Глава XXI. Вашингтон - Париж

Самолет, выполнявший рейс по маршруту «Вашингтон — Париж», приземлился ровно в срок. Выйдя из бизнес-зала аэропорта Шарля-де-Голля, Влад и Лайя заметили невысокого мужчину в чёрной форме с табличкой, на которой была их фамилия. Тот приветливо улыбнулся, чуть приподнимая карточку, а едва гости поравнялись с ним, заговорил:

— Monsieur Walter, Madame Walter (Месье Уолтер, мадам Уолтер), — вежливый кивок, — bonjour (Добрый день!) Bienvenue à Paris (Добро пожаловать в Париж!)

Влад ответил на его приветствие на отличном французском, Лайя — вежливо улыбаясь, качнула головой.

— La voiture attend dehors. On va au Ritz maintenant (Машина ожидает снаружи. Мы сейчас направляемся в «Риц»?)

— Oui (Да), — отозвался Влад, и они направились в сторону выхода из здания, минуя аэропортную суету, шум, гам, объявления о вылетах и прилётах, задержках и грустных отменах рейсов.

В Париже было тепло, несмотря на ранее утро, — совсем по-летнему, да и до того оставались считанные дни. Рассвет едва занимался, мазал яркими красками на востоке, но путь лежал в другую сторону — к городу любви, романтики, страсти. Наверное. Ни Влад, ни Лайя не знали, что их ожидает во французской столице.

Пока водитель грузил немногочисленные вещи в багажник авто, Влад открыл для жены дверцу, подавая руку, и она ту безропотно приняла. Затем обошёл машину, устроился рядом и посмотрел на девушку. Лайя выглядела уставшей и бледной — на ней отпечатался восьмичасовой перелёт и воспоминания об аварии. Влад подумал, что зря всё это затеял, однако назад пути не было, они уже прилетели.

На утро после ужина в Марбери Адель решительно заявила, что не собирается уезжать. Ей нравилось проводить время с дедом, и даже мачеха немного отступила на задний план. Поэтому Владу и Лайе предстояло уехать вдвоём, а в голове первого прочно засели отцовские слова, произнесённые накануне.

А ещё их поцелуй. Для Влада это стало отправной точкой, пусть Лайя сбежала ночью, а наутро сторонилась его взглядов и преимущественно молчала. Мужчине тоже было немного неловко: всё вышло неожиданно, однако точно без сожалений, и он надеялся, что не жалеет и Лайя. За почти бессонную ночь Влад дал себе чёткий ответ: он хочет попытаться. Может, действительно не всегда нужны любовь, пылкие чувства. Он уже любил, едва ли это повторится снова, но можно не ломать друг другу жизни, не крошить нервы, а попытаться понять.

И Влад действительно понимал Лайю. За неё приняли решение, её отдали незнакомому человеку, который первым же делом причинил боль. Он не знал, как может искупить вину, точно не букетами, а сегодня, кстати, был как раз понедельник. Но что самое удивительное, в Лайе всё равно жило хорошее. Оно пряталось за надменной маской, за сучьими взглядами и ядовитыми словами, но так отчётливо раскрывалось, когда Лайя находилась рядом с Адель.

— Всё в порядке? — Влад несмело тронул прядь волос девушки, отчего она повернулась, заправил за ухо, открывая себе обзор на лицо.

— Да.

— Мы сейчас поедем в отель, немного отдохнём, а потом можно погулять и где-нибудь пообедать.

— Я думала, что у тебя здесь рабочие вопросы, — Лайя бросила на супруга беглый взгляд и уставилась в окно.

«Чёрт», — мысленно выдохнул Влад. Он притащил Лайю на другой континент, снова не спросив, чего она на самом деле хочет. Он принимал решение быстро, утром, стоя под прохладным душем, пока Лайя одевалась в спальне. Дал задание помощнице купить два билета на ближайший вылет, а затем сделал пару звонков в Европу, потому что хотел именно «Риц» и именно с видом на Эйфелеву башню. Везение оказалось на его стороне, хотя в удачу верилось слабо: со счёта улетели пятьдесят четыре тысячи евро, но в тот момент сумма не имела значения. Влад заплатил бы и в десять раз больше, потому что это казалось самым правильным поступком. Его тогда даже не смущало, что в этом номере одна спальня.

В Лэствилл они вернулись в десять часов, а в три уже был самолет. Лайя собралась безропотно. У неё всё ещё не было сил на споры, только на секунду вернулась к себе привычной и язвительно спросила, возьмёт ли Влад с собой няньку. А ему тогда лишь нестерпимо хотелось опять целовать жену, как хотелось прямо сейчас. Но он боялся к ней прикоснуться, снова обидеть и сделать лишь хуже.

— Нет, — ответил Влад. — Я хотел немного тебя отвлечь, увезти подальше от проблем.

— Нужно было сначала спросить, — Лайя продолжала избегать взглядов глаза в глаза.

Она не знала, что делать дальше. Если её до субботнего вечера нестерпимо тянуло к Владу, то сейчас он превратился в необходимость. Больше не было отговорки «Он убийца», теперь не осталось сомнений, потому что его губы и руки стёрли их в прах, и те осыпались мелкой звёздной пылью к ногам. Но это всё усложняло, всё меняло, превращало в более сложные загадки.

Лайе не требовалось труда, чтобы ненавидеть. Влад — плохой, он не заслуживает сочувствия или прощения, она мечтает от него сбежать. Аксиома, что прочно прописалась в душе и сердце. А сейчас стало иначе. И больше он не плохой, и нужно учиться прощать. Нужно понимать, и Лайя хотела, только боялась и не знала, как. Она разучилась любить либо не умела вовсе, и ей так страшны были тени его прошлого: проиграть им, оказаться не такой идеальной, как Элис с фотографии в кабинете.

И, пожалуй, именно Элис пугала больше всего. Глупо ревновать к призраку, к тому, что прошло и умерло, где-то присыпано землёй и придавлено могильной плитой, — точно не выберется. Только она продолжала жить в фоторамке и, что ещё хуже, в сердце. Лайя видела ту боль на лице Влада, от неё по спине бежали мурашки, и хотелось накрыть эти глубокие раны рукой, чтобы больше не кровоточили. Но кто она такая, чтобы лечить от любви?

Лайя заскользила ладонью по кожаной обивке сиденья в сторону. Нашла пальцы Влада, тронула их своими, заставляя вздрогнуть от неожиданности и на неё посмотреть. Каким же красивым он был, как играло в его волосах только что проснувшееся солнце, как хотелось снова прижаться, чувствовать сердце и губы. Снова идти по краю атмосферы, снова ловить в ладони невидимые кометы, загадывая по желанию на каждую вспыхнувшую звезду.

— Я люблю Париж, — Лайя улыбнулась, пытаясь стереть созданную ею же неловкость.

На лице Влада зажглась ответная улыбка. Он сжал пальцы девушки, чувствуя себя вдруг счастливым. Но почему? От того, что он наконец вырвался из плена дел, несмотря на будние дни и обилие работы, на которую наплевал? Из-за красивого утра и блистательного города, что ожидал впереди? Или из-за близости Лайи, из-за её касаний и лёгкого изгиба идеальных губ?

Отец говорил, что в жизни не обязательны любовь и страсть, но, кажется, вторая уже начинала гореть в его душе. Лайя буквально поглощала в пекло, сводила с ума, делала помешанным. А любовь... Влад не знал, можно ли в жизни по-настоящему любить двоих. Возможно, ему хватит симпатии, да и не верилось особо, что Лайя тоже сможет его полюбить.

До центра они добирались не сильно долго — ещё было слишком рано, чтобы дороги заполнили бесконечные пробки и протяжные гудки. Красоты вокруг золотило солнце, оно целовало и обнимало дома, а ветер перебирал молодую листву и лепестки.

В Париже каждый шаг был произведением искусства и от всего замирало сердце. Лайя хотела это всё рисовать: красные цветы на балконах, ещё розоватое небо, даму с собачкой, джентльмена, что несмотря на ранний час нёс в бумажном пакете багет. Как же ей было красиво! Почти так же красиво, как Владу, который смотрел на неё.

Холл «Рица» полнили мрамор, роскошь и тишина. Он улыбался вежливо, встречал строго наглаженной формой портье. Безупречно и безукоризненно было всё вокруг, многолетнее величие в каждой детали, невообразимая красота.

Влад не знал, почему хотел снять именно «Риц», на грани ощущений — королеве подойдет только он. И не Лайя достойна роскоши и изысков — далеко не каждая роскошь может быть достойна её. «Риц» оказался достоин, как достоин был в разное время Фицджеральда, Чаплина, Хемингуэя и даже смерти Коко Шанель. Правда, умирать Влад точно не собирался, он хотел жить, как не хотел ещё ни разу за последние годы — страстно, дыша на полную грудь, беря от каждого дня максимум.

Они поднялись на шестой этаж, их номер — мансардный, с выходом на террасу, с которой открывался невообразимый вид. Парижские покатые крыши, Вандомская площадь, la tour Eiffel. Разумеется, люкс, полный собственного шарма, присущего президентам и королям, бархат и шёлк, золото и устилающий полы тёплый утренний свет.

Первым делом Лайя вышла на террасу, миновав три ступени и распахнутую дверь. Здесь шелестели листья деревьев, благоухали цветы и город расцветал новым днём, просыпался, готовый жить свою лучшую жизнь.

— Merci (Спасибо!) — поблагодарил кого-то Влад, а через пару мгновений оказался рядом с женой, держа в руках две чашки со свежим кофе. — В номере завтрак, — сказал, протягивая одну, — если хочешь, я принесу сюда.

— Нет, спасибо, — Лайя покачала головой и с наслаждением сделала обжигающий, но чертовски нужный глоток. — Я хочу подремать, болит голова.

— У нас есть небольшая проблема, — проговорил Влад немного неловко, рассматривая напиток, — в этом номере только одна спальня. Я хотел снять два, но они все заняты либо забронированы, а другой отель не хотел, потому что...

— Пожалуйста, — девушка прижала к его губам ладонь, заставляя замолчать, — давай обойдёмся без объяснений, хорошо? Уверена, что нам дадут второе одеяло, если его здесь нет.

Влад легонько сжал запястье Лайи, провёл пальцем по ещё заметному синяку и осторожно отстранил от своего лица. Потом согласно кивнул, отпустил её руку, переместив пальцы на подбородок, нежно касаясь. Лайя непроизвольно подалась вперёд. Её раньше не целовали на крыше Парижского «Рица», и это казалось сбывшейся мечтой, пусть она о таком никогда не мечтала.

Если бы Влада спросили о лучшем вложении пятидесяти тысяч евро, он бы, не задумываясь, назвал этот момент. То, как они оказались запредельно близко, как соприкоснулись губами, а через секунду целовались жадно и страстно, наощупь убирая чашки на ограждение. Ладонь Влада заскользила по спине жены ниже, а её пальцы утонули в чёрных волосах. Это было красиво, но Лайя отстранилась, глядя в глаза и совершенно точно обещая продолжение, чмокнула в уголок губ — так просто, словно они вместе уже очень долго, а затем скрылась в номере, забрав свою чашку. Влад с придыханием смотрел ей вслед.

Лайя уснула, едва коснувшись головой подушки. Уйдя с террасы, она направилась в душ, чтобы смыть перелёт и усталость, и, стоя под водой, глупо улыбалась, чувствуя, как губы горят от поцелуев. Мысли об Элис опять растворились и утекли, она — где-то в Вашингтоне, давно мертва, а они на другом континенте и продолжают жить.

Но Влад не лёг с девушкой, сказал, что нужно наверстать немного работы, и устроился с ноутбуком за столом, пусть в Америке едва наступила полночь. А когда Лайя проснулась ближе к обеду, то дремал на диване, положив под голову декоративную подушку.

Лайя посмотрела на мужа с улыбкой. Во сне его морщинки не были так сильно заметны, дыхание — негромкое, размеренное, волосы упали на лоб, а солнце бликами плясало на лице. Вернувшись в спальню и подхватив с кровати одеяло, Лайя укрыла Влада, однако это возымело противоположный эффект, и он открыл глаза.

— Прости, — Лайя сделала шаг назад, глядя с неловкостью. — Я не хотела тебя разбудить.

— Кажется, я выспался, — усаживаясь, Влад размял затёкшую шею, а затем помассировал, заведя ладонь назад.

— Нужно было лечь на кровать, — Лайя кивнула в нужном направлении, скрещивая руки на груди, словно это могло помочь и удержать её от того, чтобы самой начать разминать его плечи.

— Я не заметил, что уснул. Не помню, когда отключился.

— Ты много работаешь и почти не отдыхаешь, — заметила девушка, продолжая стоять напротив и перекатываться с пяток на мыски. — Так нельзя.

— Это помогает отвлечься.

— От чего?

— От всего, — Влад попытался мягко закончить разговор. Не хотелось объяснять, что когда-то именно работа стала канатом, по которому он прошёл из мира непроглядной тоски и боли в реальность с выключенными чувствами. Тогда это было спасением, теперь же стало привычкой. Когда голова загружена делами, проще не думать, разве что иногда накрывало безумной тоской, но и от неё находилось лекарство — немного виски и много табака, пара таблеток из стеклянного пузырька и новая порция дел.

— Может быть, погуляем? — предложила Лайя, наблюдая, как Влад поднимается на ноги, поправляя закатанные рукава белой рубашки, затем отбрасывает назад волосы с лица. — Говорят, Париж — это столица моды, а я умею отлично тратить деньги.

Влад искренне расхохотался, и через полчаса они уже ожидали еду в ресторане, чтобы с новыми силами идти покорять город. Лайе нравился Париж — Владу нравилось, как она смеётся. С каждым шагом, что они делали, жена была всё менее фиктивной, и Влад для неё становился всё реальнее.

Так странно и здорово было теряться средь величественных арок, выключив телефон, зная, что тебя не найдут. Так прекрасно целоваться у сводов дворцов — нежно, а потом уже страстно и пошло, прижимаясь всем телом, но знать, что это не обмусолят в прессе, делая портрет будущего мэра не таким идеальным, потому что нельзя лапать за задницу свою жену на виду у всех.

Но Лайе определённо нравилось, когда Влад её лапал. Нравилось прятать ладони в задние карманы его джинсов, нравилось, как он целовал в шею, забираясь горячими ладонями под одежду. Ей нравилось, что на них неодобрительно смотрели и бубнили себе под нос по-французски. Они словно подростки, которые вырвались из-под опеки строгих родителей, только с той разницей, что в кармане не смятая двадцатка, а карта, которой расплатились за новую сумку от «Эрмес» и шарф в магазине «Луи Витон».

Истоптав центр Парижа, они брели в сторону Триумфальной арки по Елисейским полям, заходя в рандомные бутики и оставляя там неизменно несколько чьих-то зарплат.

— Здорово, когда твой муж — миллионер, — хохотнула Лайя, принимая из рук милейшей девушки фирменный пакет с костюмом от «Шанель» — не розовым, но твидовым.

— Главное, никому не говорить, что до тебя он был миллиардером, — рассмеялся Влад, в руках которого была уже дюжина жертв шопоголизма супруги.

Лайя демонстративно фыркнула, вырываясь на улицу и подставляя лицо тёплому солнцу. Наконец-то она снова получала от жизни кайф. Но вовсе не от того, что тратила без лимита, а потому что чувствовала себя как никогда свободной, пусть с обручальным кольцом на безымянном пальце. Здесь оно не тяготило, не сжимало железным прутом, а просто красиво блестело на на левой руке.

— Пойдём в «Тиффани»? — Лайя придержала для Влада дверь и кивнула на бутик через дорогу, где развевались бирюзовые флажки.

— Конечно, — с наигранной бодростью отозвался мужчина, а Лайя перехватила у него часть покупок.

— Обещаю, это точно последний, — оглянувшись, девушка улыбнулась.

— Я, наверное, за год не прохожу столько, сколько прошёл сегодня за один день, — Влад тоже ощущал внутри искреннее счастье.

У них не имелось продуманного плана — только спонтанность, и именно в этом было особое удовольствие. Как будто можно стать кем угодно, даже самими собой.

Обилие именитых брендов на упаковках выдавало платежеспособность покупателей, поэтому консультанты суетились возле них с удвоенным усердием. Влад занял место на бирюзовом пуфе по центру, между мужчинами, тоже увешанными пакетами, а Лайя направилась прямиком к стенду с бриллиантами. Хватило десяти минут, чтобы изучить ассортимент, а затем девушка окликнула супруга, и тот смиренно направился на помощь. Консультант продемонстрировала две подвески: платина и россыпь драгоценных камней, что причудливо переливались, приковывая к себе взгляд. Одна в форме сердца, другая — цветка.

— Очень красиво, — кивнул Влад, — бери оба.

— Ты не выглядишь заинтересованным в нужной степени, — Лайя засмеялась. — Но когда мужчина говорит «бери оба»... — сделала многозначительную паузу, будто невзначай опустила ладонь на локоть супруга, оставаясь внешне совершенно невозмутимой, и улыбнулась консультанту: — Nous prendrons les deux (Мы возьмём оба).

А Влад сделал то, что должен делать настоящий мужчина: достал карту.

— Думаю, Адель понравится, — Лайя выглядела абсолютно счастливой, получив два фирменных пакетика в руки.

— Тебе не кажется, что Адель ещё слишком мала для таких вещей? — нахмурился Влад, ища номер водителя в телефонной книге.

— Она станет старше, — пожала плечами в ответ девушка. — И потом, она перемерила уже все мои украшения.

— Правда? — Влад оторвался от телефона и посмотрел на жену, а она утвердительно кивнула. — Вы стали настолько... близки.

Снова в голове были мысли о том, что Адель не хватает мамы. Его отец прав, и психотерапевт тоже, да и собственные размышления вели к этому неоднократно. Но разве можно заменить мать? И разве правильно просить Лайю стать ею? Она ещё совсем девочка и наверняка даже не задумывалась о материнстве.

— Адель чудесная, благодаря ей твой белый дом не такой ужасный.

Они замолчали на мгновение, глядя друг другу в глаза, потом Лайя стала на носочки и чмокнула Влада в щёку.

— Спасибо за подарки, — она широко улыбнулась, но дело было вовсе не в потраченных тысячах, а в проведённом рядом времени.

Влад бросил свои дела, работу, выборы и был рядом. Он принимал все предложения, шёл, куда Лайя хотела, и это было так ценно — дороже денег, бриллиантов и брендовых вещей.

Вскоре водитель забрал покупки, чтобы отвезти в отель, Влад напоследок подхватил из салона авто свой пиджак: они ещё собирались гулять по Парижу, наслаждаясь своей неожиданной свободой и теплом. Исследовать квартал за кварталом, есть у Лувра моментально таявшее мороженое, опять целоваться, много говорить, будто только встретились и не терпится друг друга узнать.

Там, в столице Пятой республики вдруг стёрлось всё, что было до: непонимания и претензии, авария, страхи, не осталось боли и обид. Там было по-настоящему, искренне, честно, без масок и притворств.

А потом, совершенно неожиданно они нашли себя сидящими на парапете у Сены в утренних сумерках. Город давно уснул и ещё не проснулся, но где-то шумели, и бежала река. В стакане от колы плескалась вторая за ночь бутылка вина, картошка давно остыла, но почему-то сейчас казалась самой вкусной на свете.

Наверное, за ту ночь они двое выговорили всё, что нужно было сказать до этого. И то были не взаимные претензии, а открытые души. Они осторожно касались их, сначала позволяя только взглянуть, не трогая, а затем всё глубже, пряча только самые страшные тайны.

Лайя снова видела сломленного мужчину, который поднимается и упрямо идёт вперёд в темноте; Влад — несокрушимую девочку, что отчаянно ищет тепло. И они думали, смогут ли друг другу помочь: она — залатать его раны, он — согреть её сердце.

— Ты пьешь антидепрессанты? — спросила вдруг Лайя и взяла в руки стакан, где оставалось совсем немного.

Влад внимательно посмотрел на неё, без слов спрашивая, почему возник такой вопрос.

— Я как-то искала у тебя сигареты, — честно ответила девушка, — случайно увидела таблетки. Прости.

— Я пью транквилизаторы. Успокоительные. Иногда мои нервы не выдерживают, не справляются самостоятельно.

— А я тебе только добавляю проблем, — Лайя покачала головой, сделала ещё глоток и протянула Владу стакан.

— С тобой я живу, Лайя, — он достал соломинку, снял крышку и выпил остатки вина, — как давно не жил. И это охрененное чувство, скажу я тебе.

Лайя расхохоталась, и Влад обхватил её руками, страхуя от случайного падения в реку. На ней был синий берет, который они купили на улице у голосистого африканца, увешанного сувенирами, и мужской пиджак — Влад отдал его, когда похолодало вечером, и помог надеть. Рукава закрывали ладони, и в плечах он был сильно велик, однако девушка не собиралась возвращать вещь.

— Вон там, — Лайя вдруг подскочила на ноги, вставая во весь рост прямо на ограждение и добавляя Владу беспокойства, — Академия изящных искусств, — она махнула рукой куда-то в сторону. — Я мечтала там учиться.

— Правда? — Влад поднялся на ноги, а затем решительно снял жену с парапета от греха подальше и теперь мог быть спокоен. — На каком факультете? Насколько я помню, у тебя юридическое образование.

— Живописи, — уткнувшись лицом в широкую грудь, Лайя закрыла глаза с наслаждением дыша крышесносящим парфюмом. — Но родители решили, что это несерьёзно. Как ты заметил, они всё решают.

— Хочешь прогуляемся туда?

— Давай лучше прогуляемся в отель, уже почти рассвело.

Они медленно побрели в сторону моста, чтобы перейти Сену, затем вдоль Сада Тюильри, в котором уже готовился заблудиться рассвет. По тихим улицам, что как экспонаты Лувра каждая, пробирались к своему пристанищу, держась за руки, будто дети, и не верилось, что завтра — уже сегодня — придётся вернуться назад.

У небольшой лавки Влад остановился: внутри кто-то был, ещё или уже — не суть, он попросил Лайю подождать, потянул открытую дверь, позвал хозяев. Навстречу выглянул приземистый мужчина с седыми усами и в зелёном фартуке.

— Puis-je vous aider (Я могу вам помочь)? — мужчина стянул с плеча полотенце и вытер ладони.

— Oui, j'ai besoin d'acheter des fleurs (Да, мне нужно купить цветы), — Влад осматривался в поисках нужного товара.

— Désolé, mais le magasin est toujours fermé (Извините, но магазин ещё закрыт), — продавец развёл руками, как будто извиняясь. — Nous travaillons à partir de huit heures (Мы работаем с восьми).

— Je vais tout prendre (Я заберу все)! — наконец Влад заметил то, что искал. — Ma femme attend là dans la rue (Там на улице ждёт моя жена), — он кивнул за стекло, а затем перевёл на мужчину умоляющий взгляд: — J'ai vraiment besoin de lui offrir des fleurs (Мне очень нужно подарить ей цветы).

Влад был бы плохим политиком, если бы не умел убеждать. Но он умел и через пару минут уже делал перевод — сильно завышенный, конечно, но это не имело никакого значения — на счёт, потому что хозяин лавки отказывался включать терминал в такое время и принимать не евро наличными. Цветов было не так много, как хотелось бы, и только одного вида — Влад понятия не имел, как те называются, но, кажется, таких ещё не присылал. Он отказался от упаковки, поблагодарил мужчину и вышел на улицу с охапкой бледно-фиолетовых бутонов.

Лайя ахнула, глядя на него с восторгом, а затем на её лице зажглась улыбка — пожалуй, самая яркая за недолгую жизнь.

— Я пропустил понедельник, — Влад с немного виноватым видом протянул букет, словно Лайя сказала хоть слово упрёка.

— Мы ещё не ложились, поэтому можно считать, что он не прошёл, — засмеялась девушка, прижала цветы к груди и закружилась на пустой дороге, а Влад смотрел на неё с восхищением.

Какой же Лайя была настоящей — поразительно. Он невольно сравнивал её с Элис, и с тихой грустью осознавал, что с первой женой у него никогда не было такого. Они не гуляли ночами, не ели под открытым небом фаст-фуд. Они не терялись и не прятались от мира на самом виду, они всегда держали лицо — часто фальшивое. Или он уже начинал придумывать — немного пьяный и с недостатком сна. И... влюблённый? Нет, только если очарованный юностью и красотой.

Лайя вдруг застыла на месте, смотря так внимательно, будто видит впервые, затем подошла ближе, почти вплотную, и их теперь разделяли только цветы.

— Я могла бы выбрать тебя, — произнесла она уверенно и твёрдо. — Точно могла. Просто у нас случилась неправильная встреча.

Влад притянул её ближе, целуя в тысячный раз за эту короткую ночь. Это было важно — знать, потому что те слова до сих пор жили где-то на подкорке, а сейчас Лайя так легко стёрла их, будто смахнув со столешницы пыль.

— Это эустома, — сказала Лайя, когда отстранилась, и первая пошла в сторону «Рица», что уже виднелся среди почти рассеявшихся сумерек.

— И я опять не угадал?

— Да, — она оглянулась и хихикнула, — но у тебя неограниченное количество попыток, — а потом побежала, зная, что Влад догонит, и более того, желая этого.

Они вернулись в отель, стебли цветов опустились в воду, Лайя побрела в душ, на ходу стягивая пиджак и берет. Ей было неловко от мысли, что они с Владом окажутся в одной постели, но при этом хотелось этого до сумасшествия.

Лайя не знала, что произойдёт дальше, но была расслаблена вином и поцелуями, посмотрела на себя в зеркало, поправляя волосы, затянула на шёлковом халате пояс. Внутри были страхи и много мыслей, однако она не давала им разгуляться и вышла в спальню, тут же встречаясь с мужем.

Влад тоже вернулся из ванной, на нём остались только джинсы, а на груди блестели капли воды. Двое смущенно улыбнулись, и Лайя почти прошла мимо, но...

— Подожди, — Влад поймал девушку за руку, притягивая к себе, вторую ладонь опустил на её талию, заглянул в глаза.

Какой же прекрасной она была в нежном утреннем свете, как невообразимо рассвет горел на её щеках, подсвечивая веснушки, отражаясь в тёмных радужках и зрачках. Как потрясающе она пахла цветами — его весна. Влад не был азартным игроком, но сейчас ставил на Лайю всё.

— Allons-nous danser, belle mademoiselle (Потанцуем, прекрасная мадмуазель)?

Лайя рассмеялась, запрокинув голову, а Влад уже вёл её по комнате, крепко прижимая к себе. Это была самая настоящая жизнь. Она кипела в венах, она горела в душе и заставляла трепетать сердце. Они кружились и смеялись, без музыки, только с солнцем, что уже согревало Париж.

А затем неожиданно оказались у кровати. Всё также прижимались друг к другу, Лайя чувствовала, что дальше уже нельзя: идти, потому что преграда, и ждать, потому что ставшие такими желанными губы слишком близко. Удерживая Лайю в своих руках, Влад развернулся, опустился на край постели.

Романтика стремительно превращалась в похоть. Ладони Влада с талии Лайи переместились ниже — секунда, и жена сидела на его коленях, широко разведя ноги. Блядь, лучше вообще может быть?

Выдох. Синхронный, внимательно глядя в глаза.

Вдох. Только не кислород — запах друг друга, что пьянил сильнее вина.

Касание. Её тонкие пальцы на его скулах, его — тянут узел, что держит шёлк.

Поцелуй. Он заполнил собою всё, не оставил сожалений, мыслей, слов.

Лайя ёрзала на мужских коленях, жалась к горячему торсу, Влад впивался в её губы, мял пальцами бёдра и грудь. Он хотел касаться везде одновременно: снова мало, снова нужно больше, ещё и ещё.

Халат упал на пол, тонкая сорочка заскользила выше, но Влад не успел её снять, потому что Лайя расстёгивала его джинсы. Невыносимо терпеть и ждать. Невозможно сопротивляться.

Лайя запрокинула голову, вцепилась пальцами в плечи Влада, тёрлась о его пах, чувствуя, какой твёрдый член, и не могла не представлять его внутри. Влад скользил губами по её тонкой шее, сжимая в кулак волосы, кусал кожу, целовал ключицы, стянул вниз бретель сорочки, обнажив грудь.

Безумие. Они двое выглядели как безумие, окутанные золотистым светом, что струился из окон. Как страсть в чистом виде. Как необратимость — и Лайя необратимо толкнула Влада в грудь, но в этот раз не прогоняя, а желая стать ближе.

Владу казалось, что лучше он ещё ничего не видел: до слетевшей крыши желанная женщина сидела верхом, её пальцы чертили на его теле линии, в глазах полыхала страсть. Она двигала бёдрами, кусала губы, но Влад хотел укусить сам, сам хотел вести, покорять. Он властно запустил ладонь в спутанные волосы, потянул к себе — а Лайя как податливый воск прижалась к телу. И снова губы, переплетённые языки, снова они не дышали.

Мгновение — они поменялись местами. Теперь Влад был сверху, а Лайя распласталась под ним. Тёмные волосы разметались на блестящем шёлке простыней, ресницы трепетали, а губы молили продолжить.

Лайя уже не помнила причины своих недовольств. Смотрела на мужчину с вожделением, жадно запоминая каждую черту, будто сейчас они — первый и последний раз. Его глаза потемнели, влажные волосы упали на лоб, губы чуть приоткрыты и так сильно хотелось опять пробовать поцелуи на вкус. Влад немного отстранился, упираясь руками по бокам, и девушка опустила ладони на его крепкие плечи, повела ниже, повторяя контуры тела, задержалась на груди, чувствуя, как громко и быстро заходится в стуке сердце — как её собственное. Затем ниже, на торс, ведя по кубикам пресса, линиям косых мышц, что уходили под ткань расстёгнутых джинсов.

Влад не мешал ей изучать, а каждая секунда прикосновений делала член ещё более твёрдым. А потом её пальцы коснулись резинки белья, пробираясь внутрь, и он подкатил глаза с громким «Блядь!»

И тут же совсем тонкой нитью протянулся страх. А вдруг Лайя не готова? Вдруг в ней говорит вино, толкая на глупое, опрометчивое, в бездну? Вдруг утром она будет жалеть, назовёт его ошибкой, и всё станет лишь хуже, без шансов? Влад хотел, но не мог, нет. Лайя должна дать однозначный ответ. Она должна быть уверена, а не вот так, однако девушка недвусмысленно ёрзала под ним, прижатая к постели бёдрами.

Влад отстранился ещё больше, ловя полный непонимания взгляд, а затем без особого труда уложил Лайю на подушки и опять приблизился к её губам. Больше она не хотела играть — только его. Грудь часто вздымалась, пальцы коснулись лица, и Влад охотно принимал ласку, а Лайя, ставя на секундную паузу похоть, пошлость и страсть, любовалась им в утреннем свете. Словно высеченным умелым мастером лицом: прямой нос, гордый взгляд, тонкие, идеально очерченные губы и маленький шрам над ними — его телом, таким сильным, готовым её закрыть; реками вен на руках, непослушной прядью волос.

Может, ей всё это снилось? Будто проверяя, Лайя потянулась за поцелуем. Тот стал медленнее, слаще, растекался нежностью по губам, Влад прижался ближе — еёнехватание.

Лайя выгибалась от прикосновений: одной ладонью Влад сжимал её грудь, другой скользил по бедру. Они тёрлись друг о друга, всё ещё оставаясь в одежде, растягивая прелюдию и словно давая себе больше времени на раздумья. А потом горячие поцелуи опустились на шею, остались опаляющими точками на плечах и ключицах, коснулись каждой звезды родимых пятен.

Зарываясь пальцами в тёмные волосы Влада, Лайя стонала и сильнее прижималась к нему, скрестив за его крепкой спиной ноги, а он, опустив наконец вниз вторую бретельку сорочки, терзал языком соски, обводил им ареолы и легко покусывал кожу, тут же целуя. Казалось, что он может ласкать её вечность. Вот с кого нужно писать картины. Запечатлеть на холстах изгибы, повторять плавные линии. Влад спрашивал себя, почему он не блядский художник, который закрепит в искусстве её.

И снова Влад отодвинулся назад, чтобы дать себе больше обзора. Обхватил Лайю за лодыжки, перемещая их перед собой, а девушка нахально закинула одну ногу ему на плечо, а другой упёрлась в бедро. Длинный подол задрался и теперь был в районе талии, и Влад мог смотреть на мокрое от возбуждения бельё. Сука, в какой он приходил восторг от её желания, как это рвало башню к чертям.

Приподнявшись на локтях, Лайя наблюдала за Владом, расположившимся между её ног и думала, что точно слетела с катушек. Она же его ненавидела. Она же мечтала с ним развестись. Почему сейчас так сильно желала прикосновений, почему один этот вид заводил, повышая уровень возбуждения до запредельных высот?

Слова для них были излишни — тела кричали гораздо громче. Касаниями, дыханием, взглядами — они общались на уровне чувств и понимали куда больше, чем можно произнести на любом языке.

Влад провёл носом по лодыжке жены, поцеловал каждый палец, заставляя её прерывисто стонать и сминать простыню. Оставляя россыпь поцелуев, он поднимался по её ноге выше — даже если этого больше не повторится, даже если Лайя до сих пор его ненавидит, собирался сделать всё, чтобы она запомнила это утро. Коленка, новое касание губ, пальцы на внутренней стороне бедра — дразняще, на грани, по краю, но заставляя разочарованно выдохнуть.

Влад довольно ухмыльнулся, Лайя дёрнулась вперёд, бросая полный недовольства взгляд. Чего он хотел? Её просьб, мольбы? Показать свои превосходство и выдержку? Девушка смотрела в глаза напротив, изогнула истерзанные укусами губы в усмешке — заискивающей, порочной, как начало этого дня. Провела стопой по бедру выше.

— Какого чёрта на тебе до сих пор эти блядские джинсы? — Лайя поднималась прикосновениями к его животу, следя за реакцией, потом опустилась ниже, прижимая стопу к члену.

— Блядь! — Влад с силой сжал тоненькую щиколотку. — Что ты, мать твою, творишь?! — это было запредельно.

Лайя закатила глаза, облизнула распахнутые губы, немного надавливая на его член, а от одной мысли, что её может ждать, когда он наконец войдёт, становилось горячо.

В мгновение и вторая нога девушки оказалась на плече. Влад ухватился за её задницу, притягивая ближе, а потом наклонился и кончиком носа коснулся влажного кружева — почти неощутимо, невесомо, дразня. Лайя вскрикнула и вцепилась в его волосы, по всему её телу разошлась дрожь. Мужчина оставил поцелуи на внутренней стороне бёдер, легонько прикусив кожу, — красные отметины, его, будто подпись или даже клеймо.

Лайя забыла, как дышать. В мире остался только один мужчина, и больше никаких сомнений. Она хотела его, немедленно, целиком, всего. Он ей нужен, необходим, до дрожи и боли, чтобы снова вдохнуть. Она зациклилась, она о нём думала, она уже не раз себя ласкала и представляла его — с того самого дня, когда встретила у бассейна. А сейчас это делал он: стягивал своими руками бельё, которое бросил просто за спину, смотрел на неё так внимательно, будто просил позволить, и пришлось невольно кивнуть.

Ещё секунда, и всё потеряло смысл. От первого касания языка Лайя закричала. Пальцы в его волосы — ища опору, дыхание — снова к чёрту, лишнее. Влад посмотрел на её лицо — новое касание, с наслаждением считывая эмоции блаженства. Затем ещё, снова и снова, кружа, рисуя символы или знаки, то нежно, то терзая губами, а Лайя охотно двигалась навстречу ласкам и шептала бесконечно «Влад», как заклятие или молитву.

Лайя не помнила, когда ей было настолько хорошо. Когда она забывала своё имя и что мир не сосредоточен в одной комнате, где давно наступил рассвет. Она больше не знала ни мест, ни времени, только губы, что целовали за границей интимности, за гранью реальности, невообразимо и сладко, порочно, неправильно и правильнее всего одновременно. Она то сильнее сжимала волосы Влада, пытаясь направлять, то обессиленно отпускала, выгибалась, стонала, ловила на себе хищные взгляды. И когда он смотрел — готова была отключиться, потому что его лицо между её ног, взгляд, полный блядского наслаждения от процесса, пальцы, что дразнили, давили, но не проникали внутрь, это всё сжигало к чёртовой матери изнутри.

Влад доводил её почти до грани, а потом останавливался и ухмылялся, ожидая мольбы. И Лайя шептала «пожалуйста», сдаваясь окончательно, разрешая делать с собой всё — лишь бы не прекращал. Её золотая клетка — не дом, Влад сам стал клеткой, и Лайя готова была запереться добровольно, отдаться в руки Чудовища, ведь он точно знал, как вознести её до небес. И он продолжал вылизывать её, такую мокрую, такую горячую, такую поддатливую, такую — его.

— Блядь! — закричала Лайя, выгибаясь в пояснице, когда Влад опять отстранился.

— Какая ты красноречивая, — он хрипло рассмеялся и укусил её кожу на бедре, потёрся щекой, царапая колкой щетиной, а потом сразу зацеловывая, чтобы не было больно дольше секунды; посмотрел на раскрасневшееся лицо, влажные волосы, припухшие губы. Его заслуга, он — художник этой самой лучшей картины, и хочет смотреть на неё каждую ночь и каждый день.

— Не останавливайся, умоляю, — Лайя попыталась свести ноги, сильнее сжала волосы на мужском затылке, и Влад вернулся к ласкам.

Плавно, тягуче, двигая языком так старательно, словно отличник, и сейчас на кону высший балл, задевая пальцами чувствительные точки, отчего Лайя почти рыдала, подмахивая бёдрами. Затем толкнулся кончиком в разгоряченное лоно, сильнее нажал на клитор, и черта между реальностью и блядским эдемом окончательно стёрлась.

Тело стало клубком оголённых нервов. На грани безумия — Лайя кричала, выгибалась, дрожала от нахлынувших чувств, её ноги тряслись, пальцы беспорядочно шарили по скомканной давно простыне, а Влад продолжал трахать её своим языком, всё быстрее, с силой сжав свободной рукой задницу.

Так долго Лайя ещё никогда не кончала. Но её всхлипы утихли, остались только тяжёлое дыхание и отсутствие сил. Она потянула вверх бретели сорочки, пряча грудь, а Влад поднялся поцелуями к животу и осторожно стянул вниз подол.

Лайя открыла глаза, чуть приподнялась, наблюдая, как муж вытирает тыльной стороной ладони губы, и впервые отметила, что кольцо на его безымянном пальце сидит чертовски сексуально. Блядский дьявол или дьявольский бог — вот, кто он.

— Надеюсь, тебе понравилось, — Влад потянул одеяло, а затем скинул наконец свои джинсы и лег рядом, убирая с лица девушки влажные пряди, лаская пальцами скулы, подбородок, шею.

Конечно, вряд ли его отец имел в виду именно это под осчастливить, но Лайя выглядела вполне довольной. Её щёки горели румянцем, глаза сияли, и вся она стала ещё прекраснее, чем была до этого.

— Теперь твоя очередь, — Лайя придвинулась ближе, спустилась ладонями по торсу, сжала через ткань белья всё ещё возбуждённый член, а затем провела снизу-вверх, оценивая размеры.

— Спи, Лайя, очень тебя прошу, — Влад решительно убрал её руки.

— Но...

— Просто спи, хорошо?

— Но почему?! — капризно, возмущённо, не понимая, почему он её отвергает. — Я хочу...

... почувствовать тебя целиком.

... тоже быть причиной твоего наслаждения.

... стать твоей, быть твоей.

— Я тоже хочу...

... трахать тебя до следующего утра.

... смотреть, как ты опускаешься на колени.

... сделать наконец-то, блядь, своей.

— ... но боюсь, что потом ты будешь жалеть об этом. Ты пьяна, Лайя. Поговорим, когда проснёмся.

— Но мы уже, — буркнула Лайя.

— Считай, что я просто увлёкся поцелуями, — Влад сам развернул жену к себе спиной и шумно выдохнул ей в шею, опустив ладонь на бедро, сжав шёлк одежды, а с ним и кожу, и прекрасно понимая, что сам он уснёт не скоро. Но Влад не хотел оставлять её одну в постели после произошедшего, нужно быть рядом, пока не забудется сном. — Пожалуйста, не испытывай моё терпение, его и так почти не осталось.

༻⋆⋆⋆༺

Мысли Лайи не были упорядоченными — полный раздрай. Там был Влад. Много. Слишком. Запредельно. Казалось, что можно свихнуться или кончить, просто сжав бёдра. Его язык, руки, голый, блядь, торс. Пальцы, руки, эти блядские вены, снова язык — что он им делал! Она пыталась себя занять. Переставляла на стол с тележки чашки, тарелки, пять раз меняла местами, но не потому что плохо стоят, стояли они отлично — и думала совсем не о чашках. Срочно нужно было себя чем-то отвлечь. И снова его, сука, блядь, руки, вены, язык, Господи, блядь, Боже, так просто можно сойти с ума.

Она проснулась недавно, по Парижскому времени только-только наступил полдень, и сразу выскользнула из постели, пытаясь не потревожить уткнувшегося лицом в подушку Влада. От его тела исходило тепло и сила, крепкие мышцы манили потрогать, но Лайя держалась. Хотелось, чтобы он спал как можно дольше, потому что сразу после пробуждения им придётся поговорить, и от этой мысли сердце почему-то заходилось в страхе.

Лайя вдруг спасовала. Ранним утром она была смелой и раскрепощённой, по венам бежал алкоголь, а сейчас остались лишь лёгкая головная боль и вопрос: как им быть дальше? У них с Владом фиктивный брак и куча взаимных претензий, но что хуже всего — у него болит внутри потеря. И ей, Лайе, никогда не стать заменой — стоя под душем, который ни хрена не помогал охладиться, она осознавала это слишком отчётливо.

Но не думать о муже Лайя не могла. Он был в мыслях, когда она заказывала в номер еду, когда переставляла ту на стол на террасе. До сих пор чувствовала его руки и губы, хотела в омут и с головой, но пыталась себя тормозить, а в мыслях снова и снова: его, сука, тело, запах, сила, пальцы, язык — блядь, точно можно рехнуться.

А потом Влад появился на пороге. Остановился в дверном проёме, разведя в стороны руки, и наблюдал за ней, чуть склонив голову в сторону. Он смотрел, как Лайя плавно двигается, накрывая на стол, и это странным образом меняло фокус его мыслей: с бешеной, так и не утолённой страсти, натуральный жажды на какое-то уютное тепло. Снова невольно сравнивал: Элис так никогда не делала, ни разу, потому что для того, чтобы поставить на стол чашки, есть обслуживающий персонал. Однако в этих действиях было что-то важное и особенное.

— Доброе утро, — Влад дал о себе знать, переступил порог, шаг за шагом подходя ближе.

В Париже вовсю цвёл день, а им оставались последние часы вдалеке от привычной жизни и однообразной рутины. Лайя обернулась, Влад застыл возле неё, глядя сверху-вниз, но боясь коснуться.

— Давай сразу всё обсудим, — начал Влад. — Не хочу, чтобы между нами была неловкость или что-то такое. То, что случилось вчера...

... было правильно.

... было нужно.

... стоит повторять снова и снова.

— ... ничего не значит, — выпалила Лайя, заканчивая за него. — Мы были пьяные. И женаты не по-настоящему, и вообще...

«Что ты, блядь, несёшь?!» — вопила внутри себя девушка, однако так и не сказала вслух, что это бред, только пожала плечами, пытаясь показать своё безразличие.

— ... и вообще, — повторил за ней Влад, только уже без возможного продолжения, ставя точку.

Что же, он не зря остановился, пусть это стоило бешеных сил. Как будто ожидал, что позже случится что-то подобное, и Лайя сменит направление, снова оставляя его в дураках. Только радостно от правоты в этот раз не было, потому что хотелось сократить остатки расстояния, зарыться пальцами в её волосы и целовать, стягивая к чёртовой матери тряпки.

Но жалел ли Влад? Ни на йоту. Её стоны и крики отпечатались в памяти, как и лицо, на котором застыла блаженная нега. Владу нравилось быть причиной, по которой жена — пусть не настоящая, это ничего не меняло — так бурно кончала. И он знал, что всё равно Лайя однажды сдастся, только нужно найти к ней правильный ключ, развеять сомнения, доказать, что он не тот моральный урод, каким показался ей в первую ночь. Может быть, дать свободу? Свободная — она настоящая, как здесь и сейчас.

— Наш рейс в восемь, — переводя тему и собственные мысли, Влад сел за стол, и Лайя тоже опустилась напротив. — Есть немного времени, можем прогуляться, если хочешь.

— Я схожу в спа, — девушка уткнулась в тарелку, потому что невыносимо было смотреть на его руки и закатанные рукава белоснежной рубашки. Попробует окунуться в бассейн — вдруг поможет охладиться?

Влад утвердительно кивнул, и следующие минуты прошли под звуки городской жизни и лёгкого звяканья приборов о тарелки. Сказка заканчивалась быстро, неминуемо приближая к реальности. Как её задержать? Остаться здесь ещё на день, а лучше — несколько? Для Влада это было сложно, но не потому что не хотел — напротив, желал сильно — однако его дела неслись с горы снежной лавиной, и он не мог всё бросить.

— Влад, — позвала Лайя задумавшегося мужчину, и наконец-то подняла на него глаза, — ты говорил, что у тебя есть благотворительный фонд.

— Да, — он утвердительно кивнул.

— И что я могла бы им заниматься.

— Да-а-а, — в этот раз чуть медленнее, не зная, к чему она ведёт.

— Предложение ещё в силе? Вдруг я справлюсь?

Влад улыбнулся. Лайя была такой милой в своих сомнениях, сможет или нет, и её желание попытаться казалось очень ценным. Только теперь Влад сам сомневался, ведь для этого нужно отпустить её из-за высоких ворот, а это точно не уменьшит его волнений и страхов.

— Нельзя вечно сидеть дома и ничего не делать, — Лайя покачала головой. — Вдруг я смогу помочь тебе с рейтингом и всей этой выборной ерундой.

— Ты помогаешь тем, что просто находишься рядом, — искренне сказал Влад, сжимая тонкие пальцы, и девушка не убрала руку, а подалась ближе. — Обсудим это, когда вернёмся в Америку, ладно? Пусть пока у нас будет отпуск.

— Хорошо, — переплетая его пальцы со своими, Лайя посмотрела вдаль.

Парижские крыши, соборы, дворцы. Песочного цвета стены, зелень, цветы на балконах, французские триколоры, что развевались ветром. Эйфелева башня вдалеке, ощущение любви и сомнение: а вдруг она всё же сможет однажды занять место в сердце?

༻⋆⋆⋆༺

Они вернулись домой почти в полночь по вашингтонскому времени. Всю дорогу Влад работал, Лайя читала и иногда дремала, уронив голову мужу на плечо. Мешала, наверное, но он ни разу не сделал ей замечание, только после каждого пробуждения спрашивал, не нужно ли попросить что-то у бортпроводников.

Белый дом встретил тишиной и приятным ощущением уюта. Водитель опустил многочисленные покупки на диван, прежде, чем уйти, а двое вдруг ощутили жуткую усталость и отсутствие сил разбирать пакеты, не говоря уже про чемоданы.

— Пойду спать, — Лайя помассировала виски и закусила губу, чтобы не зевнуть. — Тебе тоже пора, — погладила плечо Влада, — ладно? Уже поздно, и твоя работа никуда не убежит.

— Хорошо, — также непроизвольно, как Лайя его коснулась, Влад чмокнул её в макушку. — Только отнесу ноутбук в кабинет. Отдыхай. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — Лайя медленно поплелась в сторону лестницы, пару раз оглянувшись. Наверное, хотела, чтобы Влад пошёл за ней, пусть не признавалась в этом даже самой себе.

Но Влад только дождался, когда хлопнет дверь её спальни, подхватил компьютер и пошёл по тёмному коридору, правда, намереваясь скоро лечь в постель. Забота Лайи, её слова и касания делали на душе теплей.

Не став зажигать свет, Влад прошёл в центр кабинета, опустил чехол на столешницу, а затем зацепился взглядом за фоторамки, отчего вздохнул. Он обогнул стол, сел в кресло, щёлкая кнопкой лампы, достал из внутреннего кармана пиджака немного смятую пачку сигарет, внезапно осознавая: был так занят в эти дни женой, что почти не курил.

Колёсико зажигалки негромко щёлкнуло, делая на секунду ночь светлей, Влад втянул в лёгкие дым, прикрывая глаза. Затем стряхнул пепел, зажал фильтр губами, взял в руки фото — его первая свадьба. С того дня прошло почти десять лет, а счастливы они были не долго, несправедливая жизнь. Опять затяжка — длинная, наполняя никотином до отказа — потом ткнул сигаретой в пепельницу.

— Прости, Элис, — сказал Влад вслух.

Он бережно провёл по фотографии пальцами, повторяя контур лица, а потом решительно, не давая себе возможности передумать, убрал в нижний ящик стола стеклом вниз.

— Прости, — Влад опять закурил и откинулся на спинку кресла, устало опуская веки.

Сейчас он выбрал жить.