Глава 8

Следующая неделя проходит сумбурно и даже немного напряженно. Я все также принимаю успокоительное, чтобы спокойно спать, хожу на учебу и репетиции, провожу время с Дез и стараюсь пока игнорировать Дастина, убегая как можно быстрее с репетиций. Но еще каждый вечер разговариваю с Вэнсом. Это вновь возвращает меня в Розвилл, где мы тоже разговаривали каждый день. Мне хорошо, когда я с ним разговариваю.

Вот только от кошмаров не удается избавиться. Каждый раз после разговора они становятся только хуже. Айзек в них становится злее, напоминая мне о тех словах, которые он кричал мне в лицо в день выпускного, и я просыпаюсь от того, что Дез приходится бить меня по щекам, чтобы я проснулась. Она переживает за меня, я вижу это по ее лицу, но я ничего не могу с собой поделать.

Я стараюсь открываться Вэнсу все больше и больше, но из-за этого будто теряю Айзека. Он ускользает от меня с каждым телефонным звонком, с каждым сказанным словом, и это убивает меня изнутри. Дез, видя, как я разрываюсь и очень устаю, предлагает в субботу сходить в клуб, пригласив, как она выразилась, всех. Под всеми она естественно подразумевает Саммер, Маркуса, Вэнса, Дастина, которого я избегаю всю неделю, и Ника, которого все еще избегает она.

С этой идеей соглашаются все, кроме Вэнса. Он в этот день работает, и я пытаюсь, но ничего не получается, скрыть свое разочарование. Встретив Маркуса в субботу утром, я провожу с ним несколько часов в парке, пока на улице еще стоит теплая погода, которая в Нью-Йорке меняется очень быстро. Мой лучший друг рассказывает истории о своих новых друзьях в университете и, конечно, о футбольных матчах. Он счастлив, и это заметно по его лицу. Я тоже счастлива, потому что у Маркуса наконец есть свобода, о которой он так долго мечтал.

Ближе к вечеру мы расходимся, чтобы подготовиться к клубу и встретиться там. Когда я захожу в комнату, Дез перебирает свой шкаф.

— Что ищешь? — падаю на кровать и спрашиваю я.

— Одно классное платье, которое я недавно купила, — она на секунду поворачивается в мою сторону и снова возвращается к поискам. — А ты уже выбрала, что наденешь?

— Не знаю, — пожимаю плечами я, хотя уверена, что Дез этого не видит. — Не то что бы меня это не волнует, я просто как-то особо не задумывалась об этом.

— Нашла! — восклицает девушка и достает из шкафа изумрудного цвета платье с расклешенной юбкой и на тонких бретельках. — Раз уж Бог каким-то образом пропустил меня и не одарил меня шикарными формами, будь использовать вещи, чтобы не казаться доской.

Я широко распахиваю свои глаза. Она ведь не может говорить это серьезно?! Будь я на ее месте, радовалась бы, потому что постоянно переживать из-за своего лишнего веса не очень весело. Но я ничего не говорю. У меня нет права что-либо говорить в данной ситуации, потому что Дез хотя бы принимает то, что она считает своим недостатком, в то время как я постоянно пытаюсь прикрыть свои изъяны.

Девушка надевает платье и сразу же становится более утонченной и взрослой версией себя. Платье сидит на ней идеально, заметно меняя ее фигуру, и я пытаюсь не кусать ногти, немного завидуя ей. Она умеет пользоваться своим телом и чувством стиля, в отличие от меня.

— Прекрати уже пялиться на меня и одевайся! — ловит Дейзи мой взгляд в зеркале.

— Понятия не имею, что надеть, — поднимаю я руки в знак поражения, и Дез широко улыбается мне.

— Ты попала в надежные руки, сейчас мы сделаем из тебя красотку.

Дез подходит к шкафу и начинает осмотр моих вещей, постоянно поднося палец к подбородку и задумываясь всего на секунды. По итогу она достает черное вечернее платье, которое когда-то подарила мне бабушка. Не знаю, в каком месте бабуля его отыскала, но она уверяла меня, что платье будет сидеть на мне просто отлично. Я с ней в этом не соглашалась и никогда его не надевала прежде.

— Это? — неуверенно спрашиваю я, надеясь, что Дейзи найдет что-то более... ну что-то другое.

— Это оно, Тейт. Точно оно. Примерь, — она протягивает мне плечики с платьем, и я начинаю переодеваться, когда Дейзи отворачивается от меня, давая мне немного пространства.

Наконец втиснувшись в платье, я встаю у зеркала и оглядываю себя так, будто это не мое тело. Вроде я выгляжу даже ничего, но Дез встает рядом со мной и снова улыбается:

— Я знаю, что происходит в твое голове, но ты выглядишь просто потрясающе. Тебе не стоит сняться своего тела. Дай себе полюбоваться собой немного, а после этого мы придадим блеск и твоему лицу.

Моя соседка садится за столик и достает свою косметичку, оставляя меня с самой собой. Я всматриваюсь в свое отражение и в голове произношу: «Ты выглядишь хорошо. Ты прекрасна». Это, по-видимому, срабатывает, потому что я начинаю чувствовать себя комфортно в этом платье.

Оторвавшись от зеркала, я сажусь на стул рядом с Дез, которая как раз заканчивает собственное преображение. Затем она приступает ко мне и, прежде чем я успею посмотреть на себя в зеркало, выталкивает меня за дверь.

— Пусти меня, Дейзи! Я босоногая и не взяла с собой телефон и что-нибудь надеть сверху!

Через несколько минут дверь открывается, но Дез не впускает меня в комнату, вынося мне туфли и сумочку.

— Надевай туфли и идем. Больше тебе ничего не понадобится сегодня, — она ухмыляется, а мне хочется ударить ее своей сумочкой.

Но по итогу я надеваю туфли, решая не тратить время на споры, и мы идем к лифту. Около общежития уже стоят Дастин и Ник, и как только они видят нас, оба начинают сиять своими улыбками. Я пытаюсь прятаться за Дез, которая идет уверенной походкой к парням, но так или иначе мне приходится выйти из-за ее спины, когда мы останавливаемся напротив них.

Ник не может оторвать взгляда от Дез, которая почему-то ведет себя с ним довольно холодно. Кажется, она собиралась дать ему шанс, но сейчас это выглядит совершенно не так. Может, ей все еще нужно время, но я замечаю в ее глазах знакомый мне страх, что ей снова сделают больно. Я ее понимаю, так что не мне раздавать советы в этой ситуации.

— Прекрасно выглядите, дамы! — тишину разбавляет Дастин, который явно чувствует небольшой дискомфорт. — Думаю, нам стоит уже ехать, вместо того чтобы стоять тут и наслаждаться видами.

Кажется, он имеет в виду не окружающую нас местность, так что я улыбаюсь ему, чтобы он знал, что его старания не напрасны. Я занимаю переднее место в машине, чтобы дать Нику и Дез поговорить и узнать друг друга получше. Знаю, что сказала, что не буду лезть, но я просто хочу, чтобы они пообщались. Для начала.

Всю поездку я поглядываю в их сторону, и кажется, что они начинают налаживать отношения. Ник естественно проявляет большую инициативу, но я вижу, что Дез тоже перестает противиться. Мы с Дастином тоже болтаем, и я совершенно не замечаю, как мы подъезжаем к клубу. Наша четверка покидает машину и направляется ко входу здания, в котором я никогда не была.

Мы довольно быстро проходим охрану, которая оставляет на наших с Дез руках печати о том, что нам еще нет двадцати одного. Для нас с ней в этом нет необходимости, ведь мы не пьем, но правила едины для всех. Зайдя внутрь, я прищуриваю глаза от ярких цветов, переливающихся на танцполе. Несмотря на то, что пространство кажется огромным, очень сложно протиснуться между танцующими людьми. Два дисковых шара и прожекторы освещают лица, на которых сейчас написано удовольствие и наслаждение, но среди них мне не удается заметить лицо Маркуса и Саммер.

До того, как мы зашли сюда, я даже не подумала о том, чтобы уточнить, прибыли ли они, или нам стоит пока найти свободную кабинку. Я пишу сообщение Маркусу, и он сообщает мне, что они с Саммер расположились за одним из столиков с правой стороны от сцены, на которой сейчас стоит диджей.

— Хэй, нам нужно туда — перекрикиваю громкие басы я, привлекая внимание своих друзей.

Никто из них не отвечает мне, но Дез резко хватает меня и тянет, пока я пытаюсь не упасть в своей обуви. Наконец мы останавливаемся, и у меня уходит несколько секунд, чтобы восстановить свое зрение. Оглядываюсь по сторонам и наконец вижу столик, за которым расположились Маркус и Саммер. Они над чем-то смеются, но заметив нас, сразу же подскакивают и лезут обниматься.

Мы все усаживаемся за столик и, когда к нам подходит официант, делаем заказ. Все, кроме меня и Дез, заказывают алкоголь, и, бросив взгляд в сторону Саммер, что она не выглядит такой уж счастливой. Мне хочется спросить, что случилось, но сейчас не особо подходящее время. После нескольких выпитых шотов Саммер хватает меня и Дез и вытягивает из кабинки прямо на танцпол. Мы немного неуклюже танцуем под пролетающие песни, и я не могу перестать смеяться, потому что я так давно не вытворяла что-то подобное. Не была свободной. Это чувствуется так потрясающе, что я полностью отдаюсь этим ощущениям.

Спустя какое-то время мы возвращаемся за столик, и Саммер снова выпивает вместе с парнями. Сейчас она выглядит лучше, но я предполагаю, что это все действие алкоголя. Никто больше не идет танцевать, и мы все болтаем между собой, создавая еще больший шум. Дастин и Ник постоянно пытаются переиграть друг друга, рассказывая неловкие истории, и наш смех, я готова поспорить, слышен на весь клуб. Маркус тоже рассказывает истории о нас с ним, и если бы мне не было сейчас хорошо, то я бы точно возмутилась. Но мне этого совершенно не хочется.

Когда начинается медленный танец, Саммер и Ник выползают из-за стола и уже в следующее мгновение прижимаются друг к другу в танце. Они оба слишком пьяные, но от меня не ускользают брошенные в их сторону взгляды Дез. Она может отрицать свои чувства к Нику, но прямо сейчас все видно на ее лице. Я наклоняюсь к ней и шепчу:

— Хочешь уйти, пока они не перестанут танцевать?

Дез мотает головой, все еще не отрываясь от Ника и Саммер, и я отступаю. Самой мне надо уйти ненадолго, так что я встаю из-за стола и собираюсь уйти, но меня останавливает Дастин.

— Потанцуем? — парень протягивает мне ладонь.

Не знаю, почему чувствую себя неуютно из-за его приглашения. Будто какая-то сила рядом не дает мне сказать «да».

— Я собиралась в дамскую комнату, — виновато отвечаю я.

Фактически я не лгу, мне действительно надо отойти, но на деле я лишь сбегаю от Дастина, по какой-то причине не готовая с ним танцевать. На его лице появляется понимающее выражение лица, и я убегаю, не давая ему что-либо давать. Причина была очевидна. Я не хотела этого с ним. Танцы, может, и ничего не значили, но сейчас я хотела танцевать только с одним человеком, которого тут по иронии судьбы не было.

Когда я проталкиваюсь через толпу, музыка замолкает, и все начинают гудеть. Моя голова оборачивается в сторону сцены, чтобы посмотреть, почему диджей вдруг прекратил играть, но его уже и след простыл. Его пульт сейчас уходил под пол, а сверху опускались живые инструменты. Теперь я уже не могла уйти, потому что меня охватило любопытство. Кажется, большинство здесь знали, что намечается, но я стояла, разинув рот, и просто ждала.

В горле пересыхает, и я облизываю свои губы, в нетерпении сжимая и разжимая руки. Наконец на сцену поднимаются парни, среди которых я замечаю и обслуживающего наш столик парня. Видимо, в этой группе выступают работники этого клуба, но когда мой взгляд останавливается на последнем выходящем, все внутри меня замирает. Он идет уверенно и расслабленно, ни на кого не обращая внимания, и занимает место солиста, беря гитару в руки.

Вэнс говорил, что работает, но я никогда не спрашивала его где. В этом не было необходимости, но сейчас я смотрю прямо на него и понятия не имею, хочу ли я, чтобы он меня заметил. Навряд ли он знает, что мы здесь, иначе бы точно подошел и предупредил бы, что будет выступать.

— Что это такое? — спрашиваю я у девушки рядом.

— Группа этого клуба, — отвечает она так, будто я задала самый тупой вопрос. Очевидно заметив на моем лице все еще непонимающее выражение, она продолжает: — Это их фишка. Они нанимают на работу только музыкантов, чтобы давать им выступать каждую ночь. Ты никогда не увидишь один и тот же состав дважды.

Я открываю и закрываю рот, не зная, что ей сказать. Хотя девушка уже все равно отворачивается. Ее взгляд полностью сфокусирован на сцене. Я делаю то же самое и ловлю, как Вэнс устанавливает микрофон. Мне кажется, я никогда не видела его таким красивым. В этот момент, когда он стоит на сцене и собирается делать то, что любит, он выглядит таким счастливым и умиротворенным, будто был создан для этого момента. Чувствую, как на глаза наворачиваются слезы, но мне на самом деле не хочется плакать. Я смотрю на Вэнса и чувствую с ним связь даже на таком расстоянии и пусть он меня не видит.

Мы всегда были связаны с ним какой-то невидимой нитью, которая всегда помогала нам найти путь друг к другу. Даже сегодня, когда я думала, что хочу видеть его здесь... он появился. Я делаю глубокий вдох, когда начинают играть гитары. Затем вступают барабаны и клавиши, после вступления к ним присоединяется голос Вэнса, и я чувствую, что готова умереть прямо здесь и сейчас от его голоса. От голоса, который сводит с ума не только меня, но и всю женскую часть присутствующих.

Группа исполняет различные каверы, и, когда кажется, что они ничем уже не смогут удивить публику, они делают что-то новое, исполняют что-то непривычное. Я проталкиваюсь сквозь толпу, возвращаясь к нашему столику, потому что там мне будет лучше видно Вэнса. Я разглядываю его. Каждое его движение, каждый мускул на его лице отражают то, что он хочет донести песней. Его тело говорит даже больше, чем исполняемые слова, и я сглатываю, чувствуя, что готова любить его даже больше, чем раньше.

Когда заканчивается очередная песня, Вэнс сканирует всю толпу и вначале даже не замечает меня, но затем его голова вновь оборачивается в мою сторону. Мы смотрим друг на друга всего несколько секунд, но мне все равно удается заметить вопрос в его глазах. Его не волнует, что я тут делаю. Ему интересно, готова ли я.

И этот вопрос возвращает меня на землю. Туда, где я совершенно запуталась. Вэнс не давит на меня, но я знаю, что ему нужен хоть какой-то знак, что у нас есть шанс. Я хочу дать ему тысячи шансов. Мне кажется, что я действительно готова двигаться вперед. Но я не успеваю ему ответить, потому что он начинает играть новую песню, которую я узнаю с первых аккордов. Знакомые слов из песни «Bring it back» Шона Мендеса вводят меня в заблуждение.

И вот уже сейчас я не понимаю, что он хочет сказать этой песней. Что мы уже не можем снова быть вместе? Но ведь он говорил, что будет бороться до конца. Может, он понял, что это не имеет смысла? Или он больше ничего не испытывает ко мне?

Я смотрю прямо на Вэнса, надеясь найти ответы в песне или в нем самом, и, когда он поворачивается в мою сторону, я держусь изо всех сил, чтобы не потерять контроль. В его глазах читается так много боли, будто он знает что-то обо мне, что недоступно даже мне самой. Но также в них отражаются все испытываемые ко мне чувства, и я знаю, что это не ложь. Мы не можем вернуться назад, потому что прошлое погубило нас. Оно погубило меня не один раз. И сейчас, помимо этого, он просто не уверен во мне. И он знает, что он прав. Он знает, что я все еще всеми попытками хватаюсь за Айзека, и именно поэтому я не могу дать ему ответов, которые он заслуживает.

Я больше не могу стоять и смотреть, как разрушаю его и себя. Нас. Схватив свою сумку, я резко отворачиваюсь и стараюсь быстрее покинуть это место, пока Вэнс не закончил свое выступление. Пока остальные, отвлеченные на выступление группы, не заметили мою пропажу. Я оказываюсь на улице и вначале даже не знаю, в какую сторону мне идти. Все мое тело дрожит, но каким-то чудом мне удается поймать такси и назвать адрес общежития.

Точно таким же чудом у меня получается подняться в комнату, переодеться и схватить рюкзак с картой. Я все еще не плачу. Еще ни одна слеза не скатилась по моей щеке, но при этом я чувствую удушающую боль при каждом движении, будто все во мне противится тому, что я собираюсь сделать. Я собираюсь оборвать связи. Хочу наконец покончить с этим.

В этот раз я бегу на Бруклинский мост. Легкие начинает жечь от безостановочного бега, и мне начинает казаться, что я в один момент я упаду и больше не смогу встать, но ненависть и горечь придают мне сил прямо сейчас. Когда я вижу приближающиеся огни моста, я не сбавляю скорость, а только начинаю бежать быстрее, чтобы наконец дать волю всему, что я держала в себе.

Оказавшись на мосту, я подбегаю к самому краю и начинаю истошно кричать, отдавая свою боль воде и небу. Отдавая себя им. Я хочу, чтобы они забрали меня. Тогда все это прекратится навсегда. Не надо будет выбирать. Испытывать вину. Я наконец обрету спокойствие. Эти мысли начинают крутиться в моей голове, словно рой пчел. Я зажимаю уши, чтобы перестать их слышать. Я не хочу этого... или же хочу? Я уже и сама не знаю, с кем и где я хочу быть.

Кто-то касается моего плеча, но мне слишком страшно открыть глаза. Дотронувшаяся рука не отступает и тянет меня от края моста. Я не могу идти, поэтому просто падаю и прислоняюсь спиной к холодному мосту. Впервые в своей жизни я не плачу. У меня нет слез, тогда как моя душа ревет горькими слезами. Я наконец открываю глаза и вижу лица мужчины и женщины, которые обеспокоенно смотрят на меня.

— Вы в порядке? Нам кого-то вызвать? — женщина трогает ладонью мой лоб.

— Нет, нет, нет, — задыхаясь, говорю я. — У меня просто был плохой день. Мне это нужно было. Извините.

Я произношу эти слова так быстро и надеюсь, что они оставят меня одну. Пара еще раз осматривает меня с ног до головы, и, по какой-то причине убедившись, что я в порядке, отходят от меня.

— Не забывайте, что плохие дни – это не плохая жизнь. Они напоминают нам, почему стоит ценить хорошие дни, — напоследок говорит мне женщина.

Я киваю, не особо веря в силу этих слов. Оставшись сидеть на месте, я достаю карту и раскрываю ее. Смотрю на те места, что еще не посетила. И уже никогда не посещу, потому что больше никогда не увижу эту карту. Я начинаю медленно рвать карту прямо посередине, но, услышав, как начала рваться бумага, останавливаюсь. Смотрю на то, что я сейчас чуть было не разрушила. Что я, черт возьми, делаю? Это неправильно. Я не могу так поступить.

Но не могу поступить с кем? Я разрушаю все вокруг себя. Встаю на ноги и аккуратно сворачиваю карту, боясь порвать ее еще больше. Если бы я по итогу сделала это, я бы никогда не простила себе этого. Я бы не смогла жить с тем, что так легко отреклась от Айзека. Но от того, что я вовремя остановилась, легче мне не стало. Я не знаю, куда идти. Я не могу вернуться в общежитие. Не могу позвонить кому-либо из друзей. Возможно, они беспокоятся, но разговор хоть с одним из них сделает все только хуже.

Решаю пойти в единственное место, где я, возможно, смогу получить ответы. Добравшись до миссис Дарви, стучусь в дверь, надеясь, что не сильно побеспокою ее в такое время. Старушка открывает дверь, и стоит ей увидеть мое лицо, как она все понимает и приглашает к себе в квартиру. Я киваю, не способная вслух произнести то, как я ей благодарна. Миссис Дарви садит меня за стол и ставит свой древний чайник на плиту. Мы ничего не говорим друг другу, но рано или поздно мне придется рассказать ей, почему я здесь и без Маркуса.

Пока закипает чайник и миссис Дарви с чем-то возится, я пытаюсь придумать, что сказать и с чего вообще начать разговор. Когда добродушная старушка ставит передо мной кружку с чаем и печенье, мне не хватает смелости взглянуть в ее мудрые глаза. Она все поймет и без вопросов, поэтому я пью чай, разглядывая узоры на скатерти.

— Я не знаю, что у тебя произошло, Тейт, — впервые она называет меня по имени. — Но вот что я знаю наверняка – каждый день не похож на предыдущие. Мы просыпаемся, не зная, что нам приготовит мир сегодня. И это нас пугает. Нам хочется чего-то привычного и обыденного, чтобы точно знать, что делать. Мы держимся за прошлое, надеясь, что оно повторится. Но это не проигрыватель, в котором можно нажать на повтор или паузу, чтобы включить все заново. Это наша жизнь. Она хаотична, безостановочна. Каждый день мы сворачиваем направо, когда должны были налево, и меняем музыку нашей жизни. Не бойся оступиться и повернуть не туда. Не бойся нового в своей жизни. Прошлое всегда будет с тобой, но не давай ему диктовать, каким будет твое будущее.

Ждет ли она от меня какого-либо ответа? У меня его все равно нет. В последнее время люди слишком часто ждут от меня ответов, но я и на свои вопросы не могу их найти. Мы сидим в тишине некоторое время, и я все не могу перестать думать о ее словах. Каким-то образом она угадала, что именно меня беспокоит. Не совсем, конечно, но ее слова заставили меня задуматься о моей попытке держаться за прошлое, которое мне уже не вернуть.

— Я постелю тебе в своей соседней комнате, — миссис Дарви врывается в мои мысли, — и, если Красавчик спросит, не скажу, что ты у меня. Это неразумно и несправедливо по отношению к нему, но я понимаю, что ты сбежала ото всех.

— Спасибо, миссис Дарви, — отстраненно отвечаю я.

Завтра мне предстоит извиниться перед ней и перед остальными, но сегодня я просто хочу остаться здесь. Я сижу в одиночестве, глядя в пустую кружку и теряя счет времени. Я подвожу всех. Иногда мне кажется, что стоит вновь обратиться к психологу. Может, даже пройти лечение, ведь порой я кажусь себе нестабильной. Сегодня я чуть не решила спрыгнуть с моста. Образы были настолько яркими, что на мгновение показалось, что все уже случилось.

Наконец я прерываюсь и тихонько, чтобы не разбудить старушку, иду в комнату. Достаю таблетки и выпиваю больше, чем обычно, чтобы точно обошлось без кошмаров. А завтра я начну новый день так, будто сегодняшнего вечера и не было вовсе.

Отключаю телефон, даже не смотря в него, и ложусь в кровать. Холодное одеяло остужает мое горячее тело, которое сегодня испытало слишком много, чем привыкло. Я чувствую усталость и закрываю глаза. В моей голове появляются два силуэта, которые протягивают мне свои руки. Но я чувствую, что могу выбрать только одну. Должна это сделать, и тогда один из них уйдет навсегда. Я смотрю то на одного, то на другого, надеясь, что сердце подскажет мне путь. Но все, что я чувствую – это как оно раскалывается на две одинаковые части и тянется к обоим силуэтам. Я пытаюсь удержать кусочки, не давая своему сердцу разбиться окончательно. В итоге у меня ничего не выходит, и я падаю, потому что мое сердце разрывается.

На утро я открываю глаза и в мельчайших деталях вспоминаю свой сон. Возможно, это была всего лишь метафора, а может это то, что случится, если я не приму решение? Я трясу головой, пытаясь забыть все, что мне снилось. Сны на то и сны, что они ничего не значат. Беру телефон и, включив его, вижу множество пропущенных и сообщений. Сегодня мне придется столкнуться с последствиями своего поступка.

Я всем, кроме Вэнса, пишу сообщение, что я в порядке и объяснюсь позже. Я не знаю, что ответить Вэнсу, так что просто оставляю его сообщения непрочитанными. На улице еще достаточно светло, так что у меня есть время сделать одну вещь, прежде чем остальные проснутся и поднимут тревогу, завалив меня очередными вопросами. Я встаю с кровати, одеваюсь и выхожу из комнаты в кухню, на которой уже что-то готовит миссис Дарви. Я хочу поблагодарить ее и уйти, но мне наверняка не удастся сделать этого.

— Доброе утро, Тейт, — женщина улыбается мне своей теплой улыбкой и возвращается к плите. — Садись, я покормлю тебя, прежде чем ты снова упорхнешь в свою жизнь.

Я точно знаю, что мне не отвертеться от завтрака, так что делаю, как велит мне миссис Дарви, постоянно поглядывая на время. Мне нужно бежать, но я также не хочу обидеть эту женщину, которая действительно старается для меня. Наконец миссис Дарви ставит кружку с чаем, в котором я чувствую уже другой аромат, и только что приготовленные булочки. Она садится напротив меня и внимательно следит за каждым моим движением, отчего мне становится немного неуютно.

Она ничего не говорит мне, потому что понимает, что если бы я захотела, я бы ей все рассказала. Мы допиваем чай в тишине, после этого я сразу же встаю и, напоследок обняв миссис Дарви, выбегаю из квартиры.

Мне неведомо, куда в этот раз приведет меня карта, которую я с осторожностью достаю из рюкзака, но полностью подчиняюсь ей. Последствия вчерашнего поступка никуда не делись, оставляя огромный след на карте. Я провожу пальцами по краям порванной бумаги и закрываю глаза в надежде, что они соединятся обратно. Это напоминает мне о сне, который я видела сегодня ночью. Как и карта, мое сердце сейчас разрывается на две части, и я понятия не имею, каким способом мне починить его, сделать целым снова. Пока я будто веду две жизни в двух параллельных мирах. Будто выделяю время для Вэнса, а потом для Айзека. И наоборот. Вот и сейчас наступило время Айзека, так что я нахожу место, в которое отправляюсь сегодня и читаю слова Айзека:

Сегодня ты попробуешь самые вкусные пончики, поэтому мигом бросай читать и поезжай в Doughnut Plant. Остальное прочти, как только окажешься внутри.

Я кусаю нижнюю губу, пытаясь не улыбаться из-за того, что Айзек собирается откармливать меня. Наверное, странно улыбаться таким вещам, но он умудряется заботиться обо мне даже в таком положении вещей. Мне становится тошно от того, как я называю смерть человека таким положением вещей, но смягченная правда всегда звучит лучше, чем чистая. Вторая всегда режет больнее, вскрывает твою кожу острым лезвием, тогда как мягкая правда помогает сгладить углы, дает тебе поверить, что все не так плохо, когда ситуация хуже некуда.

И все же Айзек, пусть и косвенно, знакомит меня с Нью-Йорком и его культурой именно путем записок и этой карты. Сейчас мне начинает казаться, что я всегда была недостаточно хороша для него. Он всегда старался для меня, чем я когда-либо для него. даже сейчас ему постоянно удается вытаскивать меня из моих глубин отчаяния, в которые я погружаюсь с головой, готовясь утонуть.

Еду на обозначенное им место, прежде вбив его в гугл-картах. Вначале я не могла понять, в какое конкретно кафе мне ехать, но записка была оставлена в районе Челси, так ответ стал очевиден. Когда подхожу ко входу, сквозь огромные окна замечаю огромное обилие розового цвета в зале. На входе – небольшие скамейки и клумбы с цветами. И уже в следующий момент я оказываюсь внутри, и мой взгляд еще раз блуждает по стенам, стульям, столам и по каждой детали, которые все окрашены в цвет розового фламинго. На стенах висят пончики самого разного вида и цвета, отчего уже хочется пускать слюнки. И в самом помещении ощущаются запахи сахарной посыпки, корицы и других начинок, но среди них всех особенно выделяется запах приготовленных пончиков. По всему залу стоят живые растения, и я занимаю один из свободных столиков, прежде чем что-то заказать.

Признай, что там очень атмосферно? Когда я впервые тебя увидел, я тогда почему-то сразу подумал, что ты полюбишь это место.

На моих губах появляется слабая улыбка, потому что Айзек знает меня слишком хорошо. С самого начала он понимал меня, даже когда я не хотела ему открываться. И сейчас, еще не зайдя внутрь, я поняла, что мне тут точно понравится.

Ты, конечно, можешь заказать себе что-нибудь, но я привел тебя сюда, чтобы ты попробовала то, что напоминает мне о тебе и о нас. У меня не было возможности побывать в этом месте после нашего знакомства, но всегда, когда ты была рядом, я не мог избавиться от ощущения, что ты связана с этим местом.

Тебе надо подойти и сказать, что ты здесь по особой просьбе Айзека Хэмсвела, так что давай, хватит сидеть, иди J

Я переворачиваю бумажку и не нахожу больше никаких слов. Неужели это все? Больше никаких записок сегодня? Кажется, будто между нами остались недосказанные слова, хотя никто на самом деле и не говорил и продолжения нет. Я встаю из-за столика и неуверенно, оглядываясь по сторонам, иду к прилавку, за которым стоит молодая девушка.

— Уже что-то выбрали? — спрашивает она, как только я оказываюсь рядом.

— Эээ... — я немного теряюсь. — Да... то есть нет. Извините. Я по просьбе Айзека Хэмсвела.

После произнесенного вслух имени горло сдавливают стальные тиски, и мне ничего не остается, кроме как ждать. Я смотрю прямо перед собой и уже готовлюсь, как слезы градом польются из глаз, но ничего такого не происходит. Внутри у меня все ноет и болит, но лицо мое выражает полное безразличие, и это пугает меня до чертиков. Пугает больше, чем привычные для меня слезы.

Девушка что-то ищет в компьютере, прямо как мужчина в доме Айзека. Я стою истуканом, боясь, что что-то напутала, и просто выжидаю. А также не могу перестать думать о том, что Айзек действительно пытался сделать для меня что-то особенное. Наверняка ему пришлось просить об этом родителей, которых я, кстати, не видел с самых похорон. Нас немного связывало, мы были не особо знакомы, но я все задаюсь вопросами, должна ли я увидеться с ними? В каких отношениях мы вообще остались?

— Простите за ожидание, мисс Эмерсон, — прерывает мой поток мыслей девушка. — Просьба была оставлена давно, но все в порядке, вы можете занять столик и ожидать ваш заказ.

Я возвращаюсь за столик, но перед взглядом мелькает взгляд девушки. Она явно что-то знает, и меня пугает, что Айзек мог придумать. Я оглядываю остальных присутствующих, чтобы хоть как-то отвлечься, но по итогу меня отвлекает приходящее сообщение. Мне пишет проснувшийся Дастин, предлагающий встретиться завтра после учебы. Я отвечаю согласием и убираю телефон.

Мои мысли вновь возвращаются к родителям Айзека. Я не знаю, каким образом сейчас сложилась их жизнь, но я все равно отслеживаю все новости о них. Мне известно, что мистер Хэмсвел безостановочно работает над каким-то важным проектом, который, по мнению новостей, изменит «будущее современности». Я не имела права гордиться этим, потому что не имею отношения к этому, но я правда горжусь, потому что мне кажется, что этот проект связан с Айзеком.

Еще несколько уведомлений приходит на мне телефон, и я вижу новые сообщения от Маркуса, Саммер и Вэнса. Маркусу и Саммер я отвечаю, а Вэнса снова игнорирую, и в этот же момент мне приносят заказ. На подносе стоят тарелка с разными пончиками, кружка с ароматным кофе, запах которого я чувствую даже издалека, но мое внимание привлекают ромашки в вазе и конверт. И этот конверт кажется мне важнее, чем любая другая вещь.

Официант оставляет меня наедине с заказом, и я тянусь рукой к первому пончику. Останавливаюсь. Беру конверт, раскрываю его, и от знакомого почерка меня охватывает знакомое умиротворение.

Ты же не думала, что это все, Тейт? Решил, что остальную часть здорово оставить здесь. Ну ты хоть поволновалась немного? Признай.

Боже, мне хочется рассмеяться во весь голос, и я толком не понимаю, что конкретно меня рассмешило.

Раз ты это читаешь, значит, тебе принесли пончики. Первый, как ты видишь – черно-белый. У него и название соответствующее. Он напоминает мне о нас и наших отношениях. Как бы банально это ни было, но черный символизирует наши падения, ссоры и недопонимания. Черная сторона – это те дни, которые я прожил без тебя. Без твоих разговоров, твоего присутствия и твоих касаний. Черный – это то, что я видел, когда тебя не было рядом. И белый. Полная противоположность. Белый у меня ассоциируется с тобой. С чистотой твоего сердца. Белый для нас – это те счастливые моменты, когда я терял от тебя голову (я делал это постоянно). Это наши поцелуи и твой голос, который я слышал не только в реальности, но и в голове. Белый символизирует наши чувства.

Второй – с особенным секретом внутри. Он напоминает мне о тебе. Сверху покрытый ванилью, но внутри таит множество неизведанных тайн. Ваниль нежная, светлая, таящая во рту, и это то, что я первоначально увидел в тебе. От тебя будто пахло ванилью. Но затем я узнал тебя поближе, узнал, как много всего тебе пришлось пройти и как много ты скрываешь, и это напомнило о ежевике. Темная, дикая и с кисло-сладким вкусом. Сквозь ваниль просачивается вкус ежевики, и также сквозь твою ранимость я увидел силу. Ты сильная, Тейт. Сильнее, чем ты думаешь и думают остальные.

И последний – с клубникой. Каждый раз думая о ней, я вспоминаю нашу встречу, твои грустные голубые глаза, а потом вспоминаю нашу первую поездку и как впервые в ком-то разбудил надежду. Во время «How deep is your love», помнишь? Ты смотрела на меня, и я тогда подумал, что ты и есть моя надежда, и запах клубники стал преследовать меня везде, служа напоминанием о том, что кто-то по-настоящему полюбил меня.

Просто попробуй каждый из них. Ни о чем больше не думай. Дай себе расслабиться. И конечно, не забывай, что я люблю тебя.

Я никогда не смела предполагать, что Айзек видел во мне и в нас все это. Но я делаю то, что он написал. Пробую пончики, смакуя каждым кусочком и пью кофе. Я наслаждаюсь этими минутами наедине с собой, забывая о мире вне этого кафе. Выкидываю мысли за борт и очищаю голову.

Вдоволь наевшись пончиками, я беру букет ромашек и покидаю кафе, чувствуя, будто еда открыла во мне что-то новое. Хотя, скорее всего, это были слова Айзека. Я еду на вокзал, чтобы проводить Маркуса и извиниться за свое поведение. На уже знакомой станции замечаю его макушку и быстро приближаюсь к нему, решив напугать. В это же самое время Маркус оборачивается, и больше пугаюсь уже я. Мой лучший друг начинает заливисто смеяться, но затем о чем-то вспоминает, и его лицо вмиг делается серьезным. Я готовлюсь к его выпаду, который неизбежен.

— Ну и куда ты вчера подевалась? Всех перепугала и никому не отвечала! — голос Маркуса наполнен злостью и страхом.

Страхом за меня. Вчера меня не волновало, что будут испытывать остальные, и это было эгоистично. Но я не могла ничего поделать. Я просто нуждалась в том, чтобы исчезнуть.

— Извини, Маркус, пожалуйста, — за последние годы я извинялась перед своим другом уж слишком часто. Я была его проблемой, но он все еще возился со мной. — Я не думала, что Вэнс будет там. Между нами все постоянно то налаживается, то усложняется. И вчера я просто испугалась.

Маркус тяжело вздыхает, очевидно жалея о том, что я продолжаю наступать на те же грабли. Затем он резко прижимает меня к себе.

— Мне плевать, будете вы вместе или нет. Вы оба пережили достаточно дерьма. Единственное, чего я хочу – чтобы ты оправилась от своих потерь и была счастлива. А еще я не хочу гадать, куда ты запропастилась и все ли с тобой в порядке. Никогда, СЛЫШИШЬ, — он повышает голос, — никогда так не делай. Если тебе нужно одиночество, тогда дай мне знать, и мы оставим тебя. Дадим тебе время. Но не отталкивай и нас, твоих друзей.

Чувство вины становится еще больше, чем было, и я признаю, что этот вариант был бы действительно лучше. Но тогда я об этом не думала. Я была помешана только на себе, забывая, что вокруг существуют люди, которые также были обеспокоены мной и моим состоянием.

— Прости. Ты как всегда прав. надеюсь, между нами все будет в порядке?

— Конечно, Тейт. Ты же знаешь, я с тобой до конца. Но тебе стоит извиниться перед другими, — Маркус прерывается, отвлекаясь на подъехавший поезд, — они тоже заслуживают объяснений. Особенно Дастин.

Я киваю в ответ и снова обнимаю своего друга, вновь с ним прощаясь. Без него я принимала решения самостоятельно, но именно он мог направить меня в правильную сторону. Мы стоим в объятиях друг друга еще несколько минут, пока Маркус не садится на поезд.

Я возвращаюсь в общежитие сразу же после отбытия поезда. Дез, заметив меня, бросается ко мне, но не заваливает меня вопросами и дает объясниться самой. Я вижу, что она расстроена и обижена на меня, но больше всего заметно, что она переживала. Они все переживали.

— Прости, Дез, — я повторяю эти слова, гадая, сколько еще раз буду такой неблагодарной подругой. — Это все Вэнс.

Сейчас я перекладываю вину на другого человека и чувствую себя от этого еще более паршиво, потому что не Вэнс виноват в моем поведении. Я сама виновата.

— Нет. Это не Вэнс. Это я. Я сбежала, потому что почувствовала, что разрушаю всех, кто находится рядом и кто любит меня. Я смотрела на Вэнса там и, Боже, в тот самый момент так хотела любить его той любовью, что была раньше. Но все слишком изменилось. И он говорил мне об этом в песне, — я делаю передышку, но не смотрю в глаза своей подруге. — А я не смога слушать, потому что не хотела, чтобы это было правдой. Я хотела крикнуть ему, что люблю его так сильно. Но это была бы ложь, и он это знал.

Я замолкаю, медленно поднимаю глаза и смотрю на свою подругу. Она судорожно вытирает свои глаза от слез, в то время как я касаюсь своих сухих щек и спрашиваю, почему не могу больше заплакать. Дез встает со своей кровати и подсаживается ко мне, обнимая меня одной рукой.

— Тейт, у любви нет правильного момента и времени, — она говорит это сквозь слезы. — Ты скажешь ему об этом, когда действительно будешь готова любить, а он будет ждать тебя, потому что так и поступают любящие люди. Они не отступают и не сдаются. Они готовы ждать вечность ради своего человека. И для Вэнса этот человек – ты. Никто другой. Даже я, знакомая с вами всего месяц, вижу и понимаю это.

Я не нахожу нужных слов и просто обнимаю Дез в благодарность за все. Мы вдвоем сидим, держа друг друга, пока Дез плачет за нас обоих.