Глава 17

Внимание! Глава содержит жестокие сцены!

«Я не знаю, что задумал Веспер», — эта мысль не дает покоя моей голове и заставляет неустанно ворочаться ночью, пока я пытаюсь погрузиться в сон.

Все мои мысли о Веспере — будто призраки, скрытые тени. Я не знаю, что он замышляет, и это порождает во мне тревогу, которая жгуче сжимает сердце. Меня пугает неопределенность, этот мрак, в который я словно попала без предупреждения.

На улице почти ноябрь. Дождь в Лондоне идет почти каждый день — словно неспокойная симфония грусти. Он деликатно смывает мою тоску по дому и невольно согревает сердце, напоминая о тепле родных мест и о Джерри и Кейт, жизнь которых теперь скрыта от моих глаз. 

Но, все же, в этом есть почти особая радость: этот непрерывный дождь — словно тихое утешение, напоминание о том, что даже в чужом, холодном мире есть свои укрытия.

После того, как пентхаус был затоплен, Веспер привез меня сюда — в особняк, уединенный в глубине лесной глуши, где, кажется, нет ни души. Это настоящее гнездо уединения — элегантный дом с классическими архитектурными деталями: массивные каменные фасады, изящные балкончики, огромные панорамные окна. Мне это не кажется чем-то необычным, ведь мне знакома роскошь, но есть в интерьере этого места нечто особенное — высокие потолки с утонченной лепниной, теплый деревянный пол, антикварная мебель, которая, при желании, может увидеть свет аукциона в ближайшее время. Все здесь — воплощение богатства и стиля.

Комната, в которую меня поселили, полна света и тепла. И это заслуга камина — его яркое пламя, раздуваемое каждый вечер, создает уют и ощущение защищенности. Благодаря ему я провожу поздние часы в своих стенах, в своей крепости, куда никто не смеет вторгнуться — даже Веспер.

Да, он не ломится ко мне, не стоит в тени, наблюдая за мной, пока я сплю, не пытается вторгнуться в мое личное пространство — будто мы всего лишь соседи, делящие быт, но ничто больше. И это меня бесит. Меня раздражает эта игра в молчаливую дистанцию, потому что без общения с Веспером я нахожусь в застое, без возможности понять его, без возможности хоть чуть-чуть приблизиться к нему.

Все наше общение — лишь приветствие: «Доброе утро», вопросы о моих делах — и все. Я стараюсь не лгать ему — помню наш договор. Но ведь каждое слово — лишь лепет, произнесенный с холодной автоматичностью. Ответ один: «нормально». И я чувствую, как он исчезает в тени, уносясь за горизонт, и возвращается лишь на следующий день. Вот уже неделя, как мы не говорили по-настоящему.

К удивлению, я все еще не решилась поехать в город. 

Что мне это даст? Возможно, лишь временное облегчение и отвлечение. Но что, если оно ничего не изменит?

На черном фоне моих воспоминаний — папка, чуть промокшая после потопа. Я стараюсь не думать о Линде, которая, наверняка, полюбопытствовала о содержимом, — ведь Креван просил избавиться от улик. В итоге, я оставила папку — как же глупо с моей стороны.

Первым делом этого утра я вновь перечитываю письмо, оставленное другом, осматриваю фотографии подозреваемых, стараясь запомнить каждую деталь — все, что может помочь мне в моих поисках. И затем, в огне камина, я сжигаю эти бумаги, чтобы окончательно избавиться от ненужных улик.

Мысленно я задаюсь вопросом: «Мог бы Веспер рассказать мне о Нокс? Но, сомневаюсь... особенно если он с ней заодно». 

И как мне найти Кристиана Белчера? Где он живет, работает? Тонкие ниточки сведений — и я без понятия о его точном местонахождении. Без компьютера, без своей программы — я словно лишена рук.

«Тук-тук»

- Войдите.

На пороге появляется Линда, неизменно в своих ярких цветах, словно цветочный букет. Ее взгляд — надменный, брови приподняты, вся она — словно аристократка из прошлого века, непоколебимая и высокомерная.

- Веспер ждет вас за завтраком, — произносит она в ровной манере, что уже стало для меня своего рода клише за эти семь дней.

- Передайте ему, что я ушибла ногу, — говорю я, застегивая светлый твидовый кардиган в тон его строгой юбке. — И теперь эта нога не желает меня вести к нему.

Линда усмехается.

- И как вы умудрились?

Это забавно — еще неделя назад она бы поверила, что я ударилась о что-нибудь — скажем, прыгав на кровати, словно на батуте. А сейчас — поди, я разоблачена.

- Целую ночь занималась самоудовлетворением, — декларативно отвечаю я. — Легла на живот, раздвинула ноги, засунула пальчики в себя, — еле сдерживаюсь, чтобы рассказать до конца. — Получила такой оргазм, что потерялась в пространстве — закружилась голова, и я упала с кровати. Так и передайте Весперу.

Лицо Линды цветет от гнева и недоумения, а затем она идет прочь, наверное, чтобы в очередной раз пожаловаться Весперу на то, какая я непослушная.

Я знаю, что стараюсь привлечь его внимание — чтобы он хотя бы чуть-чуть поговорил со мной. Иначе как мне разыгрывать свою лживую любовь?

Спускаюсь в столовую, где вижу, как Линда, наклонившись над столом, совершенно беззастенчиво рассказывает Весперу о моем непослушании. Он — в идеально выглаженной рубашке и брюках — сидит за столом, держа в одной руке вилку. Его лицо не выражает никаких эмоций. Но едва он замечает меня, его взгляд обжигает.

Я не уверена — злится ли он меня или чувствует что-то другое. И, честно говоря, надеюсь, что он не предполагает, будто мое тело нуждается в разрядке. В последнее время мое либидо — ниже плинтуса. Мне ни то, что не хочется горячего и сексуально Веспера, меня даже не тянет саму себя удовлетворить. Наверное, все дело в стрессе, в нервном напряжении.

Подняв голову гордо и спокойно, я сажусь на противоположный край стола, наливаю кофе и намазываю джем на тост, стараясь выглядеть невозмутимой. Но внутри клокочет раздражение, потому что Линда продолжает трещать, как та самая птица, которая не дает по утрам спать и хочется открыть окно, чтобы швырнуть в нее тапок.

«Ну и утро».

- Значит, у тебя недотрах? — спрашивает меня Веспер с каким-то зловещим оттенком в голосе.

Я подавилась, ощущая, как крошки цепляются за горло, и делаю глоток кофе, пытаясь заглушить неприятные ощущения. Глубоко дышу, отставляю чашку и медленно поднимаю взгляд на Веспера. Он смотрит на меня без всяких эмоций, как обычно.

Линды уже нет рядом, и я понимаю, что он вряд ли стал бы говорить такое в ее присутствии — она слишком топит за этикет. А мне кажется, даже дамы из восемнадцатого века покрутили бы пальцем у виска, наблюдая за ее поведением.

- Да, — отвечаю я с легкой улыбкой. — Тебя мне не хватает.

Я говорю это наполовину искренне, избегая его взгляда, и увлекаюсь джемом. 

«Он, наверняка, потребует посмотреть на него, чтобы проверит искренность моих слов».

Может, лучше вспомнить что-то хорошее? Что-то связанное с ним, что напомнит мне о былых, светлых чувствах к нему? 

- Я скучаю по тебе.

- Я тоже.

Я улыбаюсь, вспоминая, как сидела в магазине свадебных платьев, как общалась с ним по видеосвязи, как впервые призналась, насколько скучаю. И вдруг понимаю — он ведь был с Нокс в тот самый момент.

«Черт! Я — идиотка!»

Мысленная боль сдавливает сердце, а в руке дрожит тост — он соскальзывает и неаккуратно падает на тарелку. Я кашляю и стараюсь сделать глоток кофе, но у меня ни черта не выходит. С громким стуком ставлю чашку на стол, будто этот резкий звук способен привезти меня в чувство.

«Ни то, все ни то».

- Плохие воспоминания? — спрашивает Веспер, и его голос мягкий и холодный одновременно.

Я киваю, не собираясь лгать ему. Он осторожно оценивает мое лицо, проводя по нему взглядом и откладывая вилку в сторону.

«Кажется, он ел английский завтрак. Не уж то уже в горло не лезет?»

- Не хочешь рассказать? — продолжает он.

Я задерживаю дыхание, чуть не подавившись от удивления. Почему его интерес к моим чувствам выглядит так искренне? Или он пытается меня вывести из себя? Но я не могу сказать ему правду: если узнает, кто автор письма, что знаю о нем... риск слишком велик. Лучше играть в молчание.

«Но я ведь не могу ответить ему правдой. Пусть уже и знаю, кто автор письма, и что Весперу также о нем известно. Следовательно, никакому риску Жизель я не подвергаю. Но я не смогу выдержать истину, которая прозвучит уже из его уст. Это будет жестоко. Кажется, я тогда даже не смогу играть в любовь».

Глубоко вздыхаю.

«Ох, Веспер, в свое время я делилась с тобой тем, о чем до сей не знает даже мой лучший друг, но ты это не очень оценил. Так что, отныне, мои истинные чувства, эмоции и мысли тебе не доступны».

- Меня предали, — говорю я уклончиво, глядя ему прямо в глаза.

- Кто?

- Ты.

Мысленно даю себе пощечину. Должна же ведь руководствоваться только положительными эмоциями при общении с ним, в итоге снова наступаю на те же грабли. Но никто же не говорил, что будет легко, верно? 

- Я не жалею, что убил твоего отца, Джанан, — произносит он тихо.

Улыбаюсь, несмотря ни на что. 

«Знаю, Веспер, что ты ни о чем не жалеешь. Ни о том, что лишил жизни моего отца, ни о том, что засунул своей член в другую. И никто и ничто не заставит тебя почувствовать сожаление, даже я. И от этого горько больше всего и до жути больно. Ведь, это значит, что ты не любишь меня. Иначе бы любовь заставила бы тебя переступить через себя и свои принципы. И я ненавижу тебя за это. Ненавижу!».

Так. Стоп.

«Я не позволю себе погрузиться в эту тень ненависти. Я должна держать себя в руках».

- Все в порядке, — говорю я спокойно, глядя ему прямо в глаза, и жую тост, стараясь сохранить спокойствие.

Но вдруг стол с грохотом переворачивается — и все его содержимое оказывается на полу. Я – на мягком стуле, держу в руке покусанный тост с джемом — он уже не кажется вкусным. Взгляд Веспера — холодный и непроницаемый, будто он только что не устроил погром.

«В какую игру он играет?»

Закидываю ногу на ногу и продолжаю есть, изображая невозмутимость. Если он решил, что я — не достойна его эмоций, то и он — не достоин моих.

- Ты мог пораниться, — говорю я, демонстративно кусая и прожевывая тост, слегка постанывая. — Как же это вкусно.

Взгляд Веспера из-под бровей — непроницательный. Его поза спокойна, руки — сложены на подтянутом животе. Но я знаю его: внутри он — он напряжен и всегда наготове.

- Ты солгала мне, — говорит он твердо. — Ничего у тебя не в порядке, Джанан. Ты же помнишь, что тебя ждет за ложь?

- Не отпустишь меня в город? — спрашиваю я, не особо боясь.

«Будто мне не привыкать к заточению».

Веспер резко поднимается, подходит ко мне и хватает меня за волосы. Я кричу, но с усилием воли сжимаю зубы и вспоминаю, как он нежно гладил мои волосы. Улыбка — безумная — скользит по губам от воспоминаний. 

Продолжая держать меня за волосы, Веспер тащит мое беспомощное тело на кухню. Когда мы оказываемся на месте я мысленно радуюсь тому, что здесь пусто, и что больше никто не пострадает от рук моего мужа-подонка.

Он подводит меня к раковине и включает воду на полную мощность. 

- Игра со Смертью — опасное дело, Джанан. Обмануть ее — все равно что играть с огнем в пещере, полной ядовитых змей, - его голос тих и спокоен, словно шепот ветра в ночи, но в нем таится несгибаемая сила, заставляющая мое сердце биться чаще. — Вот тебе первая ловушка, — тихо говорит он, касаясь пальцами другой руки моего виска. — Каждый раз, когда я буду улавливать ложь в твоих эмоциях, ты будешь напрямую взаимодействовать с водой.

- Что это значит? — спрашиваю я, взглянув прямо в его сверкающие, чуть безумные глаза.

- Это значит, что я буду топить тебя, пока ты не перестанешь лгать мне.

С этими словами холодная струя — обдает мое лицо, нос, рот — все наполняется и беспомощно кашляю. Он выдергивает меня из-под потока, крепко держит за волосы.

- Скажи мне правду. Поведай мне, что ты чувствуешь на самом деле, и я прекращу это, — цедит он мне на ухо, выдергивая меня из под напора воды: — Скажи, мать твою, Джанан!

- Я говорила тебе правду, — говорю, с трудом переводя дух.

Он снова наклоняет меня под напор воды, крепко держа за волосы. Размокшая тушь попадает в глаза, от чего в них начинает жечь. Я плююсь, кашляю, но не стараюсь вырваться, потому что знаю — это бесполезно. Остается только терпеть и ждать, когда он решит сдаться, что, конечно, для него чуждо, как и для меня.

«В этом мы с ним похожи».

- Узнала мое слабое место? — спрашивает он, и в его голосе слышится злая улыбка. — Мне не нравятся, когда меня, Смерть — так скажем — обводят вокруг пальца. И у тебя плохо это выходит, Джанан. Глаза — они тебя выдают. И Жизель бросила тебя в ловушку, чтобы ты страдала и боролась, пытаясь противостоять мне.

«Лучше с Жизель, чем с тобой», — — скрываю я свои истинные мысли.

- Ты не убьешь меня, не можешь. Я буду рядом с тобой, чтобы не случилось, — нагло лгу я. — Как однажды ты мне пообещал, что будешь рядом.

Тогда я открыла Весперу свою душу, показывая свою боль через укусы, шрам от одного из которых до сей пор красуется на его шее. Именно он символизирует все мои страдания от потери отца, и Веспер до сей пор сохраняет его на своем теле, но зачем? Как память о содеянном?

Мужчина, полный жестокости, резко отпускает меня, будто обжегся моими словами. Он опирается рукой на кухонную столешницу и, если бы я не знала, кто он такой, то подумала, что ему стало больно. Его лицо исказилось в болезненной гримасе. Он расстегнул несколько пуговиц своей рубашки, оголяя небольшой участок груди.

«Не может быть, — думаю. — Он слабеет?»

Он больше не смотрит на меня. Разворачивается и уходит, оставляя меня одну на кухне с мыслями, представляющими собой настоящий сумбур.