Глава XXXIX. Ва-банк

Влад не знал, какие чувства должен испытывать. Не был уверен, что правильно веселиться в Диснейленде, когда кто-то оплакивает погибшую в его доме дочь, однако не мог не думать о том, что его собственный ребёнок получил тяжёлую психологическую травму, а жена могла лишиться жизни. Это давило прессом, отвлечься удавалось ненадолго, сознание то и дело припечатывало к реальности.

Но отпуск был отличной идеей. Как и собирались, они улетели уже вечером следующего дня, посетив перед этим клинику и организовав Адель первую встречу-знакомство с психологом. За ночь её страх никуда не пропал, он как будто даже усилился, заставив два раза проснуться от кошмара, а затем громко плакать, прижимаясь к Лайе и умоляя отца защитить.

Адель везде хотела быть с мачехой. Она почти не отходила от неё в воскресенье, даже попросилась поехать вместе в клинику и нервно стучала пятками по ножкам мягкого кресла в зоне ожидания. Влад не знал, как стереть её ужасы, он мог только оставаться рядом, держать за ручку и обещать раз за разом, что теперь у них всё будет хорошо.

В аэропорту Орландо они были в половине первого ночи, а через час уже расположились в просторном люксе отеля. Адель почти сразу уснула, а Влад и Лайя наконец-то поступили по-взрослому: сели за стол переговоров. Им давно стоило поговорить, слишком много происходило, отношения, как и вся жизнь, неслись галопом, а обозначить важные точки не хватало времени — получая короткую передышку от проблем, они обычно выбирали забыться в физической близости, но не обсудить происходящее.

Начать было сложно. Прошло чуть больше суток, а тему Кассандры не поднимали. Влад поручил уладить все необходимые формальности начальнику охраны и выписал чек, не уверенный, впрочем, что это правильный поступок. Он не согласовывал с Лайей сумму и в целом необходимость этого; будто откупался, сохраняя своё лицо. Но Кассандра и её смерть остались где-то в штате Мэриленд, а они сейчас находились во Флориде, за панорамными окнами горели огни, температура даже ночью была почти семьдесят градусов20 градусов Цельсия. против пятидесяти10 градусов Цельсия. в Лэствилле.

— Нальёшь мне вина? — Лайя опустилась в кресло и закинула ногу на ногу, параллельно поправляя на шее платок, который скрывал следы от удавки.

Влад в ответ кивнул, доставая из мини-бара бутылку, тут же открывая и наполняя два бокала. Один отдал жене, из второго сделал глоток и расположился на диване рядом, раздумывая, как правильно начать разговор, однако этого не потребовалось.

— Я думаю, что мы пока можем не искать няню. — Лайя начала. — Я буду с Адель. Если ты не против, конечно.

— Я не против, — покачал головой Влад, — конечно, я не против, наоборот.

— Думаю, не страшно, если она пару месяцев не будет играть на фортепьяно. — Закатила глаза. — С остальным разберёмся. Для фонда я не очень важный сотрудник, в галерею мы можем иногда ездить с ней вместе. В остальное время я ничем особо не занята. Иногда мне нужно навещать Алекс, это не очень часто, и я буду всегда предупреждать заранее, чтобы ты смог с ней остаться.

Влад утвердительно кивнул, отпивая ещё немного вина. Сейчас перед ним сидела роскошная молодая женщина — уверенная, умная, собранная. Она ничем не напоминала ту озлобленную девочку, которая появилась в его доме в начале апреля. Совершенно спокойная, несмотря на произошедшее, за короткий срок успевшая всё обдумать и составить план. Влад восхищался своей женой, определённо.

— На рождественские каникулы я бы хотела куда-нибудь уехать. Можно в Аспен или даже в Европу, будем гулять по ярмаркам и кататься на лыжах. Это будет хорошо для Адель. Там же можем встретить Новый год. Уже после подумаем о гувернантке.

Снова кивок.

— Ты со всем собираешься соглашаться? — с вызовом проговорила Лайя, отчего Влад невольно улыбнулся — всё равно она оставалась собой.

— Мне просто нравится твой план, — ответил он спокойно. — Адель тебя очень любит и сильно привязалась, и, если вы будете вместе, я буду только рад. После праздников подумаем о новой няне, я согласен.

— Выбирать буду я.

— Разумеется. — Улыбка стала шире.

— Чему ты радуешься?! — Лайя всплеснула руками, допила вино и протянула опустевший бокал мужу, чтобы обновил.

— Тому, что безумно тебя люблю? — Он вопросительно изогнул бровь.

— Я тебя ещё не простила, и я всё ещё зла. — Короткая пауза. — И мне больно.

Окончание фразы Лайя добавила совсем тихо, коснулась стеклянной ножкой столешницы, а потом развязала шёлковый узел, открывая кожу шеи с красными полосами. Вместе с платком упала броня — Лайя снова была уязвимой и слабой, нуждающейся в заботе и любви. Она поднялась, сделала шаг и села на колени Влада, прислонившись щекой к плечу. Как давно она хотела это сделать, с того самого дня, как в их дом нагрянуло ФБР. Вдохнуть спокойствие, ощутить, что не одна против целого мира, а за сильной надёжной спиной.

— Прости. — Влад её обнял и прижал к себе. — То, что случилось... Я чувствую свою вину и не знаю, как её искупить.

— Ты не виноват. Это не ты набросил мне на шею удавку.

— Я выбирал не замечать, что у нас дома живёт сумасшедшая женщина.

— Ты собирался её уволить.

— Я должен был её уволить в тот день, когда сбежала Адель.

Влад и Лайя синхронно обернулись в сторону комнаты с открытой дверью, где с включённым ночником спала девочка. Тихо. Хотелось верить, что её монстры остались дома, под кроватью няни — Адель не взяла их с собой.

— Надеюсь, с ней всё будет в порядке, — проговорила Лайя и забрала бокал у Влада, чтобы допить и убрать в сторону. — Ужасно, что ей пришлось это увидеть.

— Ужасно, что эта ситуация вообще случилась. — Влад ощущал почти физическую боль, осознавая, что мог лишиться человека, которого наконец искренне полюбил. — Ужасно, что наш брак стал для тебя полем боя, вечной опасности и боли.

— Любить дракона иногда очень сложно. — Лайя крутанула кольцо на безымянном пальце и посмотрела Владу в глаза. — Но что делать, если мне не нужен прекрасный принц? Только воевать вместе.

— За что ты мне такая? — спросил Влад.

— Невыносимая?

— Идеальная. — Он осторожно, бережно касаясь пальцами, притянул её к себе, чтобы нежно и аккуратно поцеловать. — Я бы женился на тебе ещё сто тысяч раз.

— А я бы сто тысяч раз ответила «Да». — Лайя чмокнула мужа в уголок губ и вернулась на своё место.

Той ночью они разговаривали ещё очень долго: задавали вопросы, получали ответы, строили планы, открывались друг другу, узнавали, переворачивая страницы жизненных книг. Только самые главные тайны прятали на верхние полки шкафов со скелетами, но и Влад, и Лайя обещали себе, что однажды откроют и их.

В постель пошли лишь ближе к утру — солнце ещё не вставало, не золотило листья пальм, однако ночи недолго оставалось править балом. Стягивали друг с друга одежду медленно, каждое действие отмеряя поцелуем, утопали в невозможной ласке, в сумасшедшей нежности. И любили — любили друг друга и верили, что справятся со всем вместе.

А утром прибежала Адель, тут же забираясь поверх одеяла и сообщая, что пора завтракать и ехать в Волшебное Королевство. И теперь они были счастливы втроём, бросив проблемы в другом штате, спрятав под шёлковый платок боль, оставив монстров голодать в темноте хотя бы на несколько дней.

༻⋆⋆⋆༺

В свой офис Гвен наведывалась на удивление часто. За неделю туда случилось визитов больше, чем порой бывало за целый месяц или даже два. Новый понедельник не стал исключением, она вошла внутрь помещения, где царила темень — плотные тучи опять накрыли Вашингтон и окрестности, — ногой захлопнула дверь, поставила на стол стакан, бросила сумку, рядом опустила бумажный пакет.

— С днём рождения, сучка, — сказала она затем безрадостно, доставая пирожное в картонной коробке из кофейни, расположившейся в этом же бизнес-центре.

Праздник в этом году выдался ещё более отвратным, чем обычно. И дело было не только в Уолтере, который свалил в отпуск, игнорировал звонки и сообщения, не только в крахе построенного имиджа и моста к должности под названием «мэр Лэствилла», даже не в том, что ей почти сорок, а рядом нет никого, даже пса, — Лео, из года в год привозивший сраный торт с одной свечкой, в этот раз ограничился такой же сраной смс. Пришлось купить десерт самой, правда на нём не было ничего о дне старения.

Гвен понимала причины: он нашёл себе подружку, после этого они не виделись и не общались, а хот-доги в парке остались в далеком прошлом, которое в один момент стало чем-то нереальным. Всё летело к дьяволу с высокой горы, попутно ударяясь о выступающие пики, чтобы приземлиться в самом отвратительном виде.

Нужно было что-то делать, как-то выбираться из дырки, иначе сама себя никогда не простит. Но Гвен сидела и ела пирожное, тупо пялясь на чёрный экран выключенного компьютера, иногда глотала кофе — его так и не стали вкусно варить, — а в голове не было ни единого намёка на план.

Из оцепенения вырвало сообщение — Уолтер назначил встречу в штабе. Тема: самоотвод. Гвен проглотила американо, от которого в стакане было одно название, подтвердила своё присутствие, будто могла сделать иначе, а потом выудила из сумки небольшой ключ и открыла верхний ящик стола. Там, в невзрачной папке покоился её шанс на возвращение всего на круги своя. Наивысшая ставка, если не сыграет — Гвен будет уничтожена до самого основания, но она собиралась рискнуть.

Пирожное отправилось в мусорку вместе с недопитым кофе, компромат на Лайю Энн Бёрнелл — в сумку, и Гвен поспешила прочь. Она играла ва-банк, не знала, чего можно ожидать, но не рискнёт — точно не увидит результата.

Сев в салон авто, Гвен закурила и набрала Влада, а шестерёнки в её голове работали в бешеном ритме. Нельзя встретиться с ним, она должна застать миссис Уолтер в одиночестве и желательно врасплох. Босс сообщил, что уже выезжает в штаб, в расписании его жены было пусто — оставалось надеяться, что она осталась дома. Или молиться об этом, но подобное было не для этой женщины.

Гвен почти уже тронулась с места, но что-то внутри заставило её вернуть в руку телефон и зайти в «Инстаграм». Первое фото в ленте было опубликовано Лео Ноланом — тем самым Лео Ноланом, который до этого никогда ничего не публиковал. На снимке он обнимал смутно знакомую девушку, а блевотная подпись гласила:

«Четыре счастливых месяца с тобой».

Гвен незамедлительно тапнула по отметке, попадая на страницу Вайолет Браун. Пролистнула несколько публикаций, вспоминая наконец, где они встречались: в офисе детектива в начале лета. После этого встречи без обязательств прекратились, а затем Лео и вовсе сказал, что их не будет больше из-за наличия подружки. Гвен продолжала листать фотографии, мысленно закатывая глаза на каждую, где был Лео, а затем остановилась на сделанной в прокуратуре. Пазл сложился, и губы мимо воли растянулись в ухмылке. Компромат на жену Уолтера передали из прокуратуры — каковы шансы, что это сделала эта сука?

Гвен нашла в интернете нужный контакт, затем достала из сумки телефон с одноразовым номером, который носила с собой всегда на всякий случай, незамедлительно позвонила и вырулила с парковки, слушая гудки на громкой связи.

— Офис генерального прокурора округа Колумбия, — раздалось в трубке.

— Добрый день! — Гвен вывернула дружелюбие на максимум. — Есть основания полагать, что в июне этого года Вайолет Браун передавала конфиденциальную информацию детективному агентству.

Пауза. Затем девушка кашлянула, попросила одну секунду, судя по звуку прикрыла трубку ладонью.

— Мистер Ламберт... — Больше Гвен ничего не разобрала, только шёпот, но что именно она сообщает, догадаться было не сложно.

— Генеральный прокурор Ламберт, — теперь говорил мужчина. — Откуда у вас подобная информация?

— А разве это важно? — Гвен включила поворотник, готовая выехать на широкую авеню. — Просто дружеский совет, что дело о смерти Генри Трюдо не в самых надёжных руках.

Наступила тишина, и Гвен поспешила отключиться.

— С днём рождения, сучка! — Теперь голос окрасили совершенно иные ноты, ведь подарок она всё-таки получила.

Дорога до Лэствилла заняла привычный час, а охрана без лишних вопросов впустила во двор — Гвен была одной из немногих, кому доступен беспрепятственный вход в дом Влада Уолтера. Экономка незамедлительно открыла ей дверь, приветствуя, Гвен кивнула, глядя вглубь гостиной в поисках необходимого объекта.

— Мне нужна миссис Уолтер. — Она растянула губы в совершенно фальшивой улыбке.

— Что произошло? — Лайя показалась со стороны коридора.

Неделя, проведённая вне стен дома, явно пошла ей на пользу: как морально, так и физически. Следы от удушения почти исчезли, ментальное состояние было почти нормальным, только, используя парадную лестницу, Лайя ощущала между лопаток холод. Наверное, именно поэтому она сегодня всю первую половину дня провела внизу: сначала в кабинете Влада, общаясь с Итаном по вопросам благотворительного фонда, затем — в своей мастерской, а после — вместе с Адель смотрела кино.

— Есть разговор. — Гвен глядела смело, точно зная, что сейчас в почти выигрышном положении.

— Влада нет дома, — обозначила Лайя, но чувствовала, что он пиарщице и не нужен.

Всё это крайне не нравилось. Паника зарождалась где-то в районе солнечного сплетения, с каждой секундой охватывая всё больше площади. На ошмётках самообладания, которое почти подчистую раздавили события последних недель, Лайя выдавила улыбку. Кивнула в сторону коридора, поправила высокий ворот коричневой водолазки, что была на ней, затем двинулась в нужном направлении, без слов пригласив гостью идти следом. Что бы ей ни было нужно, Лайя хотела покончить с этим поскорее.

Гвен вошла по-хозяйски. Осмотрелась — последний визит был в день, когда вышла разгромная статья от Локида, — затем без приглашения уселась в кресло для посетителей и достала из сумки, поставленной на колени, заветную папку. Ва-банк — сейчас или никогда.

Лайя села напротив, в кресло мужа, всем своим видом пытаясь выражать безразличие, однако сердце заходилось в бешеном стуке — интуиция отчаянно кричала о беде.

— Тридцатое июня... — начала Гвен, чуть склонив голову вправо, отчего светлые локоны её каре коснулись плеча.

Лайя перестала дышать. Не нужно было называть год или описывать события, она точно знала: её секрет раскрыт.

Тридцатое июня две тысячи двенадцатого года

Громкая попса со всей силы стучала по барабанным перепонкам, заставляя воздух вокруг вибрировать. Вечеринка в честь окончания очередного семестра в университете была в самом разгаре, особняк, принадлежавший семье одного из студентов, наполнили однокурсники.

— Пей! Пей! Пей! Пей! Пей!

Крик с каждым словом становился всё громче.

— Пей! Пей! Пей! Пей! Пей!

Два парня хлестали пиво прямо из бочонков через шланги, стоя на руках, поддерживаемые товарищами, и не отвлекаясь на мелочи вроде вдохов.

— Пей! Пей! Пей! Пей! Пей!

Музыку сделали ещё громче, из-за открытой двери на задний двор раздались одобрительные крики и всплеск — кто-то сиганул в бассейн. В одном углу гостиной закурили косяк, в другом — крашеная блондинка сняла футболку, оставаясь в одном красном лифчике и уселась на колени парню, которого наверняка не знала.

— Пей! Пей! Пей! Пей! Пей!

Лайя отделилась от кучи радующихся неконтролируемому потреблению алкоголя и набрала очередное сообщение, уточняя, где, чёрт возьми, Аника, однако та не только не отвечала, но и не читала. Лайя почти достигла парадного выхода, за которым надеялась спрятаться от гама хотя бы на короткий промежуток времени, однако дверь распахнулась.

— Привет, детка!

Лайя оказалась в объятиях, руки её бойфренда легли на задницу, губы накрыли её рот поцелуем с привкусом табака и пива. Пальцы Лайи сжали в ответ ткань белой футболки, она охотно ответила, вставая на носочки, чтобы сравнять рост.

— Генри. — Лайя немного отстранилась и облизнула губы. — Я тебя заждалась. И не знаю, где Аника.

— Найдётся, — беспечно отозвался он. — Как насчёт опробовать кровать в хозяйской спальне? Я соскучился.

— Тэд нас убьёт, — хихикнула Лайя и тут же посмотрела на него, хитро щурясь: — Но я за. Только попробую дозвониться Анике.

— Мамочка Лайя, — прокомментировал Генри, но не стал удерживать, позволяя беспрепятственно ухватиться за дверную ручку.

Лайя вырвалась из душного шумного дома на улицу, что полнилась вечерней прохладой. Ещё не стемнело, отголоски веселья доносились из-за двери и с заднего двора, Генри вышел следом, обнимая сзади, забираясь ладонями под светлую футболку-поло, отчего Лайя глуповато захихикала, параллельно открывая телефонную книгу.

Однако это не понадобилось: во двор ворвался синий спорткар с тонированными стеклами, которые не удерживали внутри громкие звуки музыки. Водитель резко ударил по тормозам, заставляя авто остановиться ровно у лестницы, а в следующий миг дверь распахнулась, выпуская Анику.

— Спасибо, Джош! — напоследок она согнулась, выпячивая зад и что-то сунула в задний карман джинсовых шорт.

Ответ Лайя не расслышала, терпеливо ожидала, смеряла подругу взглядом, а пальцы Генри продолжали бродить по её разгоряченной коже. Аника шустро поднялась по ступенькам, звонко чмокнула Лайю в щёку, обернулась, провожая взглядом машину, что помчалась прочь, будто её никогда здесь не было.

— У меня кое-что есть. — Аника дёрнула бровями, извлекла то, что недавно спрятала, и помахала пакетиком перед лицами друзей.

— Кокс? — отреагировал первым Генри и хотел было отнять, но Аника оказалась шустрее и сжала белый порошок в кулак, кивая.

— Джош дал.

— Джош? — Лайя нахмурилась, глядя вопросительно. — Твой новый отчим?

— Ага, он душка. Сегодня мы лишим тебя кокаиновой девственности, крошка.

Генри засмеялся, Лайя закатила глаза и демонстративно убрала руки парня из-под своей майки.

— А кто-нибудь видел Ника? — Аника направилась ко входу, не намеренная терять времени, и остальные двинулись следом.

— Да, — ответила Лайя, возвращаясь в душное и пропахшее алкоголем и травкой помещение, — он, кажется, собирался выиграть в кег-стэнд.

— Пей! Пей! Пей!

На бочонке уже стояли другие люди, Ник оказался в поле зрения Аники, которая тут же накинулась на него с поцелуем. Музыка по ощущениям стала ещё громче, стекло будто звенело, а дым от курения кальянов, сигарет и каннабиса стелился по давно не идеальной гостиной густым туманом.

— Снимите номер! — Лайя подхватила со столика в пивных лужах шарик, оставшийся от игры в бирпонг, и бросила в подругу, на что Ник показал средний палец.

— Кстати, про номер. — Генри оказался рядом, вплотную, прижал Лайю спиной к своей груди, снова касаясь пальцами обнаженной кожи на животе. — Пойдём наверх?

Лайя обернулась, заискивающе улыбаясь, и кивнула, а затем повела Генри сквозь разгорячённую толпу к лестнице. Они встречались с конца весны и были на том этапе, когда расставаться не хочется. Не любовь, не пресловутые созданы-друг-для-друга, конечно же, но точно лёгкая влюблённость, много поцелуев и веселья. Правда, уверенности, что их роман переживёт лето не было: Лайя и Аника собирались до сентября в Европу, а Генри оставался в Штатах на стажировку и при этом не славился любовью к моногамии.

Но тогда, поднимаясь по ступеням, устланным бордовым ковровым покрытием, на которое что-то успели разлить, Лайя даже не подозревала, что «пережить лето», возникшее утром в голове, будет настолько буквальным.

— Эй! — Аника заметила, что их самым наглым образом оставили внизу, и они с Ником начали тоже подниматься, захватив по пути по бутылке наугад.

Лайя раздражённо цокнула, настроенная на другое, Генри прошептал на ухо, опаляя горячим дыханием:

— Трахаться под кайфом даже круче.

Шаги утопали в звуках громкой музыки, хлопок первой попавшейся двери в ней же растворился безвозвратно, а окружающие даже не заметили, что четверо скрылись в комнате, за которой прятался домашний кинотеатр. Зашторенные окна не пропускали свет, Аника включила подсветку, что вспыхнула по периметру потолка отвратительно красным, Ник поставил на стол бутылку, как оказалось, виски, а Лайя залезла на колени усевшегося на кожаный диван Генри, целуя его и недвусмысленно ёрзая.

— Снимите номер! — Аника вернула замечание, однако пара на него не реагировала, продолжая страстно целоваться и не стесняясь откровенных прикосновений.

Джойстики от приставки оказались безжалостно смахнутыми со стола, Аника села прямо на пол и принялась высыпать белый порошок, формируя из него слегка кривые дорожки.

— Слишком много, детка. — Ник сел с ней рядом, принявшись помогать. — Твой отчим подозрительно щедр.

— Ага, покажу ему за это сиськи, — хохотнула Аника, за что получила возмущенное «Эй!». — Шутка. Вы и дальше будете сосаться или отвлечётесь на секунду?

— Нюхать надо исключительно через сто баксов, — заявил Генри, оторвавшись от губ Лайи, и полез в карман своих джинсов, извлекая тут же купюры.

Лайя слезла с его бёдер, устроилась рядом с подругой, оценивающе глядя на белые полоски кокаина. Она пробовала алкоголь, сигареты и травку, а это казалось новым опытом, да и выпитое ранее вино, бурлившее в крови, только подстёгивало, шепча «в жизни нужно попробовать всё». Под «всё» редко — примерно никогда — подразумевали иностранные языки, книги и путешествия в соседний штат — только секс, наркотики и, может быть, рок-н-ролл.

Ник первый втянул в ноздри кокс. Запрокинул голову, зажмурившись, растянул губы в улыбке, а Генри шептал Лайе на ухо, что нужно делать, щекоча кожу пьяным дыханием. Потом протянул свёрнутые в трубочку сто долларов, накрутил на кулак распущенные волосы, чтобы не мешались, и Лайя вдохнула порошок, в первый момент морщась, но не останавливаясь. Подражая Нику запрокинула голову назад, всё ещё ощущая руку Генри на затылке, а потом его губы впились в её собственные в слишком мокром поцелуе.

А дальше — наступила эйфория. Они пили, целовались и хохотали. Кружились по комнате в странных танцах под отголоски музыки, задевали мебель, снова пили, целовались и хохотали. Мир стал ярким, красный свет играл всеми цветами радуги, и это всё казалось лучшими моментами жизни. Всё было настоящим и нереальным одновременно, оно сливалось в единое пятно, а после расползалось неясными образами, и опять — пить, целоваться и хохотать.

Неясно было, в какой момент все оказались на улице под начавшимся дождём, возле машины Генри, но он бросил ключ в сторону хихикающей Лайи.

— Ты поведёшь.

— Что? Нет! — Лайя запротестовала и помотала головой, остатками рациональности понимая, что сейчас не в самом адекватном состоянии.

Однако на водительском сидении всё же оказалась и надавила на газ, срываясь с места. Они направлялись к дому Генри — зачем Лайя не знала, наверняка хотели продолжить вечеринку. Аника и Ник сидели сзади, сам Генри рядом подначивал:

— Выжимай больше, слишком медленно!

И Лайя жала, а в салоне играла Тейлор Свифт:

«Любовь к нему похожа на езду за рулём нового «Мазерати» в уличном тупике».

«Любовь к нему подобна попытке передумать».

«Тоска по нему была тёмно-серой, в полном одиночестве».

«Но любовь к нему была красного цвета».

«Красная».

Почти сразу после выезда из Вашингтона машину занесло на мокром участке дороги.

«Пылала красным».

— Чёрт! Чёрт! Чёрт! — Лайя вцепилась в руль и давила на тормоз изо всех сил.

«Красная».

Они вылетели в кювет, тут же раздался удар и скрежет металла о железобетонную опору, а вместе с тем и синхронный крик, заглушающий музыку.

Красный. Красный. Красный.

Лайя плохо помнила, как именно они выбрались на улицу, наполненную прохладной ночью и лёгкой изморосью. Действовали на инстинктах самосохранения, адреналине, страхе, божьей помощи. Только Генри повезло меньше: он оказался зажат и почти сразу отключился от боли.

— Папа! Папа! Папа! — Аника кричала в трубку телефона и сбивчиво пыталась объяснить, что произошло.

Лайя, которую накрыло дрожью и безумным холодом, смотрела, как поднимается из-под капота дым, и не могла пошевелиться, лишь обхватила себя руками за плечи и стучала зубами. Ник метался из стороны в сторону, неся какой-то бессвязный бред.

Бегущие минуты не ощущались вовсе, но мистер Ламберт приехал скоро. Он оценил обстановку, натягивая на ладони одноразовые перчатки, залез в машину, проверил у Генри пульс.

— Что произошло? — строго спросил он, окидывая взглядом по очереди каждого из стоявших перед ним.

Лайя продолжала пялиться в одну точку, Аника истерила, Ник заламывал руки, не находя себе места, за что получил звонкую пощечину и вскрикнул, чем запустил время для всех остальных.

— Какого. Хрена. Тут. Произошло?! — Мистер Ламберт отделял паузами каждое слово, потом ловко вытащил из кармана телефон, включая на нём фонарик, посветил дочери в зрачок, с силой тряхнул её за плечи. — Вы обдолбанные?! В машину! Живо!

Он толкнул Анику и Лайю в сторону своего авто, ударил Ника между лопаток, а потом потянул, призывая идти с ним.

Забравшись на заднее сиденье, девушки обнялись. Страшно, холодно, непонятно и неизвестно, что дальше. Лайя внимательно следила за двумя мужскими фигурами, наивно веря, что Генри сейчас спасут. Только у мистера Ламберта был другой план: через несколько минут, переместив бессознательное тело парня на водительское сиденье, он захлопнул дверь, отрезая его от всяких шансов на спасение. После забрался в салон вместе с Ником, который трясся от ужаса и не мог пристегнуться, вызвал девять-один-один и уехал прочь.

— Но... — начала было Лайя и тут же получила разъярённый ответ.

— Заткнись! Вас здесь не было, ясно?!

Тишина.

— Ясно, я вас спрашиваю?!

— Да... — Они отозвались нестройным хором.

Желая потереть саднящий висок, Лайя ощутила на коже что-то липкое, посмотрела на пальцы — кровь, но это казалось мелочью, а после осталось шрамом на лбу. Бросила случайный взгляд вперёд, зацепилась за электронные часы на приборной панели: полночь, наступил новый день. Её день рождения. Разве можно было их после такого любить?

Лайя с такой силой сжала край стола, что костяшки пальцев побелели. Краска с её лица схлынула, делая бледность поистине пугающей, губы вмиг пересохли, приоткрылись выражая беззвучный ужас. Минуло уже три года, а та страшная ночь всё ещё жила внутри. Лайя продолжала себя грызть, винить, ведь не сядь она за руль — Генри был бы жив. Это было её главной тайной и страхом, гремящим переломанными костями скелетом, голодным монстром и самым злым демоном; это было её ночными кошмарами, воспоминаниями, заставляющими мурашки бежать по спине. Это было и надеждой, что никто ничего не узнает, а юная жизнь останется погребённой навеки как нелепая случайность и ошибка.

— Ты — умная девочка, — проговорила Гвен, опустив папку на край столешницы, а затем извлекла пачку сигарет и закурила без разрешения. — Думаю, сама догадаешься, что я хочу тебе предложить.

— Что? — Слова Лайи напоминали шелест, а не голос.

— Влад должен стать мэром. — Безапелляционно.

Лайя собрала в кулак волю и самообладание. Она вздёрнула подбородок, придавая своему виду храбрости и уверенности, посмотрела на Гвен, вкладывая во взгляд всю надменность и презрение, на которые только была способна.

— Влад не хочет быть мэром, — произнесла она стальным голосом, а горло саднило как после удавки.

— Милая моя, наивная девочка, — покачала головой Гвен, — неужели ты не понимаешь, что сейчас он думает членом, а не мозгом? Всё это просто желание угодить тебе. Он столько лет шёл к посту, а сдаётся у самого финиша.

— Люди меняются. — Лайя продолжала цепляться пальцами за ребро стола, будто это спасательный круг, который может помочь. — Влад тоже изменился.

— Ты его изменила? — Гвен хохотнула, потом затянулась и небрежно стряхнула пепел на бронзу пепельницы. — Будь реалистом, Лайя.

Лайя молчала. Молчала, смотрела на пиарщицу, уверенную в собственной победе, а по стёклам размеренно барабанил дождь, угнетая ещё сильней. Хотелось вернуться в Орландо, где тепло и солнечно, гулять втроём, есть мороженое и обманываться, что всё в их жизни хорошо. Только реальность оставалась жестокой, она, как острый нож гильотины, резала по горлу, не оставляя шансов.

— Не будем о высоком, — продолжила Гвен, не получив ответа, а лишь тишину, — поговорим о приземлённом. Ты же не хочешь отправиться за решётку.

Лайя продолжала игру в молчанку, только сильнее стискивала дорогое дерево, а Гвен, чувствуя своё превосходство, подалась вперёд, понижая голос до почти-доверительного шёпота:

— Не хочешь, чтобы Влад обо всём узнал. Он же тебе не безразличен, верно? И его ребёнок тоже. Ты же не хочешь их разочаровать, Лайя? Я знаю, что в этой аварии виновата ты.

Гвен блефовала, но с каждым произнесённым словом страх в зрачках становился всё больше. Лайя не просто нервничала, она боялась, она не дышала, она смотрела как затравленная лань, что угодила в капкан, смотрит на дуло наставленной на неё пушки охотника. Она попалась. Она проиграла.

Проиграла, но ещё не сдалась.

— И что ты сделаешь? — бросила Лайя даже громче, чем рассчитывала. — Что? Покажешь свои бумажки Владу? Вперёд.

— Это было бы слишком просто. — Гвен затушила остатки сигареты, отчего густая струя дыма потянулась к потолку. — Меня больше интересует СМИ. Полиция. Мистер Ламберт, который пошёл на должностное преступление. Это будет увлекательное представление.

Лютая стужа окутала всё естество. Лайя могла наплевать на себя, но в этой пьесе было слишком много действующих лиц. В красках представлялось, как полиция выведет её из белого дома под разочарованные взгляды Влада и Адель. Они останутся просто счастливыми страницами жизни, которые больше не прочесть, а она получит заслуженную кару, понесёт наказание, и в голове до конца дней будет пугающе звучать:

«Красный».

«Красный».

«Красный».

— И чего ты хочешь? — спросила Лайя, откидываясь на спинку кресла и борясь с желанием сбежать от реальности.

— Такой разговор мне нравится больше. — Гвен одобрительно кивнула.

План в её голове сформировался по дороге сюда. Влада нужно было застать врасплох, не давать ему на размышления ни часа, поставить перед фактом, дожать, сломать твёрдую решимость. А параллельно дать избирателям то, чего они так хотят, — принцессу и сказку. Лайя уже более двух недель находилась вне поля зрения прессы и социальных сетей, она растворилась, оставив вместо себя догадки, слухи, сумасшедшие предположения, и триумфальное возвращение казалось лучшей идеей из всех. Она выйдет к народу — счастливая и абсолютно живая, расскажет о безумной любви, она заработает те очки, которых им теперь недостаёт, а Уолтер, глядя на это, не сможет сдаться.

— На завтра я назначу пресс-конференцию, ты приедешь раньше. Будешь паинькой, ответишь на вопросы журналистов. Примерные ответы я вышлю на почту через пару часов.

— Какой в этом смысл? — Лайя покачала головой, а в воздухе скопилось отчаяние. — Если ты опубликуешь компромат, то Влад точно не победит, даже если вдруг передумает.

— Но так мы хотя бы попытаемся. Я не привыкла сдаваться.

Лайя дёрнула уголком губ и крутанула на пальце кольцо. На языке вертелось ядовитое «Мне тебя жаль, потому что ты — несчастная и обиженная жизнью, никому не нужная, никем не любимая», однако она была не в том положении. Папка возле пиарщицы тянула магнитом, только Лайя знала, что не может её просто схватить и сжечь или изрезать острыми ножницами — такие обычно делают сотню копий.

— Рада, что мы играем на одной стороне. — Гвен поднялась, подхватывая одновременно компромат. — Завтра отдам его тебе. И выбери красивое платье.

В полнейшей беспомощности Лайя осталась в одиночестве. В горле скопилась горечь, которую отчаянно хотелось выплюнуть вместе с завтраком и страхом, на глаза набежали слёзы, потому что она была заложницей ситуации, собственного прошлого и чувств, которые заставляли бояться потерять. Лайя не знала, что делать и как победить, пялилась в одну точку, а воспоминания океанской волной погребали под собой.

Остатки сил оказались сжаты в кулак. Лайя поднялась, вышла из кабинета, цепляя на лицо маску «всё-в-норме», хотя до нормы было как до луны. Но она справится, она, конечно, справится, чего бы это ни стоило в конечном итоге. Она будет притворяться весь остаток дня, что в полном порядке, смеяться с Адель, целовать Влада, выбирать чёртово красивое платье, а потом учить правильные ответы на вопросы наизусть.

Время меж тем летело неумолимо. Часы промелькнули вспышкой, как комета, что загорелась и погасла, давая на желание только долю секунды. Желание Лайи было одно: чтобы Влад проиграл. Но она поднялась на трибуну на городской площади ровно в четыре часа дня — платье с высоким воротником прятало чёрное пальто, а истинные чувства скрывала улыбка. Избиратели поприветствовали миссис Уолтер аплодисментами.

День выдался без дождя, но солнце всё равно пряталось далеко за облаками. Народу собралось достаточно, у Влада всё ещё оставалось много сторонников, верящих в его победу и лучшее будущее для Лэствилла.

Стоя там, на высоком помосте, с флагами США и штата Мэриленд за спиной, глядя на Гвен, сидевшую в первом ряду, и журналистов, Лайя чувствовала себя птицей. Золотая клетка — не её брак с Владом, истинные прутья — это обязательства, это отсутствие выбора в проклятых выборах, это боязнь.

— Добрый день, — начала Лайя в микрофон, а звук эхом разнёсся над толпой. — Спасибо всем, кто пришёл сегодня поддержать моего мужа. Он немного задерживается, но пока я могла бы заменить его и ответить на ваши вопросы.

Будто зверушка в цирке, словно кукла на витрине. Лайя чувствовала себя идиоткой, произнося заготовленные пиарщицей слова. Как она может заменить кандидата на пост мэра? Но народу, кажется, это нравилось.

— Где вы были в последние недели? — раздался первый вопрос. — Помня обвинения вашего мужа в убийстве, варианты не самые радужные.

— Эти обвинения не имеют под собой реальных фактов, — ответила Лайя жёстко. — Я находилась дома, чтобы избежать вопросов о клевете в свою сторону и сторону своего брака. Занималась планами по работе благотворительно фонда, ребёнком и рисованием. Это важнее, чем комментировать глупые слухи.

— Почему сейчас решили выйти?

Привычным жестом Лайя крутанула кольцо, надеясь, что это действие поможет не сорваться на истерику.

— Потому что моему супругу нужна моя поддержка. Мы — семья, и обещали друг другу это в наших свадебных клятвах.

Гвен кивнула, довольная ответами, но Лайя этого не заметила — смотрела на Влада, который вышел из своего авто чуть поодаль и теперь направлялся к толпе, поправляя галстук. Она должна заставить его продолжить борьбу, иначе вся жизнь окажется погребённой под слоем сизого пепла.

Влад, не совсем понимая, что происходит, остановился. Лайя сказала ему, что заедет в галерею, а на пресс-конференцию, назначенную на половину пятого, приедет ровно к началу. Какого чёрта она делала за трибуной сейчас, слишком рано? Влад принял решение не мешать, пусть это всё не нравилось. Журналисты и люди из толпы задавали вопросы — какие-то совершенно идиотские, не касающиеся выборов никак, — но Лайя отвечала на них, держась уверенно и смело.

— Как вы думаете, — спросили снова, — ваш муж будет хорошим мэром?

— Я не могу заглянуть в будущее. — Лайя покачала головой. — Но могу уверенно сказать, что он замечательный отец и муж, грамотный управленец, просто хороший человек. Я бы не желала Лэствиллу лучшего. А вот, кстати, и он...

По толпе прошёл шепоток, все обернулись назад, ища главного актёра представления, раздалась порция новых, сначала слабых, но затем всё более громких аплодисментов. Народ расступился, пропуская Влада, он ещё ничего не понимал до конца, однако уверенно шёл вперёд, машинально кивая, иногда пожимая протянутые ладони, но глядя только на Лайю, которая спускалась со сцены вниз.

— Что всё это значит? — спросил Влад тихо, как только они оказались рядом.

— Ты не должен сдаваться. — Лайя посмотрела в любимые глаза-океаны, тронула ладонью скулу. — Ты так долго шёл к этой победе, не отказывайся от неё из-за меня.

— Я тебя люблю, Лайя, — проговорил он на одном дыхании. — Больше всего на свете люблю.

Лайя не ответила — избиратели жаждали увидеть будущего мэра за трибуной, услышать его ответы, и Влад поднялся наверх, приветственно махая, привычно улыбаясь, возвращаясь к своему образу, ставшему уже частью его самого. Он достиг микрофона, посмотрел на лежавшую в папке-планшете речь — не самоотвод, обговоренный с Гвен, а обещания, как расцветёт Лэствилл с ним во главе. Только на тех листах, которые теперь трепал колкий октябрьский ветер, нашлось кое-что куда более важное: внизу аккуратным почерком Лайи было выведено то, что делало всемогущим:

«Я тебя люблю».

༻⋆⋆⋆༺

Лайя знала, что Влад победит. Ощущала его победу кожей, не сомневалась ни на секунду, хотя продолжала мечтать, что он проиграет в этой гонке.

Гвен отдала компромат ещё во время пресс-конференции, когда Влад обещал горожанам благополучие, парки и детские площадки. Лайя спрятала папку в гардеробной — ту за время их каникул в Орландо наконец расширили, и теперь все вещи находились в одном месте. Но всё это давило прессом, и несколько раз Лайя порывалась рассказать мужу правду, отдать в его руки весы Фемиды, позволить её судить по всей строгости моральных норм и, если он захочет, закона. Однако каждый раз тормозила себя, страшась увидеть в глазах любимого человека разочарование.

Недели перед выборами пролетели очень быстро. Они были полны встреч с избирателями, интервью, громких слов и заверений. У Влада не было свободных минут, все они сосредоточились на последнем рывке, а Лайя могла только быть с ним рядом. Все построенные ею планы обернулись прахом, фонду стоило уделять всё возможное время, а в остальное — сопровождать Влада на бесконечные встречи. Адель почти постоянно находилась в Марбери у старших Уолтеров, и хотелось уже просто любого результата, лишь бы всё вернулось в состояние относительного покоя, а они трое снова воссоединились в своём королевстве.

Седьмого ноября Лайя осталась дома. Влад уехал рано утром в штаб, и начался отсчёт последних суток. Так или иначе уже всё решилось, оставались детали. Ближе к вечеру доставили пальто в плотном чехле. Пусть Лайя не хотела быть первой леди Лэствилла, пусть теплила эгоистичные надежды на проигрыш, но всё равно должна была подготовиться встретить победу, разделяя её со сторонниками мужа.

Поднявшись в спальню и сняв чехол, Лайя рассмотрела пальто — белоснежное, чуть ниже колена, с изящными пуговицами, оно выглядело по-королевски и невероятно ей шло. Лайя надела новую вещь, вертясь у зеркала, поправляя волосы и думая, как лучше завтра их уложить.

— Ты невероятна. — Голос Влада раздался совсем близко, и Лайя резко повернулась, находя его в дверном проёме.

— Ты не должен видеть меня в белом до торжества! — Она засмеялась, расстёгивая пуговицы и подходя ближе.

— Снимай, я всегда готов смотреть на тебя без всего. — Влад поспешил ослабить узел галстука, затем сбросил своё пальто, за ним — пиджак и рубашку. — Составишь мне компанию в душе? Устал дьявольски и хочу сегодня только тебя.

Лайя кивнула, повернулась спиной, позволяя мужу помочь ей снять верхнюю одежду, затем оказалась в кольце его крепких объятий, вдыхая родной запах и опуская блаженно веки. Последние часы до решающего момента. Ещё чуть-чуть — и все опустят бюллетени в урны, затем огласят результаты экзитпола, а после полуночи объявят фамилию нового мэра. Лайя одновременно боялась и ждала.

Но сейчас самое близкое будущее не имело значения: остались лишь они двое, под обжигающими струями воды, одурманенные поцелуями, запутанные в объятиях, без возможности друг от друга оторваться. Будто это их последняя ночь, словно больше таких поцелуев не будет и нужно зафиксировать их в душе и памяти, отпечатать на сердце каждое прикосновение, каждое слово, произнесённое шёпотом или во весь голос. Сотни «люблю», что срывались с губ, что плескались в глазах, что находились в дыхании и движениях. Двоих нельзя было разделить и понять: где заканчивается она и где начинается он.

Утро встретило новым холодным рассветом. Солнце висело низко, Лайя смотрела на тяжёлый диск, пока пила кофе и пыталась выбросить из головы это бесконечное: «Проиграй-проиграй-проиграй». Потому что должность мэра — это тоже клетка, и она не хотела Влада в неё отпускать. Его и так преступно мало, она и так теперь жила от прикосновения к прикосновению, не могла насладиться и надышаться.

И если до этого дня время летело как сумасшедшее, то восьмого ноября тянулось резиной. Лайя бродила из стороны в сторону, но как будто всё время оставалась на месте, она не знала, где Влад, ведь был только-только рядом, и всё это давило на виски, а голова трещала от мигрени. Хотелось скорее вырваться на улицу, втянуть прохладу в лёгкие, узнать наконец результат и отпустить догадки и волнения.

Лайя даже не поняла, как они в итоге оказались у здания мэрии, где Влад хотел проголосовать. Высокой горой администрация города возвышалась над ними, припечатывала к земле тенями от толстых колонн, а небо заполнили тяжёлые тучи, не оставляя просветов для лучей, что ещё пару часов назад пытались одержать в этой схватке победу.

Влад открыл пассажирскую дверь своей машины и подал руку, Лайя незамедлительно опустила свои холодные пальцы в его тёплую ладонь.

— Ты победишь, — произнесла она уверенно, поправляя воротник пальто, а Влад наклонился, чтобы поцеловать.

Каждый шаг отбивался от асфальта слишком громко, стук подошв напоминал гром — или это так колотилось сердце? Лайя посмотрела на мужа, который продолжал сжимать её руку и идти вперёд, — внешне спокойный и уверенный, но что за буря была у него внутри?

Первая вспышка камеры ослепила. Лайя зажмурилась, невольно отвернулась и тут же ощутила лёгкий толчок в сторону. Пальцы Влада больше не касались её, между ними двоими пролегло расстояние, которое в этой ситуации казалось целой пропастью, а потом громкий хлопок заполнил всё вокруг. За ним второй. И третий.

Лайя поискала глазами источник звука, не понимая, откуда он и что означает, а затем обернулась к Владу. Первое чувство — ужас, а сразу за ним вырвался вскрик. Влад держался на ногах, но медленно заваливался назад. Время практически перестало существовать, оно походило на видео в замедленной съёмке, расползлось багряными пятнами по белоснежной рубашке Влада и бледностью по его лицу.

— Влад!

Не крик — истошный вопль. Такой, какой способен расплескать Мировой океан, такой, какой разделит материки на части, вывернет душу наизнанку, сломает стены и кости и сметёт мир до самого основания. Такой, после какого наступает секундная тишина, и она — самое оглушающее, что может быть на свете.

Лайя кинулась к мужу. Обхватила за талию, словно могла удержать и не дать упасть. Кровавые пятна отпечатались на белом пальто, но на деле — гораздо глубже, они коснулись кожи, жгли её кислотой, шипя и бурля, разрушая, уничтожая, разъедая до основания.

— Влад!

Сил Лайи не хватило. Влада тянуло к студёному асфальту, и она падала вместе с ним, упёрлась коленями в землю, но продолжала держать, не готовая просто сдаться. Кровь продолжала сочиться из ран, слёзы застилали обзор, и Лайя молила не оставлять её.

— Ты не можешь... Не можешь... Не можешь... Ты не можешь, Влад!

Только он не отвечал — смотрел стеклянными глазами, веки медленно опускались вниз, а совсем рядом уже ревели сирены.

— Влад... — Из голоса исчезли все краски, эмоции, там осталось только голое и слепое отчаяние. — Влад...

Лайя почувствовала, как её тянут назад. Пальцы безвольно разжались, Влад становился всё дальше, его загораживали чужие спины, картинка размывалась — из-за слёз или сознания, которое стремительно ускользало. Но Лайя тянулась к нему руками, хотела ухватиться за воздух, которым муж сейчас не дышал, хотела попытаться сделать хоть что-то, чтобы остаться рядом.

Первая снежинка упала с неба. Лайя видела, как плавно она кружится перед лицом, следила за ней, пока та не опустилась на землю. Такая белая, чистая — пальто тоже было таким, а теперь пропиталось красным.

Волосы мешали обзору, Лайя попыталась их убрать, но тут же осознала, что ладони в крови.

Красный. Красный. Красный.

— Влад...

Последняя попытка дотянуться, коснуться, сжать, но между пальцами скользнул лишь ледяной воздух. Лайя смотрела на снег, а потом всё поглотила вязкая непроглядная тьма.________________

До конца истории осталось всего две главы. Если вы читаете, оставьте, пожалуйста, отзыв — мне это очень важно. Новости можно найти в телеграмм-канале, активная ссылка в профиле ❤️