Глава 6.4 Аграфена

— Куда теперь? — спросила Эсперова, опустив синтезатор на землю в попытке дать рукам отдохнуть, и стерла испарину со лба. От вокзала они прошли уже пару кварталов, но ДК так и не появился на горизонте. Был жаркий майский день, ничуть не похожий на весну в их городе. Кожаная куртка ощущалась раскаленной, но снять ее было некогда.

— Видишь там поворот? Вот нам туда, и еще немного пройти. Минут десять и мы на месте, — пообещал Соломон и взял синтезатор. — Давай, помогу, чтобы ты не уставала.

— Да мне нормально, — отмахнулась Феня, — он не тяж...

— Цыц, Фенёк, еще успеешь потягать его, — не уступил Поспелов, поудобнее перехватив инструмент, и махнул головой, призывая продолжить путь.

Пользуясь моментом, она стянула куртку и запихнула ее в рюкзак. Люк к тому моменту ушел далеко вперед, не вдаваясь в причину остановки. Остальные были рядом, и Аграфена слышала, как Ада расспрашивает Даню об украшениях, которые они собирались надеть на выступление. Пианистка давно заметила, что Даниил часто носил на запястьях «спокойные» кожаные браслеты с оригинальными переплетениями без какой-либо вычурности, в то время как Ариадна предпочитала массивные цепи и шипы.

Аграфена понимающе улыбнулась. Ада всегда ярко выделялась на фоне мужа, придерживающегося спокойного стиля в одежде. Наверное, это было единственным их различием, хотя, Феня скорее назвала бы это балансом.

Наконец перед ними показался местный Дом Культуры. Эсперова облегченно выдохнула, прячась от палящего солнца под карнизом. Ираклий придержал дверь, чтобы они с Ариадной прошли внутрь. Феня мимоходом огляделась. Фойе ДК было просторным, что было как нельзя кстати, учитывая, как много людей там толпилось. На дальней стене сохранилась кафельная мозаика, навевая воспоминания о советском прошлом. Рассмотреть узор она не успела, так как была вынуждена свернуть в тусклый коридор вслед за остальными.

На входе в концертный зал участникам группы потребовалось встать в очередь, чтобы пройти за кулисы.

— Готовься, штамповать будут, — шепнул Даниил.

Эсперова удивленно посмотрела на него, но насмешки в серых глазах не увидела. Их очередь уже приближалась, поэтому Фиделин взял ее за руку, побуждая вытянуть ее вперед. Работник ДК, стоявший на входе в закулисье, незамедлительно поставил Фене штамп на запястье обычной офисной печатью с маркировкой Дома Культуры.

— Зачем это? — обратилась она к Аде, уже успевшей пройти ту же процедуру.

— Теперь ты избранная, — произнесла Ариадна голосом киношного призрака и сделала пассы руками, будто насылала на нее магические чары, а после, смеясь, приобняла Аграфену за плечи. — Это знак, что ты участница концерта, а не зритель. Благодаря ему ты можешь беспрепятственно проходить на сцену, за кулисы и в гримерку. Собственно, вот и гримерка. Сейчас Даня вытянет у организаторов жребий и мы узнаем, какими по счету будем выступать, а пока можно начать краситься.

Когда Фиделин вернулся, Феня уже успела сбрызнуть ярко-синим лаком кончики своих волос и переодеться в черную классическую рубашку и короткую фатиновую юбку. Вынув из рюкзака туфли на шпильке и сев на свободный стул, она как раз начала переобуваться, когда пришедший Даня присвистнул, окинув ее взглядом:

— О-ого! А куда ты дела нашу тихоню?

— Ты бы еще дольше там ходил, я бы ей уже и жениха подсуетила, — добродушно усмехнулась Ариадна.

Феня лишь скромно улыбнулась, не видя смысла вступать в несерьезный разговор. К тому же, вслед за Даней в гримерку вошли остальные участники группы, и шутка исчерпалась сама собой.

— Мы проверили оборудование, все четко, — оповестил Ираклий.

Подойдя к большому зеркалу на стене, Аграфена стала наносить макияж. Пачкать всё лицо гримом не хотелось, поэтому она лишь добавила пудры для мертвенной бледности и от черной стрелки на правом веке вывела замысловатый узор на щеке. Завершив макияж темно-красной помадой, она обернулась к Аде:

— Так подойдет?

— Супер! — улыбнулась та и стянула резинку с волос Даниила.

Следующие несколько минут ушли на придание кудрявым волосам Фиделина подобия послушности с помощью лака. Но Ариадне это с виду удавалось легко. Вскоре она отложила лак и расческу, забрала у Соломона палетку и принялась за нанесение грима.

— Ада, не могу я этой дебильной кисточкой пользоваться, — возмутился Люцифер, отшвырнув маленькое зеркальце на соседний стул.

— Помоги ему с гримом, я не успеваю, — Ариадна махнула Фене кисточкой в сторону Реморова и вновь принялась пудрить Даниилу лицо для пущей готической бледности.

Не будь в этом критической необходимости, Аграфена бы отказалась. Но на кону стояло их общее дело: требовалось выйти на сцену полным составом вовремя. Подавив вздох смирения, она взяла палетку с гримом. Люк покорно прикрыл глаза, отдаваясь на волю ее фантазии. Шагнув к нему ближе, она случайно задела ногой его колено и тут же резко отстранилась.

— Извини, — тихо произнесла она, но Люк, казалось, ничего не почувствовал и сидел, по-прежнему не открывая глаз. — Что я должна нарисовать?

— Оттени глаза посильнее. У нас стиль готических упырюг, надо, чтобы я казался мёртвым, но по-прежнему неотразимым.

— То есть, без разницы, как я тебя накрашу, раз ты все равно не отражаешься? — в ответ на ее реплику Люк поднял веки, полыхнув нефритовыми глазами. А Феня замерла, впервые увидев их вблизи. Среди непередаваемого и изменчивого аквамаринового цвета смешалась небесная лазурь, испещренная насыщенно-изумрудными узорами. Это не был привычный голубой или зеленый цвет. Скорее акварельная смесь из ярких оттенков чистейшей морской воды, отражавшей золотистые звезды, если бы их можно было наблюдать средь бела дня. Для Фени это казалось тем более необычным, ведь она на протяжении вот уже восемнадцати лет привыкла видеть в зеркале лишь бездонную черноту собственных глаз.

— Смотрю, ты научилась шутить, — вернул ее в реальность Реморов.

— Без фокусов, — предупредила она, угрожающе направив на него кисточку, полную темно-серых теней.

— Я тебе доверил свое лицо, какие тут могут быть фокусы?

Она скептически хмыкнула. Было неловко прикасаться к его коже, пусть и всего лишь кистью. Феня еще не забыла любовь гитариста к неожиданным выходкам и потому всегда пребывала в напряжении рядом с ним. Ждала очередного подвоха в любую секунду. Люцифер был для нее непредсказуем, и это отталкивало. Хотя, в последнее время она стала замечать, что в ней просыпается некое любопытство. Его поведение наверняка обуславливалось чем-то, и Фене непременно хотелось узнать причину.

Она давно разгадала, что порой люди ведут себя неприемлемо лишь из-за того, что им не хватает понимания и сопереживания. И если им не сопереживали другие, Аграфена готова была безвозмездно оказать такую услугу. Выслушать любую мысль, лишь бы в мире стало меньше страдающих от одиночества людей.

Заканчивая наносить грим, она мимоходом взглянула на макушку Люка и заметила меж угольно-черных прядей намечающийся светлый пробор. Волосы отросли недостаточно, чтобы показать истинный цвет во всей красе, но уже было понятно, что от природы брюнетом Люцифер не был.

— Ты красишь волосы? — не сдержавшись, произнесла она, удивленная своей находкой.

— Да, — без малейшей заминки последовал ответ.

— Почему?

Люк задумался на секунду и опустил взгляд влево. Опираясь на знания, почерпнутые из книг по считыванию жестов, Аграфена определила, что он вспомнил какое-то событие. Судя по изменившемуся выражению лица и потухшему взгляду, не очень приятное. Но вопреки ее готовности нарваться на очередную колкость, Реморов серьезно ответил:

— Чтобы внешнее больше соответствовало внутреннему. Не хочу обманывать людей.

Феня внимательно посмотрела в нефритовые глаза, вдруг ощутив необъяснимую душевную близость, которую доселе не ведала и даже предположить не могла, что подобное чувство вызовет в ней именно этот человек. Любопытно было спросить, что он имеет в виду, но давить и настаивать не хотелось. Вряд ли Люк вообще имел желание с ней разговаривать, как показали их прошлые диалоги. А потому она готова была отступить, сочтя его фразу лишь временным помутнением.

— Я, наверное, кажусь тебе хамоватым идиотом, — вдруг предположил Люцифер. Аграфена удивленно приподняла брови. Неужели его и впрямь волновало ее мнение на этот счет?

— Нет.

— Зря, ведь я такой и есть, — немного помолчав, он добавил, покрутив между пальцами отросшую до подбородка прядь черных волос: — Когда-то они были золотыми.

Феня без труда представила его блондином и недоуменно спросила:

— Но почему ты решил, что натуральный цвет тебе не подходит? С ним ты не выглядел бы таким бледным.

— Это вводило окружающих в заблуждение, — уклончиво ответил он.

И в эту секунду на Аграфену снизошло озарение. Ей стало понятно всё: и его грубость, и отстраненность, и агрессивные выпады, и боль, таящаяся за всем этим. Ему кто-то внушил, что он не нормален. Что не вписывается в типичные рамки общества. Что Люцифер не может быть добрым, нося это имя.

— С темными волосами им проще считать тебя плохим?

— Что-то вроде того.

Переубеждать его даже объективными доводами было бесполезно, и Эсперова это понимала. Однако страстно хотела донести, что он ошибается, идя на поводу у мнения общества. Не придумав ничего лучше, она решила объяснить на своем примере:

— Значит, и я плохая? — Феня задумчиво посмотрела на свои темные волосы, кончики которых сегодня были окрашены в ярко-синий цвет, и вновь взглянула на Люка, намекая, что судить о моральных качествах по цвету волос как минимум странно. Говорить об этом напрямую она не стала. Реморов должен был прийти к этому выводу самостоятельно.

— Нет.

Она многозначительно посмотрела на Люцифера, ожидая, когда тот сумеет уловить ее посыл. Уголки его губ медленно приподнялись в подобии улыбки.

— Цвет не решает, я понял.

— Окружающие тоже не решают, какой ты. Это решать только тебе. Но смею предположить, что естественный цвет подошел бы тебе больше.