Глава XXXX. Восьмое ноября

Вязкая непроглядная тьма тянула, поглощала, сжирала, обгладывая кости. Чёрная дыра, не имеющая краёв бесконечность — холодная, пугающая, — она была как сама смерть.

Лайя закричала и резко села, отчего закружилась голова. Во рту скопилась слюна, лицо стало мокрым от слёз, всё тело болело, будто его переехал каток. Веки, налитые свинцовым страхом, поднялись, дрожащие пальцы коснулись испарины на лбу. Лайя сглотнула слизкий ужас, шепча:

— Сон-сон-сон. Это только сон.

Босые ступни коснулись пола, посылая по коже снизу вверх ледяные мурашки. Сон-сон-сон, но почему так холодно, будто кто-то заморозил весь мир, превращая в Антарктиду, покрывая каждый закоулок вечной мерзлотой?

Лайя осмотрелась: не их дом, не принадлежащая ей и Владу спальня. Больничная палата? Небольшое окно скрывали опущенные жалюзи, света почти не было, если не считать тусклую полоску из-под двери, отчего невозможно разобрать, день сейчас или ночь. По стенам чёрными гадюками ползали пугающие тени.

Собрав волю в кулак, Лайя резко поднялась. Её пальто валялось на спинке койки, небрежно брошенное, а розовое платье не согревало. Глядя на цвет ткани, Лайя невольно поморщилась — будто костюм Жаклин Кеннеди в роковой день. Почему сегодня — или уже вчера? — она, Лайя, вообще выбрала именно его? Острой необходимостью стало желание стянуть с себя эту тряпку и выбросить к чёртовой матери, но сейчас были вещи куда важнее переодеваний.

Ступая по сущему холоду, Лайя дошла до двери и даже задержала дыхание, надавливая на ручку, будто замки могли быть заперты, словно кому-то нужна она в качестве пленницы. Лёгкий и совсем негромкий щелчок оповестил, что можно выходить, и Лайя скользнула в длинный коридор. Проступила чёткая уверенность, что она не бывала здесь раньше, однако шла вперёд, а кожу ступней кололо ледяными иглами. Интуитивно знала, куда именно нужно попасть, чтобы увидеть его — Влада. Всё неважно, лишь бы с ним всё было в порядке, лишь бы те три оглушающих выстрела остались только в кошмаре, а не обратились в жуткую реальность.

Лайя шла, и путь этот казался бесконечным, он проникал под кожу и в вены, студил кровь, заставляя сердце стучать медленнее положенного. Но воздух всё равно казался спёртым, стянутым, он в недостаточном количестве проникал в лёгкие, заставляя с каждым шагом замедляться, касаться стены в поисках опоры, делать более глубокие вдохи. Только помогало мало, голова кружилась, перед глазами всё плыло, мир потянулся мутной плёнкой, и, достигнув нужной двери, Лайя уже не различала реальность и состояние бессознательности.

Последний рывок, преодолённый барьер, слепая надежда и глупая вера. Гудение тусклых ламп — одна из них мигнула раз, затем другой, а после погасла вовсе. Койка в палате оказалась пуста. Она была аккуратно заправлена белой простынёй, на которой отражались блики от света под потолком, но Лайя точно знала, что Влад должен быть здесь.

Мог ли вчерашний кошмар всё-таки быть правдой?

— Что вы здесь делаете? — раздался голос за спиной, отчего Лайя испуганно встрепенулась и резко обернулась, встречаясь взглядом с мужчиной.

— Где мой муж? — Решимость горела в ней ярким пламенем, которое могло бы запросто растопить льды этой больницы, что на подкорке называлась тюрьмой.

— Миссис Уолтер...

— Где мой муж? — упрямо повторила Лайя. — Немедленно отведите меня к нему!

А в следующую секунду всё тело пронзило уколом осознания. Глаза Лайи расширились, губы задрожали, руки затряслись. В её голове бились стёкла, взрывалось солнце, рвались все нервы, натянутые острыми струнами. Вселенная обращалась в прах.

— Нет-нет-нет.

Произнесено было шёпотом или диким воем — не важно.

— Нет! Нет! Нет!

Лайя кинулась в сторону дверного проёма, однако незнакомец её поймал.

— Нет! Где он?! Где Влад?!

Она не разбирала ответов, не понимала, сколько уже человек пытается удержать на месте с виду хрупкое озябшее тело, с отчаянной силой рвавшееся к мужчине, который стал целым миром.

— Нет! Нет! — Отрывисто, громко, выстрелами, что по новой звучали в голове. — Нет!

Чужие руки сжимали кожу сильно и больно, оставаясь на ней тёмными отметинами, только Лайе стало плевать на всё, что происходит вокруг. Только к нему, увидеть, дотронуться, опровергнуть смерть, доказать себе, что он — живой. Но её продолжали держать, сильнее затягивая невидимые цепи.

— Влад! — Имя стало молитвой, единственным желанием, всё остальное на его фоне померкло и вовсе исчезло, растворяясь в складках атмосферы; только имя — оно моргало красным.

И Лайя справилась, вырвалась, оставляя вместо себя лишь холод, бросилась к выходу, скользя босыми ногами по полу. Она почти победила, почти справилась, она почти — только дверь захлопнули перед самым лицом, отрезая от Влада. По ощущениям — навсегда.

Лайя закричала. Громко и отчаянно, настолько сильно, насколько была способна. От боли и страха, который правильнее было назвать безумным ужасом, от пустоты, что окутала всё внутри, от потери — самой большой потери в жизни. Но всё равно она пыталась, тянулась, толкала обезличенных людей с серостью вместо глазниц, продолжавших стараться удержать на месте, но между пальцами оставалась исключительно пустота.

А потом яркая вспышка разрезала сознание на две части, как молния делит небо. Мир развалился кусками кривого зеркала, устилая осколками пол, вспарывая тонкую кожу, пуская кровавые капли и проникая в лёгкие металлическим запахом. Лайя продолжала кричать, рыдать, искать, за что ухватиться, чтобы выбраться из палаты-клетки.

— Влад!

— Я здесь, тихо-тихо, родная, это просто кошмар, просто кошмар. — Мягкий голос проникал в голову, тёплая ладонь утирала со щёк слёзы. — Я с тобой, слышишь? Проснись, пожалуйста, Лайя, проснись.

Лайя больше не различала, где реальное, а где игры подсознания. Она боялась открыть глаза и осознать, что Влад рядом — это очередной сон, а ночной кошмар — теперь истинная жизнь. И она продолжала шептать его имя, но не прекращалось и падение в бездну, где нет цвета, звука, запаха, где всегда холодно и одновременно по спине катится крупный пот от жара.

— Пожалуйста, Лайя. — Влад тряхнул жену за плечи, стараясь при этом не сделать больно. — Проснись.

Наконец Лайя решилась поднять веки. Встретилась с голубыми радужками, до краёв полными беспокойства, ощутила — по-настоящему ощутила! — подушечки пальцев, сжимавшие предплечья, почувствовала тёплое дыхание. Будто безумная, Лайя принялась ощупывать Влада: лицо, плечи, локти, ладони, — потом ущипнула себя за запястье, задрала его футболку, трогала торс, убеждаясь, что на нём нет ран от выстрелов, и снова ущипнула себя.

Он — жив, важнее осознаний не было. Лайя обхватила мужа за плечи, уткнулась лицом в изгиб его шеи и дышала-дышала-дышала, пытаясь стереть из своих мыслей кошмары. Влад не отстранял, не спрашивал, что случилось, не мешал приходить в себя — только осторожно и бережно гладил по спине, которую прикрывала мокрая от холодного пота сорочка.

Лайя медленно вернулась к норме, окончательно признав, что проснулась. Влад был рядом, за окном, где уже рассвело, висели низкие тучи, а ветер выл, срывая последние листья этой осени. Восьмое ноября. Они уснули вместе, приняв душ, а остальное было жуткой игрой уставшего от последних событий мозга.

— Ты в порядке? — спросил наконец Влад с беспокойством, заглядывая в глаза Лайи, а она кивнула в ответ, пусть не была уверена, что это правда. — Кошмар?

— Да. — Лайя отодвинулась немного назад, потом коснулась губ, обнаруживая над ними кровь. — Чёрт.

Пришлось соскочить с кровати и направиться в ванную, а Влад решительно пошёл следом, чтобы помочь. Лайя к тому времени уже стояла, склонившись над раковиной и зажав нос пальцами, из крана шла холодная вода, смачивая полотенце, и всё это явно было не первым случаем. Не зная, что лучше сделать, но не в силах просто смотреть, Влад собрал волосы жены, спутанные после ночи, и сжал на макушке. В ответ получил благодарное мычание.

Понадобилась ещё пара минут, прежде чем Лайя приподняла голову с застывшей на лице маской усталости, будто совсем не спала. Влад отпустил её пряди, закрыл кран, затем тщательно выжал полотенце, тут же отдав и проследив, как девушка усаживается на невысокий пуф и прикладывает холодный компресс на переносицу. На белом осталось несколько красных капель.

— Милая, — начал Влад, присев перед Лайей на корточки и нежно погладив по коленкам, — чем я могу тебе помочь?

Лайя отрицательно мотнула головой — ничем. Однако Влад не мог бесцельно ждать, стремительно вышел обратно в спальню и через считанные секунды вернулся с кардиганом, которым укрыл хрупкие, чуть подрагивавшие плечи. Лайя на это моргнула — благодарно.

Влад сел прямо на пол, прислоняясь спиной к стенке, поставил ступни Лайи себе на бёдра — плитка на полу казалась какой-то прохладной, да и в целом сегодня в доме отсутствовало тепло. Влад как раз собирался спуститься вниз и уточнить у прислуги, почему так, но Лайя начала кричать во сне.

Через десяток минут полотенце отправилось в раковину, а Лайя, подойдя к зеркалу, рассмотрела своё бледное лицо в отражении зеркала. Будто не спала вовсе: уставшая, с тёмными кругами и не прошедшим ужасом, застывшим в чёрных зрачках. Продолжая так же молчать, Влад обнял её за плечи, прижал к своей груди, ощущая биение сердца — или это его собственное так громко стучало?

— Мне приснился кошмар, — произнесла Лайя, скрещивая их взгляды в зеркальной глади. — Мне очень-очень страшно. Не знаю, как пережить сегодняшний день.

— Чего именно ты боишься, Лайя? — спросил Влад.

— Того... того, что с тобой что-то случится. Что-то нехорошее. Я, наверное, кажусь истеричкой, и тебе вообще не до этого сейчас...

— Лайя. — Влад прервал её, развернул к себе лицом, обхватил его ладонями и внимательно посмотрел в глаза. — Мне всегда до тебя. Всегда. Поговори со мной, пожалуйста, расскажи. Мы с тобой со всем справимся.

— Я не готова произносить это вслух, — покачала головой Лайя. — С нами поедет охрана?

— Охрана? — повторил Влад удивлённо. — Я не планировал. Но если ты хочешь...

— Хочу.

— Хорошо.

— У нас очень холодно. — Лайя сделала маленький шаг назад и осмотрелась, будто в ванной комнате были какие-то пояснения. — Не знаешь почему?

— За ночь сильно похолодало, но отопление должно было включиться автоматически. Я схожу и проверю, что случилось.

Лайя кивнула, проводила Влада взглядом, а потом ступила под горячий душ, постепенно отогреваясь. Она с белой пеной смывала с себя ужасы, навязчивые мысли. Гнала прочь кровавые образы, а слёзы от одних только предположений, что любимого человека может не стать, бежали солёными реками. Но при том Лайя умоляла себя успокоиться, прийти в норму, ведь Владу сегодня нужна рядом её поддержка, а не глупая девочка, которая бьётся в истерике.

Под душем Лайя провела полчаса — кожа распарилась, покраснела, сделалось даже жарко — почти до головокружения. Именно пошатнувшийся на секунду мир стал знаком, что пора покидать пределы кабинки со стеклянными стенками. К тому времени было уже гораздо теплее, холодом не щипало за оголённые участки тела, и Лайя прошла в спальню, накинув на плечи длинный халат.

Влад всё это время сидел в кресле, опустив на колени ноутбук, а на прикроватной тумбочке стояли две чашки с кофе: одна, успевшая опустеть, вторая — остывшая, даже пенка в ней осела на дно. Но Лайя всё равно сделала глоток, поморщилась и повторила.

— Во сколько будем выезжать? — спросила она, пытаясь придать своему голосу как можно больше спокойствия и будничности.

Влад внимательно следил за женой, не спеша отвечать: вот она поставила чашку на блюдце, подошла к гардеробной, отворила створку, скрылась внутри. Он понимал, что Лайя делает — пытается быть ему поддержкой, не перетягивает на себя внимание, отодвигает свои страхи на второй план, чтобы этот день принадлежал только одному человеку. Но Владу так неважно это всё было на фоне того, что Лайя притворяется и прячет свои настоящие чувства.

— Ты ответишь? — Она вернулась назад, держа в руках чёрное пальто, которое положила на кровать.

— На что? — Влад так задумался, что упустил суть беседы.

— Во сколько мы поедем голосовать?

— Не знаю, — сказал он и помассировал переносицу, параллельно захлопнув крышку компьютера. — Гвен говорила, что нужно приехать примерно в два.

— Поехали в два. — Лайя кивнула и снова ушла.

— Может, мы поговорим? — Влад пошёл за ней. — Я вижу, что с тобой не всё в порядке, Лайя, и не хочу, чтобы ты притворялась. Я могу съездить один и потом вернуться домой. Это всё такое неважное, на самом-то деле. Особенно по сравнению с твоим моральным состоянием.

Лайя посмотрела на мужа, который закрыл своими плечами проход. Такой большой и сильный, смелый, готовый её спасти от всего, пытающийся уберечь. Его руки были разведены в стороны, пальцы сжимали дверные косяки, а прямо напротив, практически на уровне его сердца, находилась папка с компроматом, спрятанная в ту самую чёрную «Биркин», подаренную в первые дни совместной жизни.

— Я в норме. — Лайя нацепила улыбку, взяла вешалку с чёрным платьем, которое сегодня собиралась надеть — никакого розового, — однако вернула обратно. — Но ты можешь сделать ещё лучше.

Они оба знали, что происходит: Лайя отвлекает внимание. Она закусила губу, отбросила назад влажные волосы, ослабила пояс халата. Почти не притворялась. Одним только взглядом звала Влада, и уже через секунду, он страстно её целовал, закинув стройную ногу себе на бедро.

— Невыносимая женщина! — выдохнул Влад, оторвавшись на секунду. — Что ты со мной делаешь?!

— Использую в качестве седативного. — Лайя хихикнула и стянула его футболку, бросая вниз, а потом сняла свой халат, под которым ничего не было. — Две таблетки, пожалуйста.

— Кто я такой, чтобы отказывать? — Влад в ответ засмеялся, ощущая, что напряжение немного спадает, а взамен нарастает желание, заставляя кровь оставлять зоны рационального мышления, ударяет смесью из эндорфинов и адреналина.

И они опять забывались, растворялись, тонули. Лайя искала точку опоры в идеально развешанных пиджаках Влада, он случайно сбросил с полки её туфли. Этот момент был только для них — без кошмаров и страхов, только с прерывистым дыханием и пошлыми стонами; и любовью, которая за прошедшее время успела стать безусловной и могла вынести любую тайну. Только тайны не спешили открывать.

༻⋆⋆⋆༺

— Ты же примеряла белое пальто, — проговорил Влад, завязывая галстук перед зеркалом и замечая в отражении образ супруги.

Чёрные пальто и платье, ботильоны на толстом каблуке и ровные блестящие волосы, переброшенные назад, — она была идеальна.

— Передумала, — отозвалась Лайя, не желая возвращаться к своему ночному кошмару и признавать, что она настолько мнительная и решила в реальности изменить детали сна. — Чёрный идёт мне больше.

— Тебе всё идёт. — Влад повернулся, и Лайя, подойдя ближе, поправила узел на его шее. — Готова?

— Конечно, мистер мэр. — Заскользив указательным пальцем по пуговицам рубашки вниз, Лайя заискивающе улыбнулась. — Но хочу покончить с этим поскорее, если честно.

— Я тоже, — в ответ признался Влад, а потом заговорил ещё серьёзнее, глядя жене в глаза: — Моя главная победа рядом, а остальное не имеет значения.

— А мне, например, важно, буду я сегодня ночью под мэром или под кандидатом, — засмеялась она, вызывая улыбку и у Влада.

— Я рад, что ты немного успокоилась. Обещаю, что и в качестве мэра, и в качестве кандидата буду стараться одинаково.

— Кандидат меня ещё ни разу не разочаровывал. — Лайя чмокнула мужа в уголок губ и первая направилась в сторону выхода.

Как и договаривались, с ними к зданию мэрии, где располагался один из избирательных участков, поехал представитель охраны. Лайя ощущала себя так спокойнее, к тому же во сне Влад сидел за рулём, а сейчас они вдвоём были на заднем сиденье авто. Его пальцы всю дорогу сжимали колено Лайи, иногда чуть сильнее нужного, — и в этом читалось волнение.

Наконец-то из-за поворота показалось здание с колоннами, до него оставалась буквально пара миль. У входа были люди, телевизионщики снимали репортаж для местного телеканала, а сизое небо низко висело над городом.

— Сегодня обещали снег, — сказал Влад, желая немного разрядить обстановку.

Вышло только хуже. Лайю бросило в холодный пот, а язык прилип к ставшему вмиг сухим нёбу, не позволяя ничего произнести в качестве реакции на незначительную новость. Снег тоже был деталью ужаса, что сегодня приснился, и сейчас Лайя согласилась бы на любое погодное явление, кроме этого. Но она не могла прятаться в машине, должна была подать мужу руку, принимая помощь и выходя на улицу, — и сделала это, мысленно готовая броситься на амбразуру, считая его жизнь важнее своей.

Вспышки фотоаппаратов ослепили, Лайя зажмурилась на мгновение, сильнее сжимая ладонь Влада, хотя это действие и противоречило всем правилам и нормам. Она должна быть на шаг позади, за плечом, только дополняя, оттеняя, однако Лайя слишком сильно боялась отпустить.

Щелчки затворов и вопросы, что слились в общий гул, будто кто-то разозлил улей. Шаги снова отбивались слишком громко, но их заглушало сердце, готовое разломить клетку рёбер.

Шаг.

Шаг.

Ещё шаг.

— Миссис Уолтер, вы будете голосовать за вашего супруга?

Шаг.

Шаг.

— Мистер Уолтер, вы рассчитываете на победу?

Шаг. Шаг. Шаг.

И...

Ничего не произошло. Влад потянул на себя тяжёлую дверь с резным рисунком, отражавшим уважение к прошлому, пропустил жену вперёд, а после и сам скрылся внутри администрации города. Там было прохладно и на удивление тихо.

Невысокая девушка с ланъярдом на шее вежливо улыбнулась и указала, куда идти. Стук каблуков здесь уже не казался таким громким, и Лайя даже немного сбросила своё напряжение, тем более, что Влад шептал ей на ухо, что всё хорошо. Но главное — кошмар остался в темени ночи, он не обратился в явь с наступлением того-самого-дня.

Лайя поставила птичку напротив графы «Против всех». Она всё ещё не хотела этой должности для Влада, но и победы для других не желала, поэтому решила не становиться той, кто подарит оппонентам мужа голос.

Под видеосъёмку и нескончаемые щелчки камер Влад и Лайя опустили бюллетени в урны, оставили журналистам дежурные улыбки. Влад даже ответил на пару незначительных вопросов, прежде чем они ускользнули в авто, чтобы направиться в избирательный штаб, где и предстояло дождаться результатов: сначала экзитполов, затем официальных — вместе со всей командой, что на протяжении долгих месяцев рука об руку шла к этому дню, работая над победой.

Соратники первым делом обступили Влада, и Лайя отошла в сторону, по пути поймав одобрительный кивок Гвен. Хотелось громогласно послать эту суку на хрен, но Лайя лишь окинула её холодным взглядом, вкладывая в него как можно больше презрения. Она остановилась у большого окна, скрестила руки на груди, наблюдая за размеренным движением автомобилей внизу, за сменой цветов на светофорах на перекрестке, за тем, как спешат куда-то люди, натягивая повыше воротники курток и пальто, кутаясь в шарфы и горловины свитеров.

А потом пошёл снег. Он плавно закружился в воздухе холодными льдинками, стремясь к земле, оседая на неё неспешно, укрывая, пряча от скорой зимы. Это зрелище было сродни гипнозу, и Лайя не отрывалась от созерцания ровно до тех пор, пока Влад не обнял её со спины, целуя в щёку.

— Ты победишь, — сказала она уверенно, ловя в стекле размытое отражение, — я в этом даже не сомневаюсь.

— Я хочу домой. — Влад покачал головой. — Забрать Адель, выключить телефон, и просто побыть втроём.

— Я тоже. Хотя бы недолго.

— Я забронировал нам номер в Альпах на рождественские каникулы, — произнёс Влад после их недолгого молчания на фоне весёлых разговоров команды, — в Гштааде, отель похож на замок, думаю, Адель будет в восторге.

— Я уверена. — Лайя улыбнулась, опуская пальцы поверх ладоней мужа. — Спасибо.

— За что?

— За то, что ты есть.

Они ещё постояли немного вместе, глядя, как продолжает кружить снег, а тротуар устилается белым — только редкие шаги оставляли на нём проплешины. Затем распахнулась дверь, впуская старших Уолтеров и Адель.

— Папочка! — Она сразу же кинулась в сторону окна. — Лайя! Я так по вам скучала!

— Принцесса! — Влад подхватил дочь на руки, обнимая, прижимая к себе, окутывая теплом успевшую стать холодной даже после недолгого пребывания на улице. — Мы тоже по тебе скучали!

— Мы решили узнать результаты вместе, — произнёс мистер Уолтер, вместе с женой следуя по маршруту Адель.

— Привет, дорогая! — Миссис Уолтер в своей фирменной манере без особых эмоций поцеловала Лайю в щёку.

Они обменялись приветствиями, Влад предложил спуститься в небольшой ресторан на первом этаже бизнес-центра, чтобы пообедать, ведь время уже подходило для ужина, а они ещё не ели.

Если в первый момент Лайе показалось, что будет неловко и неуютно с родителями Влада, то за столом это улетучилось, оставив на смену радость: родные выбрали быть рядом в важный день. У них случился не чопорный ужин, как в особняке в Марбери, — обычный, семейный, какие были иногда у Лайи с её родителями и Алекс. И не важно, что миссис Уолтер будто бы не умела улыбаться, а Адель называла её исключительно по имени — мать Лайи тоже не отличалась искренним дружелюбием — она всё равно с любовью смотрела на сына, и в её глазах отчётливо читалась гордость.

После они вернулись обратно в штаб, чтобы дождаться новостей. Гвен беспрестанно мониторила данные с избирательных участков, команда разбилась на группы, потягивая кофе, Лайя и Адель, устроившись за столом Влада, рисовали — столько нужно было обсудить после почти целого месяца проведённого порознь. Сам Влад говорил с родителями. Они поддерживали, верили, желали ему победы. Они, с виду всегда холодные и отстранённые, в очередной раз были рядом в самый нужный момент. А ещё он часто смотрел на Лайю и Адель, таких увлечённых беседой друг с другом, таких похожих и бесконечно родных. Они достали белые листы из принтера и изображали на них что-то цветными маркерами.

За пару минут до восьмичасовых новостей, Гвен приказала всем замолчать и запустила прямой эфир лэствильского телеканала. Все в кабинете замерли, с преувеличенной внимательностью смотря рекламный ролик зубной пасты «Президент», только Адель размеренно стучала пяткой по ножке кресла, а бумага негромко шуршала от прикосновения розового текстовыделителя.

Лайя оставила падчерицу и подошла к мужу. Сжала его ладонь, посмотрела в глаза с невообразимой нежностью и любовью. Неважно, как она относится к посту мэра, главное — чтобы Влад был счастлив на этом месте. Она должна поддержать и постараться сделать его ношу чуть более лёгкой. И она поддержит и сделает.

— Добрый вечер, Лэствилл! — После короткой заставки в цветах национального флага на компьютерном дисплее появился ведущий, и дыхание практически исчезло из просторного кабинета. — В эфире программа новостей и я, Билл Нильсон. Главный вопрос не только сегодняшнего дня, но и прошедших недель: кто станет новым мэром. Избирательные участки завершили свою работу буквально минуту назад, после полуночи будет известен итог, а пока передаю слово нашему корреспонденту в мэрии. Луиза, весь город ждёт предварительный результат. Кто лидирует в этой поистине нешуточной борьбе?

— Да, Билл. — Кадр сменился, теперь на экране была темнокожая девушка в бордовом пальто. — В этот раз гонка развернулась нешуточная. Избирательная комиссия, расположившаяся в мэрии, уже приступила к подсчёту голосов, а пока я готова поделиться результатами экзитполов. Нужно заметить, они разнятся, но в лидерах ожидаемо два кандидата: Влад Уолтер и Кристофер Маккензи, — и нельзя исключать вероятности, что будет второй тур.

— Да бл... — Гвен осеклась, поймав на себе сразу два гневных взгляда, от Влада и Бенджамина.

— Минуту... — Новости меж тем продолжались, ведущая приложила пальцы к наушнику, слушая невидимого собеседника, затем опять заговорила в камеру: — По обновлённым данным Уолтер всё же лидирует, доля голосов более пятидесяти процентов, однако не стоит забывать...

Дальнейшие её слова утонули в звуке вылетевшей из шампанского пробки.

— К дьяволу! — Бутылку открыла Гвен, и белая пена хлынула в стороны, окатив стоявших ближе всего. — Мы не можем не победить!

Её слова были приняты радостным вскриком, и новые бутылки игристого открывались одна за другой, наполняя пластиковые бокалы в честь праздника заочной победы.

Влад развернулся к Лайе, обхватил её лицо ладонями и накрыл губы поцелуем: победным и праздничным, смакуя их общее достижение. Лайя отвечала, разделяла и радовалась, ведь что хорошо ему, то за счастье и для неё. Сжимала края его пиджака, втягивала запах парфюма, зажмурилась от ощущения счастья: сейчас они рядом и всё хорошо.

— Что случилось? — Адель бросила рисование и влилась в толпу ликующих людей.

— Папочка победил! — радостно ответила ей Лайя, отстраняясь от мужа.

— Ура! — общее настроение передалось и девочке, она захлопала в ладоши, Влад тут же подхватил её на руки, закружил, а затем, усадив на сгиб локтя, притянул к себе и Лайю, тут же чмокнув в висок.

— Сын. — Родители вновь подошли к нему, и первым заговорил отец. — Я уверен, что победа за тобой.

— Очень тобой горжусь, милый! — Мать погладила его по плечу, глядя с такой теплотой, какой Лайя от неё никогда не видела.

Заряжённая теперь не только верой в победу, но и шампанским, почти вся команда собиралась оставаться в избирательном штабе до официального оглашения результатов. Они столько месяцев жили этими выборами, что уйти за пару часов казалось самым настоящим преступлением.

Ради семьи Влад готов был вернуться домой, однако Лайя настояла, чтобы они тоже остались, ведь капитан не должен покидать своё судно, пока оттуда не сойдёт последний матрос. Поэтому Бенджамин и Мишель уехали вместе с Адель, а Лайя и Влад ещё четыре часа провели с его соратниками, чтобы ровно в полночь услышать заветную новость:

«Влад Уолтер победил на выборах, набрав пятьдесят четыре процента голосов».

И снова открывалось шампанское, штаб гудел, ликовал, праздновал. Столько осталось позади, такой путь был проделан ради всего одного слова: победа.

— Это ваша победа! — Влад поднял бокал, и это встретили радостным возгласом. — Твоя, Крис, твоя, Аманда, твоя тоже, Боб. Каждый из вас привнёс огромный вклад, неоценимый.

— Да ладно, ты нам отлично платил, — сказал тот самый Крис, и все засмеялись.

— Спасибо. — Влад говорил совершенно искренне, а пузырьки в шампанском задорно лопались. — Спасибо каждому из вас.

— Ура! Ура! Ура! — Гвен первая чокнулась с боссом своим бокалом и одним махом осушила его до дна. — Ура!

Все они сегодня победили, только цену каждому назвали свою.

༻⋆⋆⋆༺

План на послевыборный день был построен за долгие месяцы до официального объявления результатов. Был забронирован ресторан, заказаны лучшие вина, заготовлены громкие речи. Будто никто не сомневался в победе.

Лайя честно старалась разделять радость, но подозревала, что в глазах всё равно есть отголоски грусти, — её отметка «Против всех» не помогла, но, честно говоря, в подобном исходе она и не сомневалась. Утром проснулась поздно: сказалась и беспокойная прошлая ночь, и долгий день, и общее состояние усталости, которое сменилось наконец облегчением. Гонка окончена, до официального вступления в должность почти два месяца, где-то впереди маячит отпуск в Альпах. В доме больше нет сумасшедшей няни — на этой мысли Лайя невольно дотронулась до шеи, с которой уже сошли все следы, — а не менее чокнутый Локид со дня на день получит срок — о его задержании Влад рассказал ещё в Орландо. Была лишь одна деталь, что омрачала жизнь, однако эти мысли старательно запирались на замок дорогой сумки от «Эрмес».

Отбросив в сторону одеяло, Лайя встала с постели. Влада ожидаемо не было рядом, но он обещал сегодня никуда не уезжать и в итоге нашёлся в столовой за завтраком с родителями и Адель.

— Ты как раз вовремя, милая, — улыбнулся он, ставя на столешницу полупустую чашку с кофе.

— Доброе утро. — Лайя поприветствовала собравшихся и заняла своё место рядом с мужем.

За столом царила атмосфера приподнятого настроения, даже Мишель Уолтер иногда позволяла себе улыбки, и это передалось и Лайе. Она окончательно приняла тот факт, что с первого января станет первой леди Лэствилла — это уже не изменишь, — и четыре года придётся с этим жить. Наверное, не самый худший вариант и исход, к тому же, к браку с Владом она относилась ещё хуже в самом начале, а обернулось всё настоящей любовью, безграничным счастьем и семьёй.

За окном медленно кружил снег, который не прекращался всю ночь и успел за прошедшие часы укрыть окрестности толстой белой шапкой, и всё на какой-то миг даже показалось идеальным. Погода располагала к чему-то уютному: пледу, совместному просмотру кино, какао и булочкам с корицей. Конечно, скоро этот первый снег превратится в грязь — возможно, даже сегодня к вечеру, — побежит реками по асфальту, исчезнет, будто и не приходил до назначенного срока. Но в тот момент он был самым правильным.

Удобно уложив голову на колени Влада, Лайя почти не обращала внимания на экран телевизора — Аника строчила бесконечные сообщения, не в силах выбрать подходящее платье для вечеринки в честь победы, и нужно было каждое прокомментировать. А Владу и Адель кино нравилось — незамысловатая комедия заставляла их обсуждать почти каждую сцену и смеяться. Так выглядело счастье? Лайя на них иногда отвлекалась и сама себе отвечала: «Да».

Ближе к вечеру приехала миссис Миллер — няня, которая иногда подменяла Кассандру, и Влад и Лайя направились готовиться к празднованию. Они собирались неспешно, не отказывая себе в удовольствии целоваться между каждым действием: будь то нанесение шампуня на волосы, примерка рубашки, выбор в гардеробной пары обуви.

— Всё, уходи. — Лайя подтолкнула Влада, который уже был готов, к двери и протянула смокинг. — Хочу, чтобы ты посмотрел на меня во всей красе.

Сейчас она была в своём привычном халате, шёлк струился по гладкой коже, а волосы шоколадными волнами спадали на плечи. Владу хотелось остаться — в эту минуту и вообще, ведь его жена — такая невероятная, невообразимая, притягивающая к себе и не оставляющая никаких шансов. Но если Лайя чего-то хотела, то спорить не имело смысла, и пришлось сдаться, покидая спальню и томясь в ожидании.

Едва шаги Влада затихли, Лайя скинула с плеч халат. Взамен ему надела длинное чёрное платье — тоже шёлковое, что облегало каждый изгиб. Красота в простоте — Лайе для идеальности не нужны были пышные юбки или яркие камни, пошлые банты, кричащие логотипы именитых домов, она выбирала бриллианты и то, что лишь оттеняет её красоту, а не перетягивает внимание на себя.

Макияж тоже не был броским: тёмно-алые губы, острые стрелки — вечная классика, идеально дополнившая образ. Да здравствует королева!

Лайя уже подхватила туфли, готовая спуститься к Владу, но её отвлёк телефонный звонок. Аника — неужели ещё с чем-то не могла определиться? По подсчётам Лайи подруга с женихом уже должны были выдвинуться в сторону Лэствилла, чтобы успеть к началу ужина.

— Да, — ответила она, зажав трубку между плечом и ухом, и открыла клатч, чтобы опустить в него пудру. — Вы уже выехали?

— Я не приеду. — Аника всхлипнула, чем заставила Лайю замереть и похолодеть.

— Что произошло?

На том конце повисла пауза, а потом новый всхлип.

— Аника, не молчи! Что случилось?! — Лайя села на край кровати, опуская обувь рядом, и нервно потёрла свой шрам на лбу.

— Джош... Он...

В этот раз она просто разрыдалась. Громко, бормоча что-то бессвязное, из чего Лайя никак не могла уловить суть. Она не могла понять, что всё-таки стряслось, где этот чёртов Джош и почему плачет Аника, но готова была сорваться в Вашингтон, чтобы найти ответы на каждый из вопросов.

— Где ты? — Лайя всего двумя словами оборвала слёзы. — Я сейчас приеду.

— Нет, Лайя, нет. — Аника взяла себя в руки, ответила ясно, однако её голос продолжал дрожать. — Всё уже в порядке, я у мамы.

Этот факт однозначно удивил, и Лайя продолжила внимательно слушать, не перебивая.

— Джош решил, что ему очень нужна доза. Я сказала, что это хреновая идея, нам скоро выезжать и вообще. Мы поругались, но это... нормально, мы в последнее время часто ругались...

Лайя почти не дышала, будто боялась спугнуть и растворить эти откровения. Ведь у Аники всё всегда было хорошо. Она жила бесконечным весельем и шампанским, а грусть неизменно заталкивала в дальний угол, переводя тему. Впрочем, последним они с Лайей были очень похожи.

Дальнейший рассказ оказался для Лайи за границей понимания. Она, разумеется, всегда считала отношения Аники с отчимом не самыми нормальными, однако не лезла и не давала непрошенных советов. Но и предположить, что ко всему прочему подруга — частая жертва домашнего насилия, никогда не могла. Лайя прекрасно помнила, как Аника всполошилась, заметив синяки после слишком бурной ночи с Владом, а сама, оказывается, мастерски прятала отнюдь не страстные отметины под одеждой.

— ... И, в общем, он на меня набросился, — продолжала Аника рассказывать, а кровь Лайи от этого застыла. — И одно дело, когда он отдаёт себе отчёт, другое — под коксом. Я не знаю, как смогла — адреналин, наверное, — но спряталась в гардеробной, забаррикадировала чем-то дверь, я даже не помню чем, представляешь? Потом позвонила маме, а Джош ломился ко мне. Она приехала минут за десять, как метеор, разбила ему о голову бутылку виски.

Аника неожиданно засмеялась, осознавая, видимо, что всё позади и она теперь вне опасности. А Лайя в ужасе пыталась представить, что подруге пришлось пережить за те страшные минуты с обдолбанным тираном.

— Она забрала меня, позвонила папе, он тоже приехал. И вызвал копов, да. Так что я не знаю, что будет с Джошем, но... мне всё равно. Это была последняя капля.

— Господи, Аника! — К Лайе наконец вернулась речь. — Это всё...

— Прости, что я не приеду на праздник.

— Я сама сейчас приеду к тебе! — Подскочив на ноги, Лайя повертела головой, соображая, где ключи от её машины.

— Нет, Лайя, не нужно.

— Но...

— Я ещё не закончила рассказывать. — Аника уже практически успокоилась, и говорила ровно. — Мы приехали домой и все вместе поговорили. Я им рассказала... Всё. В общем... папа уже нашёл мне клинику. Я слишком долго избегала признания своих проблем. И если бы тогда, тем летом я не взяла у Джоша кокаин, то всё было бы иначе. Генри был бы жив. Ты бы не винила себя, хотя я считаю, что это была не твоя вина. Мы все виноваты. И я, наверное, больше всех. Но ты вынесла из этого урок, а я...

— Мне так жаль, Аника. — Привалившись к дверному косяку, Лайя вдруг осознала, что плачет. — Прости. Я так долго не замечала ужасов, которые с тобой происходят. Прости меня, пожалуйста. Я, как всегда, думала только о себе и своих проблемах и не видела, что тебе нужна помощь.

— Я не хотела, чтобы мне помогали. — В голосе тонула тоска. — И прекрати извиняться, я тебя ни в чём не виню. А ещё перестань плакать, потому что сегодня ты должна быть самой красивой, а красные глаза никому не идут, разве что Дракуле.

Они синхронно засмеялись, только веселья в этом ни капли не было.

— Я приеду, — уверенно сказала Лайя. — Прямо сейчас. Нам, как минимум, нужно попрощаться.

— Через полчаса мы выезжаем.

— Так быстро?! Нет, Аника! Я должна тебя обнять!

— Когда я вернусь, обязательно обнимешь, — заверила она.

— Но я же смогу звонить или писать? — Совершенно растерянная от событий и новостей, Лайя машинально присела в кресло у туалетного столика.

— Нет, у меня не будет телефона. — Аника вздохнула. — Только книги, йога и трёхразовое здоровое питание. И мозгоправ каждый день — звучит, как мечта, правда?

— Правда, — шёпотом повторила Лайя, чувствуя, как слёзы продолжают обжигать щёки. — Я тобой горжусь, Аника.

— Поговорим через пару месяцев. А пока я пойду, иначе есть риск, что родители поубивают друг друга. Знаешь же, они не могут быть в одном помещении дольше пятнадцати минут, а прошло уже пару часов.

Девушки коротко попрощались, и Лайя опустила телефон на столешницу, глядя на своё отражение. Воспоминания всколыхнулись в ней снова болезненным уколом, заставляя в очередной раз кусать саму себя будто уроборос.

Лайя коснулась лепестков белоснежных ранункулюсов, что стояли прямо перед ней. Влад не прекратил свою традицию: отправлять с курьером или привозить вечером букет каждый понедельник, — но цветы теперь были исключительно любимые. Потом резко вскочила, направляясь в гардеробную, решительно достала из сумки безликую папку, посмотрела на себя в зеркало, пару раз быстро моргнув, чтобы высушить на ресницах соль. Нужно покончить с этой тайной, признаться и получить в ответ справедливость — даже если она будет выражена в крайней степени разочарования.

Не став обуваться, Лайя поспешила на первый этаж, придерживая подол платья. Она боялась передумать, но и страшилась произнести вслух, пыталась подбирать верные слова — только их не существовало — и хотела, чтобы дорога до кабинета Влада была вечной, но уже через минуту разрушила последнюю преграду.

— Вау! — восхищённо произнёс Влад, в первый момент замечая лишь образ в тусклом свете одной лишь настольной лампы.

— Нужно поговорить. — Лайя плотно закрыла дверь и уверенно подошла ближе, а затем положила папку прямо перед мужем, отчего тот вопросительно изогнул бровь и нахмурился.

— Что это? — спросил Влад, переводя взгляд на девушку, внимательно всматриваясь в её лицо, затем задал новый вопрос: — Ты плакала? Что-то случилось?

— Здесь копия дела трёхлетней давности, — ответила Лайя только на первый. — По моей вине погиб человек, и ты должен об этом знать. Я приму любую твою реакцию.

Влад шумно выдохнул, Лайя, решимость которой резко сменилась страхом, опустила глаза и нервно крутила на пальце кольцо, пялясь на расположившиеся на краю стола шахматы, застывшие в недоигранной партии. Казалось, что молчание затянулось на целую вечность, тишина пролегла в помещении лютым холодом, утопила в себе, забив лёгкие ледяной водой, что колет острыми краями и не позволяет дышать. Влад тупо уставился на папку, не спеша открывать, а Лайя ждала, когда ударят ножи гильотины, — но разве Влад был палачом?

— Расскажешь мне всё с самого начала? — Влад наконец поднялся со своего места, подошёл к жене и усадил её в кресло, осторожно придерживая за плечи. — Я пока ничего не понимаю.

Лайя кивнула, качнувшись из стороны в сторону, обхватила себя руками за плечи, а Влад присел на край стола, готовый слушать. Он не мог предположить, что услышит дальше, не знал, исповедь это или Лайя пришла просить помощи, но точно был уверен, что в любой ситуации будет за неё.

— Это случилось летом две тысячи девятнадцатого... — начала Лайя тихо, глядя на свои колени, спрятанные под чёрным шёлком.

Она не утаила ничего, честно призналась, что пила и употребляла наркотики, а затем села за руль. Рассказала всё, что помнила о моменте аварии, прожив её в очередной раз, ощутив ту звенящую боль в висках, почувствовав липкую кровь на лбу и услышав зацикленное в целую вечность на заевшей плёнке кассеты — «Красный. Красный. Красный». А потом, как отец Аники прикрыл их перед законом и как чертовски сложно, оказывается, с этим просто жить.

Для Влада же многое становилось на свои места. Страх аварий и мокрых дорог, полное неприятие вождения в нетрезвом виде. Да, это были базовые вещи, однако у Лайи как будто возведённые в степень. И истерика из-за песни, которую крутят по радио, — теперь он это всё понимал и мог для себя объяснить.

— Это, — указала Лайя на компромат за спиной мужа, — дала мне Гвен. Перед пресс-конференцией, когда ты хотел сняться с выборов.

Влад напрягся, обратился в слух, чувствуя, как в районе солнечного сплетения начинает выть неприятное предчувствие, а по позвонкам поднялся холод.

— Сказала, что передаст журналистам и полиции, если... — Лайя замолчала на мгновение и наконец-то посмотрела в глаза. — Если ты не продолжишь гонку. Я не хотела, чтобы ты был мэром, прости. Когда ты сказал, что не будешь баллотироваться, это было... Я не знаю. Я в тот момент поняла, что не хочу этого вовсе. Не хочу делить тебя с этой должностью.

— Лайя...

— Не перебивай, — попросила она. — Иначе я не закончу. Но я рада, что у тебя всё получилось. Если ты счастлив — счастлива и я. Так и должно было быть, наверное.

— Но почему ты не рассказала мне сразу? — Влад прошёлся туда-обратно перед женой. — Почему поддалась Гвен? Она же просто блефовала.

— А если нет? Мне было страшно разочаровать тебя, потерять Адель. Страшно, что мистер Ламберт из-за этого лишится работы и, возможно, свободы. Я маленькая и не очень умная девочка...

— Перестань, — резко прервал Влад, наклонился, чтобы вытереть слёзы, блестевшие на лице. — Ты хотела сделать как лучше. А три года назад действительно была маленькой девочкой, которая ошиблась. Все ошибаются: больше или меньше. Я уверен, что если бы могла, ты бы помогла тому парню, но тогда решал взрослый, и он выбрал спасти других.

— Да, наверное. — Лайя проглотила горький ком, а плакать хотелось только сильнее. — Ты меня не ненавидишь?

Влад говорил так спокойно и мягко, будто она просто потеряла десять долларов, а не убила человека. В его голосе были забота, понимание, в глазах — обещание защитить. Лучшего мужа Лайя не могла желать.

— За что, Лайя? — Влад осторожно потянул её к себе и укрыл крепкими объятиями. — За то, что ты боялась потерять нас с Адель? За то, что несмотря ни на что вышла к куче народа и убедила их, что моя кандидатура хороша? Ты — лучшее, что со мной случалось, и мы вместе со всем разберёмся и справимся. Обещаю.

— Правда? — Лайя шмыгнула носом.

— Конечно. Никакая Гвен не будет манипулировать мной и моей семьёй. — Теперь тон стал жёстким, а в голове уже выстраивался план. — Если она думает, что у меня на неё ничего нет, то сильно ошибается. Я уничтожу эту стерву, просто дай мне немного времени.

Лайя кивнула, сама не сильно понимая, чего хочет по отношению к пиарщице, но весы Фемиды уверенно отдавала в руки Влада. Он главный стратег и точно знает, что нужно делать. Сейчас же они просто стояли рядом, крепко прижавшись друг к другу, и ни одна проблема не казалась неразрешимой.

Но у Влада тоже были тайны, и сейчас он вдруг понял, что пришло время их раскрыть. Чтобы завтра вдвоём шагнуть в новую жизнь, где нет места лжи и секретам.

— Мне тоже есть что тебе рассказать. — Влад ослабил объятия и направился в сторону сейфа.

Лайя молча наблюдала за ним, прислонившись к ребру стола бедром. Секреты рушились — будто они бетонные стены, которые пора снести. Это было подобно шагу в пропасть — быстро, с разбегу, убегая от голодных гиен прошлого, что не оставляют в покое, а грызут, причмокивая. Только прыгнув возможно спастись. Либо погибнуть, утонув в пучине чужого разочарования.

Лайя свой шаг сделала. У неё больше не осталось секретов, она нырнула в реку доверия, клацающие прогнившими зубами хищники остались позади, беспомощно наблюдать со скалы. Для Влада тоже время пришло. Он тащил своё бремя тяжёлым хомутом на шее, отчего картинки то и дело вспыхивали под веками ужасом. Пусть с недавних пор нашёл некоторые объяснения в дневнике, который сейчас доставал из-за железной двери, но легче не стало. Но вдруг Лайя залатает и эту рану?

— Элис, — пояснил он, вернувшись обратно к жене, — я не рассказывал тебе, как именно она умерла.

Лайя кивнула, стараясь не подавать виду, что боится этой истории. Она так старательно хоронила Элис в своём сознании, но та вечно выбиралась из могилы, грязными руками пятная счастье. Лишь в последнее время практически о ней не думала, а сейчас Влад воскрешал целенаправленно. Хотелось зажать уши, спрятаться под стол и кричать «Не слышу — не слышу — не слышу», отчаянно заставляя себя верить, что этой женщины никогда не существовало.

Влад знал, не расскажет сейчас — замолчит навсегда. Баш на баш — голову на голову — тайна за тайну. Лайя открыла свой шкаф, позволив выпасть скелетам, и он, Влад, тоже должен быть честным. Он не спешил открывать дневник, начал не с начала, а с конца:

— Её не стало девятого мая. — Взгляд сосредоточился на шахматных фигурах, это позволяло не сбиться с мысли. — Она была в клинике вместе с Адель, после родов. Написала мне, что хочет о чём-то поговорить, просила срочно приехать, но я не мог — уже тогда в компании были не лучшие времена, у меня начиналась важная встреча с потенциальными партнёрами, и я не мог всё бросить. Приехал через пару часов и...

Пауза, глубокий вдох, потому что все предыдущие слова были произнесены на одном дыхании, и в лёгких жгло.

— Элис покончила с собой.

Лайя ахнула, вцепившись в край столешницы пальцами, потому что от сказанного Владом её повело в сторону.

— Она выпрыгнула в окно больничной палаты, оставив Адель в кроватке. Я увидел только, как взметнулись волосы, а потом — её на асфальте.

Из груди Лайи вырвался только неясный шелест, она лишь смогла открыть и закрыть губы, без слов. Ей теперь тоже стало ясно, почему Влад бессознательно страховал её, сидящую на подоконнике или стоящую на парапете вдоль реки. И тут же вспыхнуло ещё одно предположение: он до сих пор любит свою первую жену, — и стало больно.

— А в начале лета я нашел её дневник. — Влад уверенно протянул ежедневник Лайе. — Он был в Вашингтоне, в спальне. Я пять лет не мог с этим разобраться, но в моей жизни появилась ты, и в первый раз захотелось двигаться дальше.

Их взгляды встретились.

— Я его прочёл. Весь. И нашёл там ответы. Я уже говорил тебе, что Элис не хотела детей. Она в тайне от меня сделала несколько абортов, она меня не любила и жила только ради денег. Она мне изменяла.

Каждое слово давалось с трудом, правда острой бритвой резала кожу.

— С Локидом, — едва слышно произнесла Лайя, и Влад кивнул.

— Откуда ты знаешь?

— Он каждый раз твердил «Элис-Элис-Элис, я знаю, что случилось с Элис». Но только ни черта не знал, да?

— Да. — Ощущая, как воздуха стало слишком мало, Влад ослабил галстук. — Мне казалось, что причину её смерти правильно скрыть. Я не хочу, чтобы Адель знала, что это было выбором. До этого лета я почти каждый день задавался вопросом, что изменилось бы, если бы я приехал сразу. Осталась бы Элис жива. Была бы у нас семья, счастье. Наверное, всё-таки нет.

— Я могу открыть? — Лайя приподняла дневник и, получив разрешение, зашелестела страницами.

Она не собиралась читать всё подряд, только вылавливала отдельные фразы, листая быстро, почти ни на чём не задерживаясь, а Влад терпеливо ожидал хоть какого-то вердикта.

«...Влад — со мной. Возможно, если бы его не было, я бы прямо там попросила что-то с этим сделать, а затем сказала, что тест ошибся. Но с Владом страшно. Он слишком...»

«...попыталась намекнуть, что не готова быть матерью, сказала про карьеру, но Влад слеп и глух — как всегда (он даже не замечает, что последние годы я имитирую с ним оргазмы). Я вижу, как он счастлив, но мне...»

«...пишут, что жёсткий секс может спровоцировать выкидыш. Мне это подходит: приятное с полезным. Он взял меня прямо в холле, потом в гостиной...»

«Ненавижу его родных. Чёртовы снобы. Вечно недовольная мамаша, у неё губы всегда поджаты? Давно хочу об этом...»

«...закончить. Сделать шаг вниз было страшно, но я закрыла глаза и сделала. Больно. Ударилась лицом, много синяков, ушибла рёбра, даже отключилась на какое-то...»

Здесь Лайя вернулась в начало записи, расширенными глазами читая, как Элис специально шагнула с лестницы вниз, надеясь таким образом избавиться от Адель. Хотелось закричать от ужаса — разве могло подобное быть правдой? Разве хоть одна мать может желать своему ребёнку не родиться? Лайя не могла ни понять, ни принять.

«...и отвернулась. А лучше в тот вечер, когда мы встретились, — я бы не стала это продолжать».

«25 ноября.

Это девочка. Но мне всё равно».

Лайя поняла, что снова расплакалась, лишь когда Влад принялся утирать её слёзы. Но она продолжала читать, не в силах остановиться, исполняясь лютой ярости и отвращения, напитываясь ими буквально везде: от кончиков волос до кончиков пальцев. Омерзение скопилось на языке, стекало в организм по глотке, травило, бурлило, как кислота, что разъедает металл, и Лайя страстно желала сомкнуть руки на шее Элис и лишить ту любых возможностей и шансов. Но Элис была мертва, и это стало её спасением.

«...плачет. Нормально, что мне хочется положить на её лицо подушку?»

Лайя швырнула дневник на стол, больше не в силах это выносить.

— Больная! Больная! Больная сука! — Она заметалась по кабинету, сжимая волосы у корней. — Больная, ненормальная сука!

— Лайя. — Влад попытался поймать жену, но она продолжала ходить туда-сюда. — Лайя, пожалуйста, остановись.

— Это нереально, нереально, нереально! Это не может быть правдой! Влад, скажи, что это не мог написать человек! Больная сука!

Но Влад беспомощно смотрел на неё, не зная, как успокоить. Всё было правдой.

Лайя вернулась к чтению, жадно вгрызаясь в последние слова, написанные совсем неразборчивым почерком.

«9 мая.

Я больше так не могу. Попросила Влада приехать. Скажу ему, что всё кончено. Уеду. Пусть сам разбирается со своим ребёнком. Уеду в Бостон. Потом попрошу Н. увезти меня. Я больше так не могу».

Крайняя степень безумия, решение о шаге в бездну, оставляя всё позади. Руки Лайи тряслись, слёзы продолжали катиться градом. Нет, Влад больше не любил эту сумасшедшую, её невозможно любить — глупое предположение потухло. Чудовище было одно — Элис.

— Адель не должна об этом узнать! — решительно заявила Лайя и смахнула с металлического шахматного полотна фигуры под изумлённый взгляд мужа.

Часть с грохотом упала на пол, часть рассыпалась по столу, а Лайя перевернула доску и схватила зажигалку.

— Что ты делаешь? — Влад сжал запястье жены, желая унять её дрожь. — Лайя? Посмотри на меня!

— Не должна. — Сбивчивым шёпотом. — Пусть хранит фотографии в своём сундучке и верит в маму. Пусть...

Огонь над металлом вспыхнул яркими оранжевыми языками, освещая лица, а потом облизнул страницы. Лайя бросила загоревшийся дневник в доску-футляр, отпустила колёсико, отошла на шаг назад, глядя, как быстро и легко сгорают слова обезумевшей женщины. Тяжело дышала, обхватила себя руками, а близкое пламя делало жарко лицу.

Влад же шагнул ближе. Он взял папку с компроматом и принялся вырывать лист за листом, сминая и подкармливая ими огонь. Эту тайну тоже стоило уничтожить. В маленьком костре горело их прошлое, секреты, тайны. Сгорали сомнения, недоверие, страхи. Возведённые ими самими стены обращались в пыль, и Влад отошёл, чтобы открыть окно, выпуская дым и впуская ветер, который с силой ворвался, шевеля бумаги и волосы и раздувая пламя.

— У меня есть один неоспоримый плюс, — прошептала Лайя, отнимая взгляд от огня и переводя на мужа, затем плавно спуская бретель платья на плечо, — я с тобой ни разу не имитировала.

Влад сглотнул и ослабил галстук ещё больше. Если и могло быть в жизни что-то, что заставит его прекратить думать, то только эта женщина.

Вторая бретель тоже соскользнула вниз по коже, открыв грудь ровно до ареол, Лайя подтолкнула Влада, вынуждая сесть в кресло, а после, придерживая подол платья, опустилась на колени, между его разведённых в стороны ног. Наклонила голову вбок, потёрлась щекой о штанину, а затем начала развязывать шнурки на туфлях. Такая покорная, ласковая, принадлежащая без остатка ему.

Влад сжал пальцами подлокотники и почти не дышал. Каждый раз, когда Лайя становилась перед ним на колени, он переставал соображать. Совсем. Отключался от реальности, оставались важными только её губы, язык и тонкие пальцы.

— Я люблю тебя. — Лайя смотрела в глаза и расстёгивала ремень. — Я до сумасшествия люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, — ответил так же тихо Влад, стягивая через голову галстук и бросая прямо на пол. — И, кажется, не смогу без тебя больше жить.

Лайя сняла с мужа брюки, снова приблизилась, а он потянул декольте её платья ниже, открывая себе вид на соски.

— Руками не трогать, — предупредила Лайя, желая довести его до предела.

Она преувеличенно медленно расстёгивала пуговицы на рубашке, потом зацепила пальцами край белья, потянула вниз, отчего Владу пришлось приподняться, чтобы ей помочь. Возбуждённый член ударился о его живот.

Муж сидел перед ней будто божество, и Лайя, глядя на него, испытывала сумасшедшее желание и восторг. В нём смешивались сила и нежность, грубость и ласка, он был одним огромным парадоксом и этим только сильнее тянул к себе. Вены на его руках сводили с ума, крепкая грудь вздымалась от частого дыхания, и его невозможно было не хотеть.

Лайя приоткрыла губы, подалась ещё ближе и, сжав твёрдую плоть у основания, провела по головке кончиком языка, отчего Влад на одном дыхании вытолкнул из груди восхищённый мат. Одна его ладонь тут же запуталась в тёмных прядях, которые отливали медью в свете догоравших страниц, вторая крепче сжала кресло.

Лайя всё делала медленно: водила по выступающим венам языком и пальцами, томно поднимала глаза, глядя из-под густых ресниц. Ей нравилась собственная игра и сумасшедшая похоть в расширенных зрачках Влада, то, как он сжимает на затылке её волосы, как шепчет слова восторга. Дальше губы сомкнулись, и Лайя начала неспешно насаживаться ртом на член. Такая старательная и прилежная, она пыталась вобрать больше и глубже и не забывала смотреть вверх, отчего Владу начисто отшибало мозг.

— Быстрее, детка. — Он хотел быть мягким, но голос прозвучал как приказ, и Лайя не посмела ослушаться.

Она впивалась ногтями в его бёдра и поддавалась тому ритму, что задавала ладонь на затылке. Заглатывала ствол практически до основания, позволяя ему упираться в глотку, слюна скопилась в уголках губ, стекала по подбородку, а Лайя продолжала активно двигать головой, каждый раз пытаясь протолкнуть член ещё глубже, доставить мужу весь возможный максимум наслаждения.

Влад сжал корни волос почти до боли и резко потянул назад, не позволяя сделать очередное движение. Он наклонился, всматриваясь в лицо жены, в её влажные глаза, провёл пальцем по распухшим губам, которые тут же накрыл глубоким поцелуем, теперь толкаясь в её рот языком и перемещая руку на шею, чтобы сдавить — ровно так, как ей нравилось, отчего она низко застонала и сжала бёдра. Одно желание — ощутить его внутри.

Лайя отпрянула первая, чувствуя, что вот-вот задохнётся. Схватила воздух, приподняла руки, позволив платью соскользнуть вниз и полностью оголить грудь, — чёрная ткань теперь осталась только на талии. Влад решительно поднялся и потянул Лайю за собой, подхватил под бёдра, усаживая на стол и снова впиваясь голодным поцелуем, сжимая задницу до отметин.

— Возьми... — прошептала Лайя в короткую паузу. — Меня... Немедленно...

И Влад без лишних споров стянул с неё бельё и одним резким движением вошёл. Крик, громкий стон, так узко, так жарко, так влажно и охрененно почти до экстаза. Теперь Лайя сама поцеловала мужа, прижимая ладони к его щекам и выгибаясь навстречу быстрым толчкам. Влад закинул её ногу себе на сгиб локтя, делая угол проникновения глубже, вторгался напористо, прижимал сильно — они были друг для друга больше неба, глубже всех океанов и ярче тысячи лун. Так отчаянно друг к другу льнули и ловили губами воздух, неизменно находя его в поцелуях, а в мире не было силы, способной их разлучить. Стали всем одновременно, но готовы были обратиться ничем, лишь бы их сейчас не остановили.

— Люблю. Люблю. Люблю, — сбивчиво шептала Лайя.

— Люблю. Люблю. Люблю, — вторил ей Влад.

Границы реальности размылись и исчезли вовсе, оставив только огненные вспышки под веками, пульсации, оголённые нервы, ток. Вся Вселенная превратилась во что-то нереальное, но при том самое настоящее, и так ни у кого из них ещё ни разу не было. Оргазм заставил Лайю рыдать, а Влада — обессиленно повалиться на неё, прижимая к столешнице весом своего тела, и целовать-целовать-целовать.

Чтобы отдышаться, понадобилось время. Своей страстью они уничтожили весь воздух в кабинете, и теперь никак не могли восполнить кислород. Но лучше было задохнуться, чем оставить друг друга, лучше сгореть до пепла, как их тайны, чем прозаично погаснуть и застыть навсегда.

— Надеюсь, мэр тебя не разочаровал, — проговорил Влад на ухо Лайи, щекоча горячим дыханием, и она хихикнула, гладя его волосы.

— Он превзошёл все мои ожидания.

Влад чуть отстранился, подул на её лицо, убирая разметавшиеся в стороны пряди и охлаждая разгорячённую кожу. Макияж немного смазался, тон больше не прятал веснушки, и Влад совершенно точно мог сказать, что любит её ещё сильнее, чем раньше. Она — его душа, его сердце и будущее, в которое хочется идти без оглядки.

— Всё-таки нужно признать, — проговорила Лайя, слезая со стола не без помощи Влада, а её платье капитулировало, падая к ногам, — от твоей пиарщицы была польза. Если бы не она, мы бы не познакомились и не поженились.

— А мне кажется, — парировал Влад, доставая из кармана висевшего на спинке кресла смокинга белый платок и протягивая жене, — что мы всё равно бы встретились, просто при других обстоятельствах. И я точно сделал бы всё, чтобы ты выбрала меня.

Затем он взял пиджак и завёл Лайе за спину, помогая надеть, чтобы она не замёрзла.

— При других обстоятельствах я бы соблазнила тебя в первый же вечер. — Лайя засмеялась, дождалась, когда муж застегнёт свои брюки, шагнула к нему, обвивая за торс и скрещивая за его спиной утонувшие в длинных рукавах ладони.

— Я бы даже не сопротивлялся. — Влад поцеловал её с безграничной нежностью. — Съездим ненадолго в ресторан, нельзя проигнорировать, хотя очень хочется.

— Почему это ненадолго? — притворно возмутилась Лайя, следя, как Влад берёт со стола сигареты и зажигалку. — Я хочу пить шампанское и танцевать до утра.

Они остановились у окна, и Лайя шустро выудила из пачки последнюю сигарету, тут же зажимая между губами и усаживаясь на подоконник. Влад неодобрительно покачал головой, хмурясь, однако повернул колёсико, поджигая табак. Опустив веки, Лайя затянулась. Несколько месяцев назад Влад так же стоял на этом месте, смотрел на неё и пошло фантазировал. Теперь все фантазии стали реальностью — только лучше во сто крат.

Пропустив через лёгкие дым, Лайя выдохнула и решила для себя, что эта сигарета будет последней, совсем. Затем, аккуратно держась за фильтр, поднесла её к губам мужа, позволяя затянуться и ему, стряхнула пепел в приоткрытую створку. Там, за стёклами, царствовал поздний, почти непроглядный вечер. Тучи разошлись, уступив место звёздам, температура повысилась, отчего снег стремительно таял, оставляя лужи и вязкую грязь. Но какая разница, какая погода, если им двоим тепло?

— Лайя, — серьёзно проговорил Влад, желая сегодня и навсегда закрыть всё, что касается их прошлого и страхов, — если вдруг однажды ты поймёшь, что меня не любишь, или захочешь уйти, или случится ещё что-то, просто мне скажи. Я всё пойму и приму.

Лайя приложила ладонь к его губам, призывая замолчать. Покачала головой, сглатывая горечь табака и болезненных мыслей.

— Не говори так. Не сомневайся во мне. Ты делаешь этим больно.

Влад шагнул ещё ближе, коснулся пальцем подбородка, заглядывая в глаза, и осторожно поцеловал, пытаясь выразить этим все свои чувства. А они были безграничны. Они не знали начала, не ведали конца. Лайя была всем, и Влад тоже стал для неё бесконечностью. И тьма, и свет, и расстояние от земли до солнца — это всё они.

Принцесса исцелила дракона, вдохнула в его замок жизнь. Она добровольно осталась в золотой клетке и больше не хотела бежать. Она любила, и он тоже любил в ответ и готов был на всё — даже отпустить, если это потребуется, пусть сам от того погибнет.

Сигарета, зажатая между пальцами Лайи, медленно тлела, коварно подбираясь к фильтру, а они целовались, ненасытные, любящие, самые настоящие на этом свете.