Острова, где всё меняется

Прошло несколько дней с того момента, как Райан предложил Натали и Монике провести время вдали от дома. Он надеялся, что смена обстановки позволит всей семье немного забыть о накопившихся напряжениях и переживаниях.

Они прилетели ранним утром. Самолет приземлился на небольшом аэродроме, окружённом сочной тропической зеленью, пальмами и влажным жарким воздухом, напоённым ароматом морской соли и экзотических цветов. Остров, куда Райан выбрал их завести, находился вдали от туристических потоков — здесь царила тишина, природа и сдержанный, безупречный комфорт.

Моника стояла на тёплом асфальте, прищурившись на солнце. За ночь она почти не сомкнула глаз — глаза жгло, веки налились тяжестью, но она держалась. Волосы были собраны в низкий хвост, лицо без макияжа — теперь это стало привычным. Её взгляд был пуст, отрешён. Она просто существовала рядом с ними — матерью и Райаном — словно тень, стараясь не встречаться с ним глазами и избегать касаний даже случайных.

Райан, как обычно, был собран. Белая льняная рубашка с загнутыми рукавами, дорогие очки, и спокойное выражение лица, за которым не прочесть ничего. Он помогал Натали с багажом, оберегал от солнца, слегка приобняв за плечи. Они смотрелись как счастливая пара. Настолько счастливая, что у Моники внутри что-то скручивалось в узел каждый раз, когда она видела, как Натали улыбается ему, а он ей отвечает.

Их встретил представитель отеля — вежливый мужчина в форме с тёплой улыбкой и тонким английским акцентом. Он проводил их к небольшому белому внедорожнику, на котором они доехали до виллы.

Вилла была расположена на склоне холма с видом на лазурный океан. Просторная терраса, деревянные ставни, внутренний двор с бассейном. Внутри — прохлада кондиционера, минимализм и идеальный порядок. Натали сразу восхитилась — разглядывала цветочные композиции, восторженно комментировала панорамные окна и свежесть в комнатах.

— Нам нужно отдохнуть, — сказала она, проходя внутрь. — Нам всем.

Моника молча кивнула и прошла в свою комнату, расположенную на втором этаже, через коридор от главной спальни. Её окна тоже выходили на океан. Она подошла к стеклянным дверям, распахнула их и вышла на балкон. Ветер трепал её волосы. Волны медленно накатывались на берег — размеренно, будто в насмешку над её внутренним хаосом.

Она достала из сумки телефон. Пустой экран. Ни одного сообщения. Ни одного уведомления. Даже от подруг.

Позже, к обеду, Натали пригласила её на террасу. Райан уже сидел там, с телефоном в руке, и, похоже, о чём-то думал. Когда Моника вышла, он не взглянул в её сторону. Даже не кивнул. Она почувствовала, как щемяще пусто стало внутри. Этот холод, равнодушие — всё это было невыносимо.

— Ты пойдешь с нами на пляж? — спросила Натали, размешивая лимонад.

— Нет. Мне нужно позаниматься, — натянуто ответила Моника, избегая взгляда Райана.

— Ну хорошо, только не сиди всё время взаперти. Это не наказание, это отдых.

Моника промолчала. А Натали взяла пляжную сумку, надела широкополую шляпу, и вскоре они с Райаном ушли.

Вернувшись к себе, Моника некоторое время бездумно пролистывала учебник. Она пыталась читать, вычеркивать что-то в тетради, но слова путались, цифры сливались, а голова была будто в тумане. Мысли всё равно возвращались к Райану — к его рукам, к его взгляду, к тому, как он теперь смотрел на её мать. Или скорее — как не смотрел больше на неё.

Она отложила ручку, вздохнула, и встала. Комната, несмотря на свежесть интерьера, казалась душной. Она подошла к стеклянной двери балкона и распахнула её. За пределами — тёплый воздух, лёгкий ветерок с моря и скрытый за зелёной изгородью небольшой приватный бассейн, выходящий прямо из её номера. Белые лежаки, зонтик, деревянный настил — всё выглядело так умиротворённо, будто кто-то старательно создавал иллюзию рая.

Она стояла в проёме несколько секунд, вдыхая солёный воздух, а затем, словно в попытке стереть из себя накопленную тяжесть, пошла к чемодану и достала купальник, белого цвета.

Моника переоделась, и босиком вышла на деревянную террасу.

Солнце было мягким — оно клонилось к закату. Птицы перекликались в листве. Воздух был тёплым, густым, наполненным звуками воды и шелестом ветра. Моника медленно опустилась в бассейн, перелезла через край и легла в воду на живот, вытянувшись вдоль бортика, положив подбородок на руки. Тело почти полностью скрывалось под водой. Только спина и плечи ловили тёплое прикосновение солнца.

Её взгляд скользил по горизонту, где океан встречался с небом. Волны далеко внизу мерно били о берег. Пальмовые листья еле слышно шелестели от ветра.

Эта вода будто стирала всё — тревогу, обиду, даже боль. Моника прикрыла глаза. Легкий ветер касался мокрой кожи, и ей на мгновение показалось, будто весь остальной мир перестал существовать.

Никаких слов. Никаких объяснений. Никаких претензий.

Просто тишина, в которой наконец можно было не притворяться сильной.

Она лежала так долго, пока небо не стало розоватым.

Внутри, под грудной клеткой, всё ещё ныло — но впервые за много дней боль отступила хоть на шаг. Будто у самой границы воды, в этом временном покое, её сердце получило глоток воздуха.

Вода обволакивала её тело мягкой прохладой, и Моника уже почти начала забывать, где находится. На несколько долгих минут она просто лежала, глядя в небо, позволяя себе раствориться в тишине и в собственном одиночестве. Ладони плавно скользили по глади воды, а сердце, казалось, впервые за долгое время било не сдавленно, а свободно.

Но постепенно на кожу стало падать всё меньше солнца — день клонился к вечеру, и Моника, слегка поёжившись, решила перевернуться на спину, чтобы погреться напоследок под угасающими лучами.

Как только она это сделала, взгляд её случайно зацепил фигуру. Чуть в стороне, возле перил, на границе с живой изгородью, стоял Райан.

Он был почти неподвижен, опирался рукой на столбик, в светлой рубашке с закатанными рукавами и в солнцезащитных очках. Но Моника сразу почувствовала — он смотрит на неё. Смотрел давно.

Она вздрогнула. Всё внутри сжалось от неожиданности. Мгновенно села в воде и тут же прикрыла руками грудь и живот, будто вдруг стала абсолютно обнажённой. Паника всколыхнула грудную клетку.

— Что ты здесь делаешь? — вырвалось у неё с надрывной резкостью.

Райан, будто не замечая её смущения и испуга, медленно снял очки, опустив их чуть ниже на переносицу, и прищурился, глядя прямо на неё. Его лицо оставалось спокойным, почти ленивым. Только взгляд был тяжёлый и внимательный.

— Мы собираемся на ужин, — спокойно сказал он. — Спускайся.

Моника застыла. Она пыталась что-то сказать, хоть как-то отреагировать, но не смогла. Губы приоткрылись, но не издали ни звука. Он смотрел на неё, как будто ничего не произошло. Как будто ничего между ними никогда не было. Как будто он не видел того, как она лежала, раскинувшись в воде, уязвимая и почти трепетная.

А затем он развернулся. И ушёл. Спокойно, как ни в чём не бывало, будто не наблюдал всё это время за каждым её движением.

Моника осталась сидеть в бассейне, сжимая себя за плечи, сердце бешено стучало. Щёки горели. Грудь сжимала непонятная смесь стыда, злости и — тошнотворной — боли.

Через некоторое время она вышла из бассейна, вода струилась по её телу холодными каплями, заставляя вздрогнуть. Тело ещё дрожало от неожиданности встречи, а внутри всё ещё бушевал смятенный вихрь эмоций. Она взяла мягкое полотенце с лежака и аккуратно, почти робко, начала вытираться, стараясь не думать о том, что только что произошло.

В её комнате свет был приглушён, отражаясь в зеркале. Моника подошла к шкафу и выбрала тёмно-синий, почти чёрный, облегающий вечерний наряд — платье, которое подчёркивало её стройную фигуру, но оставляло достаточно места для ощущения уюта и защиты. Она медленно натянула его, ощущая холод ткани на влажной коже.

Взглянув в зеркало, она заметила тусклый блеск своих глаз — усталость и нервозность оставили след. Не стала краситься, лишь слегка провела пальцами по волосам, пытаясь привести в порядок растрёпанные пряди.

Пара тихих вдохов, глубокий вздох — и Моника направилась к двери. Она хотела быть готовой, хотела встретить этот ужин, но сердце её было тяжёлым, и мысли всё ещё крутились вокруг того, что произошло у бассейна.

В коридоре она остановилась на мгновение, прислушиваясь к тишине, и сжимая в руках телефон, тихо пошла вниз — туда, где её уже ждали.

День медленно угасал, превращаясь в вечер: небо на горизонте наливалось золотисто-розовыми тонами, а лёгкие гирлянды с тёплым светом уже зажглись вдоль ресторанной зоны прямо на берегу.

Голос матери — громкий, оживлённый, с той характерной интонацией, которая выдаёт в человеке уже изрядную степень опьянения. Натали стояла чуть в стороне от накрытого столика, румяная, сияющая, с бокалом белого вина в руке, и оживлённо разговаривала с молодой парой.

— ...и я вам клянусь! — говорила Натали, почти смеясь. — Мы только приехали, а я уже хочу сюда переехать. Правда, Райан?

— Хм? — донёсся голос Райана откуда-то сбоку. Он стоял рядом, держал бокал с тёмно-красным вином и смотрел на неё через очки.

Натали рассмеялась и хлопнула молодую женщину по плечу, будто они были подругами уже сто лет.

— Кстати, познакомьтесь! — сказала она, заметив Монику. — Это моя дочь, Моника! С нами отдыхает. А это Сара и Джереми — невероятные ребята! Мы познакомились буквально час назад у бассейна и решили ужинать вместе! Представляешь?

Моника слегка улыбнулась, подавив желание развернуться и уйти обратно в номер. Всё происходящее казалось каким-то спектаклем, в который её втянули без согласия. Она кивнула в сторону пары:

— Приятно познакомиться.

— Взаимно! — весело ответила Сара. — Ваша мама — просто чудо! Мы уже её обожаем.

Моника сдержанно улыбнулась, переводя взгляд на Райана. Он стоял чуть поодаль, как обычно — спокойный, сдержанный, словно в стороне от всей этой весёлой суматохи.

Она почувствовала, как внутренне съёживается. Рядом с весёлой матерью и её новым окружением, рядом с этим красивым пляжем и столиком на песке с видом на океан, она чувствовала себя чужой. Неуместной. И невероятно одинокой.

Ужин тянулся в ленивом, тяжёлом темпе, как знойный тропический вечер, в котором смешались вино, музыка и бесконечные разговоры о пустом. Белая скатерть на столе, аккуратно расставленные приборы, морепродукты, поданные на льду, и бокалы, наполнявшиеся всё быстрее, чем успевали опустеть — всё выглядело красиво, даже слишком. Моника сидела между матерью и Сарой, а Райан — напротив неё. Ветер время от времени колыхал её волосы, и соль от океана оседала на губах, но вкус был только горьким.

Натали, по всей видимости, начала пить задолго до ужина. Она смеялась слишком громко, наклонялась к новым знакомым, когда вспоминала «историю» из жизни, которую непременно хотела рассказать. У неё блестели глаза, губы всё чаще окрашивались вином, а язык заплетался всё больше.

— Мам, хватит, — тихо, почти сквозь зубы, проговорила Моника, чуть наклоняясь к ней, когда Натали в очередной раз засмеялась так, что весь стол оглянулся.

— Что? — переспросила Натали, с видом человека, которому действительно всё кажется очень весёлым.

— Ты смеёшься слишком громко... — всё так же тихо сказала Моника, стараясь не смотреть на соседей по столу. — И ты уже не держишь бокал нормально.

— Да ну брось! — махнула рукой Натали и в следующее мгновение уронила салфетку на колени, засмеявшись. — Я просто... счастлива. Мы же на отдыхе, в конце концов.

Моника отстранилась. Внутри всё горело от стыда. Ей казалось, что на неё смотрят все — эти молодожёны, официанты, да даже прохожие на пляже. Только один человек не реагировал — Райан. Он сидел рядом с Натали, как будто его всё происходящее совершенно не касалось. Его лицо оставалось непроницаемым, взгляд — отстранённым. Он медленно пил вино, слушал, но будто ничего не слышал. А когда Натали пыталась заигрывающе дотронуться до него, он едва заметно улыбался, механически — как будто так было нужно, не более.

Моника больше не выдержала. Боль, стыд, злость, обида, всё, что копилось в ней последние недели, вырвалось наружу. Она резко повернулась к Райану, с трудом сдерживая дрожь в голосе.

— Почему ты позволил ей так напиться?

Он поднял на неё взгляд. Медленно, спокойно. Ни удивления, ни раздражения. Вино в его бокале качнулось.

— Она взрослая женщина, Моника, — ответил он негромко. — Я не её опекун.

— А кто ты тогда? — прошипела она, опуская вилку на тарелку. — Муж? Партнёр? Или просто человек, который сидит рядом, наблюдает и позволяет ей унижаться?

Моника с трудом сдерживалась, чтобы не закричать прямо за столом. Столь сильная смесь обиды, унижения и гнева уже стучала в висках. Ей было невыносимо смотреть, как её мать окончательно теряет лицо, а человек, из-за которого её жизнь вот уже несколько недель стоит на обломках, просто сидит с каменным выражением, наблюдая за этим со стороны.

Моника медленно встала из-за стола, подошла к Натали и, едва касаясь её локтя, сказала негромко, но настойчиво:

— Мама, пойдём.

Натали повернулась к ней с пьяной, счастливой улыбкой:

— Ох, да ладно тебе... Мы же только начали!

— Мама. Пойдём. Сейчас же, — голос Моники дрожал, но взгляд был твёрдым.

Натали, не сразу поняв серьёзность, чуть хихикнула, но когда Моника взяла её за руку и потянула в сторону виллы, она подчинилась, слегка пошатываясь. Молодожёны проводили их молчаливыми, растерянными взглядами.

Проходя мимо Райана, Моника задержалась на секунду. Гнев прорвался:

— Ты просто кусок дерьма, — бросила она ему тихо, но с такой яростью.

Он ничего не ответил. Лишь слегка приподнял подбородок, будто принимая удар.

Моника повела мать через сад, крепче сжимая её за руку, пока Натали, неуклюже шлёпая босыми ногами по дорожке, не начала уставать и жаловаться на головокружение. В номере Моника осторожно усадила её на кровать, помогла снять босоножки и уложила под одеяло.

— Я... я люблю тебя, детка... — пробормотала Натали сквозь полудрёму.

Моника лишь укрыла её плечо, поправила подушку и молча вышла, закрыв дверь. В коридоре она остановилась, не в силах сдержать слёзы. Грусть, бессилие и раздражение — всё сплелось в один сплошной ком.

Вернувшись к себе, она скинула с себя платье, не зажигая света, и просто рухнула на постель. Комната казалась слишком тихой. И слишком пустой.

А сердце всё ещё болело.

Утро на острове выдалось особенно тихим. Лишь приглушённый шум прибоя за окном напоминал, что за тонкими стеклянными дверями лежит бескрайний океан, свежий и равнодушный к чужим страданиям.

Моника проснулась рано — не от отдыха, а от какого-то давящего чувства в груди. Сон был тревожным и отрывистым, и не оставил после себя ничего, кроме ощущения пустоты. Она встала, не включая свет, и медленно натянула на себя лёгкое пляжное платье.

Перед тем как выйти, она решила зайти к матери.

Тишина в номере Натали казалась хрупкой. Моника осторожно открыла дверь — и сразу же увидела мать, всё ещё спящую, с растрёпанными волосами и усталым, бледным лицом. Вчерашнее веселье, казалось, бесследно испарилось, оставив только следы бессонной ночи.

Моника прошла внутрь, мягко закрыв дверь за собой. Она подошла к столику, нашла бутылочку с таблетками от головной боли и поставила на тумбочку рядом со стаканом воды. Затем тихо задвинула плотные шторы — солнце уже жарко било в окна — и тут заметила...

Кровать была почти нетронута с одной стороны.

Аккуратно заправленный край, ни одной вмятины, словно на нём никто не спал.

Моника застыла. Несколько секунд смотрела на это, будто не веря.

Райан не пришёл.

Он не провёл ночь с Натали.

У неё тут же заколотилось сердце. Что это значит? Где он был? Почему не вернулся?

Словно по команде, внутренняя тревога толкнула её в спину. Она выскользнула из комнаты, прошла по пустынному коридору и спустилась вниз, на пляж.

Там, на границе между тенью от пальм и слепящим солнечным светом, она остановилась, прикрывая глаза от яркости. Океан растянулся перед ней в бесконечности, волны мягко набегали на берег, но пляж был почти безлюден.

Моника медленно пошла вдоль кромки воды, её босые ноги шлёпали по влажному песку, а сердце стучало в ожидании — или в страхе. Она оглядывала лежаки, всматривалась в фигуры на горизонте, напряжённо искала.

В голове Моники были самые разные мысли. Она не понимала, почему её так сильно потрясло отсутствие Райана ночью. Казалось, сердце сжалось от тревоги, от неожиданной пустоты, которая осталась после его отсутствия. Она ловила себя на том, что в глубине души боялась — боялась, что он мог провести эту ночь не с Натали, а где-то совсем в другом месте, с кем-то другим. Это чувство ревности и сомнений грызло её изнутри, заставляя сердце колотиться сильнее.

Пытаясь отогнать тревожные мысли, она направилась к душевым кабинкам у пляжа, чтобы хоть немного привести в порядок голову. Но едва она завернула за угол, как неожиданно перед ней возник Райан. Она вздрогнула от испуга — настолько внезапно он появился. Её дыхание на мгновение застыло, сердце пропустило удар.

Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но он опередил её, его голос прозвучал резко и злостно:

— Никогда больше не смей так выражаться в мой адрес, тем более при посторонних.

Слова прозвучали словно удар по груди. В его тоне сквозила холодная злость, которая ранила Монику сильнее любых слов. Она почувствовала, как внутри поднимается обида — не только на его резкость, но и на то, что он не заботится о её чувствах.

Моника собрала силы, чтобы выдержать неловкую паузу, и, не отводя взгляда, тихо, но с твёрдостью произнесла:

— Где ты был вчера?

Вопрос висел в воздухе, наполненный всем тем, что она не могла сказать вслух — страхом, сомнениями и болью.

Он резко отвернулся и уже начал уходить, когда Моника, словно не подчиняясь себе, протянула руку и схватила его за запястье. Впервые за долгое время. В этот момент её пальцы едва коснулись его кожи — и вдруг внутри что-то словно зашевелилось, заполнила лёгкая дрожь, теплое, но странное ощущение, будто что-то неведомое пробудилось в глубине живота. Её сердце забилось быстрее, а в груди появилось одновременно и волнение, и робкая надежда.

Райан остановился, почувствовав прикосновение. Он медленно повернулся к ней, глядя прямо в глаза, в его взгляде мелькнула смесь удивления и напряжения, словно он тоже ощутил этот неожиданный всплеск. В этот момент между ними повисла напряжённая пауза, полная недосказанных слов и чувств, которые казались одновременно и пугающими, и притягательными.

Он отстранил её руку своей свободной ладонью, словно хотел разорвать невидимую связь, и холодно спросил: «Почему тебя это так волнует?» Его голос звучал сдержанно, но в нем сквозила раздражённость и скрытая жесткость.

Моника почувствовала, как сердце застучало быстрее, и, не отводя взгляда, ответила с тревогой и обидой в голосе: «Ты видел, как плохо мама вчера себя чувствовала... И даже не пришёл проведать её. Неужели тебе всё равно?» Её слова прозвучали почти как упрёк, наполненный разочарованием.

Он усмехнулся и язвительно бросил в ответ: «А может, ей просто не стоило так надираться?» Его тон был резким, с явным пренебрежением.

Моника, охваченная вспышкой ярости, резко подняла руку, будто готовясь дать ему пощечину за оскорбление, но в тот же момент он мгновенно схватил её запястье, удерживая руку и притянул к себе так близко, что она почувствовала тепло его тела, давление его сильных рук. Его глаза сверкнули угрозой, а голос стал тихим, но пронзительным: «Не испытывай моё терпение.»

Сердце Моники забилось в бешеном ритме — смесь страха и притяжения охватила её, но она не отступила. Сжав зубы, с трудом сдерживая эмоции, она снова спросила, почти шепотом, но твердо: «Где ты был вчера?»

Он сжимал её руку крепко, но в голосе теперь звучала ирония: «Интересуешься ли ты этим действительно из-за матери? Или тебе на самом деле просто интересно, с кем я провёл вчера время?» Его слова были словно холодным ножом, вызывая в ней вспышку гнева.

Моника, пылая от ярости, дернулась, пытаясь вырваться из его захвата. Когда попытки оказались тщетными, она вдруг накричала на него, голос дрожал от боли и злости: «Отпусти меня! Тебе не в первой изменять ей, даже если это с её собственной дочерью! Ты просто ничтожество!»

От неожиданности и резкости её слов он на мгновение растерялся и отпустил её руку. Моника упала на горячий песок, чувствуя, как слёзы начинают жечь глаза. Внутри её всё горело от боли и предательства.

Моника лежала на горячем песке, не в силах пошевелиться. Её мысли метались словно буря — она чувствовала себя преданной, обманутой и разбитой. Вся надежда на что-то настоящее и светлое медленно таяла, оставляя лишь холодную пустоту внутри.

Медленно, словно в тумане, она поднялась и, опираясь на руки, с трудом встала. Взгляд её затуманился слезами, но она сдерживала их — не из гордости, а потому что боялась, что сейчас полностью потеряет контроль над собой. В этот момент ей казалось, что мир вокруг неё перестал существовать — только пустота и холодное отчуждение, оставшееся после тех слов и жестокого разрыва.

Моника не знала, что делать дальше, но одно было ясно — то, что было между ними, уже никогда не станет прежним. И хотя сердце разрывалось от боли, она понимала, что ей предстоит сделать выбор — либо продолжать бороться с этим разочарованием, либо наконец отпустить то, что разбило её душу.