Глава 17. Семейный очаг

Лэндон ~ Лео

Она сорвалась с места так резко, что я не успел ничего сказать. Дверь хлопнула, и её шаги уже гулко отдавались в коридоре. Я выругался про себя и бросился следом.

— Ада! — крикнул я, но она не остановилась.

Я догнал её у лестницы. Она стояла, вцепившись в перила, и тяжело дышала, будто собиралась бежать дальше. Я осторожно взял её за руку.

— Отпусти, — выдохнула она, не глядя на меня. — Мне нужно к маме.

— Подожди, — сказал я твёрдо, но мягко. — Она не здесь.

Она резко обернулась, глаза поглотило напряжение.

— Что значит «не здесь»? Ты что, отпустил её домой? Ты понимаешь, что он может...

Я перебил, потому что видел, ещё секунда, и она сорвётся окончательно.

— Она у меня дома в безопасности.

Она замерла. Смотрела на меня так, будто пыталась уловить хоть тень лжи.

— Ты... говоришь правду? — голос дрогнул.

— Конечно, — сказал я. — Я сам отвёз.

Она закрыла глаза, плечи опустились. На миг показалось, что она сейчас упадёт. Я притянул её к себе, и она не сопротивлялась.

— Прости, — прошептала она, уткнувшись мне в грудь. — Я просто... нервы сдают.

Я провёл ладонью по её волосам, стараясь, чтобы голос звучал легко:

— Ну вот, теперь врачи решат, что это я тебя довёл. Представляешь, какой отчёт напишут?

Она всхлипнула и чуть улыбнулась.

— Ты не выносим.

— Знаю, — ответил я и поцеловал её. — Я поговорю с врачом о твоей выписке, — сказал я. — И мы сразу поедем.

Она кивнула, снова прижалась ко мне, и я почувствовал, как её дыхание постепенно выравнивается.

— Спасибо, что ты рядом, — сказала она тихо.

Я усмехнулся, стараясь вернуть лёгкость:

— Только обещай, что больше не будешь устраивать такие побеги. Моё сердце не рассчитано на спринты по больничным коридорам.

Она рассмеялась сквозь слёзы, и этот смех прозвучал для меня как обещание, что мы ещё успеем всё исправить.

Я направился к ординаторской. Врач — женщина средних лет с усталым, но внимательным взглядом подняла голову от бумаг, когда я вошёл.

— Вы по поводу выписки? — уточнила она.

— Да, — кивнул я. — Для Адель Браун.

Она пролистала документы, поставила подпись и вдруг задержала взгляд на мне.

— Лео, — сказала она мягко, — Я должна предупредить. Ее состояние... такие травмы редко проходят бесследно. Если вы заметите, что ей становится хуже, панические атаки, бессонница, навязчивые страхи, пожалуйста, запишите её к психиатру. Без профессиональной помощи справиться бывает невозможно.

Я понимающе кивнул.

— Я понял. Спасибо.

Внутри у меня всё сжалось. Я знал, что Ада и так на грани, и если сейчас сказать ей об этом, она только сильнее испугается. Решил пока промолчать. Главное, забрать ее отсюда и отвезти в безопасное место. Я взял документы, поблагодарил врача и направился обратно в палату. Когда открыл дверь, Ада уже стояла у кровати, переодетая в свои вещи. Волосы собраны в небрежный хвост, на лице усталость, но в глазах решимость. Она застёгивала пуговицу и, заметив меня, выдохнула с облегчением:

— Ну что, едем?

Я улыбнулся, стараясь скрыть тревогу, и поднял в руке папку с бумагами.

— Всё готово. Поехали домой.

Она подошла ближе, и я почувствовал, как её пальцы скользнули в мою ладонь.

— Спасибо, — сказала она тихо. — Я не знаю, что бы мы без тебя делали.

Я улыбнулся, стараясь скрыть тревогу, и сжал её руку крепче.

Мы вышли из больницы в прохладный день. Воздух пах сыростью и мокрым асфальтом — только что прошёл дождь. Я придержал дверь, и Адель шагнула на улицу, кутаясь в ветровку. Она выглядела уставшей, но в её движениях уже не было той хрупкости, что утром. Я открыл переднюю дверь машины.

— Садись, — сказал я мягко.

Она опустилась на сиденье, аккуратно подтянула ремень безопасности и глубоко вздохнула, словно сбрасывая с плеч груз больничных стен. Я обошёл машину, сел за руль, завёл двигатель. В салоне повисла тишина, нарушаемая только ровным урчанием мотора.Мы тронулись. Несколько минут ехали молча. Я краем глаза видел, как Адель смотрит в окно, её пальцы нервно теребят край ремня.Вдруг она повернулась ко мне:

— Лео... я включу музыку? А то как-то скучно.

— Конечно, — ответил я.

Она потянулась к панели, её пальцы быстро нашли то, что нужно. Несколько секунд и в салоне зазвучали первые аккорды. Я сразу узнал мелодию: Halo Бейонсе. Адель улыбнулась уголком губ, будто эта песня была для неё чем‑то личным. Она тихо подхватила слова, сначала едва слышно, будто для себя:

— "Remember those walls I built? Well, baby, they're tumbling down..."

Я слушал её голос, и он казался хрупким, но в нём звучала жизнь. Она продолжала, чуть громче, и в какой‑то момент я повернул голову. В этот миг она подняла глаза на меня, и её голос прозвучал особенно ясно:

— "You know you're my saving grace..." («Ты знаешь, что ты моё спасение...»)

Я почувствовал, как сердце сжалось, будто эти слова были обращены ко мне, как внутри всё сжимается после её взгляда и слов из песни. Сердце билось слишком быстро, и чтобы хоть как‑то отвлечься, я машинально потянулся в карман куртки. Пальцы нащупали пачку сигарет, достал одну, щёлкнул зажигалкой.

— Лео! — Ада резко повернулась ко мне. — Ты же не куришь!

Я пожал плечами, стараясь выглядеть спокойно.

— Иногда... когда нервничаю, бывает.

Она нахмурилась.

— Выкинь.

Я усмехнулся, пытаясь разрядить обстановку.

— Да брось, это всего лишь сигарета. Не смотри так строго, я же не собираюсь превращаться в заядлого курильщика.

— Лео, — её голос стал твёрдым. — Выкинь.

Я посмотрел на неё с преувеличенной мольбой, наклонив голову, как щенок.

— Ну пожалуйста... только одну.

Она прищурилась, и я понял, что проигрываю. В следующую секунду она сделала резкое движение — схватила мою руку с сигаретой, ловко выкрутила её из пальцев и, не дав мне опомниться, прижала к стеклу, затушив. Потом, с грацией, будто это был отработанный трюк, опустила окно и выбросила окурок наружу.

Я ахнул.

— Ты что, спецназовец? — выдохнул я, ошарашенно глядя на неё.

Адель улыбнулась, довольная собой.

— Просто я не позволю тебе травить себя рядом со мной.

Я покачал головой, не зная, смеяться или восхищаться.

— Напомни мне никогда не спорить с тобой.

Она снова посмотрела в окно, но я заметил, как уголки её губ дрогнули в улыбке.

— Лео... — её голос прозвучал осторожно. — Ты... ты сказал маме, что со мной случилось?

Я бросил на неё короткий взгляд и снова сосредоточился на дороге.

— Нет, — ответил я спокойно.

Она выдохнула, будто сбросила с плеч тяжёлый груз.

— Слава богу... — прошептала она. — Я не хочу, чтобы она знала. Ей и так тяжело.

Я кивнул.

— Я понимаю.

Она помолчала секунду, потом спросила:

— А что ты тогда ей сказал?

Я усмехнулся краем губ.

— Что врачи настояли на отдыхе. Что тебе нужно время, чтобы восстановиться, ведь ты перенервничала из-за предстоящих экзаменов.

Ада опустила взгляд, и я заметил, как её плечи чуть расслабились.

— Спасибо, — сказала она тихо. — Ты всегда всё продумываешь.

Я пожал плечами, стараясь скрыть, как сильно меня тронули её слова.

— Просто хочу, чтобы тебе было спокойно.

Фары выхватили из темноты знакомый поворот, и я сбросил скорость. Впереди показался дом родителей, окна светились мягким жёлтым светом, будто приглашая нас внутрь. В груди у меня стало теплее: здесь всегда пахло уютом и безопасностью.Ада заметно напряглась, когда мы свернули на подъездную дорожку. Она сжала ремень безопасности и тихо сказала:

— Лео... а мы точно не утруждаем твоих родителей? Я не хочу быть обузой.

Я бросил на неё быстрый взгляд и усмехнулся.

— Обузой? Ты серьёзно? — покачал головой. — Ни в коем случае.

Она нахмурилась, будто не до конца поверила.

— Просто... я не хочу, чтобы они чувствовали себя обязанными.

Я остановил машину у крыльца, повернулся к ней и мягко сказал:

— Ада, ты сама всё увидишь. Мои родители будут только рады. Они ждут тебя, и ты сейчас убедишься в этом сама.

Она посмотрела на дом, где за занавеской мелькнула тень, и в её глазах промелькнула тревога, смешанная с надеждой. Я положил руку на её ладонь.

— Поверь, здесь ты не обуза. Здесь ты — часть семьи.

Ада замерла на пороге, не зная, как сделать первый шаг. Но Тереза не дала ей времени на сомнения: подбежала и заключила дочь в крепкие объятия.

— Адочка... — её голос дрожал, но в нём было столько тепла. — Как же я рада, что ты в порядке! Доченька, моя милая...

Ада уткнулась лицом в её плечо, и все стены, которые она так долго строила вокруг себя, рухнули в один миг. Слёзы сами потекли по щекам, но это были слёзы облегчения.

— Мам... — прошептала она, сжимая её сильнее. — Прости, что заставила тебя волноваться.

Мама гладила её по волосам, словно в детстве.

— Тише, тише, всё позади. Ты дома. Ты со мной.

И в этот момент Ада впервые за долгое время почувствовала себя в безопасности так, как только рядом с матерью можно почувствовать. Они держались друг за друга так крепко, будто боялись отпустить хоть на секунду. Я смотрел на них и чувствовал, как в груди разливается тепло — это было то, чего ей так не хватало.Вдруг Тереза подняла взгляд и встретилась глазами со мной. На её лице всё ещё блестели слёзы, но в них не было ни тревоги, ни упрёка — только благодарность. Она чуть заметно кивнула и беззвучно произнесла губами:

— Спасибо, сынок.

Я замер. Эти два слова, сказанные без звука, ударили сильнее любых речей. Я отвёл взгляд, чтобы скрыть нахлынувшие эмоции, и сделал вид, что рассматриваю полку у входа.

Мы прошли в глубь дома, и в нос сразу ударил запах свежего хлеба и тушёных овощей — мама, как всегда, готовила так, будто ждала целую армию. Я повёл Аду в кухню, где всегда кипела жизнь.Мама уже накрывала на стол: тарелки, салфетки, горячие блюда. Увидев нас, она всплеснула руками и тут же подбежала к Аде.

— Адочка! — воскликнула она и заключила её в объятия. — Как же я рада тебя видеть дома, милая!

Ада растерянно улыбнулась, не зная, куда деть руки, но потом всё‑таки обняла её в ответ. В этот момент из‑за стола поднялся отец. Он был в своём привычном свитере, с чашкой чая в руках. Подошёл ближе, посмотрел на Аду внимательным, но очень добрым взглядом и сказал:

— Ну вот и ты. Мы так ждали, — и, слегка похлопав её по плечу, добавил. — Теперь всё будет хорошо.

Ада смутилась, но в её глазах мелькнуло облегчение. Она тихо ответила:

— Спасибо вам... но я не хочу быть обузой.

Мама тут же строго махнула рукой:

— Какая ещё обуза? Ты для нас как дочь. Садись за стол, ешь. Дом — это место, где никто никому не в тягость.

Она позволила себе вдохнуть этот уют, этот запах кухни, этот смех отца и заботливый взгляд моей мамы, которая тут же усадила Аду за стол, словно боялась, что та может сбежать. На столе уже стояли тарелки с горячим супом, миска с картошкой, запечённое мясо и свежий хлеб. Всё дышало домашним уютом.

— Садись, — сказала мама, пододвигая стул. — Ты, наверное, голодная.

Ада смущённо улыбнулась, но послушно села. Я видел, как она украдкой оглядывается по сторонам, будто не верит, что всё это для неё. Отец налил ей сока и, протягивая стакан, подмигнул:

— Готовься к сумасшествию этой семейки, теперь ты в нашей команде.

Ада тихо рассмеялась, и этот звук прозвучал так неожиданно, что я сам улыбнулся. Мама заботливо накладывала еду, не давая ей возразить:

— Ешь, ешь, сил набираться надо. А разговоры потом.

— Но я... — начала Ада, но мама мягко перебила.

— Никаких «но», ты только из больницы и тебе нужно хорошо питаться.

Отец, чтобы разрядить атмосферу, добавил:

— Только смотри, не спорь с Мартой, — он бросил теплый взгляд на жену. — Я за тридцать лет так и не выиграл ни одного спора.

Все засмеялись. Ада впервые за вечер расслабилась, её плечи опустились, и в глазах появился тот самый свет, которого я так ждал. Она взяла ложку и тихо сказала:

— Спасибо вам... за всё.

Мама погладила её по руке. Я смотрел на них и понимал: Ада наконец‑то почувствовала, что она не одна.

Вечер опустился на дом мягко, словно плед. Свет в комнатах гас один за другим, и в воздухе повисла тёплая, домашняя тишина. Все разошлись по своим комнатам, и только мы с Адой остались в коридоре, у её двери.

Я остановился в дверях её комнаты и затаил дыхание в ожидании её реакции. В корзине у окна возвышался букет из тысячи и одной розы Pierre de Ronsard. Я видел, как она вошла и остановилась, словно перед ней открылся иной мир. Эти цветы я выбрал не ради роскоши, они были моим признанием, моим способом сказать то, что словами я не умел.

Аромат окутал её мгновенно: свежесть утреннего сада, сладость медовых лепестков и едва уловимая фруктовая нота, напоминающая персик. Казалось, что воздух в комнате стал плотнее, насыщеннее, и каждый вдох был похож на прикосновение к чему‑то бесконечно живому. Это был не запах — это была поэма, написанная невидимыми чернилами.

Она подошла ближе, и я заметил, как её пальцы дрогнули, когда она достала из букета сложенный листок. Я знал каждую строчку наизусть:

«Мадемуазель, эти тысяча и одна роза, как тысяча и одна ночь, в которых я мечтаю о вас.Пусть каждая из них станет началом новой сказки.

Твой мистер Форд, все еще безнадежно тобой очарованный.»

Я смотрел, как её глаза скользят по строкам, и сердце моё билось сильнее, чем в любой опасности. Она ещё не успела обернуться, а я уже шагнул вперёд и обнял её со спины. Я прижал её к себе, и в этом движении было всё, что я хотел сказать: «Ты — моё всё».

— Эти розы, — прошептал я у её виска. — Названы в честь поэта, что воспевал любовь, но даже его стихи не смогли бы сказать больше, чем я чувствую к тебе.

Она молчала, прижимая записку к груди. Я почувствовал, как её дыхание стало неровным, и вдруг услышал её тихий смешок.

— Лео... а ты знаешь, от кого эти цветы? — спросила она с лукавой улыбкой.

Я закатил глаза, не удержавшись от улыбки в ответ.

— Правда? Ты решила испортить момент?

Она рассмеялась и резко обернулась. Прежде чем я успел что‑то добавить, она встала на цыпочки и чмокнула меня в нос.

— Вот теперь момент идеальный, — сказала она, смеясь.

Я покачал головой, но в груди разлилось тепло. Я посмотрел на неё серьёзнее, стараясь, чтобы она услышала главное:

— Если бы я мог, я бы подарил тебе не тысячу и одну розу, а тысячу и одну жизнь, лишь бы в каждой из них мы встретились снова.

Она застыла, крепче сжимая в руках записку. Я видел, как её дыхание сбилось, как дрогнули пальцы. В этот миг мне показалось, что слова достигли её сердца. Я сделал шаг назад, остановился у порога и положил руку на косяк. Не хотел уходить, но и навязываться тоже не мог.

— Я пойду тогда, — сказал я. — Если что-то понадобится, то я рядом.

Она кивнула, сжимая край рукава. Я видел, как она замешкалась и чувствовал, что она хочет что-то сказать.

— Лео... — прошептала она, не поднимая глаз. — Спасибо. За всё. Я... я безумно благодарна.

Я улыбнулся, но внутри напрягся. В её голосе было что-то ещё.

— Что-то беспокоит тебя?

Она замялась, повернулась ко мне боком, потом снова лицом. Щёки её горели, пальцы дрожали. И вдруг она едва слышно произнесла:

— Можно... можно я останусь у тебя? В комнате.

Я моргнул, приподнял бровь, уголки губ дёрнулись сами собой.

— Неужели ты хочешь поменяться?

Она вскинула на меня возмущённые, смущённые глаза.

— Дурак. Забудь. Всё, ничего я не хочу. Забудь, что сказала.

Она уже хотела отвернуться, но я мягко поднял её подбородок пальцами. Наши взгляды встретились. В её глазах — страх и смущение, в моём — только понимание. Я шагнул ближе, обнял её за голову, прижал к себе, укутал собой, как щитом.

— Если ты хочешь, — прошептал я. — Я буду охранять твой сон в своих объятиях всю ночь. Ни один страх не подойдёт к тебе. Ни одна тень не коснётся.

Она не ответила, только кивнула и уткнулась в мою грудь. Я легко подхватил её на руки, будто она ничего не весила. Она вздрогнула, начала дёргаться от смущения:

— Лео! Не надо, я сама могу...

— Тсс, — сказал я, улыбаясь. — Мне так спокойнее.

Я нёс её по коридору, и с каждым шагом видел, как уходит её тревога. В моей комнате было темно и тихо. Я аккуратно опустил её на кровать, накрыл пледом, сел рядом, не отпуская её руки.

— Спи, Ада, — прошептал я. — Я здесь.

Она закрыла глаза. Впервые за долгое время без страха. Я отошёл к дивану у стены, чтобы не смущать её. Комната была полутёмной, только ночник отбрасывал мягкий свет. Прошло несколько минут тишины, и вдруг я услышал её голос, почти шёпот:

— Мне холодно...

Я невольно улыбнулся, понимая её намёк. Встал, обошёл кровать и лёг рядом. Протянул руку, не навязчиво обнимая её, словно щит пытаясь укрыть от бед. И вдруг она всхлипнула. Едва слышно, но я почувствовал, как её тело вздрогнуло.

— Прости, — прошептал я, отстраняясь. — Я... я не хотел. Я коснулся...

Я понял. Спина. Та самая рана, оставленная её отцом. Ада повернулась ко мне, глаза блестели, но голос был твёрдый:

— Всё нормально, правда. Просто... будь рядом. Не уходи.

Я кивнул, обнял её за плечи, прижал к себе осторожнее. Ладонь легла на её голову, пальцы скользнули по волосам, успокаивая.

— Я здесь, — прошептал я. — И никуда не уйду.

Она закрыла глаза, уткнулась в мою грудь, и впервые за долгое время позволила себе уснуть в моих объятиях, в тишине и безопасности. Я почти задремал, когда на тумбочке завибрировал телефон. Я машинально схватил его, стараясь не разбудить Аду, но она приоткрыла глаза и посмотрела на меня.

На экране высветилось имя: Марк Равели.

— Да, Марк, слушаю, — сказал я тихо. — Понял. Значит, завтра в офисе... Хорошо, обсудим бумаги.— пауза. — Главное, чтобы всё прошло чисто и без задержек. — я кивнул, хотя он не мог этого видеть. — Да, я подпишу. Завтра всё оформим.

Я отключил звонок и положил телефон обратно. Ада лежала рядом, но я заметил, как её взгляд изменился, в нём появилось напряжение. Она будто хотела что-то спросить, но не решалась.

— Всё нормально, — сказал я, пытаясь её успокоить. — Просто рабочие дела.

Она помолчала, потом тихо спросила:

— Ты давно знаком с этим партнёром?

Я пожал плечами.

— Лично нет, но мой отец давно с ним работает. Он доверяет ему, значит, и у меня не должно дать сомнений.

Я заметил, как Ада нервно теребит край пледа. Её глаза были настороженными, но она явно не хотела говорить прямо.

— Ты переживаешь, да? — сказал я мягко. — Думаешь, что завтра я уеду и оставлю тебя одну на весь день.

Она моргнула, будто хотела возразить, но потом опустила взгляд и кивнула.

— Наверное... да. Просто... не люблю оставаться одна.

Я улыбнулся, стараясь её успокоить.

— Тогда не волнуйся. Я съезжу утром, решу все дела и сразу вернусь к тебе. К обеду уже буду рядом.

Она подняла на меня глаза, и в них мелькнуло облегчение.

— Хорошо. Значит, я зря накручивала себя.

Я провёл рукой по её волосам.

— Всё будет в порядке. Обещаю.