Глава 9

В понедельник у нас нет занятий, так что мы с Дастином из-за его важных дел договариваемся встретиться в полдень и вместе пообедать. Он приглашает меня в кафе недалеко от университета, и перед встречей я пытаюсь придумать, что скажу ему. Помимо извинений, естественно, которые требовали вырваться наружу из-за преследовавшего меня чувства вины.

На улице в этот день ярко светит солнце, давая коже насладиться прикосновениями теплых лучей. Я подхожу к кафе и заглядываю в окна, ища глазами Дастина. Не заметив его, захожу внутрь и еще раз оглядываю помещение. Парень замечает меня первым и машет мне одной рукой, другой крепко сжимая кружку. Он выглядит немного нервным, и на секунду мне даже кажется, что на его лице проскальзывает чувство вины.

Это кажется мне подозрительным, но я решаю подождать, прежде чем сразу же наброситься на него с вопросами. Хотя о чем вообще спрашивать? Если уж на то пошло, это Дастин должен задавать вопросы. Уж точно не я.

Я наконец перестаю пялиться на парня и, подойдя к столику, занимаю место напротив. Никто из нас не начинает разговор, и в тишине мы следим друг за другом, пока нашу игру в гляделки не прерывает подошедший официант. Дастин заказывает на двоих большую пиццу, дополнительно беря себе еще и стейк, а я прошу для себя ягодный чай. Официант оставляет нас наедине, но тишина уже начинает казаться режущей слух, так что я решаю, что пора переставать молчать.

— Прости за вчер... — начинаю я в тот же самый момент, как Дастин выпаливает:

— Я и Саммер переспали.

Я резко замолкаю и пялюсь на него, подбирая с пола свою отвисшую челюсть.

— Что, прости? Повтори еще раз.

Это, возможно, звучит так, будто я ревную, но на самом деле я жду, что Дастин засмеется или даст знак, что это какой-то розыгрыш. Но его лицо серьезнее, чем обычно, и на нем нет той привычной улыбки.

— Я и Саммер переспали, — каждое произнесенное им слово отдается у меня в ушах.

Не могу поверить, что они это сделали. Прямо сейчас в моей голове столько мыслей, но все они перемешиваются, и у меня не получается выдавить из себя и пары слов. Я не понимаю, что испытываю по поводу этой ситуации, но почему-то довольно ясно определяю, что меня она никаким образом не задевает. Все мои мысли о Дастине. И о Саммер, у которой вроде как есть парень.

— Ты можешь сказать хоть что-нибудь? На твоем лице невозможно что-то прочитать прямо сейчас, — довольно жалко произносит Дастин, и, прищурив взгляд, я изучаю его лицо.

Под моим пристальным взглядом парень вжимает голову в плечи, будто опасаясь, что я взорвусь в любую секунду, но я лишь пытаюсь понять, какие изменения с ним произошли после этого неожиданного события. Не сразу, но до меня все же доходит – с него спала эта завеса фальшивой симпатии ко мне. Он осознал, что я не нравлюсь ему так, как он хотел, чтобы я ему нравилась.

— Я немного шокирована, знаешь ли, — нахожу подходящие слова я. — И примерно представляю, почему все так произошло. Но мне нужно знать – это был просто перепих или нет?

И надо же, (кто бы мог подумать!) именно во время этой фразы нам приносят еду. Официант косится в мою сторону, явно удивленный темой разговора, но всего лишь желает нам приятного аппетита и удаляется. Я не притрагиваюсь к еде, ожидая ответа от Дастина.

— Боже, Тейт, — из-за неловкости парень проводит по волосам руками, затем кладет их на стол, но, нервничая, убирает их на колени. — Я не знаю... — по-видимому, эта ситуация и его вводит в тупик. — Мы были пьяны, и, конечно, это оказалось просто сексом на одну ночь, но что-то в ней... В смысле перед этим мы с ней много болтали, и она была со мной такой честной и открытой. У нас оказалось много общего, и весь вечер она не переставала смешить меня и смеяться. После клуба мы остались вдвоем, и я никогда не чувствовал подобного раньше. Ни с кем. Так что прямо сейчас у меня у самого есть вопросы...

Он запутался. Я видела это в его взгляде и слышала в его голосе. Так что теперь мне предстояло поговорить с Саммер и узнать, что она думает по этому поводу, особенно, если она все еще в отношениях с Алексом. Его же так зовут, да? Не то что бы он мне не нравится, но я не испытываю к нему никакой симпатии. И пусть я не собираюсь выступать сводницей, я была бы рада, если бы Дастин и Саммер узнали бы друг друга получше.

— Ты..., — прерываю себя я. — Нет, вы разберетесь с этим. Но если тебе нужно будет об этом поговорить, я всегда рядом. Ты мой друг и она моя подруга. Я не брошу вас.

Уголки губ Дастина приподнимаются, и он кладет свою ладонь на мою руку, безмолвно благодаря за мои слова. Когда между нами больше не остается нерешённых вопросов, мы принимаемся за еду, которая уже успела остыть. Но нам это абсолютно не мешает, потому что мы продолжаем болтать, и больше нет никаких неловкостей. Теперь, когда я знаю, что Дастин испытывает ко мне только дружеские чувства, мне становится лучше, потому что я знаю, что не причиню ему боли.

После обеда мы прощаемся, так как Дастину снова приходится бежать на очень срочные дела. Возвращаюсь домой я одна, и это даже к лучшему, поскольку у меня есть возможность позвонить Саммер и поговорить с ней. Подруга почти сразу же берет трубку и сразу же смекает, на какую тему будет разговор.

— Он рассказал, да? — она звучит совершенно подавленно.

— Ага, давай я приеду к тебе, и мы обсудим это, — я говорю это твердо, не особо настроенная на отказ.

Саммер соглашается, и, как только мне приходит сообщение с адресом, я иду к ближайшей станции. Поездка до нее занимает достаточно времени, чтобы обдумать эту ситуацию и посмотреть на нее со всех сторон. Я ума не приложу, что мне скажет Саммер, но думаю, она и сама не ожидала такого поступка со своей стороны.

Я делаю всего один короткий стук, когда дверь широко распахивается, и я вижу маленькую Саммер. На ней огромных размеров пижама, и она прячет свои ладони в длинных рукавах. На лице совершенное поникшее выражение, и в ее глазах стоят слезы. Как только за мной закрывается дверь, она падает в мои объятия и не сдерживает слезы. В прихожей царит мрак, и я глажу свою подругу по спине, сохраняя тишину.

Когда Саммер немного успокаивается и утирает свои слезы, она ведет меня в свою маленькую кухоньку, и мы садимся на стулья. Я решаю, что разговор стоит начать мне.

— Даже не стану спрашивать, в порядке ли ты. Ответ и так понятен, но давай начнем сначала, хорошо? В субботу ты тоже была расстроенной, так что как насчет того, чтобы рассказать мне, что случилось?

Я замолкаю и даю время своей подруге. Она кивает мне и затем встает. Делает шаги по кухне, но я не тороплю ее. Когда она снова садится на стул, я готовлюсь слушать.

— В этот день я разговаривала с Алексом. Он рассказывал мне о своих успехах, и я подумала, что раз он в хорошем настроении, я могу предложить ему вариант, который мы с тобой обсуждали. Я наивно думала, что он обрадуется приезду ко мне, но вместо этого..., — Саммер вытирает мокрые от слез щеки рукавами пижамы, и я кладу ладонь ей на колено, давая знать, что она может не торопиться.

— Вместо этого он будто стал злее, чем обычно. Он просто не хотел меня слушать. И в конце концов сказал что-то о том, что не может быть с человеком, который не прислушивается к его мнению, — на ее губах появляется горькая язвительная улыбка. — Иронично, правда? Ведь именно он игнорирует все, что я говорю и предлагаю. По итогу кто-то из нас сбросил трубку, и я очень разозлилась на него. Я просто не могла понять и до сих пор в толк не возьму, почему так важно жить там, где живет он. Я была так огорчена, расстроена и подавлена, что напилась. И тем не менее я все помню. Как сидела рядом с Дастином, вдыхая запах его одеколона. Как мы разговаривали, и в моем животе все переворачивалось, когда я ловила его по-настоящему красивую улыбку. Он вызывал во мне те чувства, которые были в самом начале моего знакомства с Алексом. И я не думала, я отдалась своим порывам и эмоциям.

Саммер останавливается и дает себе отдышаться. Мне хочется уже что-нибудь сказать, но она еще не все мне рассказала. Я вижу это по тому, как напряжено ее тело. Кажется, она готовится к самой трудной части, которую ей трудно признать вслух. Но в этом и есть сила Саммер – она не пасует и умеет говорить вслух о самых тяжелых вещах.

— На следующее утро, проснувшись рядом с Дастином, первое, что я испытала, были не вина или чувство предательства. Это было счастье и наслаждение. Именно это делает всю ситуацию хуже. Почему я не чувствую вины перед Алексом? Я изменила ему, Тейт! — ее голос срывается. — Почему то, что произошло с Дастином, кажется мне правильным, в отличие от моих отношений?

Сдавленные всхлипы вырываются из ее груди, и я даю ей проплакаться, прежде чем начать говорить. Мои слова могут расстроить ее, но я скажу ей то, что вижу.

— Саммер, может, просто твои отношения терпят крушение? И дело не только в том, что между тобой и Алексом расстояние, а в том, что он не понимает тебя. Он не дает тебе любви и поддержки, а только расстраивает и ругает тебя за то, что ты ищешь свой путь. А рядом с Дастином ты как раз-таки почувствовала поддержку. Вы разговаривали, и ты наконец смогла говорить вслух о своих чувствах и мечтах, — я умалчиваю о том, в чем признался мне сам Дастин, потому что это не мой секрет, чтобы его рассказывать. — Может, тебе стоит порвать с Алексом? Не надо сразу же падать в новые отношения. Попробуй разобраться в себе по одиночке, без постоянного напоминания, что ты делаешь что-то неправильно. Понимаешь, что я имею в виду?

Саммер кусает нижнюю губу и кивает. Она действительно понимает, о чем я сейчас говорила. Я вижу в ее взгляде, что она и сама думала об этом ранее. Ей просто нужен был толчок, и вся эта ситуация послужила рычагом. Она умывает лицо, и после этого мы с ней сидит за столом и пьем чай. Я остаюсь у нее ненадолго, ведь репетиции у нас сегодня никто не отменял. Уже на пороге Саммер еще раз обнимает меня и благодарит за то, что я приехала к ней. Я же не считаю, что меня нужно за что-то благодарить. Она была со мной в худшие времена, и именно для этого и существуют друзья.

Репетиция проходит очень быстро, так как мы прогоняем всего несколько сцен. После я подхожу к мистеру Сакраменто с мыслью, которая не покидала мою голову с тех самых пор, как мы начали отрабатывать сцены с любовным интересом моей героини.

— Могу я кое-что предложить? — задаю вопрос я нашему преподавателю.

— Конечно, инициатива от студентов всегда приветствуется, — отвечает мистер Сакраменто. — Что у тебя за идея, Тейт?

Я прочищаю горло и выпрямляю спину, чтобы говорить уверенно.

— В конце, когда Асла понимает, что единственный способ перестать терять память – это признать, что она любит Дэниела, она произносит монолог. И я знаю, что для этого момента музыку не написали, но я подумала, что мы могли бы использовать готовую песню. Песня Gabrielle Aplin «Salvation» идеально вписывается в эту сцену.

Я замолкаю и перевожу взгляд с нашего преподавателя на Дастина, который поднимает верхние пальцы вверх. Габриэлла рядом с ним пытается прожечь во мне дыру своим взглядом, и это почему-то только смешит меня, напоминая о тех днях, когда она и Вэнс еще были вместе и мне приходилось ловить подобные взгляды постоянно.

— Задержись ненадолго тогда. Мы послушаем песню и сообщим тебе, если она нам понравится. Времени у нас остается не так много, так что мы примем решение как можно быстрее.

— Хорошо, спасибо, — я покидаю зал и вместе с Дез остаюсь ждать вердикта.

— Ты что-то придумала? — с ухмылкой спрашивает моя подруга.

— Ага, и надеюсь, это сработает.

Спустя минут двадцать, хотя мне казалось, что прошла вечность, выходит мистер Сакраменто, и он широко улыбается нам с Дейзи.

— Нам очень понравилась песня, Тейт. Она и вправду идеально подходит нам по концепту, так что на этой неделе мы начнем ее репетировать. Молодец!

Он кладет ладонь мне плечо, пожимая его, а затем удаляется обратно в зал. От восторга я подпрыгиваю на месте и делаю глубокий вдох. Дез смеется надо мной и подталкивает меня к выходу. Мне хочется первым же делом позвонить Вэнсу и рассказать эту новость, но я не уверена, что пока готова с ним говорить, так что звоню маме и делюсь с ней. Она искренне радуется за меня и говорит, что с удовольствием бы взглянула на меня. Я обещаю ей, что она увидит меня еще во многих спектаклях. А этот я попрошу заснять специально для нее и всей семьи. После разговора с ней я начинаю скучать по Розвиллу, но до дня Благодарения остается чуть больше месяца, так что я совершенно не расстраиваюсь.

Следующие дни проходят абсолютно обычно и даже заурядно. Каждый вечер я почти срываюсь и звоню Вэнсу, но что-то во мне не дает сделать это, и я всегда останавливаюсь. Дез наблюдает за моими ежедневными метаниями и каждый день дает один и тот же совет – позвонить ему. Вэнс тоже в этот раз не оставляет меня в покое и пишет сообщения. Вначале я пытаюсь игнорировать их, но одной ночью не сдерживаюсь и читаю их все. Я даже пишу ответ на каждое, но затем все стираю и прячу телефон под подушку.

Так продолжается больше недели. Я испытываю сильную потребность в разговорах с Вэнсом, но также слишком боюсь того, что нанесу ему урон, с которым ему не справиться. Я не хочу испытывать боль снова. И не хочу, чтобы Вэнс тоже испытывал ее. А зная нас, мы точно все в конце усугубим. Однажды я даже посещаю комнату Айзека снова, пытаясь вновь ощутить его присутствие, потому что мне начало казаться, что он медленно утекает из моей жизни.

По итогу, спустя полторы недели я взрываюсь от накапливающихся чувств и звоню Вэнсу. Мне хочется крикнуть ему, чтоб не писал больше или же, наоборот, безостановочно написывал мне, напоминая о себе. Вот только когда он берет трубку, я молчу в трубку как рыба. Я слышу его тяжелое дыхание и от одного только этого звука покрываюсь мурашками.

— Я гадал, сколько времени тебе понадобится. Мы можем уже нормально поговорить, не убегая друг от друга? — голос Вэнса звучит приглушенно, будто он не хочет, чтобы нас слышали.

Я пытаюсь выдавить из себя хоть один слог, но горло будто сдавил огромный питон. Я открываю рот, но ни одного звука не выходит.

— Я на работе прямо сейчас. Мне нужно идти, чтобы меня не уволили, но если хочешь поговорить, приходи, — он замолкает, но напоследок добавляет: — Я очень буду ждать.

Звонок прерывается, и я падаю на кровать, пытаясь восстановить свое дыхание и наконец чувствуя, что снова могу говорить.

— Ты была немногословна как-то, — со стороны Дез доносится ее голос. — Ты точно ему позвонила, а не притворялась?

Я качаю головой и, встав с кровати, начинаю собираться.

— Я просто вдруг забыла, как говорить, но он ждет меня у себя на работе.

После этих слов я непроизвольно начинаю улыбаться, и Дез восторженно подскакивает на кровати.

— И чего ты так тянула с этим, если скучала по нему так же сильно, как и он по тебе? Иногда ты такая глупая.

После этого заявления я кидаю в свою соседку подушку, но она легко уворачивается и, стреляя глазами в моем направлении, произносит:

— Повеселись там хорошенько.

Закрыв дверь комнаты, я как можно быстрее стремлюсь добраться до клуба, в котором работает Вэнс. Почти две недели я подавляла свои чувства, но они, кажется, только росли от этого. Да еще и в геометрической прогрессии. И из-за этой тоски сейчас все вокруг мне кажется слишком медлительным, ведь мне хочется быстрее увидеть лицо Вэнса и обнять его. Оказавшись в клубе, я двигаюсь в сторону барной стойки и замечаю Вэнса, который обслуживает девушек. Ревность, как спящее животное, пробуждается от спячки в моем животе, но также быстро эта вспышка проходит, потому что Вэнс замечает мое приближение и не отрывает взгляд, пока я не занимаю одно из мест около него.

Расправившись с коктейлями, он подходит ко мне, и даже при том, что зал тонет в приглушенном свете, я замечаю, как Вэнс облизывает свои губы. Меня мгновенно бросает в жар, и воздуха уже не хватает. Во рту образовывается пустыня, и я издаю хриплые звуки:

— Содовой.

Вэнс замечает, что мой голос изменился, и его губы расплываются в усмешке, потому что знает, что это он так влияет на меня. Когда передо мной оказывается содовая, я за несколько глотков осушаю стакан и поднимаю свои глаза, чтобы попросить еще. Столкнувшись с блеском в глазах парня, я пытаюсь вести себя так, будто он одним только взглядом не заставляет мою кожу пылать. Неожиданно он склоняется надо мной, и его губы оказываются около моей щеки:

— Рад, что ты пришла. Но теперь я постоянно отвлекаюсь от своей работы на твои волшебные глаза и милое личико. Это определенно создает проблемы.

Вэнс отстраняется от меня и, налив еще содовой, направляется к остальным посетителям. Я снова залпом выпиваю весь стакан и приказываю своим чувством немного остыть. Если я буду такой нервной весь вечер, то к концу обязательно что-то произойдет. От одной только мысли я сглатываю и, пока Вэнс не может видеть меня, разглядываю его широкую спину. До этого момента я почему-то не обращала внимания, какой же он высокий. Мне всегда было комфортно стоять в его объятиях, так что я не особо задумывалась о том, насколько он выше меня.

Мой взгляд блуждает по его мышцам под белой рубашкой, и я мысленно бью себя по голове, потому что раньше никогда не замечала, какое у него мускулистое тело. Меня в общем-то не особо это волновало, но сейчас, когда была возможность его поразглядывать, я наслаждалась этим. Когда Вэнс оборачивается, я поворачиваю голову в другую сторону, но все мое тело чувствует на себе его взгляды. Я пытаюсь скрыть улыбку, прикусывая нижнюю губу, но выходит паршиво, потому что я хочу улыбаться. Хочу знать, что он думает обо мне так же много, как и я о нем. Так мы и продолжаем вести себя в течение нескольких часов, пока Вэнс работает.

Конечно, иногда он подходит ко мне, чтобы налить содовой, и каждый раз на несколько секунд переплетает свои пальцы с моими. В такие моменты я стараюсь не смотреть на него, потому что знаю, что обязательно потеряю голову. Вэнс уходит, и я сразу же ощущаю себя пустой без его прикосновений. За час до закрытия он исчезает, и я мотаю головой в надежде разглядеть его высокую макушку.

Через мгновение он появляется на сцене с остальными работниками клуба и приковывает к себе мой взгляд. Мне кажется, что ничего и никого не существует в этот момент, кроме меня и него. Он настраивает микрофон, и через несколько секунд первые звуки инструментов разносятся по залу. Мне становится немного страшно, потому что в голову сразу лезут картинки о недавнем событии. Что если Вэнс использует вместо слов песню, чтобы что-то сказать мне? Я внимательно вслушиваюсь в текст каждой исполненной им песни, и после шестой (да, от нервов я считаю) я уже и не знаю, что думать. То ли нервничать еще больше, то ли успокоиться и насладиться сполна его выступлением.

Все свое выступление Вэнс, не отрываясь, смотрит только на меня. Я ищу в его взгляде ответы на свои вопросы, но он тщательно скрывает от меня все свои эмоции, кроме одной. И от того, как его глаза блуждают по моему телу, моя кожа покрывается мурашками. Ему надо перестать смотреть на меня так. Так, будто я единственная.

После еще одной исполненной группой песни Вэнс наконец приоткрывает завесу своих чувств, но вместо того, что мне нужно, я замечаю озорство в его взгляде. Он что-то явно задумал, и когда я пытаюсь предугадать, Вэнс на весь зал произносит:

— Мы не нуждаемся в представлении, ведь мы просто те, кто разливает вам напитки и обслуживает ваши столики, — присутствующие в зале начинают смеяться. — Но ее вы должны знать.

Вот черт. Вэнс спрыгивает со сцены, и толпа расступается перед ним прямо, как перед Моисеем. В его руке микрофон, и, пока он двигается в мою сторону, говорит в него:

— Это Тейт Эмерсон. Запомните ее имя, ведь скоро вы будете слышать его отовсюду. Она собирается стать артистом, но прежде давайте послушаем ее на этой сцене.

Он останавливается напротив меня, как только заканчивает предложение, и протягивает мне свободную руку.

— Покажешь им, кто ты такая и чего стоишь? — он произносит это не в микрофон, а лично мне.

Мне хочется отказаться от такого неожиданного предложения, но если я действительно собираюсь добиться чего-то в будущем, то должна быть готова ко всему. Даже к таким вот поворотам, которые устраивают мои друзья. Я вкладываю свою ладонь в его, и под громкие хлопки толпы мы направляемся обратно к сцене. Вэнс идет совсем вплотную ко мне и, наклонившись, шепчет около лица, обдавая горячим дыханием:

— Ты ждала ответов? Мой ответ – эта песня.

Вэнс помогает мне подняться на сцену, и кто-то со стороны протягивает мне микрофон. Я даже не удосуживаюсь посмотреть в сторону этого человека, потому что не могу оторвать взгляд от Вэнса. От его уверенности и харизмы. От его взгляда на меня и улыбки, которая превращает меня в желе. И меня даже не волнует, что я понятия не имею, какую песню мы будем исполнять. Должна ли я нервничать? Определенно. Глядя на эту толпу и осознавая, что мы с Вэнсом вновь споем, я должна нервничать из-за всего шквала эмоций, которые смешались прямо сейчас. Но я не нервничаю. Я спокойна, потому что глубоко в душе знаю – Вэнс не даст мне упасть.

Знакомый мотив начинает играть, и я пытаюсь вспомнить, что это за песня. На это уходит время, но когда Вэнс начинает петь, я узнаю песню «Rewrite the Stars». Я опускаю глаза в пол и закрываю их, наслаждаясь каждой строчкой, в которую Вэнс вкладывает свои чувства. Мое тело ощущает вторжение Вэнса в мое личное пространство, но я все еще боюсь посмотреть на него. Я улыбаюсь и уже в следующее мгновение грубоватые пальцы нежно обхватывают мой подбородок и заставляют посмотреть в его бездонные, орехового цвета с золотистыми крапинками глаза.

В это же время начинается припев, и вместе с ним я вижу, как Вэнс своим взглядом дает мне обещание. Каким-то образом ему удалось подобрать идеальную для нас песню, потому что, как только я начинаю петь, я отхожу в сторону от Вэнса. Спетые мною слова не только обращены ко нему, но и врезаются в мою голову. Между нами и вправду горы и двери, сквозь которые мы не можем пройти. Но я бы так хотела, чтобы между нами не было никаких преград, и хотя песня говорит о невозможности этого, я делаю шаг прямо в сторону Вэнса.

Он пытается скрыть удивление, но тоже делает шаг мне навстречу. Мое сердце бешено бьется о грудную клетку, и я кладу свою ладонь на грудь, чтобы хоть немного успокоить свое сердцебиение. К концу песни между мной и Вэнсом остается всего несколько сантиметров, и я вижу, как ткань его рубашки в области сердца тоже отбивает его быстрый пульс. Я возвращаю взгляд к лицу Вэнса, который не сводит глаз с моих губ.

В этот самый момент мое желание поцеловать его достигает предельной точки. Я мечтаю о том, чтобы песня уже закончилась, и я смогла бы коснуться его губ своими. Я думаю о том, что за все это время я только представляла, какие его губы на вкус, потому что на самом деле мы никогда с ним не целовались. Допев последние строчки, я опускаю руку с микрофоном и встаю на носочки, готовая сделать этот шаг.

Я уже чувствую дыхание Вэнса около своих губ, но резко распахиваю глаза, когда толпа начинает восторженно аплодировать. Я поворачиваюсь в сторону зала и судорожно хватаю воздух ртом. Мое сердце все еще отбивает сумасшедший ритм, так что я стараюсь как можно быстрее покинуть сцену. Пытаюсь отдышаться и бросаю быстрый взгляд на сцену. Каждый выглядит ошарашенным, но Вэнс растерян настолько, что один из гитаристов толкает его в плечо, приводя в чувство. Вэнс наконец возвращается в реальность, и они с остальными покидают сцену. Я вжимаюсь в стену, когда парни проходят мимо меня и бросают на меня взгляды. Почти у каждого на губах насмешливая улыбка, и я не уверена, хочется ли мне спрятаться или стереть их эти ухмылки.

Последним спускается Вэнс и бросает на меня полный непонимания взгляд. Да уж, я и сама хотела бы знать...

Остановившись напротив меня, Вэнс проводит ладонью по своим волосам, и от меня не укрывается то, как он отстукивает ритм своей ногой, явно нервничая.

— Это было... — начинаю я, пытаясь подобрать слова.

— Да, — добавляет Вэнс, и это все, что нам удается сказать. — Мы закрываемся через десять минут. Ты останешься? Или мне тебя проводить?

Я вглядываюсь в его лицо и затем согласно киваю. Я хочу остаться так же сильно, как этого хочет он.

— Хорошо, — с облегчением вырывается из него. — Ты можешь присесть пока, а я... — он будто хочет что-то добавить еще, но останавливает себя: — Я пойду.

Он оставляет меня одну, но в воздухе все еще присутствует его запах, и я глубоко вдыхаю, чтобы успокоиться и сохранить это мгновение. Наконец способная спокойно идти, я подхожу к барной стойке и усаживаюсь на свободный стул, пока люди проходят мимо меня к выходу. Кто-то останавливается и делает мне комплимент, отчего я широко улыбаюсь. Когда зал совсем пустеет, одна из дверей открывается, и из нее выходит рабочий персонал. Они над чем-то смеются, и я отчасти надеюсь, что они пройдут и не заметят меня. Но один из парней все же обращает внимание в мою сторону и вставляет в их разговор:

— Посмотрите на звезду сегодняшнего вечера! Это было потрясающе!

Остальные согласно кивают, и я отвечаю им благодарностью.

— Если ты та самая девушка, о которой не перестает болтать Вэнс, то понятно, что он нашел в тебе, — заявляет этот же парень, из-за чего получает подзатыльник от другого.

— Это не твое дело, так что пошли!

Они уходят, и я остаюсь совершенно одна, гадая, где же Вэнс. Встаю со стула, делаю круг и снова сажусь, когда он наконец объявляется. Выглядит он как-то бледновато и, подойдя ко мне, садится на стул рядом, вцепляясь в стойку пальцами.

— Ты в порядке? — обеспокоенно спрашиваю я.

Он кивает, но ничего не говорит мне. Я слышу его отрывистое дыхание, будто он не может нормально вздохнуть, и повторяю свой вопрос:

— Вэнс, ты точно в порядке? Это что-то с твоим сердцем? — я не могу скрыть страх в своем голосе. — Может быть, мне вызвать скорую?

— Не надо, — хрипит парень, после чего его одолевает кашель.

Я соскакиваю с места и судорожно ищу своей телефон, чтобы вызвать скорую. Страх сковывает меня своими цепями, и теперь уже я не могу нормально дышать, боясь, что Вэнс может умереть прямо сейчас. На моих глазах. Я говорю себе не поддаваться панике, когда Вэнс перестает кашлять, и медленно оборачиваюсь, страшась столкнуться с ужасным последствием. Он все еще сидит, и его грудь медленно поднимается и опускается.

— Извини, — слышу его голос. — Такое иногда бывает, но мне просто надо несколько минут, чтобы восстановиться. Я не хотел напугать тебя.

Я подхожу к нему и обворачиваю свои руки вокруг его талии, прижимаясь щекой к его спине. Теперь его дыхание спокойное, и я ощущаю это своим ухом.

— Не извиняйся, — шепчу я. — Я просто рада, что ты в порядке.

Убедившись, что сейчас все хорошо, я отпускаю его, и Вэнс наконец встает. Мы стоим лицами друг к другу и чего-то ждем. Парень поднимает свою руку и пальцами проводит вдоль моей щеки. Мне хочется закрыть глаза и прижаться к его ладони, но я неподвижно стою, ожидая его следующего шага.

— Я хочу поцеловать тебя уже два года, но нам почему-то всегда что-то мешает, — его большой палец теперь касается моей нижней губы, а другую руку он запускает в мои волосы, бережно оттягивая голову назад. — Может, нам просто не следует целоваться?

С моих губ срывается тихий стон из-за его прикосновений, и мне кажется, что прямо сейчас я ничего не хочу так сильно, как поцеловать его. И плевать я хотела на то, что следует и не следует делать. Вэнс наклоняет свою голову ко мне, и его губы наконец легонько касаются моих. Всего на секунду мимолетно, но этого хватает, чтобы разжечь пламя в моей груди. Это первый раз, когда мы действительно так близко друг к другу, но этого все еще недостаточно.

Я приближаюсь к Вэнсу, когда он немного отступает, и, не давая себе времени на раздумья, целую его. Так же медленно и осторожно. Мы не двигаемся и словно замираем во времени, когда наши губы наконец соединяются. Но Вэнс снова отстраняется от меня, не давая шанса на продолжение.

— Что не так? — выдыхаю я.

— Все. Ничего... Это просто... у нас еще есть вопросы, которым нам надо решить, а у меня не такая сильная выдержка, когда ты рядом. И мое сердце... — он на секунду замолкает, будто о чем-то вспоминая, но отгоняет все эти мысли: — Оно ведь не такое сильное, так еще и рядом с тобой. Поцелуи ведь возвращают к жизни, а меня могут убить.

На его лице появляется улыбка, и я понимаю, что он шутит. Не могу удержаться и начинаю хихикать, как маленькая девочка.

— Ладно, я сейчас подниму стулья, и мы можем идти, хорошо? — прерывает меня Вэнс.

— Я помогу, — успокоившись, произношу я, пока Вэнс все еще с трудом поднимает стулья. — И не спорь, пожалуйста.

Казалось бы, что вдвоем управиться будет быстрее, но все оказывается с точностью наоборот. Мы постоянно отвлекаемся друг на друга и смеемся, так что из клуба мы выходим только через час после его закрытия.

— По домам? — спрашивает Вэнс уже на улице.

— Если ты устал, то да, конечно, — отвечаю я, втайне надеясь, что мы не попрощаемся сейчас.

— А если нет, тогда что?

— Тогда предлагаю прогуляться, — делаю несколько шагов и оборачиваюсь в сторону Вэнса. — Идешь?

Он быстрыми шагами догоняет меня, и мы идем по ночным улицам Нью-Йорка, пока легкий ветер дует нам в лицо, из-за чего мне постоянно приходится убирать свои волосы. Мы много разговариваем, и это напоминает мне о нас только два года назад, когда мы были друзьями. Когда я только начинала влюбляться в него, понимая, что по уши влипла.

Мы покупаем себе перекусить в круглосуточной палатке и садимся на фонтан в Центральном парке. Помимо нас здесь еще сидит несколько человек, но вокруг все равно тихо, будто весь мир затаил дыхание в ожидании чего-то. Мы в молчании едим, и когда Вэнс заканчивает, он лезет за чем-то в рюкзак. Я пытаюсь не выдавать свое любопытство, но мне действительно интересно, что он скрывает.

Наконец он поворачивается ко мне, и я разглядываю CD-диск, который Вэнс держит в руке.

— Что это? — интересуясь, наклоняю голову и пытаюсь распознать название.

— Это то, что я давно для тебя готовил, — он протягивает мне диск, и я замечаю на обложке название «Музыка нашей истории» и внизу небольшая подпись «чтобы ты всегда помнила о том, как много значишь для меня». — Мы нашли друг друга с помощью музыки, и она сопровождала нас на протяжении всего времени. И до сих пор она есть. Вокруг нас и внутри. В наших сердцах. Я составил этот плейлист, когда ты нужна была мне больше всего, но тебя не было. И сейчас я даю его тебе...

Я не даю ему закончить и обнимаю его. Хочу вложить в это объятие все, что не смогу сейчас сказать вслух. Моя голова покоится на его плече, и я шепчу: «Спасибо», потому что на большее у меня пока нет сил. Его забота выбивает меня из колеи, возвращает назад и в то же время дает надежду на будущее. Я испытываю рядом с ним такой большой спектр эмоций, который словно ураган подхватывает меня и уносит в его крепкие объятия.

В конце концов мы отпускаем друг друга, и я прячу диск в рюкзак. Мы еще некоторое время сидим у фонтана, и я провожу пальцами по воде, немного брызгая в сторону Вэнса. Когда он замечает, что я делаю, я резко встаю и отбегаю, чтобы у него не было возможности меня замочить. Мы бегаем по парку, и сквозь тяжелое дыхание слышится наш смех.

Я и Вэнс гуляем до самого рассвета, и во время этого он берет меня за руку. Я не возражаю и наслаждаюсь тем, как его рука своим касанием распространяет тепло по всему моему телу. Утром он провожает меня до общежития, и мы нехотя прощаемся друг с другом. Что-то сегодня несомненно изменилось в нас и наших отношениях, помимо того, что мы поцеловались, конечно. Было что-то еще... возможно, у нас появилась надежда на то, что в этот раз все будет иначе. Все будет лучше.

Тихонько зайдя в комнату, я вижу, что кровать Дез уже застелена. Сразу же дверь позади меня открывается, и в комнату заходит Дез.

— Ну надо же, кто вернулся! — Дез садится на кровать и смотрит на меня в упор. — Расскажи мне все, пока я не ушла.

Я вкратце рассказываю ей о нашем вечере, а точнее ночи, с Вэнсом, упуская часть с недопоцелуем. Этим мне не хочется ни с кем делиться, хотя в то же время хочется с кем-то обсудить. Когда я заканчиваю рассказ, Дез мечтательно глядит на меня и щебечет:

— Вот такой вид любви я хочу в своей жизни!

Я хочу возразить ей, но она уже убегает на учебу, оставляя меня наедине с этими словами, которые сейчас заполнили пространство комнаты. Любовь... однажды Вэнс уже признался мне в любви, и я когда-то любила его тоже, но было ли это сейчас?

Мне нужен совет, так что я звоню маме. Она отвечает не сразу, но в ее голосе слышится беспокойство из-за того, что я звоню ей так рано. Я объясняю ей всю ситуацию и только с ней делюсь о том, что случилось между мной и Вэнсом. Я не знаю, что она скажет, но она моя мама, они всегда знают, что сказать в таких ситуациях.

— Ты боишься открыть ему свое сердце, — говорит она в трубку. — То есть умом ты оберегаешь себя, но твое сердце тянется к нему. Ты считаешь это неправильным и отрицаешь это, но рядом с ним не можешь игнорировать свои чувства. И сегодня часть тебя была отдана ему в тот самый момент, когда вы поцеловались. Это кажется мелочью, но это огромный шаг, который уже многое меняет. И ты это почувствовала. Это не похоже на ваши прежние чувства. Это новая, неизведанная территория, потому что вы оба стали совершенно другими людьми, поэтому сейчас ваши прежние чувства подпитываются новыми, пока вы заново познаете себя и друг друга.

— Спасибо, мам, — говорю я. — Я не понимала этого, но сейчас ты мне все объяснила, и мне стало легче.

— Не за что, милая. Теперь иди спать, пожалуйста.

— Хорошо. Пока. И я люблю тебя, — эти слова срываются с моих губ не произвольно, но я не жалею о них.

— Я тоже, милая. Я тоже.

Я отключаю телефон и достаю свой плеер для дисков. Из рюкзака вытаскиваю диск, подаренный Вэнсом, и, расстелив постель, включаю музыку. В наушниках начинает играть медленная, нежная мелодия, и я закрываю глаза. Я понимаю, что имел в виду Вэнс, когда говорил о напоминании. Слушая эти песни, я возвращаюсь в самое начало. Лежу и не замечаю, как впервые засыпаю без успокоительных. И в этот раз кошмары не беспокоят меня.

Проснувшись вечером, я чувствую, что вся подушка мокрая от моих слез. Музыка спасла меня от постоянно мучащих меня кошмаров, и я вновь расплакалась, хотя не плакала уже довольно давно. Мне казалось, что у меня просто-напросто закончились слезы, но вот она я — сижу на своей кровати и снова всхлипываю.

Просидев так достаточно долго, я беру телефон в руки и смотрю на время. Учебу, может, и можно пропустить, но с репетициями такое не пройдет. Я быстренько собираюсь и выскакиваю из комнаты, чтобы не опоздать. В итоге я прихожу вовремя, но задыхаюсь от того, что старалась чертовски быстро бежать, чего мой организм не одобрил.

— Ты в порядке? — Дастин кладет руку мне на спину, когда я наклоняюсь, чтобы отдышаться.

— Пять минут, и я готова, — я выставляю ладонь вверх.

У меня, к сожалению, не оказывается пяти минут, потому что кое-кто сегодня не в духе. Естественно я имею в виду Габриэллу, которая сегодня грубее и недовольнее, чем обычно. Она отчитывает нас за каждый шаг, прерывает репетиции, будто хоть что-то понимает в актерской роли или танцах и вокале. Её самомнение здесь ни к чему, но она, кажется, забывает о том, что здесь она не босс. И неважно то, что ее отец спонсирует эту постановку.

Все выглядят довольно нервными из-за ее постоянных замечаний, но ко мне она цепляется больше всех. Видимо, сводит старые счеты, но она и так уже сделала достаточно. И когда Габриэлла в очередной раз прерывает меня, я взрываюсь. Все, что хранилось во мне с того дня, выходит наружу, и я, сама того не замечая, начинаю кричать.

— Заткнись! Просто заткнись к чертовой матери! — я чувствую, как меня душат слезы, но не могу перестать кричать. — Ты пришла сюда, как чертова королева, и раздаешь всем приказы, но на деле ты просто лживая и злая сука, которая разрушает чужие жизни! У тебя нет никакого права быть здесь и говорить нам, что делать, а что – нет.

Я подхожу к ней, и мной овладевает гнев, которого я еще не испытывала. Я уже не злюсь на нее за репетицию, мои глаза застилает пылающая ярость из-за того, что она сделала.

— Его смерть на твоей совести, Габриэлла. Если бы не ты, не твоя жажда мстить, не умер бы человек! Но ты слишком эгоистична и слишком пустышка, чтобы понять это, правда? — я тычу ей пальцем в грудь. — Ты так хотела уничтожить меня, и я тебя поздравляю! У тебя это, черт возьми, получилось! Из-за тебя я потеряла человека, которого любила. Ты и Кейси... — мой голос становится тише, когда я смотрю в лицо Габриэллы и вспоминаю, как она смотрела на меня, когда я узнала правду. — Вы сделали это с Айзеком... вы его убили...

После моих слов наступает оглушительная тишина. Кажется, все в шоке. Даже Габриэлла. Но я уже ничего не вижу из-за застилающих глаза слез. Хватаю свой рюкзак и сбегаю от пялящихся на меня глаз. Вырвавшись из университета, я бегу по улицам, чтобы никто не смог остановить меня. Сейчас я бы ни за что не смогла с кем-то говорить или хотя бы просто вернуться туда. Те вещи, которые я наговорила Габриэлле... Это была не я. Я злилась на нее, но я не считала ее виноватой. Или же все-таки считала?

Когда мышцы начинают болеть, я делаю остановку и стараюсь восстановить дыхание, пока слезы падают на асфальт. Сейчас есть только одно место, где я смогу найти спокойствие. Достаю карту и с огромным рвением беру очередную записку. Мне нужно сейчас же узнать, какое место Айзек приготовил для меня в этот раз. Там я смогу почувствовать его присутствие.

То, что я придумал для тебя сегодня, должно тебе понравиться. Отправляйся на канатную дорогу, мы с тобой сегодня прокатимся!

Я вытираю слезы и уеду на указанное место. Тон в его письмах почти всегда такой задорный и счастливый, и я пытаюсь понять, почему он не переживал. Не боялся. Кажется, словно его не беспокоило, что он скоро умрет. А я все еще тоскую по нему. Плачу за него, когда он был смелым и встречал последствия с улыбкой на лице.

Добравшись до канатной дороги, я открываю записку и продолжаю читать.

Тут все просто, Тейт. Покупаешь билет и садишься в фуникулер.

Я делаю так, как он сказал, и уже через несколько минут остаюсь одна в закрытом помещении, которое начинает медленно двигаться. Кабинка поднимается все выше и выше, и передо мной открывается Нью-Йорк. Смотреть на него со стороны не то же самое, что быть в нем. Я сажусь и прислоняюсь спиной к стенам фуникулера. Вновь достаю записку и в тишине дочитываю ее до конца.

Я все не могу перестать думать о том, что в самые страшные моменты нашей жизни, мы тоже будто катимся на фуникулере. И как ты сейчас смотришь на Нью-Йорк со стороны, мы также смотрим на нашу жизнь. На то, сколько всего мы сделали и не сделали. В такие моменты понимаешь значение фразы «вся жизнь пролетела перед глазами». Когда я попал в аварию, последнее, что я помню – это твое лицо. Я словно смотрел на свою жизнь, но все было связано только с тобой. И я понял, что до тебя моя жизнь действительно была никчемной. Она не имела смысла. У меня было только рисование. Только оно помогало мне держаться. Возможно, это была судьба. Я все еще был жив, только чтобы встретиться с тобой.

Но ты жила и до меня. Тебе не нужен кто-то, чтобы видеть смысл жизни. У тебя есть ты, и это самое главное. Когда я приехал, ты была печальной, и я подумал, что должен убрать грусть из твоих волшебных глаз. Но ты достаточно сильна, чтобы вернуть блеск в глаза и свет в сердце. Тебе надо просто поверить, а не ждать кого-то или чего-то.

Отпусти все плохое. Оставь позади. И если это тоже придает тебе сил, всегда помни, что я люблю тебя.

Я прижимаю эту записку к груди и впитываю ее в себя. Он верит в меня, даже когда я говорю ужасные вещи другим людям. Я знаю, что могу показаться ненормальной другим людям, но прямо сейчас я одна, так что наконец говорю вслух с человеком, который никогда не сможет ответить мне.

— Я так злюсь на себя за то, что сорвалась на Габриэллу. Злюсь на нее, потому что она такая равнодушная. И может быть, злюсь, потому что хочу тоже быть спокойной. Холодной. Хочу, чтобы мысли о тебе не были словно ранения ножами. Хочу не предавать тебя рядом с Вэнсом. Есть так много этих различных «хочу», но все они всегда ведут к одному варианту – позабыть о тебе. Вычеркнуть тебя из жизни. Но как я могу это сделать? Неужели могу я тогда говорить, что любила тебя, если так быстро отпускаю? К тому же ты меня не отпускаешь. Ты рядом. В каждой этой записке. В каждом моем шаге.

Я делаю глубокий вдох и вновь смотрю на пролетающий мимо город. Как вообще можно выбирать, кого любишь больше, когда одного уже нет? Разве тогда выбор не очевиден? Если умер один, значит ты можешь построить счастье с другим. Так даже легче, ведь и выбирать не надо.

Но это все на деле не так. Любовь по отношению к людям бывает разной. И ты просто не можешь сказать «прощай» своим чувствам, даже если человек умирает. Человек уходит, но чувства остаются. Они вне времени и не поддаются никаким законам по жизни.

И только сердце, наполненное любовью, подскажет ответ в правильный момент.