Глава 8. Сквозь стены

Я увидел её у лестницы. Она шла быстро, будто сама себе приказывала не останавливаться. Белая рубашка, тёмные джинсы, книги прижаты к груди. Волосы русые, с медным отливом, собраны в пучок, но несколько прядей выбились и ловили свет, как будто нарочно. Янтарные глаза не просто тёплые, а острые, как раскалённый металл. Она выглядела так, будто готова снести любого, кто встанет на пути. И всё равно я пошёл к ней.

— Адель, — сказал я, и она даже не повернула голову.

Я догнал, схватил за запястье и потянул в сторону, в подсобку, где хранили инвентарь, старые стулья и кучу пыли. Она почти вырвалась, но я успел закрыть дверь и прижать её к стене.

— Ты что творишь?! — прошипела она, глаза метали молнии.

Я не дал ей заговорить. Осторожно, но уверенно, зажал ей рот ладонью. Она замерла. Щёки начали розоветь, дыхание сбилось. Я чувствовал, как быстро бьётся ее сердце, как у птицы, пойманной в клетку. И моё не менее стремительно.

Я смотрел на неё. На эти светлые пряди, которые хочется тронуть. На глаза, в которых можно утонуть и не выбраться. На губы, которые дрожат от злости, но всё равно притягивают.

— Горишь, карамелька — сказал я, скользнув взглядом по её лицу. — Прямо сейчас. Вся.

Она отстранилась, вырвалась, но не сразу. Сначала просто смотрела, с гневом, с растерянностью.

— Не называй меня так, — голос её был резким, но в нём дрожала обида. — Я не твоя игрушка.

— А кто ты? — я чуть склонил голову, стараясь поймать её взгляд. — Моя зависимость?

Она усмехнулась без радости, уголки губ дрогнули, но глаза остались холодными.

— Человек, которого ты бесишь. Я ухожу

— Поздно, карамелька. Ты такая сладкая, что я уже прилип.

Она закатила глаза, но я видел, как уголок губ дрогнул. Она ненавидела это прозвище. И именно поэтому оно было идеальным.

— Сейчас же отпусти, или я ударю тебя.

Я отступил на шаг, поднял руки в притворной капитуляции и усмехнулся:

— Вот это настрой. Наконец-то проснулась настоящая ты.

— Я не шучу, Лэндон Форд. Ещё секунда, и получишь по лицу.

— Знаю и всё равно это стоит того.

— Ты ненормальный.

— Нет. Просто ты слишком долго притворялась, что тебе всё равно. А я — не из тех, кто терпит молчание.

— Ты не можешь просто хватать меня и тащить куда-то!

— Могу. И делаю это с особым шармом.

— Ты думаешь, это смешно?

— Нет. Думаю, это единственный способ, чтобы ты хоть на секунду перестала убегать.

Она замерла. Потом быстрым шагом направилась к двери, рывок, и она исчезла, оставив за собой запах духов и ощущение, будто я только что пережил ураган.

Через час я увидел её в кафетерии. Она сидела с двумя подругами, одна с ярко-розовыми волосами, другая с серьёзным лицом и чашкой чая, которую держала как артефакт. Адель сидела напротив них, сосредоточенно ковыряя салат, будто он был виноват во всех её проблемах.Я подошёл, не спрашивая разрешения, и сел рядом. Положил руку ей на плечи, мягко, но уверенно.

— Привет, моя карамелька, — произнёс я, с тем спокойствием, которое, как я знал, раздражало её больше всего.

Её подруги, подобно двум строгим судьям, метнули в мою сторону взгляды, полные немого осуждения. Одна из них даже приподняла бровь, как будто я только что объявил о намерении жениться на Адель в эту самую минуту, не спросив ни её, ни благословения семьи.

— Он сошёл с ума, — сказала она, не удостоив меня взглядом. Но голос её был слишком тих, чтобы быть по-настоящему злым. В нём звучала усталость, не гнев.

— Да, — согласился я, с лёгкой улыбкой. — И это, бесспорно, твоя вина.

— Моя? — она повернулась ко мне, как героиня романа, чья честь поставлена под сомнение.

— Конечно. Ты же невыносимо красивая, умная и упрямая. Это опасное сочетание, а я просто адаптируюсь.

Одна из подруг хихикнула. Адель закатила глаза, но не отодвинулась. Я чувствовал, как её плечи напряжены, но не отторгают. Она всё ещё злилась. Но уже не так, как утром.Я наклонился ближе, почти касаясь щёки:

— Ты знаешь, что мне нравится, когда ты злишься?

Она дернулась, но не ушла. Только прищурилась:

— Ты издеваешься?

— Нет. Я наслаждаюсь. Ты в гневе словно огонь. И я, признаюсь, люблю обжигаться.

— Перестань говорить так при людях.

— А ты перестань делать вид, что тебе не нравится. Я вижу, как у тебя дрожит губа, когда я рядом.

Она отвела взгляд, но я не отступил. Пальцы чуть сильнее сжали её плечо.

— Ты можешь злиться, можешь фыркать, можешь даже кинуть в меня вилкой. Но ты знаешь, что я тебе нужен.

Она молчала. Подруги переглянулись, одна уже достала телефон, явно готовая снимать.Я улыбнулся:

— Ну что, Карамелька. Признаешься, что скучала?

— Я признаюсь, что ты — заноза, — бросила она, не глядя. — И я не понимаю, почему ты всё ещё здесь.

— Потому что ты не сказала «нет». Ни вчера, ни сегодня. Ни в подсобке, ни сейчас.

— Потому что ты не слушаешь, когда говорят «уйди».

— Потому что ты не умеешь говорить «уйди» так, чтобы я поверил.

Она резко повернулась, глаза сверкают:

— Ты думаешь, ты мне нравишься?

— Думаю, ты хочешь, чтобы я тебе не нравился, но у тебя не получается.

Подруга с розовыми волосами прыснула в чай. Вторая замерла, будто наблюдала за редким видом флирта в дикой природе.

Адель прищурилась:

— Ты слишком самоуверен и не знаешь, чего я хочу.

— Зато я знаю, чего хочу я. И ты в этом списке.

Она закусила губу, взгляд метнулся в сторону, потом снова на меня. Она отодвинулась, наконец, но не резко. Как будто проверяла, насколько далеко может уйти, прежде чем я снова подсяду, а потом вовсе встала. Подруги замерли. Я тоже встал, не отступая.

— Не следуй за мной, — бросила она.

— Не обещаю, — ответил я, глядя ей в спину.

Она развернулась и пошла прочь, быстрым шагом, не оглядываясь. На лестнице она ускорилась, но я обогнал её, перескочив через пару ступеней, и встал прямо перед ней, загородив путь.

— Отойдите, мистер Форд, — бросила она, сжав губы.

— Нет. Мы не закончили.

Она фыркнула, сделала шаг назад. Потом ещё один. Я шёл за ней, не отрывая взгляда. Она пятилась вниз по лестнице.

— Ты не умеешь проигрывать, да? — сказала она, с вызовом.

— Я просто не люблю, когда меня сливают без объяснений.

— А ты не думал, что я не обязана тебе ничего объяснять?

— Думал. Но ты не из тех, кто уходит молча.

Она снова шагнула назад и оступилась. Каблук соскользнул со ступеньки, тело повалилось назад, и в ту же секунду я рванул вперёд, схватил её за руку и резко притянул к себе.

Она врезалась в меня грудью, ладони упёрлись в мою куртку. Я держал её крепко, чувствуя, как она дрожит. Сердце её билось быстро, дыхание сбилось. Лицо было в сантиметре от моего.

— Осторожнее, Карамелька, — прошептал я. — А то разобьёшься.

Она подняла глаза. В них была растерянность, злость, и что-то ещё. Что-то, что она пыталась спрятать, но не успела.

— Отпусти, — сказала она, тише. — Пожалуйста...

Я не сразу разжал пальцы. Смотрел на неё, на её лицо, на дрожащие ресницы, на губы, которые она прикусила, чтобы не сказать лишнего. Она не отводила взгляд, но в нём мелькнуло что-то похожее на страх.

Я отпустил.

— Боишься? — спросил я, почти шёпотом.

Она отступила на шаг, как будто ей нужно было пространство, чтобы снова дышать. И тогда я увидел, что в её глазах стояли слёзы.

— Адель... — я начал, но она уже отвернулась, вытирая щёку, будто не хотела, чтобы я видел.

— Я просто... — она сглотнула. — Я не люблю, когда меня хватают. Особенно... резко.

— Прости, — сказал я, тише, чем когда-либо. — Я не хотел. Я правда не знал.

— Я не играю в твои игры, Форд.

Она стряхнула пыль с себя и пошла в уборную. Я не стал доставать ее дальше и пошел на следующую пару.

Аудитория по физике была полна. Студенты рассаживались, кто с ноутбуками, кто с кофе, кто с папками и тетрадями. Адель села на ряд ниже меня, чуть левее. Я сразу заметил, и не отвёл взгляд. Она чувствовала это. Сначала просто поправила волосы. Потом ворот рубашки, потом снова волосы. Дёрнулась, посмотрела в сторону, но всё равно знала: я смотрю. Не просто смотрю, а будто испепеляю. Я сидел, откинувшись, будто мне всё равно, но глаза не отпускали её. Она нервничала, пыталась сосредоточиться на тетради, но пальцы всё время касались чего-то — ручки, локона, пуговицы. И каждый раз, когда она думала, что я отвлёкся, я снова ловил её взгляд.

Профессор, седой, с голосом, как у диктора, заметил моё отсутствие в пространстве лекции. Он прищурился, отложил маркер и сказал:

— Лэндон Форд. Раз уж вы так увлечены чем-то вне моей лекции, давайте проверим, насколько вы в теме.

Аудитория замерла. Крис, сидящий рядом, повернулся ко мне с выражением: «Ну всё, попался».

— Слушаю вас, — сказал я спокойно, не отрываясь от Адель.

— Хорошо. Допустим, у нас есть система из двух тел, связанных пружиной. Одно движется по наклонной плоскости, второе висит. Как изменится ускорение, если массу второго тела увеличить вдвое?

Я даже не моргнул.

— Ускорение возрастёт. Сила тяжести второго тела станет больше, а сопротивление пружины останется прежним. Если не учитывать трение, то система ускорится.

Профессор кивнул, но не отступил.

— Тогда, Форд, к доске. Решите задачу полностью. С формулами. Без шпаргалок.

Я медленно встал, как будто мне лень. Но внутри засел азарт, потому что я чувствовал, как вся аудитория ждёт, что я облажаюсь.

Я вышел, взял маркер и начал писать. Формулы, силы, проекции, ускорение, масса, угол. Всё чётко, быстро, без пауз. Профессор подошёл ближе, смотрел, не перебивая.Через пять минут — финальный ответ. Я поставил точку, повернулся к аудитории, в которой уже повисла тишина.

— Всё верно, — сказал профессор. — Даже знаки не перепутал.

Крис присвистнул:

— Чёрт, Лео, ты реально гений.

Пара закончилась, и я сразу метнулся к Аде. Она уже собирала вещи, и я хотел — нет, должен был — сказать ей хоть что-то. Но как только я открыл рот, рядом материализовалась Кайла.

— Лео, подожди, — сказала она, хватая меня за локоть. — А ты помнишь, что мы должны...

— Не сейчас, — отрезал я, пытаясь вывернуться, но Ада уже ушла. Быстро, как будто специально.

— Я просто хотела...

— Кайла, ты уже заебала, — сказал я, не сдержавшись. — Серьёзно. Хватит лезть, когда тебя не зовут.

Она замерла, обиженно моргнула, но я уже развернулся и пошёл прочь.

Позже я увидел Аду в библиотеке. Она сидела у окна, в наушниках, с книгой. Я подошёл, сел рядом, не спрашивая, и поставил перед ней бутылку зелёного Lipton'а.

— Ты же любишь зелёный чай, — сказал я, с полуулыбкой.

Она сняла один наушник, посмотрела на бутылку, потом на меня:

— Да, но горячий.

Я закатил глаза:

— Без разницы же. Вкус один.

— Нет, — сказала она, возвращая наушник. — Совсем не один.

Она снова уткнулась в книгу, будто меня не было. Я смотрел на неё, на легкие пряди, которые падали на щёки, на сосредоточенные глаза, и думал, что если я не вытащу её отсюда, она просто испарится от напряжения.

— Поехали пообедаем, — сказал я, наклоняясь ближе. — Я знаю одно место, где можно очень вкусно поесть.

— Нет, — ответила она, не отрываясь от книги. — Я занята.

— Ты голодная.

— Я в порядке.

— Ты не в порядке. Ты злая, уставшая и выглядишь так, будто скоро укусишь кого-нибудь.

— Возможно, тебя.

— Вот именно. Поэтому поехали.

Она снова отвернулась к книге. Я вздохнул, встал, и прежде чем она успела среагировать, выхватил её телефон и сумку со стола.

— Эй! — вскрикнула она, вскакивая. — Ты что творишь?!

— Спасаю тебя, Карамелька, — сказал я, уже отходя быстрым шагом к выходу.

— Верни! Я никуда не хочу! Ты издеваешься!

— Да, — бросил я через плечо.

Она шла за мной, почти бегом, вцепившись в мою руку, но я не останавливался. Вышел из здания, направился к машине, открыл дверь, сел за руль.

— Лео, это не смешно! Верни мои вещи!

Я повернулся к ней, улыбнулся и сказал спокойно:

— Отдам всё после обеда.

Она застыла и смотрела на меня, как будто решала ударить или сесть. Глаза метали молнии, но я видел, как дрожит её подбородок. Она была зла.

— Ты ненормальный, — прошептала она.

— Я просто проголодался.

Машина ехала по городу, а она сидела рядом, скрестив руки, демонстративно отвернувшись к окну. Я краем глаза смотрел на неё — на медные пряди, выбившиеся из пучка, на щёки, всё ещё розовые от злости. Она молчала и я тоже. Но тишина между нами никогда не была спокойной.На повороте она поправила сумку, и юбка чуть задралась выше бедра. Я не сразу посмотрел — пытался быть приличным. Но взгляд всё равно скользнул вниз. И я увидел синяк. Тёмный, свежий, на внешней стороне бедра. Я сжал руль сильнее, сердце дернулось.

— Кто это сделал? — спросил я, голос стал ниже, почти хриплый.

Она повернулась, удивлённо, с раздражением:

— Что?

— Синяк. Это Томас?

— Нет, — сказала она быстро, слишком быстро.

Глаза метнулись в сторону, губы дрогнули.

— Адель, — повторил я, уже настойчиво. — Это Томас?

— Чего ты пристал? — резко бросила она, голос стал громче. — Это не Томас. Мы с ним даже не виделись. Я ударилась о тумбочку вчера.

Я молчал. Она снова отвернулась к окну, плечи напряглись.

— Лезь к своей Кайле, — добавила она тихо, почти шепотом. — Она же твоя девушка, а не я.

Я усмехнулся, не отрываясь от дороги.

— Кайла? Нет, с чего бы?

— Ага. Конечно, — сказала она, с горечью.

— Ты ревнуешь?

— Нет, — отрезала она.

— Правда?

— Да.

— То есть ты не ревнуешь, когда я смотрю на тебя, называю Карамелькой, хватаю за руку, а потом ухожу трахаться к другой?

Она резко повернулась, глаза полыхнули:

— Остановись немедленно. Выпусти меня.

Голос дрожал, но был твёрдым. Щёки вспыхнули, пальцы сжались в ткань юбки. Она не кричала, но в её взгляде была и злость, и обида

Я замер на секунду, задумавшись о том, что сказал. Мысленно закатил глаза и потом выдохнул:

— Я пошутил, Адель. Это была шутка. Глупая. Прости...

— Это не смешно, — бросила она, отворачиваясь. — Ты не имеешь права говорить так, только не со мной.

— Я знаю. Перебор. Но ты же знаешь, я иногда...

— Ты нарочно издеваешься, чтобы задеть меня.

Я резко наклонился к ней. Не медленно, не с намёком, а просто взял и сократил расстояние до минимума. Её глаза расширились, дыхание сбилось, но она не отпрянула.

— Если ты не замолчишь, — прошептал я, — Я заткну тебя поцелуем.

Она сразу подняла руку и приложила одну ладонь к своим и одну к моим губам. Как предупреждение.Я смотрел на неё, чувствуя тепло её пальцев, усмехнулся и опустил её ладонь от своих губ:

— Твоя рука меня не остановит. Так что перестань спорить со мной, карамелька.

Она застыла. Щёки вспыхнули, взгляд метался, но она не убрала руку. Просто смотрела на меня, будто не знала, что делать. Мы уже подъехали к ресторану и я остановил машину.

Она воспользовалась моментом, распахнула дверь и выскочила наружу.

Я тихо выругался, вышел следом, обошёл машину и догнал её. Схватил за запястье. Не резко, просто чтобы остановить.

— Мы и так приехали, — сказал я, глядя ей в глаза. — Это и есть ресторан. Пошли уже, поедим.

Она надулась, отвернулась, но я видел, как пальцы сжались в кулак. Она злилась, но не уходила. Роскошный фасад, стеклянные двери, внутри везде были белые скатерти, мягкий свет, официанты в перчатках. Мы сели за стол. Она открыла меню, пробежала глазами, потом посмотрела на меня с прищуром, губы скривились в дерзкой полуулыбке.

— А что если я закажу самые дорогие блюда? — сказала она, голос стал лениво-игривым. — Всё подряд. Просто чтобы разорить тебя.

Я откинулся на спинку кресла, улыбнулся, глядя ей прямо в глаза:

— Прекрасный план. Но даже если ты закажешь всё меню, тебе не удастся разорить меня.

Она закатила глаза, но я видел, как уголок губ дрогнул.

Мы уже поели, Ада отводила взгляд, а я наблюдал как она уплетает мороженое. И тут экран её телефона вспыхнул. Имя: Даниэль.Она взяла трубку, отвернулась чуть в сторону, голос тихий, но я слышал:

— Уже скоро буду.

Щёлк. Разговор длился меньше десяти секунд. Но мне хватило одной.

— Кто это? — спросил я, сразу, не скрывая ни тона, ни интереса.

Она промолчала. Сделала вид, что смотрит в чашку. Я ждал. Она вздохнула:

— Я согласилась только на обед, мистер Форд.

— Я не спрашивал, на что ты согласилась. Я спросил — кто это?

Она снова промолчала. Потом встала, спокойно, но с той самой холодной решимостью:

— У меня дела.

— То есть со мной ты не можешь быть из-за Томаса, а какой-то другой хрен тебе звонить может?

Она остановилась, не оборачиваясь. Голос был ровный, но с уколом:

— Возможно, дело не в Томасе.

— Тогда пошли вместе, — сказал я, и прежде чем она успела возразить, протянул руку, крепко переплёл пальцы с её, намеренно, как будто это было не просто касание, а заявление.

Она вздрогнула, дернулась, но я уже тянул её к выходу, не отпуская.

— Сейчас же отпусти! — сказала она, голос дрожал от раздражения. — Я сама!

— Не хочу, — ответил я, не оборачиваясь. — Мне нравится, когда ты брыкаешься.

— Хватит с меня! — выкрикнула она, вырвала руку и остановилась у входа. — Я иду пешком. Одна.

Я замер, смотрел, как она разворачивается и идёт прочь — быстрым шагом, плечи напряжены, волосы чуть растрёпаны, юбка колышется от ветра.

Я сел в машину и на минуту задумался о мыслях, которые проскочили в голове. «Проследить за ней». Да, теперь я, видимо, стал сталкером. Втихую. Как последний ревнивый придурок, но я должен был знать куда и с кем она пошла.

Она зашла в кинотеатр, толпа не давала мне возможности разглядеть её, но когда увидел — сердце сжалось. Она шла рядом с каким-то парнем. Высокий, в чёрной куртке, с уверенной походкой, будто он был невероятно уверен в себе. Они разговаривали, смеялись, и хотя её голос звучал легко, в нём не было настоящего веселья. Это был смех, который произносится ради вежливости, а не от искреннего порыва.Они вошли в кинотеатр, и я, не раздумывая, купил билет на тот же сеанс. Очки, кепка — всё, чтобы остаться незаметным. Я не знал, зачем это делаю. Просто не мог уйти. Не мог позволить себе не знать, что происходит.

В зале было темно. Я сел в нескольких рядах от них, стараясь не выдать себя. Она сидела рядом с ним — Даниэль, если я правильно расслышал. Он наклонялся к ней, что-то шептал, а она улыбалась.Я наблюдал, как он положил руку ей на бедро. Она убрала её, почти незаметно, но с ясным посылом. Он снова положил, но уже настойчивее. Она отодвинулась, и я почувствовал, как внутри всё напряглось. Кулаки сжались сами собой. Я не знал, что именно чувствую — злость, тревогу, бессилие или даже всё сразу? А потом он сунул руку под её юбку. Она вскочила. Резко, с шумом, который пронёсся по залу. Люди зашептались, кто-то обернулся. Она вышла, быстрым шагом, почти бегом, но он последовал за ней. Я не думал, просто встал и пошёл следом.

В холле было полумрачно. Свет от рекламных экранов отражался на плитке, создавая странную, тревожную атмосферу. Я не сразу решился нарушить их милую беседу. Они стояли у выхода. Он схватил её за руку — сильно, сдавив запястье. Я видел, как она дёрнулась, пытаясь освободиться, но он не отпускал.

— Почему ты отталкиваешь меня?! — кричал он. — Зачем вообще идти в кино, если ты такая недотрога?!

— Отпусти, — сказала она, голос дрожал, но был твёрдым. — Ты делаешь мне больно.

— Ты сама всё портишь! — он шагнул ближе, лицо перекошено от злости. — Ты ведёшь себя, как будто я тебе противен!

Я вышел из тени. Медленно. Но с таким выражением лица, что он сразу заметил.

— Отпусти её, — сказал я, голос ровный, но в нём было что-то, от чего даже воздух стал тише.

Он обернулся, глаза расширились. Адель замерла, смотрела на меня, будто не верила, что я здесь.

— Это не твоё дело, — буркнул он, но руку ослабил.— Она — моё дело, когда ты позволяешь себе лишнее.

Он отпустил. Я шагнул вперёд и ударил. Без предупреждения. Прямо в скулу. Он отлетел на полшага, охнул, схватился за лицо. Адель вздрогнула, глаза расширились, но не сказала ни слова.

— Ещё раз тронешь её — сломаю руку, — сказал я, голос низкий, ровный, но в нём было всё, что он должен был понять.

Он отступил. Я не смотрел на него больше. Только на неё.

Она стояла, будто потерянная в собственных мыслях, дрожь пробегала по плечам, губы приоткрыты, взгляд расфокусирован. Я снял худи и накинул ей на плечи, стараясь не спугнуть, не вторгнуться, а просто быть рядом. Она не оттолкнула, только чуть сжалась, как будто искала в себе силы, чтобы не распасться.

Я не сказал ни слова. Просто осторожно взял её за руку, не давя, и отвёл к машине. Она шла рядом, молча.

Я открыл дверь, помог ей сесть. Она опустилась на сиденье, медленно, как будто каждое движение давалось с усилием. Я закрыл дверь, обошёл, сел за руль, но зажигание не включал, а просто сидел.

Гнев внутри был тихим, но плотным, как шторм, который ещё не прорвался наружу.

— Спасибо, — сказала она, едва слышно.

Я достал плед из багажника, накинул ей на ноги. Они были голые, и я видел, как кожа покрылась мурашками. Ада не смотрела на меня, только сжала пальцы в ткани, будто искала в ней опору.Я чувствовал, как она сдерживает слёзы. Как будто плакать при мне — это слабость. А я не хотел, чтобы она была сильной.

— Если хочешь... — начал я. — Я выслушаю.

Она покачала головой.

— Я просто... — сказала она, — Хотела бы, чтобы мы посидели в тишине.

Я сжал руки на руле. Сильно, до белых костяшек, пальцы дрожали от ярости. Я чувствовал, как внутри всё кипит, как будто в груди кто-то включил мотор, и он ревёт, не сбавляя обороты.

Она вдруг повернулась ко мне. Глаза блестели от слёз, и хотя она старалась говорить спокойно, её голос прозвучал тихо, почти шёпотом:

— Пообещай, что не сделаешь с Даниэлем то же, что с Томасом.

Я медленно повернул голову, глядя на неё. Внутри всё вскипело, как будто кто-то резко поджег спичку. Мысль, настойчивая и злая, билась в голове: «Ты серьёзно сейчас?»

— Ты вообще понимаешь, что просишь? — спросил я, чувствуя, как голос срывается. — Этот гандон домогался тебя. Вёл себя, как животное. А я должен просто... забыть?

Она не ответила. Просто смотрела на меня, не отводя взгляда. Через пару минут медленно протянула руку и коснулась моей ладони. Осторожно, почти невесомо, как будто боялась, что я отдёрну руку.

— Лео... — произнесла она тихим, но твёрдым голосом. — Пожалуйста, не делай ничего.

Я смотрел ей в глаза и от чего-то сердце сжималось от её просьбы. Будь это кто-то другой, я бы и не подумал слушать подобное, но это была Ада. Я сжал челюсть, пытаясь удержать гнев, и медленно кивнул:

— Обещаю. Если ты не хочешь — я не трону его. Даже пальцем.

Она кивнула в ответ. В её лице мелькнуло облегчение, но напряжение не исчезло. Я хотел сказать что-то ещё, объяснить, что я просто пытаюсь её защитить, но промолчал. Вместо этого тихо предложил:

— Поехали ко мне. Просто... чтобы ты не была одна.

Она покачала головой:

— Нет, я не могу.

Я посмотрел на её лицо — заплаканное, уставшее, с дрожащими пальцами, всё ещё сжимающими плед.

— Ты хочешь поехать домой в таком состоянии? — спросил я, стараясь говорить мягко, но не скрывая тревогу.

Она немного помолчала, потом сказала:

— Отвези меня к Мире, пожалуйста. Я могу остаться у неё.

Я кивнул, не задавая лишних вопросов. Завёл машину, и мы поехали. В салоне стояла тишина. Я краем глаза наблюдал, как она смотрит в окно, будто прокручивает всё в голове. А внутри меня гнев не утихал, я упорно пытался его подавить, но получалось плохо.

Когда мы приехали, я вышел первым, подошёл к домофону и позвонил. Мира открыла дверь, удивлённая, в халате. Я сказал спокойно:

— Привет, я с Адель. У неё был... тяжёлый вечер.

Девушка сразу стала серьёзной. Кивнула, подошла к машине, обняла Адель, не задавая ни одного вопроса. Я стоял рядом, потом тихо сказал:

— Если что, сразу позвони мне. В любое время. Я сразу приеду.

Мира кивнула. Адель не посмотрела на меня, но когда уходила, я видел, как её пальцы чуть дольше задержались на пледе, который я ей дал.

Я ехал домой в полной тишине. Музыку не включал — не хотелось, чтобы чужие голоса мешали моим мыслям. Даже не смотрел на дорогу: руки сами держали руль, ноги нажимали педали, а сознание плыло где-то далеко, в её голосе, в её взгляде, в том, как она сказала: «Пожалуйста, не делай ничего». Я не понимал, как она это делает. Как сводит меня с ума, не прикасаясь, не крича, не требуя. Просто смотрит — и я теряю себя.

Дома я не включил свет. Просто сел на край кровати, уставившись в телефон. Долго вглядывался в пустой экран, не решаясь ничего набрать, но только странная, вязкая потребность быть рядом с ней, не давала мне покоя. После недолгих раздумий, я все же набрал короткое сообщение и кинул телефон на тумбочку.

Лео: "Если вдруг захочешь, чтобы я просто был рядом — я приеду без лишних вопросов."

Я не ждал ответа, даже не надеялся. Просто отправил и отложил телефон.

Экран вспыхнул от её сообщения буквально в ту же минуту.

Ада: "Сейчас уже поздно. Но... как-нибудь я тебя отблагодарю."

Я прочитал дважды. Потом ещё раз. Из-за смысла и из-за того, как это звучало.

Я смотрел на экран, потом на часы. Было уже за полночь. Тишина в квартире давила. Я не мог сидеть. Не мог ждать.

Я взял ключи. Ночь была тёмной, город — почти пустой. Я ехал быстро, не включая музыку. Только дорога, только мысли о ней.

Подъехав к дому Миры, оглядел дом, свет в окне — тусклый, почти погашенный. Я достал телефон, набрал:

Лео: "Выйди. Я у двери."

Ответ пришёл через минуту:

Ада: "Ты не серьёзно."

Я усмехнулся и нажал на сигнал один раз, потом ещё, чтобы она поняла, что я не шучу.

Через пару минут дверь открылась. Она вышла. В пижаме, босиком, кутаясь в худи, которое я ей дал. Дрожала от холода, волосы растрёпаны, глаза — сонные, удивлённые. Она оглянулась, но меня не увидела.

Я дождался, пока она пройдёт мимо. Сделал шаг из тени, поднял розу и резко протянул перед её лицом. Она вздрогнула, замерла.

Я наклонился к самому уху, чувствуя, как её дыхание сбилось.

— Я так соскучился, — прошептал я, — что до завтра бы не вытерпел.

Она медленно повернула голову. Смотрела на розу, потом на меня.

Я вышел из тени полностью, встал перед ней. Она стояла в худи, в пижаме, босиком, с розой в руке. Вся такая растрёпанная, замёрзшая, настоящая. И я не мог не сказать:

— Можешь отблагодарить меня прямо сейчас.

Она фыркнула, прижала розу к груди, взгляд — усталый, но с искрой:

— Ты не в себе, Форд.

— Абсолютно, — усмехнулся я. — Но ты же это любишь.

Она покачала головой, развернулась и пошла к двери. Медленно, будто специально. Я смотрел, как она уходит, и в последний момент — не удержался.Схватил её за талию. Она взвизгнула, тихо, удивлённо, но не испуганно. Я развернул её к себе, обнял, прижал к груди. Она замерла, дыхание сбилось, пальцы сжались на розе. Я чувствовал, как она волнуется, как её сердце бьётся почти в унисон с моим. И это — её близость, её запах, её дрожь — всё это будило во мне то, что я не мог остановить.

Я уткнулся носом в её шею, чтобы почувствовать её аромат. Её запах был как воспоминание, которое не стереть — лаванда, мягкая, тёплая, с тем самым оттенком, который ассоциируется не с цветами, а с прикосновением. Но в нём было ещё что-то — тонкая нота ванили, почти неуловимая, как дыхание на шее, и лёгкий след чего-то древесного, может, сандала или кедра, будто она только что вышла из комнаты, где горела ароматическая свеча. До боли знакомый, родной. Он успокаивал и будоражил одновременно. И я знал: если бы она снова исчезла, я бы искал его в толпе, в чужих духах, в случайных прикосновениях. Потому что этот запах был не просто её — он был моим ориентиром.

Я наклонился и с теплом поцеловал её в макушку.

— Так уж быть, — прошептал я. — На сегодня иди спать.

Она стояла, прижавшись, с розой в руках. А потом медленно отстранилась, посмотрела на меня и сказала:

— Ты дурак, Лэндон Форд, — после чего улыбнулась и скрылась по ту сторону двери.