Глава 4

           

4 февраля 2017 г.

За две недели, прошедших с того дня, я всего раз покинула комнату. Я помню только черные пятна, которые постоянно подходили ко мне и, смотря с жалостью, соболезновали. В ответ я лишь кивала, потому что их жалость не вернет то, что было сломано в тот день.

После похорон, приехав домой, я сразу же пошла в свою комнату. Мне хотелось быстрее снять все черное и лечь в кровать, чтобы вернуться в свою темноту. И я постоянно плакала. Я не могла заставить себя остановиться хотя бы на минуту, потому что боль ощущалась так сильно, будто кто-то метал ножи мне прямо в сердце.

Первое время со мной пыталась поговорить мама, но я лишь отворачивалась к стене, и она уходила. Маркус тоже приходил и уходил, не получая ответа. Я не спала и совсем перестала есть, из-за чего стала похожа на мертвого человека. Так и было. Моя душа умерла в тот день.

Сейчас я уже не плачу, во мне просто не осталось больше сил. Теперь я просто лежу, смотря в одну точку. Маркус тихонько стучит в дверь и не дожидаясь ответа, заходит.

— Привет, Тейт... Я принес тебе немного поесть, — говорит он, и я слышу, как он что-то ставит на стол.

Я даже не оборачиваюсь, чтобы посмотреть на него, но он пробует снова:

— Тейт, пожалуйста, тебе нужно покушать. Ты совсем бледная.

Я знаю это и без него, мне не нужны напоминания о том, что я превращаю себя в зомби. Он больше ничего не говорит, но я чувствую напряжение, которое от него исходит. Возможно я могу дать ему себе помочь, но я сделаю это ради него, чтобы он не чувствовал себя обязанным.

— Я думаю, я могла бы попить, — довольно тихо говорю я, не имея сил заставить свой голос звучать чуть громче.

Он выдыхает и подлетает ко мне со стаканом воды.

— Вот, пей, — произносит он, поднося стакан к моим губам и помогая мне сесть.

Я делаю несколько маленьких глотков и пытаюсь снова лечь, но он останавливает меня.

— Поешь... Твоя мама приготовила рис.

Он говорит так, будто это действительно что-то изменит, но я решаю постараться ради него и ради мамы и начинаю есть. Я вижу намек улыбки на лице Маркуса, потому что я наконец что-то делаю и говорю. Поев немного риса, я снова ложусь в кровать, надеясь, что теперь он оставит меня. Но Маркус не уходит. Он все еще сидит рядом со мной, тихонько гладя меня по плечу.

— Тейт, тебе пора выбираться из своей комнаты. Я знаю, что это сложно, но ты должна постараться жить дальше. Конечно, мне не понять, что ты чувствуешь, но не думай, что мы не переживаем за тебя. Ты уничтожаешь себя... — он делает паузу и делает глубокий вдох. — Твоему папе это бы не понравилось. Он хотел бы, чтобы ты не теряла себя. Пожалуйста, Тейт...

При упоминании папы я сжимаю руки до боли в ладонях и крепко зажмуриваю глаза. Как он смеет мне говорить об этом? Как будто я постоянно не думала об этом. Я резко поворачиваюсь к нему и грубо отвечаю:

— Как ты смеешь давить на меня этим? А, Маркус? Вам всем кажется, что вы все знаете, но вы нихрена не знаете. Вы даже не можете понять, что я чувствую сейчас, поэтому не тебе сейчас говорить мне о том, что я себя уничтожаю. Думаешь, я этого не знаю? ТАК Я ЗНАЮ. Слышишь меня, Маркус? Я все это знаю, поэтому хватит. — Его лицо резко меняется, и я решаю добить его. — И знаешь, прежде чем пытаться вытащить меня из моего дерьма, разберись со своим, ладно?

Я задела его. Я вижу это по его глазам, в которых сейчас читается боль, и он изо всех сил старается сейчас не сказать ничего лишнего, чтобы не ранить меня, но я жду этого. Я хочу почувствовать ненависть к себе, поэтому произношу:

— Что? Это оказалось больно, верно? Ну вот теперь ты знаешь, что могут делать слова, поэтому убирайся отсюда и приходи, когда вернется та прежняя Тейт, которую вы все так отчаянно хотите вернуть.

Маркус резко встает и собирается уходить, но тут оборачивается и говорит:

— Знаешь, ты права, Тейт. Я зря прихожу сюда и делаю какие-то попытки вернуть прежнюю тебя, потому что ты погрязла в своей темноте. Но говорить мне о моих проблемах? Это низко даже для тебя. Может быть, Вэнс был прав, ты действительно думаешь только о себе, потому что будь это иначе, ты бы была сильной. Но все, что ты делаешь – это лежишь тут и жалеешь себя так, будто ты одна что-то потеряла. Подумай об этом.

И он уходит, оставляя меня со моими демонами. Когда Маркус упомянул имя Вэнса, это полностью вернуло меня в тот день. Горечь захлестнула меня, и я в первый раз встаю с кровати только для того, чтобы начать все крушить. Я хватаю тарелку с едой и со всей силы бросаю ее на пол, осколки разлетаются по всей комнате, но мне плевать. Я иду к фотографиям на комоде и начинаю кидать их в стену одну за одной, пока все рамки не разбиваются и стекло не разлетается по всей комнате, слегка задевая меня и оставляя маленькие порезы.

Подхожу к шкафу и выкидываю все свою одежду из него. Мне хочется разорвать каждую вещь, поэтому я подхожу к стене, где висят плакаты, срываю их и начинаю рвать на мелкие кусочки. Я продолжаю кидать вещи по всей комнате и уже беру в руки гитару, пока кто-то не хватает меня и не тащит вниз. Мной снова овладевает гнев, и я начинаю бить человека, который держит меня. Я продолжаю делать это, пока пустота не накатывает на меня, снова превращая в беспомощную куклу.

Меня кладут на диван в гостиной, укрывая одеялом, и я закрываю глаза, осознавая, что я только что сделала. Я оттолкнула своего лучшего друга и разгромила собственную комнату. Моя мама подходит ко мне и, стараясь сдерживать слезы, гладит меня по голове.

— Милая, тебе нужна помощь. Пожалуйста, дай мне помочь тебе, — сдавленным голосом говорит она.

Мне невыносимо смотреть, как она плачет. Она не должна страдать из-за меня. Больше никто не должен, поэтому я отвечаю:

— Хорошо, мамочка, я обещаю, я буду в порядке.

Она обнимает меня и целует в макушку, произнося:

— Я принесу тебе успокоительного, а потом постарайся поспать, хорошо?

Я киваю и пока мама на кухне, думаю о том, что, может быть, я и потеряла часть своего сердца, но у меня все еще есть мама, Энн, Эндрю, Кейт, бабушки и...Маркус, если я еще не потеряла его. Ради них я могла бы постараться.