Глава 23

           

Вчера, выйдя из автобуса, я не смогла пойти домой, так что весь вечер провела у Маркуса, выплакивая свои остатки гордости. Я не знала, чего хотела, потому что все, что у меня осталось — это сдавливающая и поглощающая боль в центре груди. Маркус что-то говорил о том, что «убьет чертова Айзека», но мне было все равно. Я просто хотела забыть тот ледяной взгляд и брошенные, будто плевок в лицо, слова «мне плевать». Затем мне все-таки пришлось пойти домой и делать вид, что все в порядке, хотя чувствовала изучающий взгляд мамы, пусть она ничего и не говорила.

Ночью я снова не спала, просто не могла, так что на утро, встав с кровати, выгляжу просто ужасно. Волосы спутались и прилипли к лицу, которое опухло, а под глазами отчетливо виднеются синяки. Девушка в зеркале снова похожа на зомби, но, умывшись и причесавшись, я начинаю выглядеть так, будто по осколкам моего сердца не потоптались всего день назад.

Я смотрю на футболку с номером Айзека и думаю, должна ли её надеть. Вместо этого беру её и складываю в рюкзак, потому что у меня больше нет права держать ее у себя. Одевшись, я спускаюсь и выхожу из дома. Маркус уже ждет, но, когда я сажусь в машину, он ничего не говорит. Он просто знает. Всегда знает. Мы подъезжаем к школе, и мой друг сжимает мою руку. Я киваю, давая знак, что справлюсь. Я не сломаюсь. Не тогда, когда увижу Айзека в школе. Не тогда, когда мне придется делать вид, что по школе не ходят парни, которые постоянно держат мое сердце в своих руках, то оберегая его, как ценность, то выбрасывая так, будто это какой-то мусор.

Мы с Маркусом идем по коридору школы, и я крепче сжимаю его руку, надеясь, что не столкнусь с Айзеком. Но дойдя до шкафчика, я его так не и замечаю, поэтому громко выдыхаю.

— Пиши мне, если что-то случится, — аккуратно произносит он и, как только я киваю, уходит.

Я продолжаю копаться в шкафчике и замечаю среди учебников лист бумаги. Я закрываю глаза, надеясь, что это не то, о чем я думаю, но открыв, вижу строчки:

«Everything I know and anywhere I go

It gets hard but it won't take away my love

And when the last one falls,

When it's all said and done

It gets hard but it won't take away my love»

Я накосячил, и есть вещи, которые бы я хотел, чтоб никогда не случались.

Но я могу только все исправить, лишь бы ты не отреклась от нашей любви.

Оторвавшись от слов на бумаге, я оглядываюсь по сторонам и замечаю Вэнса, который наблюдает за мной. Как только наши взгляды пересекаются, он отталкивается от стены и подходит ко мне, и мое глупое до чертиков сердце пропускает несколько ударов. Его лицо еще не зажило после первой драки, но вот снова на нем виднеются синяки и шрамы. И даже так черты его лица такие красивые, что мне хочется провести по нем пальцами. Только подумав об этом, я немедленно начинаю ругать себя. Тейт, он все разрушил. И прежде чем он успеет что-то сказать, я, как можно спокойнее, произношу:

— Я ведь, кажется, сказала тебе, чтобы ты прекратил это делать. Мне не нужны твои записки, мне нужна правда, а ты, по-видимому, не можешь мне её рассказать, — я делаю паузу, чтобы сделать вдох, а затем продолжаю: — И твой поступок в среду был просто отвратителен. Как ты вообще можешь думать, что у тебя есть право поступать так у всех на глазах, тем более у Айзека? Чтобы ты понимал, у тебя нет этого права. Ты потерял его, как только написал то сообщение, зная, какие у меня чувства к тебе. Ты бы мог сказать мне правду, и даже если бы она могла хоть как-то навредить мне, мы бы прошли это вместе. Но ты решил сделать все в одиночку. Как всегда. И сейчас ты пытаешься все исправить, но одних извинений недостаточно. Я не могу простить тебя, потому что ты считаешь, что ты просто допустил ошибку. Но есть что-то, что исправить нельзя. Есть раны, которые не заживут, как бы сильно ты ни старался. — из-за всего случившегося меня прорывает, и я не могу остановиться, тогда как Вэнс молча стоит и выслушивает меня. — Ты знаешь, у людей иногда остаются шрамы, напоминающие о том дне, когда они поранились или что-то сломали? Я тоже поранилась тогда. Только об отношения, которые с самого начала были неправильными. И мы можем сделать вид, будто все в порядке, но мы никогда не будем прежними. Теперь я даже не уверена, что твоя правда может что-то изменить. Я больше не смогу полюбить тебя, Вэнс. И нам просто нам нужно пойти дальше разными путями.

Я закрываю шкафчик и иду в кабинет, надеясь, что мы все выяснили, но Вэнс следует за мной и отвечает:

— Я никогда не смогу пойти дальше, если тебя не будет рядом. И ты можешь говорить мне, что больше не любишь меня и ничего не исправить, но если бы это было правдой, разве тебе было бы больно? Ты научилась воздвигать стены вокруг себя, но я все еще могу видеть тебя. Настоящую, которая любит всем сердцем. Сможет ли твой парень увидеть хотя бы часть той Тейт, что вижу я? Узнает ли он когда-нибудь тебя настолько, насколько знал я? Возможно мы не можем вернуться в прошлое, но оно остается с нами, потому что есть вещи, которые ты просто никогда не сможешь забыть. И ты можешь продолжать бегать от меня, вести себя так, будто я кусок дерьма, потому что так и есть, но не делай вид, будто у тебя с ним хоть что-то похожее, что было у нас. Он понимает, что у тебя никогда не будет к нему сильных чувств, сколько бы цветов он ни подарил и как много раз он бы ни провожал тебя, — я слышу отвращение в его голосе, но он просто ничего не понимает. — Ты можешь создать для всего мира видимость, что ты двигаешься дальше, но я помню наш каждый момент, и я знаю, что ты помнишь тоже. — Вэнс быстрыми шагами приближается ко мне и ладонями обхватывает лицо. — Сердце приведет тебя в правильном направлении, и оно точно знает, что быть с Айзеком не то, чего ты хочешь на самом деле.

При упоминании Айзека на глаза выступают слезы, поэтому я сжимаю руки и резко отворачиваюсь. Просто не здесь и не сейчас. Я не заплачу и не дам Вэнсу повод думать, что он отчасти прав. И в то же время абсолютно не прав. Поспешив, захожу в кабинет и сажусь. Слезы уже жгут глаза, и я прикрываю лицо руками.

— Что не так я сказал? — спрашивает со стороны Вэнс.

— Это тебя не касается, — уверяю я больше себя, чем его.

— Тейт, — он убирает руки от моего лица, и мы оказываемся так близко друг к другу.

— Здравствуйте! — резко доносится голос мисс Паркер, и хлопает дверь.

Вэнс сразу же садится на свое место, а я сглатываю подступивший ком, не дававший мне дышать.

— Итак, у вас было две недели, чтобы подготовить песню. Ну что ж, начнем с... — она утыкается в журнал, а затем поднимает голову. — С Тейт и Вэнса.

Черт. Я встаю со своего места и иду к синтезатору, хотя все же надеялась, что у меня будет время успокоиться. Руки трясутся, а в голове путаются мысли, и наше задание – последнее, о чем я могу сейчас думать, но я смотрю на Вэнса, и он дарит мне полуулыбку. Прямо сейчас в его глазах столько поддержки, что кажется, будто она проходит по всем моим венам, и я начинаю играть. Играть так, будто больше ничего и никого не существует. Мы с Вэнсом поем, и в это время я забываю обо всех проблемах. Наши голоса укутывают меня, как одеяло, а все чувства, которые я так усердно прятала, вырываются и открываются перед Вэнсом. Когда мы заканчиваем, я и он возвращаемся в реальность, где слышатся аплодисменты.

— Отличная работа, ребята. Не хочу ничего утверждать, но эта пара действительно сильные конкуренты для всех вас, — с улыбкой произносит мисс Паркер.

Я улыбаюсь ей и сажусь на свое место. Вэнс садится рядом и мимолетно, совсем легонько касается моей руки. Я закрываю глаза, стараясь запомнить этот момент, потому что каждое его прикосновение все еще вызывает во мне фейерверки. Мой взгляд цепляется за футболку Айзека, и мои мысли путаются между двумя парнями. Вэнс делает все, чтобы все исправить, а Айзек избегает меня, и я думаю, что мне стоит делать то же самое. Но я не могу. Я хочу увидеть его, даже при том, как он поступил. Я такая глупая. Над моими чувствами продолжают насмехаться, а я постоянно прощаю каждую причиненную мне боль. Насколько сильные нужно иметь чувства, чтобы прощать? Я заталкиваю футболку в саму глубь рюкзака и возвращаю взгляд к выступающим. Кажется, я уже пропустила несколько пар, но они наверняка были хороши.

— Неплохо, но мне кажется, вы не совсем поняли задание. Пожалуйста, садитесь, — говорит миссис Паркер последней паре, а затем обращается ко всем нам: — Многие из вас действительно не уловили суть задания, которая заключалась в том, чтобы получше узнать своего партнера. Не просто, какую музыку он слушает и что ему нравится петь, а что-то такое, что отражает его, как личность. Ваши песни должны были показать, как вы относитесь к человеку после того, как узнали его, а большинство из вас просто выбрали песню, которая ничего не говорит о вас и о вашем взаимодействии, — мисс Паркер начинает ходить вдоль рядов, ловя наши взгляды. — Поймите, когда вы поете, вы должны чувствовать песню, чувствовать каждую строчку, иначе это будет сухо и безэмоционально. Люди не найдут, за что им зацепиться, что коснется их в самых потаенных частях сердца. Сегодня я действительно что-то почувствовала, когда слушала только две пары, которые и объявляются победителями. Вэнс и Тейт – дуэт, который идеально дополняет друг друга, и действительно видно, что ребята прочувствовали друг друга. А еще одна пара – Ральф и Уильям. Один из самых сильнейших мужских дуэтов, который я когда-либо слышала. Остальным стоило бы поучиться у этих пар, но, как я и говорила, за каждую победу положен приз. У вас есть возможность выступить перед комитетом Бродвея, которые сейчас как раз ищут одаренных артистов для их следующего мюзикла, — все, кроме меня, начинают улыбаться, а мисс Паркер продолжает. — Но это еще не все. Вы так же получаете абонемент на поход в любое кафе.

Все начинают вздыхать от того, что проиграли, а Ральф, Уильям и Вэнс улыбаются. Я тоже должна, но перспектива выступать до чертиков пугает меня. Я никогда не вылазила из своей скорлупы, а сейчас мне надо будет петь на глазах у всех. Может, я могу отказаться? Подойти к мисс Паркер и сказать, что это не мое. Она наверняка поймет и разрешит. Я замечаю, как внимательно меня изучает Вэнс, и мгновенно пытаюсь спрятать все свои чувства. Мне не нравится, что он видит меня, как открытую книгу, так что я сосредотачиваюсь на словах мисс Паркер. Как только заканчивается урок, я, как можно медленнее, собираюсь, чтобы остаться наедине с мисс Паркер. В кабинете остаемся только мы, и мои ладони начинают потеть от страха.

— Мисс Паркер, — обращаюсь я к ней.

— Что, мисс Эмерсон? — не отрываясь от журнала, говорит она.

— Могу ли я не участвовать?

— И почему же?

— Я просто не хочу, — лгу я.

Мисс Паркер поднимает голову и смотрит прямо на меня.

— Конечно, ты можешь не участвовать, но хорошо подумай об этом. Я наблюдала за тобой сегодня, и во время выступления ты выглядела так, будто здесь твое место. Ты правда хочешь отказаться от такого шанса только из-за каких-то сомнений? У нас всегда есть сомнения, но только ты сама выбираешь свою судьбу, так что подумай для себя, хочешь ли ты вечно прятаться или показать миру, на что ты способна. К тому же я слышала, что ты собираешься поступать в Школу искусств Тиш, а если ты отлично выступишь, то это тебе поможет.

Она снова возвращается к своему журналу, а я пытаюсь обдумать сказанное. Может быть, она права? Выйдя из кабинета, я сталкиваюсь с Вэнсом, который произносит:

— Что случилось?

— Ничего, — бросаю я и обхожу его.

— Тогда почему ты не хочешь участвовать? — спрашивает он, следуя за мной.

Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему.

— Ты подслушивал? — со злостью в голосе спрашиваю я.

— Может быть, — неуверенно отвечает Вэнс и, не давая мне что-нибудь сказать, продолжает. — Ты талантлива. Ты должна участвовать. Просто...дай мне шанс, Тейт. Всего один вечер, и я все расскажу тебе. Пожалуйста...

Последнее слово звучит так приглушенно, из-за чего печаль сковывает мое сердце. Мы уже проходили это. Дать шанс – значит поверить человеку. Дать шанс – это не просто поговорить, это попробовать простить человека, потому что иначе ты не можешь говорить, что любил этого человека. Каждый из нас заслуживает еще одной попытки, потому что все мы делаем ошибки. Носить за собой груз обид и непонимания – тяжело. В таких ситуациях ты делаешь хуже и себе, и человеку, который когда-то ошибся.

Я думаю о своих же словах и возвращаюсь к ситуации с Айзеком. Он снова и снова, раз за разом прощал меня и давал мне шансы все исправить, чтобы не потерять меня, хотя не знал, чем все это кончится для нас. А хочу ли я окончательно потерять Вэнса? Настолько ли сильно он покалечил части моей души, что я готова всю жизнь остаться со своей болью и злостью? Должна ли я дать ему шанс?

Мама раньше всегда говорила: «Представь, что разбитую вазу склеили, налили воду и поставили в нее самые красивые цветы на свете. Знаешь, что будет? Вода вытечет сквозь небольшие щели, склеить которые не удалось, а цветы засохнут». Раньше я не придавала этому значения. Но сейчас... Неужели мы стремимся к тому же? То, что мы, возможно, собираемся вернуть, как те красивые цветы, которые не смогут выстоять в склеенной вазе? Но есть ли хоть малейший шанс, что мы сделаем все правильно, и тогда осколки соберутся, как пазл, без единой трещинки? Я могу стоять и гадать, но мое сердце уже давно приняло решение, как бы я ни старалась быть благоразумной.

И тут я поняла. Дело было не в том, что Вэнс сделал мне больно. А в том, что мне нравилось жалеть себя. Я хотела переложить вину на Вэнса, ведь тогда могла бы вести себя так, как вела себя, оправдывая тем, что мне сделали больно. Мне нравилось, что со мной обращались, как с фарфоровой куклой.

Я была эгоистична, и это всех тянуло за мной. Вначале, конечно, мне правда было очень больно, и я не притворялась, но затем мне стало комфортно, и я продолжала вести себя так, будто мой мир разрушен.

Все не стало легче в одно мгновение. Я все ещё была обижена и расстроена, но сейчас я готова поговорить, чтобы узнать правду. Пусть это не вернёт нас туда, где мы были раньше, но это поможет все исправить.

— Хорошо, — вздыхаю я. — Один вечер, но только один. Ничего больше.

— Хорошо, — улыбается он. — У меня есть некоторые дела в течение недели, так что как насчет вечера субботы?

— Суббота... — замолкаю я и вспоминаю о том, что родители Айзека пригласили меня в этот день на ужин, но теперь...

— Так что? — спрашивает Вэнс.

— Ах да, суббота подходит.

Вэнс улыбается и неожиданно обнимает меня. От шока я не знаю, куда деть свои руки, но знакомый запах его одеколона окутывает меня, и, сама того не осознавая, я прижимаюсь к нему.

— Спасибо. Обещаю, я больше не подведу тебя, — он отпускает меня и уходит.

Я смотрю ему вслед, не в силах пошевелиться, но тут ко мне подбегает Маркус и спрашивает:

— Что это было только что?

— Либо еще одна моя огромная ошибка, либо путь к исцелению, — отвечаю я, продолжая смотреть в сторону, в которую ушел Вэнс.

— Ладно, прекрати смотреть туда, это выглядит странно, — тянет меня за собой Маркус в кабинет истории.

Как только мы садимся за парты, Маркус смотрит на меня так, будто хочет что-то сказать, и я не выдерживаю:

— Говори уже.

— Я спрашивал у парней и девушек, и никто сегодня не видел Айзека. Ты уверена, что все правильно поняла на выходных?

После его слов я начинаю беспокоиться за Айзека, но неправильно поняла? По моему лицу явно видно недовольство, потому что Маркус вскидывает руки, обороняясь:

— Я не защищаю его, но насколько хорошо ты его знаешь, чтобы судить о том, что его волнуют все эти статусы? Возможно, проблема была совсем не в этом.

Я сжимаю ладони, лежащие на парте, в кулаки и отвечаю:

— Я не знаю, Маркус. Вэнс заставил меня посмотреть на некоторые ситуации с другой стороны, и сейчас я просто не понимаю, где можно поступить правильно и как не потерять все.

— Знаешь, жизнь была проще без твоих парней, — произносит Маркус в воздух и отворачивается к доске.

И как только я снова остаюсь наедине со своими мыслями, я возвращаюсь в ту субботу. Я задавала себе тот же вопрос, потому что Айзек правда не выглядел таким человеком, но он почему-то так поступил и прогнал меня. Конечно, я могла бы взять и прийти к нему домой, требуя объяснений, но, если быть честной, меня пугала правда.

Я убеждаю Вэнса, что мне нужна только правда, но что если я сама постоянно избегаю ее, потому что мне страшно? Но если я согласилась узнать секрет Вэнса, то я могу узнать и секрет Айзека, даже если мы все можем пострадать?

Правда может ранить, но ложь ранит еще больше, даже если это делается во благо. Ты думаешь, что маленькая ложь не опасна, но, когда ты врешь близкому человеку, это в любом случае когда-нибудь приведет к ужасным последствиям. Этому меня научила моя бабушка, когда я врала в детстве, думая, что будет лучше, если никто не будет знать правды. Я хочу быть честной. Честной с семьей, с друзьями, с Айзеком и даже с Вэнсом, потому что ложь никогда не сможет привести тебя к счастью.

Неделя пролетает действительно незаметно, когда ты возвращаешься в свою обычную рутину. Я так же начала готовиться к выступлению для поступления, но каждый раз ловила себя на мысли, что Вэнс отлично бы помог мне. Но мне так же не хватало поддержки Айзека, который так и не появлялся в школе, из-за чего я начинала беспокоиться. Несколько раз я открывала его номер и даже почти звонила ему, но в последний момент снова отключала. Маркус только смотрел на мои метания, но ничего не говорил. Он знал, что я все равно не послушаю. От Вэнса тоже не было новостей, но каждый раз, пересекаясь со мной в коридоре, он улыбался. И каждый раз я старалась подавлять ответную улыбку. Я продолжала уверять себя, что не жду вечера субботы, но кого я вообще пыталась обмануть? Меня охватывало столько чувств сразу, и самым главным среди них был страх. Каждый день я сидела и думала о том, что скажет Вэнс. Каждая ситуация была хуже предыдущей, так что я просто стала занимать себя чем-нибудь, лишь бы не думать.

И все равно суббота наступила для меня слишком быстро, даже если всю неделю я ходила и отсчитывала каждую секунду. Конечно, я стараюсь вести себя так, будто это такой же обычный день, но, когда ты находишься так близко к правде, ты в любом случае теряешь голову от страха и паники. Также мои мысли продолжали вращаться вокруг Айзека, от которого не было никаких новостей. Я хочу знать, что с ним все в порядке, но нужна ли ему забота сейчас? Может, стоило спросить у его мамы? Черт, нет. Я лучше съем таракана, чем еще раз встречусь с этой женщиной. Но сидеть и строить догадки о том, где он, с кем и чем занимается, было невыносимо. Поэтому я нахожу номер Айзека и нажимаю кнопку, чтобы позвонить. Каждый гудок растягивается, и от нетерпения я начинаю покусывать ногти. А может, это глупо? Пока он не взял трубку, я могла бы сбросить и притвориться, что ничего не было.

— Алло! — хриплый голос Айзека нарушает тишину.

Я молчу, стараясь спокойно дышать. Что я хотела ему сказать?

— Что ты хочешь, Тейт?

Мое имя, прозвучавшее из его уст, заставляет меня поежиться. Я определенно точно зря позвонила, но сейчас мне надо что-то сказать. Мне надо знать, что все в порядке, даже если я совсем не в порядке, даже если наши отношения сейчас в беспорядке.

— Привет, — шепотом произношу я. — Я просто... Ты в порядке? Тебя не было в школе неделю, и я немного переживала, не заболел ли ты... или случилось что-то.

Я замолкаю, думая, какой дурой я себя выставляю. Теперь и Айзек молчит, и только его дыхание дает мне понять, что наш разговор еще не закончен.

— Почему тебя волнует это, даже после того как я с тобой поступил? Какого черта ты спрашиваешь, в порядке ли я, если это ты должна быть не в порядке? — я чувствую, как он сжимает в руку телефон, а затем тяжело выдыхает. — Всю неделю я был дома, постоянно думая о том, как паршиво поступил и прогнал тебя, даже не имея в виду то, что сказал. Думал о том, что должен был сразу бежать за тобой, умолять простить меня и остаться, но вместо этого я просто стоял, как будто поступил правильно. Я не ходил в школу, потому что не хотел смотреть тебе в глаза, потому что запомнил тот взгляд, когда ты уходила от меня. Я обещал, что не сделаю тебе больно, но при первой же возможности все испортил.

Я всхлипываю из-за его слов, жалея, что не позвонила ему раньше. Потратить неделю на самотерзания? Мы оба этим занимались. Я хочу ответить, но Айзек продолжает:

— Я знаю, что все это надо говорить не по телефону, но я слишком труслив, чтобы взять и просто прийти к тебе. Я говорил тебе, Тейт, что не такой человек тебе нужен. Я не могу взять свои слабости в кулак и сделать верный поступок, даже когда могу потерять самое главное в моей жизни. Я не могу просить тебя о том, чтобы ты меня простила, но я прошу, потому что я обещаю, что больше не подведу тебя. Как насчет еще одного шанса?

Я прикусываю губу и задумываюсь над его словами. Как часто мы даем шанс людям, которых любим? Постоянно. Айзек постоянно давал мне шансы, даже когда я не заслуживала их. Я дала шанс Вэнсу, так почему не могу я сделать то же самое по отношению к Айзеку? Я не знаю, люблю ли я его, потому что не хочу бросаться этими словами, но он дорог мне. И эта неделя доказала, что без него я чувствую себя той сломленной девочкой.

— Я прощаю тебя, Айзек. Но я хочу, чтобы мы были честными друг с другом. Я не хочу думать, что недостаточно хороша для тебя и твоей семьи, так что жду истинной причины, почему ты не хочешь, чтобы мы поужинали с твоими родителями и почему ты иногда себя странно ведешь. Я хочу, чтоб в этот раз между нами не было секретов, поэтому тоже готова тебе все рассказать.

— Хорошо, Тейт. Давай будем честными, поэтому я предлагаю встретиться через пару часов, чтобы поговорить.

Я резко закрываю рот, не зная, что ответить. Мы договаривались встретиться с Вэнсом, и я бы соврала, если бы сказала, что не хочу этого. Но сейчас мне надо принять решение, и мне кажется, что здесь нет правильного выбора.

— Тейт? — доносится голос Айзека из трубки.

— Да, через пару часов буду у тебя.

Я сбрасываю звонок и бросаю телефон на кровать. Хватаю волосы и закрываю глаза. Что мне теперь делать? В моей голове крутится тысяча мыслей, и тут резко возникает идея. Конечно! Я просто встречусь с Вэнсом раньше.

Начинаю быстро одеваться и после этого выбегаю из дома. Довольно быстро добравшись до остановки, я сажусь в автобус и еду в сторону своего бывшего дома. Я просто надеюсь, что все получится. Автобус приезжает быстро, за что я благодарю водителя, который смотрит на меня с опаской. Оказавшись на улице, я прячу ладони в рукава и быстрым шагом преодолеваю расстояние от остановки до дома Вэнса. Подойдя к дому, я стучусь, надеясь, что дверь откроет именно Вэнс. Но когда дверь распахивается, на пороге стоит миссис Сандерсон.

— Тейт! Какой сюрприз! Я так рада тебя видеть, проходи скорее!

— Здравствуйте, миссис Сандерсон. Я тоже рада вас видеть. Вэнс дома?

— Дома, — отвечает Вэнс, стоящий на лестнице, ведущей на второй этаж. — Что ты тут делаешь?

Мама Вэнса переводит взгляд с меня на Вэнса и отчитывает его.

— Не спрашивай так, будто не рад ее видеть. Проходи скорее, Тейт.

Я прохожу в свою бывшую кухню и смотрю на новый ремонт. Теперь кухня стала похожа на ту, что была раньше в старом доме Вэнса. Я улыбаюсь, думая о том, что теперь миссис Сандерсон будет угощать соседей своими вкусными блюдами. И я бы с радостью что-нибудь попробовала, но сегодня пришла сюда ради другой цели.

Я поворачиваюсь к выходу и замечаю Вэнса, который стоит в проходе. Его футболка приподнялась, из-за чего стала видна полоска живота, и это заставило меня немного поерзать на месте. Я сглотнула слюну и обратила внимание, что Вэнс внимательно следит за тем, что я разглядываю его. Его губы растягиваются в насмешливую улыбку, и я моментально краснею. Черт, он не должен вызывать во мне таких чувств. Надо покончить с этим сейчас.

— Я хочу поговорить. Сейчас, — твердо произношу я, пытаясь не потерять самоконтроль.

— Хорошо, идем, — отвечает Вэнс и направляется в комнату.

Я следую за ним, продолжая говорить себе, что справлюсь. Правда не может ранить. Она не принесет еще большего ущерба, чем было тогда, когда он оставил меня. Вэнс открывает дверь своей комнаты и пропускает меня вперед, наклоняясь в тот самый момент, когда я прохожу мимо.

— Не странно ли это – заходить в мою комнату, которая когда-то была твоей? Я довольно часто думаю об этом, о том, как когда-то ты спала здесь, думая обо мне. А сейчас мы оба здесь, и ты не представляешь, о чем я думаю прямо сейчас.

Я резко вдыхаю, и его запах заполняет мои ноздри. Этот запах сводит меня с ума, и я вспоминаю, как раньше и сама думала об этом тысячи раз. Думала о возможных вариантах того, как мы останемся в моей комнате вдвоем. Нет, нет, нет, он не должен этого говорить. Он не может так поступать с нами сейчас. Он обволакивает меня прошлым, но оно уже позади. Я пришла сюда поговорить и окончательно уйти.

С огромными усилиями я захожу в комнату и сажусь на стул у стола, в то время как Вэнс садится на кровать. Я осматриваю комнату и улыбаюсь. Он сохранил мои надписи на стенах. Каждую строчку.

— Ты не стер их?

— Зачем? Это напоминание о тебе. Одно из немногих, что осталось от тебя...

Я опускаю глаза и пытаюсь подавить свою горечь. Еще не время показывать, что мне больно и что я скучала.

— Я пришла сюда за правдой, Вэнс. Я хочу знать все. Я не хочу больше жить с мыслями о том, что была твоей ошибкой.

После моих слов Вэнс резко садится и выглядит, как натянутая струна. Думаю, этот разговор изменит все, но мне нужно знать.

— Когда ты заболела, я приходил к тебе и проверял, как ты себя чувствуешь, проводил с тобой по несколько часов в надежде, что тебе станет лучше, и мы сможем поговорить. В течение января я не очень хорошо себя чувствовал, но старался смахивать все на усталость. Я ничего не говорил тебе, чтобы не беспокоить, но потом у меня стал обостряться кашель. Была одышка, и постоянно приходилось пить таблетки, чтобы замедлить сердцебиение. Я подумал, что это из-за того нашего небольшого путешествия я сильно простудился, но моя мама была не уверена, поэтому мы отправились к врачу. И... тогда жизнь определенно точно дала мне под дых. Оказалось, что у меня сердечная недостаточность, — последние слова громким эхом отдаются в моей голове. Я не могу поверить в это, но не перебиваю Вэнса, давая рассказать всю историю. — Я даже е мог предположить, что в итоге меня ждёт, но ничего хорошего мне не сказали. Мама и папа сразу же начали искать лучшую клинику, в которой не дали бы болезни распространиться. Нам пришлось продать дом, чтобы оплатить огромный счет за лечение, собрать вещи и уехать. Ты, наверное, думаешь, почему я просто не сказал тебе. За несколько дней до отъезда я пришел и хотел тебе все рассказать, но как я мог свалить на тебя такой груз? Я все думал о том, чтобы ты делала, когда я бы сообщил тебе о болезни, из-за которой мог умереть. Я не хотел, чтобы ты ждала меня, когда у меня было не так много шансов вернуться к тебе. Поэтому я лишь попросил тебя любить меня. Ты помнишь это, да? — я киваю головой, когда вспоминаю свой сон. — Мне надо было, чтобы ты постаралась забыть меня, так что я сделал то, что оттолкнуло тебя. Я соврал тебе. И смотрел, как ты стучалась в мою дверь в тот самый день, мечтая только выбежать и обнять тебя, но тогда ты бы осталась. Я не мог этого допустить. И продолжал смотреть на то, как ты теряла надежду и отчаянно пыталась достучаться до меня. Тогда я понял, что я сломал тебя. Я чувствовал, будто мое сердце вырвали из груди, когда тебя забрали, когда я садился в самолет и оставлял тебя одну. — То же самое я чувствовала в тот день. Так странно, что мы оба потеряли так много в один день. — Мои родители ничего не знали об этом, а я не мог рассказать им, что моя жизнь больше не имела смысла. Первое время в больнице я даже не пытался бороться, надеясь, что умру, тогда моя жертва хотя бы была оправдана, но по ночам видел твое лицо, твою улыбку. Однажды утром я проснулся с мыслью, что обязательно поправлюсь, только чтобы вернуться к тебе, даже если ты не сможешь простить меня. Результаты становились лучше, и в один день врач сказал, что меня выписывают. Мама заплакала от счастья, а отец продолжал держать ее в своих объятиях, тогда я понял, какую ошибку совершил. Я не должен был отталкивать тебя, думая, что защищаю тебя. Родители хотели остаться там, поближе к больнице, но мне надо было вернуться к тебе. Я не знал, что буду делать, но мне надо было все исправить. В первый день в школе тот парень, Сэд, упомянул о тебе в не очень приятном контексте, поэтому я не сдержался. Не сдержался, потому что стоило мне только вернуться, а я уже видел тебя во всех, слышал про тебя в каждом диалоге. Я помешался. Затем увидел тебя. Увидел, как ты изменилась, и возненавидел себя. За то, что сделал с тобой. Мне пришлось долго уговаривать Маркуса, чтобы он помог мне, так что мы с ним стали подкидывать тебе записки. Это казалось правильно, потому что я видел, как ты улыбалась, когда получала их. Тейт... я не могу представить, что ты пережила в те дни, но я могу попытаться сделать все лучше, если ты позволишь мне.

От его рассказа слезы катятся по моему лицу, и наконец все встает на свои места. Груз той боли, что я держала в себе, исчез, и я почувствовала, что снова могу дышать полной грудью, что легкие больше не сковывает от каждого воспоминания. Что теперь будет? Что я буду делать? Я всегда знала, что в любой момент прощу Вэнса, но сейчас, когда история рассказана, какое решение я должна принять? Смогу ли я когда-нибудь почувствовать все то, что было раньше, не возвращаясь к тем словам, даже если они были ложью? Я смотрю на Вэнса, в глазах которого бушует море эмоций. Боль, злость на себя, разочарование, горечь потери – все смешалось в его глазах.

Я вытираю слезы и решаю задать вопрос:

— Татуировка. Ты сказал, что никогда не сделаешь их. Что изменило твое мнение?

Вэнс ничего не отвечает, просто протягивает свою ладонь и дает мне разглядеть татуировку. Я разбираю слова, и у меня перехватывает дыхание.

Ты сам пишешь свою историю. Просто остальные помогают тебе ее дописать.

Это мои слова. Те самые, которые я сказала ему еще больше года назад.

— Но почему они? — шепотом спрашиваю я, продолжая разглядывать каждую букву.

— Потому что в тот самый переломный момент я понял, что хочу, чтобы именно ты дописала со мной нашу историю. Я хочу, чтобы ты всегда была рядом со мной, когда я буду падать и ошибаться, и я всегда буду рядом с тобой. Просто позволь мне.

Мои руки начинают трястись от его слов, и я отпускаю его ладонь. Пришло время раскрыть все карты и сделать свой выбор. Он просит от меня ответа, и я готова дать ему его. Сжимаю ладони в кулаки, чтобы собраться с оставшимися силами.

— Я пришла сюда за правдой и получила её. Я не знала, Вэнс, что такое произошло, и мне так жаль, что тебе пришлось это пережить. Но я не могу... Мы не можем. Я простила тебя, потому что я не хочу думать, что мы оба страдаем от последствий этого поступка, но я не могу дать тебе шанс. — Я делаю паузу в надежде, что это поможет мне собраться с силами. — Иногда слова могут ранить сильнее, чем удары ножом, если они исходят от людей, которых ты любишь. Скажи ты мне, что у тебя больше нет ко мне чувств, я бы ушла. Или скажи ты мне правду, но ты струсил. Да, ты был прав. Ты думал, что защищаешь меня, но разве я просила тебя об этом? У меня были сильные чувства к тебе, и я бы ждала тебя, даже если был только один шанс на миллион плохих вариантов. Ты принял решение оттолкнуть меня, причинив боль, а я, несмотря ни на что, отчаянно держалась за те чувства, продолжая думать, что все еще люблю тебя. Но все изменилось. То, что я, как думала, любила в тебе... любила в нас – этого больше не осталось. Так что сейчас нет. У тебя больше нет шанса. И я не хочу этого, потому что в тот день, как ты и сказал, ты сломал меня. Но я встала. Я научилась жить. Без тебя.

Я встаю со стула и с новым потоком слез спешу вырваться из этой комнаты, душащей меня. Быстро выбегаю из дома, не расслышав, что крикнула мне миссис Сандерсон. Я не хочу больше здесь находиться, иначе вся моя решимость уйти рухнет, и я снова все испорчу. Я соврала ему насчет своих чувств, но я была честна, когда сказала, что не хочу вернуть то, что было. Я хочу быть с Айзеком сейчас, и плевать, что в этот самый момент я разбила наши сердца. Я всегда оставляла за собой только разрушения, но по крайней мере теперь я знала правду. Пока я бежала, мороз обжигал мое лицо, по которому продолжали катиться слезы, а мои легкие просили остановиться, но я не могла. Мне надо быстрее оказаться у Айзека.

Останавливаюсь я уже, когда вижу дом Айзека. Мои глаза болят, а легкие, кажется, сейчас сгорят, но я лишь продолжаю идти к дому, когда Айзек резко распахивает дверь. Я встречаюсь с его взглядом и вновь срываюсь на бег, потому что скучала по нему. Скучала по чертам его лица, скучала по его улыбке и по глазам, в которых так часто загорался огонек. Я скучала по запаху Айзека и по его теплому телу, потому что именно рядом с ним я чувствовала себя дома. Год назад я могла бы сказать такое о Вэнсе, но теперь именно Айзек вызывает во мне эти чувства, и как только я обнимаю его, мое сердце понимает, что я сделала правильный выбор.

— Ты замерзнешь, — произношу я в его грудь.

— Я рад, что ты пришла, — отвечает Айзек, положив свою голову на мою и прижимая еще крепче.

Он отпускает меня, а затем тянет в дом. Я снимаю свое пальто и прохожу за ним в гостиную. Он усаживается на диван и притягивает меня к себя.

— Я скучал по тебе, — говорит Айзек, утыкаясь в макушку.

— Я тоже.

Мой голос все еще сиплый после пробежки, а руки совсем замерзли, но Айзек аккуратно берет их в свои руки и начинает растирать. Рядом с ним я забываю обо всем. Возможно, я иногда была недостаточно честной с ним и вела себя неправильно, когда рядом оказывался Вэнс, но сейчас я поняла, чего именно хочу. Я хочу быть с Айзеком, даже если все не всегда будет гладко. И наш разговор должен решить все окончательно.

— Айзек... Я хочу быть первой, кто все расскажет.

Я привстаю, чтобы сесть к нему лицом, готовясь столкнуться с последствиями нашей честности. Я хочу рассказать ему все, прежде чем сказать, что хочу быть с ним.

— Мы познакомились с Вэнсом летом две тысячи шестнадцатого. Довольно быстро мы стали друзьями, а затем у меня появились к нему чувства, но у него была девушка, и я даже не думала, что между нами может быть что-то возможно, пока на Рождество мы не признались друг другу. Все произошло слишком быстро, но у нас был всего один месяц чего-то действительно настоящего, и я помню те ощущения рядом с ним. Это было настоящим, пока в один момент он не сказал мне, что я была для него лишь обузой. Нет, он даже не сказал, он отправил мне сообщение. Я переживала тяжелые времена. Долгое время я отходила от всего стресса, который свалился на меня в одночасье. Некоторые дни были действительно темными, из-за чего страдала не только я, но и все мои друзья и семья. Я оборвала все связи с теми, кто был хоть как-то связан с Вэнсом. Это все было ужасно, пока Маркус не показал мне всю ситуацию. Я начала восстанавливаться, потихоньку училась жить заново, как маленький ребенок, который только родился. Все было хорошо... Относительно хорошо, пока он снова не вернулся. — Я делаю паузу, чтобы отдышаться, и начать самую сложную часть своего рассказа. — В то же самое время ты переехал сюда и начал делать какие-то шаги. Мне нравилось проводить с тобой время, но когда рядом оказывался Вэнс, все мои чувства снова вспыхивали, и я теряла голову. Я говорила тебе, что у меня тоже есть чувства к тебе, и я не врала, но я и не была до конца честной, потому что к нему у меня были чувства сильнее. Сложно забыть человека, которого, как мне казалось раньше, я любила. Так что я прошу прощения за то, что вела себя по-свински с тобой. Было тяжело не терять контроль над эмоциями, когда Вэнс возвращался в мою жизнь, пытаясь все исправить. Я понимала, что так нельзя. Я не могла мучить тебя, но не могла отпустить, потому что с тобой я снова открывалась и начинала жить. Но Вэнс продолжал убеждать меня, что те слова были ошибкой, и я начала верить в это. Мне надо было дать ему шанс. Поэтому наступило время принять решение. Когда на той неделе ты чуть ли не вышвырнул меня отсюда, — комок подкатывают к горлу, мешая рассказывать дальше, но с усилиями я продолжаю, надеясь, что больше не расплачусь, — я сказала себе, что больше никто не сможет разбить мне сердце, потому что оно никогда не будет целым, но ты сумел. Всю неделю я ходила и гадала, как человек, которого я так мало знаю, может причинить такую боль? Каждый день я смотрела на телефон и гадала, должна ли я позвонить тебе, но затем отбрасывала эти мысли в сторону, боясь услышать что-то, что превратит меня в ту девчонку, которой я была год назад. Мне жаль, что мои проблемы портили все, что, возможно, у нас налаживалось.

Я заканчиваю свой монолог и выдыхаю, потому что еще один груз упал с моих плеч. Будто я наконец дала волю своим чувствам, не боясь падения. Посмотрев на Айзека, я замечаю, что он обдумывает мои слова. И не мне винить его. С самого начала я лицемерила, хоть и говорила, что хочу быть честной. Я постоянно ждала правды от людей, но сама постоянно врала не только другим, но и себе, убеждая, что так будет правильно. Но кто я такая, чтобы решать за других, что будет правильно, а что – нет?

Если Айзек не сможет простить меня, я пойму. В конце концов мы оба наломали дров в наших так и не начавшихся отношениях, но мы хотя бы можем признать, что мы старались. Я все так же смотрю на Айзека в ожидании ответа, и тут он прерывает мои мысли.

— Я рад, что ты мне все рассказала. И я не злюсь на тебя. Не виню тебя, потому что знаю, что иногда мы просто не в силах устоять перед чувствами к человеку, который поступил плохо. И сейчас я собираюсь рассказать тебе свою правду. Я хочу, чтобы ты приготовилась, Тейт. История не будет радужной, и твое отношение может навсегда поменяться ко мне, так что прежде чем ты решишь уйти, я хочу, чтобы ты услышала полностью все. Помнишь, я сказал, что не знаю, почему родители вдруг отправили меня сюда? Я соврал тогда, но узнай ты правду, ты бы точно сбежала. — Начало истории заставляет меня сжать кулаки, ну почему все считают, что могут принимать решения за меня? Я не хотела быть девочкой, которую все оберегают, но в конце концов все продолжали скрывать от меня правду. — Всю жизнь я был идеальным мальчиком. С самого детства мне объясняли, кем я должен стать. Со мною занимались учителя, дающие только те знания, которые пригодятся в высшем обществе. Как только я к кому-то привязывался, родители делали так, что этот человек держался от меня подальше. Как только я научился всем правилам, родители стали таскать меня на каждое светское мероприятие, выставляя на всеобщее обозрение, как куклу. Но как только мы оказывались дома, запирались в своих кабинетах, оставляя меня наедине с самим собой. Тогда я стал разговаривать так, будто во всем доме живу не я один, а у меня есть друг. Я знаю, что это странно, — Айзек проводит ладонью по волосам, а я смотрю на него с непониманием, — но до пятнадцати лет я учился только на дому. Когда я начал подрастать, мой др-, — Айзек прокашливается, а затем произносит, — точнее моя вторая половина стала бунтовать. Я начал сбегать из дома в поисках чего-то, что бы утихомирило мой пыл. Так однажды, перед моим пятнадцатилетием я снова сбежал и увидел кучку парней и девушек, которые сидели в парке и выглядели довольно круто. Вначале они отнеслись ко мне с подозрением, но затем приняли в свою компанию, так что на свой день рождения я попросил, чтобы мне разрешили ходить в ту же школу, что и эти ребята. Мама и папа считали, что моему развитию не помешает общение, чтобы я научился разговаривать с людьми, прежде чем впишусь в их компанию. Но они не знали, что я, точнее мое второе я, преследовал другую цель. Попав в школу, я довольно быстро стал популярным, завел себе подружку. Еще бы, кто бы ни захотел встречаться с будущим владельцем компании, — Айзек усмехается своим словам, но я не вижу ничего смешного и крепко скрепляю свои руки на коленях, готовясь к самому страшному. — В этой школе все были избалованными глупцами, так что все, что мы делали, нам прощали. Мы курили прямо на территории школы, сбегали с уроков, каждый день устраивали вечеринки, но какая-то часть меня не хотела этого. Пока я просто не влился в этот стиль жизни. Я уже не знал, когда просыпалась во мне та часть, что отвечала за разумные поступки, так что я просто расслаблялся. Родители не трогали меня, пока я не вмешивался в их дела и не путался под ногами. Все шло, как мне казалось, правильно. У меня наконец были друзья, девушка, и я больше не чувствовал себя одиноко. По крайней мере, пока я снова не оказывался дома. Тогда я начал рисовать. Уже не для кого-то, а для себя. Это была часть меня, которой я боялся делиться с миром. Так и продолжалось бы, если бы не один случай. — Айзек сглатывает, и я понимаю, что сейчас начнется та часть истории, которая станет точкой невозврата в наших отношениях, но разве я уже и так не узнала слишком много? Я даже не представляла, что у Айзека была такая жизнь. — Хорошо, Тейт, сейчас будет то, что я не рассказывал никому, потому что дал обещание больше не вспоминать этот случай. Это был день рождения моего лучшего друга Деза. Все тогда изрядно напились, но я был трезвым. Мне нельзя было пить, так как я был тем, кто развозил всех по домам. Это было довольно легко для той половины меня, которую воспитали в богатой этикетной школе. Я ходил по дому в поисках места, где можно было бы спрятаться и порисовать. Обходя все комнаты, я зашел в ту, в которую бы никогда не пожелал заходить, — его взгляд стал стеклянным, и я кладу свою руку поверх его, давая знак, что он все еще со мной. Он больше не там. — Моя девушка изменяла мне с тем самым лучшим другом. Два моих так называемых самых близких человека врали мне. Я тогда не на шутку взбесился, — руки Айзека стали сжиматься в кулаки и снова разжиматься, дыхание стало глубоким, как будто он прямо сейчас готов кого-нибудь ударить, из-за чего я стала немного побаиваться его. — Я отбросил Деза в сторону, из-за чего он сильно ударился головой. Лейла, моя девушка, сидела на кровати и сдерживала слезы, как будто не она сама сделала этот выбор, как будто не она изменяла мне с моим же лучшим другом. Я схватил ее за руку и посмотрел прямо ей в глаза. Она умоляла простить её, но я ничего не слышал. Я не хотел слышать. Я впервые полюбил, а она оказалась всего лишь потаскухой, которая была готова раздвинуть ноги для того, кто даст ей больше денег. Когда я понял это, я просто ушел. Я стал пить. Не помню, в какой момент остановился – когда все стали расходиться или когда уже во рту все связало? И именно тогда я совершил свой самый ужасный поступок. Я сел за руль. Мне хотелось что-то почувствовать, так что я гнал по дорогам, не замечая ни других машин, ни светофоров, ни людей. Я даже не помню, как я совершил то, что случилось. На следующее утро я проснулся в больнице, окруженный офицерами полиции, моими родителями и еще какими-то людьми, которые плакали. Мама посмотрела на меня, будто я кого-то убил. И я чуть ли это не сделал. Ночью я врезался в мотоцикл. Девушка и парень, которые ехали на нем, чудом выжили, но навсегда остались инвалидами. Они были моими ровесниками, а я даже не помнил этого. В тот момент, когда мне все рассказали, я ничего не чувствовал. Ни вины, ни сожаления. Во мне была пустота, будто кто-то другой был за рулем той ночью. Мои родители не могли позволить, чтобы эта ситуация вышла в свет, так что они приняли решение отправить меня в какой-нибудь маленький городок, где никто бы не знал нашу фамилию. А сами они до сих пор платят за лечение этих ребят, чтобы их родители ничего не рассказали. Затем я встретил тебя, и я почувствовал себя, как тогда, несколько лет назад. Мне захотелось узнать о тебе как можно побольше, но я больше не мог так рисковать. Я не хотел никому больше навредить, тем более тебе. И все равно это сделал. Те дни, когда я был зол, я вел себя, как последнее хамло. Когда ты была рядом с Вэнсом, я хотел выбить из него всю дурь, чтобы он держался от тебя подальше, но в конце концов срывался на тебя. А тот день, когда ты чуть не нашла мои таблетки? Я чуть с ума не сошел, я так испугался, что ты узнаешь и уйдешь. Мой страх затуманил мой разум, и я сделал тебе больно, — он опускает свой взгляд на те места, где были синяки от его ладоней, и аккуратно проводит по ним пальцами, отчего я ежусь. Я не хочу его бояться, но после его рассказа это довольно трудно. — Ты видела меня в отчаянные моменты, и я понимаю, если ты решишь уйти. Ты боишься меня, и я могу это понять. — Он растягивает губы в полуулыбке. — Порой я и сам себя боюсь. Я не буду держать тебя. Но последнее, что я хотел объяснить – это мое поведение при родителях. Они боятся, что с тобой будет то же самое, что и с Лейлой. И на ужине они бы обязательно сделали так, чтобы ты сама сбежала от меня. Я не мог этого допустить. Ты можешь считать меня чертовым психом, потому что я действительно такой, но я сделаю все, что надо, если только ты дашь мне еще один шанс. Я знаю, что не заслужил его, но последнее, о чем я думал – это навредить тебе. Рядом с тобой я становлюсь другим человеком, и ты можешь не верить мне, но это правда – с тобой я чувствую, что становлюсь лучше. Я не знал, как рассказать тебе всю правду, но когда ты ушла, я наконец понял, что потерял. Я боролся со своими приступами эту неделю, потому что хотел стать достойным человеком для тебя. Я хотел быть для тебя тем человеком, которого бы ты не боялась.

Слишком много потрясений на сегодня. Я вытираю свои слезы и смотрю на Айзека, пытаясь разглядеть в нем того монстра, о котором он только что рассказывал. Как он мог чуть не убить двух людей, а его родители даже не пытались ему помочь? А готова ли я столкнуться с этой стороной Айзека? Готова ли я мириться с его вспышками агрессии и гнева? Нет, не готова, но я готова помочь ему. Буду помогать ему, когда никто больше не будет.

— Я... — пытаюсь подобрать слова я. — Я хочу помочь тебе. Я хочу, чтобы ты пошел к психиатру, потому что знаю, как тяжело научить контролировать то, чего ты чертовски боишься. Если ты хочешь, чтобы у нас все получилось, мы должны начать бороться с твоей болезнью, даже если это будет долго и тяжело.

Я переплетаю наши пальцы и вкладываю в свою улыбку столько веры, сколько могу. Я верю в него. Верю в нас.

— И если ты не против, то мы пойдем с тобой на ужин с твоими родителями. Я покажу им, что ничто не сможет оттолкнуть меня от тебя, пока я сама этого не захочу. Я знаю, что ты не плохой человек, Айзек, тебе просто нужно правильное направление, так что мы собираемся двигаться именно туда – в лучшее будущее, которое ждет нас.

Айзек прикасается губами к моей руке, оставляя легкий поцелуй, а затем крепко обнимает:

— Надо было тебе сразу все рассказать. Но самое страшное – признаться, что ты наделал море ошибок, за которые теперь надо расплачиваться.

Я провожу пальцами по его подбородку и отвечаю:

— Я понимаю, Айзек. Рассказать другому человеку о своих ошибках особенно страшно, потому что есть риск, что тогда ты потеряешь его.

Мы лежим в обнимку в течение какого-то времени, пока в реальность нас не возвращает телефонный звонок. Айзек тянется к тумбочке и отвечает.

— Да, мы придем. Хорошо, в семь в Chianti Grill. Я понял, мама, мы не опозорим ваш статус, — тут Айзек кривит лицо, и я смеюсь. — Увидимся!

Айзек кладет трубку и выдыхает.

— Они такие снобы! Обещай, — обращается он ко мне, — если будет совсем скучно, мы притворимся больными и сбежим.

Я начинаю смеяться, подхожу к нему и поднимаю руку:

— Если я это не сделаю раньше тебя, то обещаю.

Айзек тоже поднимает руку и переплетает наши пальцы, и от этого прикосновения я поднимаю глаза вверх.

— Ладно, нам надо собираться, мы же не хотим заставлять моих родителей нервничать, — он приподнимает брови. — Или же хотим?

— О нет, мистер, — я толкаю его в сторону комнаты. — Я не хочу, чтобы твои родители подумали, что я не пунктуальная и не уважаю их. Кстати, а как мы вообще должны выглядеть?

Айзек останавливается, а затем ведет меня к огромному зеркалу.

— Итак, представь точно таких же нас, но в смокинге и платье с задернутыми носами и высокомерными взглядами. Как думаешь, сойдем за людей, которые постоянно ходят на светские вечеринки?

Я внимательно разглядываю нас – двух обычных школьников, а затем отдельно на себя и на него. Моя неаккуратная прическа и его аккуратно уложенные волосы. Его прямая осанка и то, как я горблюсь. Его очаровательная улыбка и моя глупая.

Конечно, он вырос в этом обществе. Он совершенно точно выглядит так, будто возвращается в прежнюю жизнь, а я скорее похожа на... их прислугу. Конечно, я не говорю этого вслух, а лишь киваю. Айзек целует меня в макушку и уходит в комнату, оставляя наедине с собой. Я продолжаю смотреть на себя в зеркало и начинаю задумываться «А что собственно Айзек нашел во мне?». Я совершенно точно не была красавицей, но он все же что-то разглядел во мне. Я не была особенной, но Айзек почему-то считал меня такой. И это заставляло меня доказать, что я действительно стою этого. Я хочу понравиться его родителям, даже если у них не лучшие отношения в семье. Я хочу быть девушкой, которая не позволит случиться тому, что повлияло на его переезд, даже если этот переезд помог нам встретиться.

Айзек выходит из комнаты, и, оборачиваясь, я задерживаю дыхание. Его волосы аккуратно уложены в стильную прическу, из-за чего его голубые глаза еще ярче, чем обычно. На нем темно-синий смокинг, пиджак которого расстегнут, и бабочка в тон.

— Ну что, как я выгляжу?

Я подхожу к нему и делаю вид, что оцениваю его внешний вид, а затем выдаю:

— Неплохо-неплохо. Боюсь, что на твоем фоне я буду выглядеть нелепо.

Айзек кладет свои руки мне на талию и притягивает меня к себе.

— Тейт, это я на твоем фоне буду выглядеть, как обычный мальчишка.

Его слова заставляют меня улыбаться, и я прикусываю губу, вглядываясь в его глаза, которые теперь узнала бы в любом месте. Айзек одной рукой проводит по моей щеке, продолжая удерживать вторую на талии, а после большим пальцем проводит по нижней губе, из-за чего я резко втягиваю воздух. Его прикосновения всегда делают меня такой нетерпеливой и вызывают во мне чувства, с которыми я раньше не сталкивалась. Это пугает... и в то же время очаровывает.

Я теряюсь в своих мыслях и пытаюсь вспомнить, куда мы там вообще собираемся, а Айзек в то же время спускает руку к моему подбородку, оставляя нежные прикосновения, от которых меня бросает в жар. Как человек может иметь такую власть над моим телом? Его лицо наклоняется, и там, где совсем недавно была его рука, он оставляет поцелуй. Не губы, не щека, а подбородок. Это кажется таким странным, но Айзек не останавливает свою руку, а спускается к шее, медленно проводя по ней. Его рот повторяет все те же движения медленно и аккуратно, оставляя на мне крошечные, почти не ощущаемые поцелуи. Насколько сильна его выдержка, потому что я, кажется, сейчас сгорю? Я хватаю его за лацканы пиджака и тяжело выдыхаю. Это сводит с ума, разве он не видит? Вдруг моя шея больше ничего не чувствует, и, открыв глаза, я вижу, как Айзек смотрит на меня своим затуманенным взглядом.

— Если не поторопимся до тебя, то мы вообще никуда не пойдем и останемся здесь, милая Тейт.

Я снова начинаю улыбаться и прикусываю губу, возвращаясь мыслями к тому, что сейчас было.

— Черт! — взрывается Айзек и отворачивается к стене, прислоняясь к ней лбом. — Ты даже не представляешь, что ты делаешь со мной.

Представляю. Но он прав, мы должны ехать, даже если все мое тело кричит об обратном. Я одеваю обувь и пальто и выхожу из дома с глупой улыбкой на лице. Айзек тоже выходит за мной, и мы направляемся к машине. Выехав на дорогу, Айзек весь путь держит меня за руку, и я понимаю, что к этому довольно легко привыкнуть. Подъехав к моему дому, мы подходим к дому в тот самый момент, когда мама выходит с Эндрю.

— Айзек! Как здорово тебя увидеть! Куда-то собираетесь? — кивает она в сторону прикида Айзека.

— Здравствуйте, мисс Прескотт. Вы хорошо выглядите, — вежливо отвечает ей Айзек. — Мы сегодня идем на ужин с моими родителями.

— Тейт мне ничего не говорила, — она внимательно смотрит на меня. — Но спасибо за комплимент. Ты тоже выглядишь, как настоящий джентльмен. Была бы рада с тобой еще поговорить, но нам с Эндрю нужно сходить по делам. Тейт, можно тебя на секунду?

Мы с мамой отходим в сторону, чтобы Айзек не слышал, а затем она спрашивает:

— Все хорошо между вами? Я знаю, что не задавала тебе вопросов, но последние дни ты выглядела не особо счастливой.

— Да, мам, — я дарю ей искреннюю улыбку, — все очень хорошо.

— Хорошо. Я рада, передавай, что мы ждем в гости родителей Айзека.

— Хорошо, — я целую ее в щеку и машу на прощание, возвращаясь к Айзеку.

Мы заходим в дом, и я провожаю Айзека в гостиную, где Джек смотрит телевизор. Они здороваются и сразу же начинают что-то обсуждать, а я поднимаюсь к себе в комнату. Я открываю шкаф и рассматриваю свою одежду. Мне кажется, что у меня нет ничего, что могло бы действительно впечатлить мистера и миссис Хэмсвел. Мой взгляд падает на платье, которое я надевала всего раз. Провожу по нему пальцами и вспоминаю то ощущение, когда впервые примерила его. Атлас, оставляющий после себя прохладу и обволакивающий кожу. Бело-лиловый цвет, который напоминает мне о надежде и любви, которую ты даришь другим.

Я надеваю это платье и с опаской смотрюсь в зеркало. Все та же длина по колено, все те же открытые плечи, все то же обычное платье, которое было для меня особенным, все тот же взгляд серо-голубых глаз. Это все та же я. Но с того раза, как я была в этом платье, многое изменилось. Слегка завив волосы, накрасив глаза тушью и нанеся немного помады, я надеваю небесно-голубые лодочки, хватаю клатч такого же цвета и спускаюсь вниз.

Пока я иду по лестнице, меня начинает охватывать паника. Что если они посчитают мой наряд недостаточно красивым? Что если рядом с ними я буду выглядеть, как клоун? Что если я снова сделаю какую-нибудь глупость и опозорюсь перед ними? Так много «что и если», и это до чертиков пугает. Пройдя в гостиную, я замечаю, как Айзек сидит на полу и играет с Эндрю. Мой брат широко улыбается и катает машинку по полу, а Айзек что-то говорит ему и тоже играет в машинку. Это зрелище вызывает во мне тону эмоций, и я не могу сдержать свой смех. Все в комнате оборачиваются в мою сторону, и рука Айзека тут же замирает. Он встает с пола и медленно подходит ко мне. Я пытаюсь дышать, но как вообще это правильно делать, когда парень смотрит на тебя так? Как, Тейт? Как он на тебя смотрит? Как будто увидел ангела. Айзек, оказавшись около меня, прячет прядь моих волос за ухо и легонько касается моей щеки.

— Если это сон, то я не хочу просыпаться, — шепчет он, чтобы больше никто этого не услышал. — Ты восхитительна.

Я тяжело сглатываю, пытаясь вспомнить, что отвечают в таких ситуациях. Тяжело собрать мысли в кучу, когда ты теряешься в прикосновениях и взглядах, заставляющих тебя верить, что ты единственная. Друг от друга нас отвлекает тихое покашливание со стороны, напоминая, что мы не одни в комнате. Мы с Айзеком опускаем глаза, а мои щеки начинают пылать. Боже, это так неловко!

Я выглядываю из-под плеча Айзека и вижу пристальные взгляды мамы и Джека. Ну ладно, может, у мамы взгляд скорее заинтересованный, а Джек... он прищурил глаза и внимательно наблюдает за нами. Я дарю ему успокаивающую улыбку, а затем тихонько говорю Айзеку:

— Я думаю, что нам пора.

— Они смотрят на нас, да? — Айзек потирает шею и улыбается.

— Если я скажу нет, тебе станет легче? — с улыбкой отвечаю я.

— Может, вам, детишки, перестать говорить так, будто нас нет? — в разговор вмешивается Джек, и мы с Айзеком поворачиваемся к ним.

Айзек берет меня за руку и обращается к Джеку с мамой:

— Был рад встрече с вами, но нам уже пора. До свидания!

Он тянет меня за собой, и я начинаю смеяться. Взяв пальто, я следую за Айзеком на улицу, и как только мы оказываемся в машине, мы начинаем громко смеяться. Я прячу свое лицо в ладони и пытаюсь остановить свой смех.

— Вот что ты делаешь со мной, Тейт, — говорит Айзек и заводит машину.

Я кладу локоть на подлокотник и смотрю на Айзека. Кажется, что всего месяц назад мы были никем друг другу, а сейчас уже столько всего произошло. У меня было такое чувство, что я знаю его всю жизнь. И я была уверена, что знакомство с ним было одной их тех вещей, которую я бы ни за что не изменила. За такое короткое время жизнь показала нам, что всегда будет что-то, с чем предстоит бороться, но лучше делать это вместе, а не в одиночку.

Мы подъезжаем к ресторану, и мои ладони начинают потеть. Хорошо, Тейт, это твой шанс. Не упусти его. Я делаю медленные дыхательные упражнения, чтобы успокоиться, а Айзек, заметив мою панику, кладет свою ладонь поверх моей руки.

— Посмотри на меня, Тейт, — нежно говорит Айзек.

Я поворачиваюсь к нему лицом, и Айзек продолжает:

— Ты не должна думать о плохом, потому что ты не можешь не понравиться им. Черт, да мне плевать! Если их будет что-то не устраивать, мы уйдем, потому ТЫ НРАВИШЬСЯ МНЕ. Мне плевать, что подумают о тебе мои родители и что они скажут. Хорошо, Тейт? Переживать из-за встречи с ними – это последнее, что ты должна делать.

Я киваю, поджимая губы. Он прав. Что бы они ни сказали, это не изменит моих чувств к нему. И его чувств ко мне. Я и Айзек выходим из машины, и, беря меня за руку, он ведет меня в ресторан.

У входа стоит женщина, и она сразу же улыбается, как только мы подходим.

— Молодые люди, здравствуйте! У вас заказан столик?

— Да, Люк Хэмсвел.

Женщина ищет фамилию в своем списке, а затем широко улыбается.

— Пожалуйста, пройдемте за мной, мистер Хэмсвел и... — она смотрит на меня.

— Мисс Эмерсон.

— Мисс Эмерсон, — повторяет она за мной.

Пока мы идем к столику, Айзек наклоняется к моему уху и произносит:

— Может, пока не поздно повернем обратно и проведем этот вечер вдвоем?

Не то что бы меня ни привлекала эта идея, но я не убегу. В конце концов, это было бы просто невежливо. Я качаю головой и подавляю улыбку.

Когда мы подходим к столику, мистер и миссис Хэмсвел поворачивают свои головы на нас и осматривают меня с ног до головы. От их скользящих взглядов мне становится не по себе, и я делаю шаг ближе к Айзеку. Айзек сжимает мою руку в знак поддержки и обращается к родителям:

— Здравствуй, мама. Отец.

Миссис Хэмсвел встает и целует Айзека в щеки, а затем подходит ко мне и неожиданно для всех обнимает меня.

— Я очень рада вас видеть!

Она отпускает меня и возвращается за столик. Мы с Айзеком переглядываемся и присаживаемся за стол. Сделав заказ, мы молча сидим. Я не знаю, кто первым начнет разговор, но видно, что эта ситуация становится все более неловкой. Тишину разбавляет Айзек:

— Как дела в Нью-Йорке?

— Ничего особенного, как обычно, — равнодушно произносит миссис Хэмсвел. — Твой отец только что заключил договор с одной крупной фирмой, так что мы собираемся расширяться.

— Здорово, — так же равнодушно отвечает Айзек.

Разговор не ладится, и я опускаю глаза на свои руки, сложенные на ногах. Может быть, мне тоже надо что-то сказать? Я ведь сама настояла, так что пора брать инициативу в свои руки.

— Я очень рада, что мы познакомились, миссис и мистер Хэмсвел, — я улыбаюсь им. — Мне бы хотелось узнать, чем вы занимаетесь в Нью-Йорке?

Мистер Хэмсвел улыбается мне, и я мысленно даю себе пять. Возможно все пройдет не так уж плохо. Папа Айзека начинает рассказывать о бизнесе, и я стараюсь внимательно слушать, иногда задавая вопросы. Кажется, разговор начинает складываться, потому что в какой-то момент мы все вчетвером начинаем смеяться и обсуждать что-то, уже не связанное с работой родителей Айзека. Вечер начинает быть хорошим, и я даже начинаю думать, что мистер и миссис Хэмсвел не такие уж и плохие люди. Конечно, они богачи и любят упомянуть это, но что я поняла точно – так это то, что они любят Айзека, даже если не совсем понимают, как эту любовь проявить.

Мы разговариваем весь вечер, и мама Айзека даже рассказывает пару историй из детства, из-за чего я не могу перестать улыбаться и смотреть на Айзека. Мне кажется, что после этого знакомства я стала знать его еще лучше, и это нравится мне. К концу вечера мы уже все уставшие, и мистер Хэмсвел предлагает закончить эту встречу на такой ноте. Мы с Айзеком киваем, соглашаясь, и начинаем собираться.

Выйдя из ресторана, родители Айзека обнимают его, а затем и меня. Я улыбаюсь, потому что рада, что все прошло довольно неплохо. Когда Айзек везет меня домой, я произношу:

— Это было здорово, Айзек. Возможно, все было не идеально, но это было хорошо.

Айзек мимолетно смотрит на меня, а затем возвращается к дороге, отвечая:

— Ты права, Тейт. Давно я не видел своих родителей такими. Спасибо тебе.

Я с удивлением смотрю на него, не понимая, за что он меня благодарит, но не успеваю спросить, потому что мы оказываемся у моего дома. Айзек открывает дверь с моей стороны и провожает меня до дома. Уже у двери я спрашиваю у него:

— За что ты меня поблагодарил? Я ведь ничего не сделала.

Айзек кладет свою руку мне на талию и притягивает к себе.

— Для начала – ты появилась в моей жизни, — он целует меня чуть ниже уха, и мои ноги подкашиваются. — Рядом с тобой я совершенно теряю голову. — Он снова целует меня в шею, и я кладу свои руки ему на плечи, хватаясь за них, чтобы не упасть. — Даже мои родители вели себя по-другому. — Он прикусывает мочку уха, и из меня вырывается тихий стон. — Но самое главное – весь вечер я не мог оторвать от тебя глаз. Я хотел забрать тебя и увезти к себе. Я хотел касаться к тебе весь вечер. Хотел целовать тебя везде.

Его дыхание согревают мою кожу, и моя голова начинает кружиться. Боже, почему он каждый раз доводит меня до такого состояния, когда я не хочу останавливаться? Я решаю взять инициативу в свои руки, беру его лицо в свои ладони и притягиваю к себе. Его губы впиваются в мои с такой силой, будто мы попали в схватку, и этот поцелуй может спасти нам жизнь. Я никогда не целовалась ни с кем, кроме Айзека, но то, что он делал со мой... с моим телом... С ним я всегда хотела большего. Его язык проникает мне в рот, и я не могу удержаться от стона. Черт, это было горячо... Горячо и неправильно. Но прямо сейчас мне было плевать. Руки Айзека стали блуждать по моему телу, и вот я уже оказалась прижата к стене дома. Мы останавливаемся, только чтобы снова продолжить. Каждый поцелуй Айзека похож на миллионы фейерверков, так что я полностью отдаюсь этим чувствам. Его губы стали спускаться ниже, прокладывая дорожки поцелуев к шее. Боже, я думаю, что могла бы умереть и родиться снова. Но прямо сейчас думала ли я вообще? Нисколько. Он продолжает прикусывать и потягивать кожу на моей шее, и все мое тело кричит, что хочет большего. Затем Айзек снова возвращается к моим губам, продолжая настойчиво целовать их. Наши языки соединяются в одном танце, и сейчас я могу бы отдать все, чтобы это не заканчивалось. Он прикусывает мою нижнюю губу и оттягивает ее, из-за чего я просто забываю, как дышать.

Неожиданно слышится стук в окно, и мы отрываемся друг от друга. В окне показывается лицо Энн с широкой ухмылкой на лице. Я мгновенно краснею и машу ей рукой, чтобы немедленно перестала подглядывать. Она смеется, но исчезает, а я оборачиваюсь к Айзеку.

— Это было... — начинаю я.

Айзек не дает мне закончить и снова целует меня, но уже трепетно и медленно. Его мягкие губы касаются моих совсем ненадолго, и после того, как он отстраняется, я ощущаю пустоту.

— Спокойной ночи, милая Тейт.

Айзек целует меня в щеку и удаляется к машине, а я захожу домой и, прислонившись к стене, улыбаюсь, как последняя идиотка.