Мы с Дез во вторник вечером, прямо перед отъездом, устраиваем праздничный ужин. Конечно, мы не увидимся всего четыре дня, но я уже собираюсь по ней скучать. К тому же за это время нам ни разу не удалось отметить наше отличное выступление. После ужина она возвращается в общежитие за чемоданом и сразу же уезжает в аэропорт. У меня же ночной рейс, так что я иду к Дастину и Нику и провожу в их комнате некоторое время, чтобы скрасить одиночество.

Я ни разу не была в их комнате, и было здорово взглянуть на нее. На стенах были развешаны афишы с группой Дастина или плакаты с музыкантами. Повсюду стояли инструменты, и эта комната так и кричала: «Здесь живут музыканты до мозга костей». Через пару часов я прощаюсь с ними и возвращаюсь в комнату, чтобы еще раз все проверить, а затем тоже уезжаю в аэропорт.

Я скучала по своей семье. Я не видела их уже почти полгода и даже не знала, как растет моя сестра и мой брат. Как много изменилось в их жизнях, когда я бросила все и уехала?

Когда я схожу с самолета, все вопросы отпадают. Меня встречает вся моя большая семья с табличкой, на которой написано: «Приехала наша ЗВЕЗДА!», и рядом стоит Эндрю, который держит картонную огромную звездочку. Я бросаюсь к ним, по пути обходя проходящих мимо людей. Первой меня обнимает мама. Она смачно целует меня в щеку, и я вижу в ее глазах слезы.

— Почему ты плачешь, мама? — я действительно обеспокоена.

Она качает головой и сквозь слезы улыбается мне.

— Ты так выросла, — она гладит меня по щеке. — Моя девочка... Ты была просто изумительна. Вся наша семья смотрела на тебя и не могла оторвать глаз.

Я удивляюсь и хочу спросить, как им удалось посмотреть на меня, но тут меня к моим ногам прижимается Эндрю. Он уже подрос, и я, если честно, до этого немного переживала, что он меня узнает. Я наклоняюсь и беру брата на руки.

— Привет, Эндрю! — обращаюсь я к нему и щекочу под подбородком.

Мой брат показывает свои зубы, когда смеется, и я тут же расплываюсь в улыбке. Он все еще не очень хорошо говорит, но ему удается ответить мне, полностью перевирая мое имя. Я пока не хочу его отпускать, так что здороваюсь с отчимом и сестрой, держа Эндрю на руках. Джек берет мои сумки и вообще рад меня видеть, а вот Энн выглядит не особо счастливой. Я не хочу с ней ругаться сразу по приезде, так что решаю поговорить позже.

Мы садимся в машину, и Джек выезжает на трассу, задавая мне вопросы о Нью-Йорке. Я охотно отвечаю ему, но боковым зрением замечаю, как Энн корчит лицо каждый раз, когда я говорю. Что с ней такое вообще? Мы не виделись столько времени, а она ведет себя сейчас так, будто я ей жизнь испоганила. Я не собираюсь с этим мириться, но незачем портить настроение всем. Особенно перед завтрашним днем.

— Так, как вам удалось посмотреть спектакль? Вы втайне прилетели в Нью-Йорк? — шучу я.

— Это все Маркус, — с пассажирского места доносится голос мамы. — Он позвонил нам по скайпу и показал нам все от начала до конца. — Он тебе не сказал?

Я мотаю головой, зная, что мама заметит этот жест в зеркале. Я не знала. Конечно, я не знала. Маркус даже упоминал об этом, потому что для него это наверняка было мелочью. Но это не так. Это еще одно доказательство — будто их и так было мало — того, как сильно он любит мою семью и меня. Если я когда-нибудь буду слишком злиться на него, я сраузе же вспомню, сколько всего он сделал для меня и, я не сомневаюсь, еще сделает. И я тоже ве сделаю для него.

— Он действительно лучший, — говорю я вслух то, о чем мы с мамой думаем.

— Он часть нашей семьи, — подтверждает мама.

Дома я немного страшусь подниматься в свою комнату, так что первое время отсиживаюсь в гостиной. Но не только моя комната, но и весь дом наполнен воспоминаниями. Мне казалось, что это будет легко, но, оказавшись в родных стенах, поняла, что никогда не бывает просто. И пока я не готова разбираться с этим, так что выхожу из дома и решаю прогуляться. Может, мне даже удастся разглядеть какие-нибудь изменения в нашем городке.

Сейчас раннее утро, поэтому на улицах пустынно. Я иду вдоль домов, укутываясь в пальто. Хотя у нас нет ни дождя, ни снега, но холодный ветер дает знать о приближении зимы. Идя по улицам, гадаю, как там Вэнс. Может быть, позвонить ему? Хотя он, наверное, еще спит. Вот только мне почему-то не терпится сообщить ему, что я уже здесь, в Розвилле. Достаю телефон и ищу имя Вэнса в списках. Мой палец зависает, и в душе копошатся сомнения. Я еще не решила, хочу ли с ним видеться, но разговаривать мы можем. Правда ведь?

Позвонить не получается из-за неожиданного столкновения. Мне удается не упасть, потому что кто-то подхватывает меня. Я отрываю голову от экрана телефона и замечаю знакомую ухмылку. Мои глаза встречаются с взглядом Джорджа, и я улыбаюсь своему друга, которого не видела с тех самых пор, как... ну с тех самых пор.

Джордж отпускает меня и поправляет шапку.

— Надо же, кто вернулся! Все еще падаешь в обмороки из-за моего обаяния?

Я начинаю хохотать, потому что действительно забыла о его чувстве юмора.

— Рада, что самолюбование все еще с тобой.

— А ты чего хотела? — он обводит рукой пространство вокруг нас. — Я же тут единственный красавчик. Ты, как вижу, совсем перестала расти. Даже Энн уже наверняка выше тебя.

И с чего это он упоминает мою сестру в разговоре? Неужели они видятся? Я резко останавливаю поток вопросов. Конечно, они видятся. Город маленький, и раз уж мы столкнулись в первый день моего приезда, то они и подавно сталкивались.

— Ну она все еще ниже меня, если это так интересует меня, — я убираю телефон в карман и вновь обращаюсь к нему. — Как ты? Чем занимаешься?

Джордж вновь поправляет шапочку, словно теперь нервничает в моем присутствии. Джордж, эта самоуверенная задница, которая всегда подкалывала меня, сейчас неуверенно перешагивает с ноги на ногу.

— Нашел работу в местном баре. Пока верчусь там, потом посмотрим. Никаких планов, помнишь?

Я киваю. Это все тот же Джордж. Может быть, ему просто неловко признавать то, что он пока не знает, в каком направлении ему двигаться. Но мне не надо в чем-то его подозревать. Надо радоваться встрече с ним.

— Какие планы на День Благодарения?

Я не знаю, какие на данный момент у него отношения с родителями, но мне бы хотелось, чтобы в этот день он был не один, а с семьей.

— Я собираюсь на ужин... — он замолкает и ждет, точно собирается скинуть бомбу. — К семье Вэнса.

Джордж ожидает от меня реакции, и в груди действительно разрастается, словно сорняки, печаль. Но мне не больно. Не так, как он думает.

— Все в порядке, — с улыбкой произношу я. — Между мной и Вэнсом все хорошо.

Это не совсем так. И Джордж не покупается на мои слова. Ну конечно. Я мысленно даю себе по лбу. Они же лучшие друзья, так что Вэнс наверняка говорил об этом с Джорджем.

— Ладно... Ну раз ты знаешь, то все не так уж и в порядке, но я пытаюсь разобраться, — теперь я чувствую необходимость объясниться, но из меня вырывается: — Он в порядке?

Джордж может мне не отвечать. Я и он, мы оба знаем это, но мои глаза умоляют сказать правду. Через телефон сложно понять, как он себя чувствует, но мне все равно удалось услышать какую-то слабость в его голосе в последние дни.

— Он борется. Его организм имеет небольшие проблемы с новым сердцем, но он под наблюдением врачей, которые утверждают, что это временный побочный эффект.

Мое лицо вытягивается. Когда я спрашивала, ожидала совершенно не этого, но теперь меня одолевает еще больше вопросов. Что значит «новое сердце»? Как давно? Поэтому ему было так плохо в последнее время? Чье это сердце? Оно даст ему шанс прожить долгую жизнь без осложнений?

— Черт, он не говорил тебе? — Джордж замечает на моем лице непонимание. — Он убьет меня за то, что я проболтался. Я думал, раз уж ты там и он там, значит он скажет тебе.

Я должна расстроиться из-за того, что Вэнс скрыл от меня такую важную информацию, но единственная мысль в моей голове – это чтобы сердце прижилось и дало ему прожить жизнь, которую он заслужил. Я немногое знаю о сердечной недостаточности и о рисках при пересадке сердца, но сейчас я действительно надеялась, чтобы все обошлось.

— Я не скажу ему. Не переживай, — я больше не в силах разговаривать и хочу уйти. — Хорошо тебе провести День Благодарения и передавай привет Сандерсонам.

Я напоследок обнимаю Джорджа и решаю вернуться домой. Мои мысли вертятся вокруг информации, которую я узнала. Но я была честна с Джорджем. Я не собираюсь говорить об этом с Вэнсом, пока он сам не захочет рассказать мне.

Вернувшись домой, я наконец решаюсь подняться в комнату. Это единственное место, где я могу поспать сейчас, ведь больше мне нечего делать. Маркус прилетает только вечером, и мы увидимся с ним завтра утром, когда по традиции отправимся на завтрак в Desires. Грегг приготовит для всех посетителей сырную запеканку с кукурузой, яблочный сидр и тыквенной пирог. Ближе к вечеру он запечет индейку и приготовит картофельное пюре, а потом с распростертыми объятиями примет тех, у кого нет семьи и кто не хочет быть одиноким в этот день.

Просыпаясь несколько раз в течение дня, я снова ложусь спать, наверное, чтобы компенсировать отсутствие сна за несколько месяцев и сбежать из своей комнаты. На утро я открываю глаза от светящего в глаза солнца и слышу снизу голоса людей. Наверняка мама и Джек уже проснулись, чтобы приготовить все, что нам нужно взять в гости к бабушке. Вся наша огромная семья сегодня соберется у моей прабабушки, которая живет за городом, чтобы посидеть за общим столом и отблагодарить Бога за все дары.

Я слышу чьи-то шаги по лестнице, и уже в следующую секунду в мою комнату влетает Маркус. Он оглядывает меня с ног до головы и по моей мятой одежде понимает, что я еще не готова.

— Да лааааадно, — растягивает он и усаживается на мою кровать. — Ты что хочешь опоздать?

— Почему мне кажется, что я уже это слышала? — я подношу указательный палец к подбородку. — Ах да, ты говоришь это КАЖДЫЙ ГОД, и мы все равно успеваем.

— Иди! — Маркус кидает в меня одну из подушек, когда я стою у входа в ванную.

Я уворачиваюсь и насмехаюсь над его меткостью. Прихватив вещи, ухожу принять душ, и, когда выхожу, первым же делом получаю подушкой в лицо.

— Я не промахиваюсь, — хвастается Маркус, и я кидаю подушку в ответ, которую он ловит и оставляет на кровати.

Мой лучший друг встает и хватает меня за руку, потянув вниз по лестнице. Когда мы пролетаем мимо кухни, на которой мама и Джек воркуют, как голубки, Маркус кричит:

— Я благодарю вас за Тейт!

Хватает мое пальто, и мы выбегаем на улицу. И вот мы снова вместе в нашем родном городе. Мы снова дети, которые могут делать все, что хотят. Мы усаживаемся в машину, и я хохочу, пока пытаюсь восстановить свое дыхание. Это беспричинный смех. Просто потому что здесь Маркус. Здесь мы такие, какие мы есть. Неделимый дуэт.

— Благодарю вас за Тейт? — сквозь смех спрашиваю я, когда Маркус ведет машину и тоже помирает со смеху. — Ну ты сказанул, конечно.

— Сегодня надо благодарить за дары в твоей жизни.

Я становлюсь серьезной. Он прав. Мы не должны принимать хорошее в нашей жизни, как само собой разумеющееся. Где-то кому-то плохо и холодно. У кого-то никого нет. А мы тут, в тепле и в любви.

— А я благодарю тебя за тебя. За то, что ты все еще остаешься со мной. За то, что ты не просто мой друг. Ты моя семья. Мой человек.

И это правда. Мне кажется, что я стала забывать об этом и перестала ценить Маркуса так, как он этого заслуживает. Он всегда ставит меня на первое место, и мне надо почаще напоминать ему, как я ценю его.

— Ты хочешь, чтобы я расплакался за рулем? — он пытается шутить, но я вижу, как важно для него услышать это. — Ты тоже мой человек.

Когда мы заходим в кафе, Грегг сразу же замечает нас. Он извиняется перед посетителями, оставляя блюда на столе, и двигается в нашу сторону с улыбкой от уха до уха.

— А вот и мои главные гости.

Он обнимает нас за плечи и ведет к столику, который мы раньше всегда занимали, попутно рассказывая всем, что мы его самые любимые посетители. Все остальные кивают нам, и я немного смущаюсь от такого внимания. Грегг оставляет нас одних, и у меня есть время оглядеть кафе. Я знаю, что не должна смотреть в ту сторону, но не могу удержаться. Тот стол в тени пустует, и мне интересно, часто ли его занимают сейчас.

Я закрываю глаза, пока Грегг не принес нам блюда, и про себя произношу:

— Я благодарна за знакомство с таким прекрасным человеком. И за то, что у меня был шанс любить его.

Грегг приносит нам еду и хочет задержаться у нашего столика, чтобы расспросить о взрослой жизни, но дверь снова открывается, и Грегг убегает. Он все еще предпочитает справляться один в зале, чем кого-то нанять, но от меня не ускользает тот факт, что на кухне появился еще один человек, и улыбка Грегга, когда он выходит оттуда, шире, чем я когда-либо видела на его лице.

Мы с Маркусом объедаемся завтраком, и затем он спрашивает меня:

— Помнишь еще одну традицию, которая у нас с тобой была?

Я киваю, потому что тоже думала о ней. Я никогда не нарушала ее, кроме прошлого года, и сейчас решаю, что надо сохранить ее. Встав со своего места, подхожу к Греггу и указываю головой в сторону сцены. Конечно, он не против, так что я подхожу к автомату и выбираю песню Dido «Thank you». Возможно, она не о Дне Благодарения, но она о том, чтобы благодарить своих любимых за то, что они всегда с тобой. А День Благодарения – это как раз-таки день семьи и любимых.

Во время песни вижу, как люди за столиком ближе прижимаются друг к другу и шепчут: «Я люблю тебя». Это заставляет меня улыбнуться, и я бы на самом деле хотела, что люди говорили это не только в День Благодарения или другие праздники. Мы должны делать это чаще. Пока у нас еще есть эта возможность. Когда песня заканчивается, я бросаю взгляд на столик, где когда-то сидел Айзек, и произношу одними губами: «Я люблю тебя».

Мне хочется сходить на кладбище, но у нас с Маркусом уже нет времени, так как нам пора выдвигаться к своим семьям. Мама Маркуса не любит отмечать праздники, но даже она не может избежать дня, когда им приходится ехать к её родителям. Думаю, только в этот день Маркус и Лесли чувствуют себя нужными.

Около дома я напоследок обнимаю своего лучшего друга и пересаживаюсь в машину к своей семье, которые уже подгоняют меня. Прибыв к бабуле, мы помогаем украсить дом и расставить блюда на столе, хотя Энн постоянно задевает меня плечом. Я понимаю, что она делает это специально, но не понимаю, что такого успела натворить, раз она обозлилась на меня еще до приезда.

Когда все члены нашей огромной семьи садятся за стол, мы поочередно начинаем возносить благодарность, и, когда очередь доходит до Энн, она говорит:

— Я благодарна, что моя сестра наконец уехала, и весь мир перестал крутиться вокруг нее.

Все в комнате замолкают и устремляют взгляды на нас. Я тоже поворачиваю голову в сторону своей сестры и пытаюсь сдержать слезы. В этом было дело? Меня был слишком много в нашей семье? Тишину прерывает мой дядя, который благодарит за пищу на столе и свою жену, которая скоро подарит ей первенца. Все сразу же переключаются на них, поздравляя и улыбаясь, но мой взгляд прикован к Энн, которая, кажется, пребывает в шоке из-за того, что она сказала.

После приема пищи все расходятся, кто куда. Мужчины садятся смотреть футбол, дети убегают играть, а женщины — те, что не поздравляют жену дяди — помогают убрать со стола. Я пытаюсь разглядеть Энн среди голов и замечаю, как она заходит в комнату, где мы раньше с ней ночевали. Я следую за ней и тихонько приоткрываю дверь, боясь, что в меня может прилететь что-то тяжелое. Но Энн, моя маленькая сестренка, свернувшись на кровати, тихонько плачет.

Я захожу в комнату и присаживаюсь на край кровати.

— Уйди, — сквозь зубы выпаливает она, но я ее не слушаю.

— Нам надо поговорить, — спокойно отвечаю я, решительно настроенная разобраться в ситуации. — Почему ты никогда не говорила об этом мне или маме?

Некоторое время она молчит, и слышны только ее всхлипывания. Но затем она убирает руки и смотрит на меня своими красными глазами.

— Потому что вы были слишком заняты твоими проблемами. Даже когда ты уехала. Мама все время говорила только о тебе. Она обращает на меня внимание, только когда я перехожу границы или нарушаю правила. И даже тогда я слышу, что «Тейт бы так никогда не сделала», — ее лицо кривится, словно эти слова прозвенели в ее голове. — В остальное время я невидимка. Как думаешь, какого это?

Я никогда не думала об этом. Боже, я была так помешана на себе, и это разрушало даже мою семью. Каким человеком я была? Сейчас я сомневалась, что хорошим. Уже не первый человек говорит мне о том, что я была абсолютно равнодушна к его проблемам. Неужели я так погрязла в жалости к себе, что предпочитала игнорировать внешний мир?

— Энн, я даже не представляла... — начинаю, но моя сестра прерывает меня:

— Забей. Все нормально.

Но это неправда. Мне нужно решить эту проблему.

— Нет, Энн. Я даже не могла предположить, что ты испытываешь. И мне жаль. Я постараюсь исправить это. Я поговорю с мамой, и я буду внимательной сестрой. Той, кем я должна была быть. Ты ждала меня, а я предпочла уехать, спрятаться в своей раковине, пока ты справлялась с внешними изменениями.

Я ложусь позади моей сестры и обнимаю ее. Моя маленькая сестренка была одна, пока вокруг меня все бегали. Я сделала ее жизнь такой. И сейчас я должна была это исправить. Мы лежим в комнате, пока не замечаем свет от открывающейся двери. В дверях стоит мама, и она выглядит расстроенной. Мы с Энн поднимаемся и садимся. Нам нужно все обсудить.

— Мы можем поговорить? — спрашиваю я маму, и она, кивнув, прикрывает дверь.

Думаю, она понимает, что я собираюсь сказать, когда садится рядом с нами.

— Мама, я знаю, что ты переживаешь за меня. Но я уже взрослая и способна сама справляться со своими трудностями, в то время как у тебя есть еще одна дочь, которая нуждается в твоей любви. Я знаю, что ты любишь ее, но она этого не видит. Особенно, когда ты вечно порицаешь её и сравниваешь со мной. Я хочу, чтобы ты уделила ей внимание, потому что скоро она тоже уедет. А ты ведь не хочешь, чтобы она покинула тебя со злобой в сердце и никогда больше не вернулась?

Мама качает головой, а затем смотрит на Энн. В их глазах стоят слезы, и, когда мама притягивает к себе Энн, я слышу, как они обе начинают плакать. Решаю оставить их одних, чтобы они могли поговорить. Закрываю за собой дверь и, спустившись вниз, иду в сад, в котором любила играть в детстве.

На одной из скамеек сидит моя прабабушка с закрытыми глазами. Кажется, она что-то вспоминает, а может быть, просто наслаждается тишиной. Я не хочу нарушать покой и поворачиваю в другую сторону, но ее голос останавливает меня:

— Тейт, посиди со своей старушкой.

Я подхожу и сажусь рядом вокруг колышущихся деревьев, которые прячут нас от внешнего мира. Обычно в воздухе пахнет цветами, но из-за холода бабушка каждый раз выкапывает их, не давая им погибнуть. Если закрыть глаза, так, как она сейчас, можно уловить запахи роз, пионов, хризантем, васильков, тюльпанов, лилий и еще самых разных видов. Этот сад – убежище для моей бабушки.

— Какая же ты старушка? Еще мне фору дашь, — шучу я, и по саду проносится ее звонкий смех. — Что ты тут делаешь?

— Вспоминаю вашего дедушку, конечно, — она открывает глаза и смотрит на меня. — Он бы хотел быть здесь сейчас.

Я киваю, потому что не знаю, что мне сказать. А потом решаю спросить ее, ведь у нее всегда ответ на любой вопрос.

— Бабуль, а ты любила когда-нибудь двоих?

Я знаю все истории молодости моей бабушки, но все равно были вещи, о которых она мне не рассказывала. Может быть, среди них была и та, в которой бабушка влюбилась в двух мужчин сразу? Бабуля молчит, но ее глаза снова закрыты, и на губах появляется легкая улыбка. Теперь я точно уверена, что она о чем-то вспоминает.

— Любила, Тейт, любила... — ее глаза открываются и теперь смотрят прямо на меня. — Ты хочешь о чем-то спросить, правда?

— Да, хочу, — мне сложно говорить об этом, но я должна. — Ты же знаешь об Айзеке, да?

С Айзеком были знакомы немногие в моей семье, но бабуле наверняка говорили о том, что я с кем-то встречаюсь.

— Молодой человек, который умер в начале лета, — она напоминает это больше себе, чем мне, но я все равно не могу проигнорировать боль в груди.

— Я так сильно люблю его, бабуля. Но Вэнс..., — про Вэнса она знала все. — Я испытываю к нему чувства, похожие на любовь. Но моя любовь к Айзеку закрывает мне глаза. Я не знаю, как мне сохранить обе части моего сердца... и как вообще возможно любить двоих. Разве это не предательство одного из них?

Я наклоняю голову и прикрываю волосами свое лицо, чтобы бабуля не увидела, как я плачу. Но она убирает мои волосы за ухо и заставляет посмотреть на нее.

— Любовь никогда не бывает одинаковой. Даже по отношению к членам своей семьи. Но это не значит, что какая-то из них сильнее или какая-то слабее. Это просто значит, что любовь многогранна. Если бы мы всех любили одинаково, стоила бы эта любовь хоть что-то? Она была бы пустой и однообразной, словно обязательство. Словно мы должны любить только таким образом. И твоя любовь к этим мальчикам абсолютно разная. Ты любишь Айзека сейчас, потому что любила его раньше. До того, как он умер. Это любовь после смерти. И любишь Вэнса сейчас. За то, какой он есть рядом с тобой. Ты любишь Вэнса из-за тех чувств, что он вызывает в тебе. Но это не значит, что твои чувства к Айзеку фальшивые. Просто сейчас они прошлое. А ты продолжаешь держаться за это прошлое, отчего любовь к Айзеку кажется тебе сильнее. Тебе нужно попрощаться с ним в особом месте, чтобы понять, что эта любовь навсегда сохранится в твоей памяти. Но она освободит место в сердце для новой любви. Ведь, когда одна из них исчезает, ломается или растворяется, тебя всегда будет ждать еще одна любовь, готовая удержать тебя, когда ты сама будешь готова сломаться.

Она встает и оставляет меня одну с ее словами, повисшими в воздухе и разносящимися ветром среди ветвей деревьев. И я сижу в одиночестве, пока не слышу голос мамы, зовущий меня по имени. Я выбираюсь из сада и прощаюсь со всеми, все еще погруженная в свои мысли. Меня словно поглотили эти мысли, и они не собираются отпускать меня, пока я все не пойму. Даже вернувшись домой, когда я немедленно поднялась в свою комнату и легла под одеяло, я не переставала думать о бабушкиных словах. Они звучали эхом в моей голове, и с каждым часом я, кажется, понимала все больше и больше.

Я почти не спала всю ночь, но утром вылезаю из кровати и тихонько выбираюсь из дома. Я решаю никого не беспокоить, так что на кладбище добираюсь на автобусе и на своих двоих. Прохожу мимо надгробий, но ни на одно не смотрю, чтобы не струсить и не убежать. Это место вызывает у меня тошноту и мурашки, но было бы неправильно приехать и не сходить к папе, у которого я давно не была.

Подойдя к его надгробию, я рассказываю ему о своей жизни в Нью-Йорке. Разговариваю о пустяках и, конечно, благодарю за то, что подарил мне жизнь, от которой бы я ни за что не отказалась. Мне становится легче, когда я выговариваюсь молчаливому собеседнику, особенно, когда это мой папа, по которому я все еще очень скучаю. Сейчас мне не хочется плакать. Я улыбаюсь, потому что знаю, он в лучшем мире приглядывает за мной, пока я познаю этот мир и себя.

После этого я вновь шагаю мимо надгробий и останавливаюсь, когда вижу подпись:

Айзек Закари Хэмсвел

03.06.2000 – 11.05.2018

Любящий сын и человек с огромным сердцем

Я присаживаюсь на корточки и провожу пальцами по этим буквам. Это все еще кажется нереальным. Смотрю по сторонам и вспоминаю, как прощалась с ним здесь. По крайней мере, мне казалось, что я прощаюсь. Но сейчас я осознаю, что просто делала то, что делали все. Я не хотела его отпускать. И по итогу не отпустила, когда должна была.

Мне не хочется разговаривать с ним здесь. Это не наше место, чтобы он услышал то, что мне нужно сказать. Есть только одно место, где я буду чувствовать с ним самую глубокую связь. Так что я просто сижу и слушаю звуки природы, которая в этом месте звучит тише, точно отдает дань всем похороненным. Я не чувствую себя комфортно здесь, так что еще раз взглянув на красивое надгробие Айзека, встаю и ухожу, пытаясь не оборачиваться. Это ни к чему. Это место только хранит его тело, но не его душу.

Когда я выбираюсь за пределы кладбища, мне приходит сообщение от Маркуса.

Маркус: Я собрался забрать тебя, чтобы потусить всей нашей компанией, но, когда пришел, тебя не было в кровати. Ты сбежала?

Я быстро печатаю ему в ответ, пока иду на ближайшую остановку.

Я: Были дела, скоро приеду. О какой конкретно компании идет речь?

Мне каким-то образом везет, потому что автобус подъезжает, как только я подхожу к остановке. Я сажусь на свободное место и жду ответа от Маркуса. Надеюсь, что он имеет в виду не наших бывших одноклассников, но вообще-то он и сам никогда не считал их «нашей компанией».

Маркус: Ты сегодня не выспалась что ли? Естественно я говорю о наших богатых ребятах. Будут все, кроме Саммер. Она уехала к семье своего парня.

Когда я дочитываю сообщение, у меня глаза лезут на лоб. Что? Не может быть, что Дастин уже взял с Саммер с собой. Если только... Если только она все еще не была с Алексом. Конечно, она все еще не порвала с ним. Она слишком добрая и честная. И я видела в ее глазах, что она любит его. Я решаю написать ей, чтобы все выяснить.

Я: Ты не приехала домой. Твои родители не сильно расстроились?

Саммер: Нет, они разводятся, так что им не до праздников. Алекс пригласил меня к себе, и я согласилась. Между нами все хорошо J  Увидимся в Нью-Йорке!

Я: Я рада слышать!

Нет, на самом деле не рада. Но это жизнь Саммер и ее решения, так что у меня нет тут права говорить ей, что правильно, а что – нет. Я выхожу на своей остановке и, даже не сделав шагу, вижу машину Маркуса. Он машет мне с водительского сидения, и я перебегаю дорогу, чтобы сесть в машину.

— Ты сказала, что приедешь быстро, но я уже устал ждать.

Я поднимаю руки в знак оправдания, но потом спрашиваю:

— Где мы встречаемся?

— У Вэнса дома.

Я замираю, потому что не ожидала этого. Но почему я вообще не подумала об этом? Ведь Маркус сказал, что будут все, кроме Саммер. Вэнс тоже был в их числе, но эта мысль не пришла мне в голову ранее. Я волнуюсь, но нам действительно пора встретиться. Я еще не знаю, что ему скажу, но, может, у него найдутся подходящие слова. Например, он расскажет мне о своем сердце.

— Ты нормально? — спрашивает Маркус, когда мы подъезжаем к моему старому дому.

— Да, все хорошо. Я так рада, что мы сегодня увидимся со всеми.

— Я тоже, — кивает Маркус, когда мы выходим из машины и идем к дому.

Не успеваем мы постучать, как дверь нам открывает миссис Сандерсон. Она почти не изменилась, только несколько седых прядей появилось в ее волосах. Её улыбка все такая же яркая и доброжелательная, и, когда мы подходим к двери, она обнимает нас своими тонкими ручками.

— Как же я рада вас видеть! Тейт, ты становишься все краше и краше!

Я мгновенно чувствую, как краснею, и лепечу:

— Спасибо. Вы тоже.

Она машет на меня рукой, словно я сказала глупость, и провожает нас в гостиную, которую они преобразили. Я уже и не помню, как жила тут раньше, но сейчас все определенно лучше. На диване о чем-то спорят Бекки и Алексис, но когда они замечают нас, то прекращают говорить и бросаются обнимать меня и Маркуса.

— Боже, я так скучала, — громко говорит Алексис и снова обнимает нас. — Вы почему совсем не звоните?

Теперь она возмущенно переводит взгляд с меня на Маркуса и обратно, но потом, увидев наши виноватые лица, снова обнимает нас, и мы с Маркусом переглядываемся, зная, что прощены. Бекки поспокойнее нас обнимает, но тоже немного злится за то, что мы совершенно не общаемся за пределами Розвилла. После этого к нам подходит Джордж, и они с Маркусом здороваются, но я не могу не заметить, что Джордж уж как-то напряжен рядом с моим другом. Это напоминает мне тот день, когда мы столкнулись с ним и говорили о Вэнсе.

Кстати, о нем. Я оглядываю комнату и не вижу его, пока кто-то не прокашливается позади меня. Я оборачиваюсь и вижу его лицо, на котором застыло счастливое выражение. Я улыбаюсь ему и понимаю, как сильно скучала без его улыбки. Как сильно скучала без его пронзительных глаз. Я просто скучала по нему. Мы неловко обнимаемся, и наверняка все это видят, но иначе мы сейчас не можем.

— Рад, что ты пришла, — приглушенно говорит он, когда выпускает меня из объятий.

И я тоже рада. Но кажется, вслух я этого не говорю.

Следующий час мы проводим за столом, рассказывая, как проходит наш первый год вне школы. Мы смеемся и вспоминаем истории из прошлого. Мама Вэнса также вспоминает несколько историй из тех времен, когда я и Маркус еще не были знакомы с остальными. Все проходит слишком замечательно, и, выбравшись изо стола, мы вновь перемещаемся в гостиную, чтобы поиграть. Из-за нас дом наполнен шумом и смехом, и мне кажется, что я слышу, как его стены смеются вместе с нами.

Под вечер мы все разваливаемся на гостиной и включаем какой-то фильм, который посоветовала Бекки. Я не хочу показаться грубой, но фильм мне не интересен, потому что я целый день то и дело бросаю взгляды на Вэнса или чувствую, как он смотрит на меня. Вот и сейчас боковым зрением ощущаю его взгляд на себя, но не позволяю повернуть голову и посмотреть на него в ответ. Я сделаю это потом. Украдкой, когда он отвернется. От этой мысли меня отвлекает вибрация телефона.

Вэнс: Не хочешь отойти и поговорить?

Я ничего не говорю, просто поворачиваюсь и киваю Вэнсом, который все это время наблюдает за мной. Он встает с кресла и поднимается наверх. Я следую за ним, не заботясь о том, что подумают остальные. Через минуту мы оказываемся в его комнате, которая все еще напоминает, что когда-то была моей. Мое внимание сразу приковывают таблетки, лежащие на тумбочки у кровати, и Вэнс замечает, что я смотрю туда.

— Об этом я и хотел поговорить.

Он расскажет мне о сердце? Неужели я получу ответы на вопросы, которые мучали меня вот уже несколько дней?

— Давай сядем. Это будет трудный разговор.

Он садится на край кровати, и я присаживаюсь рядом. Вэнс берет мои руки в свои, и я позволяю ему это, потому что чувствую, что нам это необходимо. Этот разговор и вправду будет не из легким, хотя он еще ничего не сказал мне.

— Я знаю, что ты уже знаешь об этом. Джордж рассказал мне, а я все ждал, когда ты же ты спросишь. Но ты молчала эти дни. Почему?

— Если ты не рассказал мне, значит у тебя были на то причины. Я просто ждала, пока ты решишься.

— У меня и вправду была причина, потому что я не все рассказал тебе о моей встречи с Айзеком.

Паззл начинает складываться в моей голове, хотя Вэнс все еще ничего больше не говорит. Я чувствую, как мое тело сотрясается, но все еще жду, когда Вэнс подтвердит мою догадку. Или же опровергнет ее. Даже не знаю, что хуже.

— Ты не глупая. Ты уже все поняла и можешь сказать это вслух, — Вэнс говорит аккуратно, словно я маленький ребенок.

— У тебя его сердце? — спрашиваю я, и воздух вокруг меня сжимается.

Я боюсь слышать его ответ. Каким бы он ни был.

— Да.

Вначале я решаю, что мне показалось, но, когда я смотрю глаза Вэнса, понимаю, что он ответил. У него сердце Айзека. Из меня вышибают весь воздух. Я пытаюсь осознать этот поступок. Айзек спас не только и меня. Он спас Вэнса, хотя мог бы не делать этого. Он спас его, зная, что я могу остаться с ним. Это все Айзек.

— Я хочу, чтобы ты не отводила от меня взгляд сейчас. Продолжай смотреть на меня, Тейт. Хорошо?

Я киваю и смотрю прямо в глаза Вэнса, когда он медленно подносит мои руки к груди. Там, где сердце.

— Его сердце, — он кладет мои ладони, и я слышу быстрый стук сердца. — Оно чувствует твое присутствие. Всегда. Он ушел, но его любовь осталась здесь.

Я хочу отвести глаза и посмотреть на его грудь. Но я держусь изо всех сил, потому что пообещала ему. Я держусь даже тогда, когда я плачу, глотая собственные слезы. Я просто не могу сдержать их, потому что ненавижу себя за то, что заставила проходить нас это. Ненавижу, что они теперь навсегда связаны. Мы связаны.

Вэнс аккуратно двигает одну мою ладонь прямо в центр своей груди, также ни на секунду не отводя глаз. Вторая рука все еще покоится в том месте, где я чувствую стук сердца.

— А здесь моя душа, и она любит тебя так же сильно, как любит его сердце, — он прижимает к груди мою ладонь, будто я и вправду могу коснуться его души. Или услышать ее.

И, может, по-настоящему я никогда не смогу этого сделать, но я могу это почувствовать. Я чувствую душу Вэнса и сердце Айзека. Чувствую их любовь ко мне. Эту безграничную и чистую любовь, которую я не заслужила.

— Я хотел, чтобы ты знала. Но ты не должна быть со мной, потому что любишь его. Я не хочу держать тебя, только потому что у меня его сердце. Если ты захочешь быть со мной, то это должно быть из-за меня. Не из-за него. Иначе ничего не будет иметь смысл для нас. И я вновь дам тебе время. Завтра я улетаю обратно в Нью-Йорк. И если ты решишься, захочешь попробовать, ты знаешь, где меня искать.

Он отпускает мои руки и покидает свою же комнату, словно это наше прощание. Он не верит, что я смогу выбрать его, а не сердце Айзека. А во что верю я?