Переоценка чувств

День был серый, унылый — такой, когда не хочется ни с кем разговаривать. После затянувшихся занятий Моника вышла из школы с тяжёлым рюкзаком, но с чётким намерением не возвращаться домой. Там всё было невыносимо тихо и давяще. Она достала телефон и написала маме короткое сообщение: «Можно я заеду к тебе?»

Ответ пришёл почти сразу: «Конечно, милая. Только захвати кофе».

Спустя полчаса Моника уже поднималась на нужный этаж бизнес-центра, в котором находился отдел, где работала Натали. Стеклянные стены, лаконичные серые ковры, строгая мебель. Входя, она встретила пару взглядов от сослуживцев матери, но привычно кивнула и прошла в её кабинет.

Натали сидела за столом, в очках, с небрежно заколотыми волосами и бумагами перед собой. Но стоило дочери появиться на пороге, как лицо её тут же просветлело.

— О, дорогая, проходи. Что-то случилось?

— Нет, — Моника слабо улыбнулась. — Просто не хотела домой.

Натали с лёгкой озабоченностью отложила ручку.

— Конечно. Я сейчас закончу, и поговорим.

Моника молча села на кожаный диван у окна. Окна выходили на город — холодный и пасмурный, как её мысли.

В кабинете было тихо. Только монотонный шум кондиционера и редкие звуки с улицы прорывались сквозь стеклопакеты. Моника сидела в мягком кресле у журнального столика, перекидываясь с мамой парой фраз.

Прошло полчаса. Натали сняла очки, потянулась, и взглянула на дочь.

— Ты уверена, что не хочешь поехать домой? Там ведь всё-таки удобнее, чем торчать тут со мной. Я ещё долго не освобожусь.

— Нет, мам, нормально. Мне некуда спешить. — Моника пожала плечами и немного замялась. — Здесь как-то уютнее, чем дома.

Натали на мгновение подняла глаза от бумаг, посмотрела на дочь чуть внимательнее. Она всё видела, даже если ничего не говорила вслух.

— Уютнее? — мягко переспросила она. — А как же Райан, можешь с ним провести время, если скучно.

Моника ничего не ответила, только отвела взгляд. Натали не настаивала.

Прошло ещё немного времени в молчании. Затем Натали откинулась в кресле, провела ладонью по виску, после того как упомянула его имя и негромко сказала:

— Знаешь, иногда я скучаю по тому, какими были мы с Райаном в самом начале.

Моника приподняла брови, слегка удивлённая неожиданным признанием.

— В самом начале? — переспросила она.

— Угу, — Натали кивнула. — Когда он только появился в нашей жизни. Это ведь... всего три года назад, представляешь?

Моника молча кивнула. Да, тогда ей было всего четырнадцать, когда впервые в их жизни появился Райан. Сначала как знакомый, потом — как мама сказала — партнёр. А вскоре — отчим.

Натали чуть усмехнулась:

— Тогда он был... невероятно внимательным. Я никогда не забуду, как он однажды сорвался с совещания, просто чтобы принести мне горячий кофе. Стоял под офисом, пока я не вышла. Без повода, просто потому что соскучился.

Она подняла глаза на Монику, в её взгляде было немного ностальгии.

— Он тогда всё делал с такой теплотой. Даже простой поход в кино с ним казался романтикой.

Натали улыбнулась и отвела взгляд к окну.

— Всё меняется. Люди взрослеют, уходят в работу, в дела, в заботы. Но... порой я скучаю по той легкости, что была между нами. По той радости, что в нём была. Словно он только начал дышать — и вместе с ним я.

На мгновение в комнате снова воцарилась тишина. Моника смотрела на мать, её пальцы нервно перебирали подол школьной юбки. Ей было больно — и неловко. Потому что она знала: она стала частью этого отдаления. Она, хоть и не хотела, была его причиной.

— Мам... — прошептала она, но не договорила.

Натали снова отвела взгляд к окну. Линия её плеч чуть опустилась, а голос стал ниже, почти задумчивым:

— Бывает, я думаю... может, он просто устал. Или ему тяжело. Или — он изменился. Мы все меняемся. Но иногда... иногда я смотрю на него — и не узнаю.

Она замолчала. Моника молчала тоже, чувствуя, как в груди начинает сжиматься знакомая тревога.

И вдруг Натали, будто сама удивившись собственным мыслям, чуть громче, чем нужно, сказала:

— Думаешь, он мне изменяет?

Воздух в комнате замер.

Моника вскинула глаза. Сердце забилось быстрее.

— Я уверена... — продолжила Натали уже тише, почти шёпотом. — Мне просто нужно узнать, кто она.

Моника резко встала с кресла, чуть оттолкнув сумку, которая стояла у её ног.

— Мам... уже поздно. Я совсем забыла, у меня куча уроков. Я пойду, ладно?

Натали моргнула, как будто вышла из глубокого забытья, и тут же поднялась ей навстречу. В её глазах снова появилась та же забота, что всегда — мягкая, искренняя.

— Прости... прости, что забиваю тебе голову своими глупостями. Это не твоя забота, солнышко.

Она прижала Монику к себе, крепко и тепло. Та замерла в объятиях, чувствуя, как всё внутри будто разрывается. Натали не подозревала, как близко она подошла к истине. И от этого становилось невыносимо тяжело.

Моника вышла из офиса матери чуть быстрее обычного. Тёплый вечерний воздух хлестнул по щекам, как пощёчина. Шла она на автомате, не замечая ни вечернего города, ни лиц прохожих. Все мысли крутились вокруг одного: «Мне просто нужно узнать, кто она».

Эти слова эхом отдавались в голове, будто это она — «она». Она и есть. Та, из-за которой ее мать чувствует себя ненужной, преданной, несчастной.

Как ты могла, Моника? — билась мысль. — Как ты вообще допустила, чтобы всё это произошло?

Дома было тихо. Служанка давно ушла, кухня оставалась нетронутой. Моника поднялась по лестнице, и, не включая света, прошла в свою комнату. Бросила сумку, стянула куртку, упала на кровать.

Полежала немного, уставившись в потолок. А потом встала и подошла к окну. Машины шумели внизу, окна других квартир мерцали тёплым светом. Где-то далеко в городе Райан, наверное, работал допоздна. Или... не работал.

Губы Моники дрогнули. Она вспомнила выражение его лица в загородном доме, его резкие слова, ледяной взгляд. «Не переживай. Я больше к тебе не прикоснусь.» — этот приговор эхом откатился по памяти.

Сердце сжалось. И всё же — в этом холоде, в этой злости она всё равно чувствовала — он всё ещё любил. Или хотя бы боролся. Сам с собой, с нею, с обстоятельствами.

Но мама... Мама страдает. И она ни в чём не виновата.

Моника в который раз почувствовала себя предательницей. Между двумя мирами, между двумя чувствами — вины и любви — она больше не понимала, где конец одного и начало другого.

Моника проснулась от тихого света, проникающего в её комнату через приоткрытое окно. Время было позднее — почти ночь. Она перевела взгляд на часы, на мгновение запнувшись, поняв, что давно проспала.

Потянувшись, она села на кровати, зевая, и в тот момент в доме раздались звуки — лёгкий смех, звон бокалов, приглушённые голоса. Её сердце сжалось. Взгляд упал на часы снова.

Она поднялась с кровати и, не раздумывая, спустилась в гостиную.

Когда она заглянула, её глаза сразу же зацепились за картину, что была перед ней.

Натали сидела за красиво накрытым столом. Тусклый свет свечей отбрасывал мягкие тени на изысканно сервированный ужин, создавая атмосферу уюта и покоя. Было видно, что она вложила в это всё свою душу. Тарелки с блюдами, свечи, тонкий хрусталь, запах свежей еды и бокалы с дорогим вином.

Райан сидел напротив, расслабленно прислонившись к спинке стула, и что-то невесомо говорил. Моника не слышала его слов, но в его взгляде не было ничего, что она ожидала увидеть. Он не был отстранённым, не был холодным. Его глаза блестели с тем же интересом и вниманием, которое он обычно уделял Натали в первые недели их знакомства. Как будто всё было, как раньше. Как будто не было этого отстранения, как будто не было той дистанции, которая между ними образовалась.

Моника почувствовала, как грудь сжалась, а руки стали ледяными. Эта сцена — она была невозможной. Всё, что она пережила в последние недели, казалось, не имеет значения. Всё, что она пыталась понять в себе и в их отношениях, будто растворялось в воздухе. Почему её мать, которая казалась такой ранимой и беспомощной, вдруг организовала такой вечер для Райана? Почему она всё ещё пыталась вернуть его к себе, несмотря на всё, что происходило между ними? И почему Райан, который так часто был холоден и отстранён, позволил себя увлечь этим вечером, как будто ничего не случилось?

Моника стояла в дверном проеме, замершая, как статуя, не в силах отвести взгляд от сцены, развернувшейся перед ней. Всё казалось нереальным, как-будто она еще спала и все это ей снилось. Она не могла поверить своим глазам.

Натали и Райан сидели за столом, мягко беседуя о чем-то, но вскоре их разговор стал тише и интимнее, как будто весь мир вокруг исчез, оставив только их двоих. Моника не могла разобрать их слов, но чувствовала, как постепенно их беседа превращается в нечто большее. Теперь это были не просто слова — это был флирт, и она поняла это, едва уловив изменения в тоне их голосов.

Райан встал из-за стола и, не спеша, подошел к Натали. Он вынул из кармана маленькую коробочку, открыл её и достал кулон. Моника замерла, глаза её расширились от шока. Она даже не осознавала, что делает, но, увидев этот момент, прикрыла рот рукой, стараясь не быть замеченной. Её дыхание стало прерывистым, а сердце резко забилось быстрее.

Натали подскочила, явно удивленная и тронутая подарком. Она обняла его, и не раздумывая поцеловала его.

Моника почувствовала, как её живот сжался от боли, как если бы её вырвало изнутри. Не выдержав, она сразу же развернулась и поспешно поднялась по лестнице в свою комнату, даже не оглянувшись. Она почувствовала, как будто весь мир рухнул вокруг неё. Всё, что она чувствовала и что переживала в последнее время, казалось таким мелким по сравнению с тем, что она только что увидела.

Закрыв за собой дверь, Моника села на кровать, опустив голову в ладони. Всё, что она думала, казалось теперь каким-то нелепым. Её любовь, её чувства к Райану, всё, что происходило между ними — это было ничем не значащей игрой для него. Она была просто ещё одной частью его жизни, которую он мог легко положить в карман и забыть. И он это сделал. Она пыталась унять бурю мыслей, но её сознание не отпускало.

Её сердце продолжало колотиться, и в голове проносились образы того, что она только что стала свидетелем. Он с её матерью — открыто, без стеснения. Словно не было ничего того, что связывало его с ней. Это был не просто поцелуй, а момент полного слияния их жизней, где Моника была лишь тенью.

Она закрыла глаза, чувствуя, как внутри неё что-то ломается. Вспоминая их последние дни, всё, что она переживала, она вдруг осознала, что, возможно, никогда не была для него чем-то большим. Возможно, всё это было лишь игрой, и она была для него только очередным трофеем, не более. Она не могла не думать об этом. Каждый момент, каждый взгляд, каждый жест, когда он был с ней, теперь казались полными пустоты. Он не искал в ней чего-то настоящего, настоящего чувства. Он хотел её, возможно, просто потому, что она была рядом, потому что она была доступной и не могла дать ему сопротивление.

Она почувствовала, как горечь, как боль заполнили её. Похоть. Это была всего лишь похоть. Он не заботился о её чувствах, он был занят собой. Моника думала, что его забота была настоящей, что он переживает за неё, что он может любить её.

Ей было стыдно. Стыдно за себя, за свои чувства. Всё это время она пыталась оправдать его поведение, веря в то, что он не такой. Но теперь она понимала: всё это было лишь частью игры, в которой она не была главной фигурой. Её чувства стали для него ничем, а её любовь — пустой эмоциональной потребностью.

Как же она могла не понять? Как она могла не увидеть это раньше?