Глава 2.2 Аграфена

Следующий предновогодний день стал для Аграфены адом. Мало того, что ее преследовало чувство неловкости от присутствия в доме незнакомого человека, так он еще и намеревался завести с ней диалог. Хотя, большую часть времени это был скорее монолог. Гость поучительным тоном рассказывал Эсперовой о храме и о тех иконах, которые там хранились; а главное — о размерах подаяний, которые считалось не стыдным принести в церковь, дабы выказать Господу свое почтение.

Все эти истории не вызывали в ней и капли интереса, только раздражение, которое она ради матери всеми силами старалась подавить. Однако, в силу возраста, не слишком преуспела в сокрытии истинных эмоций, и отношение к беседе не осталось незамеченным. Тогда за обедом, который Феня любезно разогрела, мужчина стал интересоваться ее увлечениями, видимо, чтобы выставить себя заботливым отцом.

Она неохотно и лениво отвечала, размазывая еду по тарелке и стараясь как можно реже поднимать глаза. Разговор тёк вполне безобидно, однако ей все равно было неспокойно на душе. За окном валил снег и завывал ветер, навевая еще большую тоску.

На вопрос о музыке, которую она слушает, Эсперова честно призналась, что предпочитает рок. И в этот момент религиозность маминого кавалера дала о себе знать. Он резко побледнел, затем побагровел, а Феня, наблюдавшая за этими метаморфозами, вжалась в стену и испуганно замерла.

— Рок?! Ты слушаешь рок? Наверняка еще и сатане поклоняешься! А я сразу заметил, что на тебе нет креста! Говорил ведь твоей матери, что с тобой что-то нечисто. Ты хоть крещёная?

Какому сатане? Аграфена, конечно, слышала о существовании сатанинских группировок в больших городах, но ведь это было так далеко и казалось нереальным. Да и про преступления, творимые религиозными фанатиками, она слышала гораздо больше...

И почему так злится этот человек? Разве любая музыка способна помешать вере в Высшие Силы? Разве ношение креста — показатель истинной веры? Разве человек не может, не окружив себя тематической атрибутикой, надеяться, что за ним кто-то присматривает с Небес? А присматривает ли, раз допустил все происходящее?..

Пытаясь собрать в кучу разбежавшиеся мысли, она вымученно затараторила:

— Не знаю. Наверное. Крест я никогда не носила, мне неудобно, он к коже липнет.

— И как язык повернулся только! Липнет! Надо же! — казалось, мужчина рассвирепел, но в следующую секунду его эмоции так стремительно сменились тупым благоговением, что Аграфене стало по-настоящему страшно. Елейным голосом он обратился в пустоту, возведя при этом глаза к потолку и сложив руки в молитвенном жесте. — Ничего, дитя, ты не виновата. Это в тебе бесы сидят, они за тебя говорят. Как хорошо, что я тут оказался! Сам Бог меня направил, чтобы я наставил тебя на путь истинный! Сейчас, подожди.

Мужчина вскочил со стула и ринулся к своему чемодану. Что он собирался делать? Как планировал ее наставлять на истинный путь? Вручил бы ей крест? Или сотворил бы что-то такое, после чего вернувшаяся мать обнаружила ее хладный обезображенный труп на полу?

Эсперова сжала в кармане раскладной телефон и оглядела комнату, ища путь к побегу, но быстро осознала, что мимо мужчины проскользнуть не успеет.

Где-то она читала, что в опасных ситуациях лучше не сопротивляться. Что ж, сейчас это был единственный выход. У нее не хватит сил дать отпор. Если этот фанатик начнет ее бить, она просто постарается сжаться в комок и закрыть все уязвимые части тела. Ведь рано или поздно он остановится?..

Но бить ее он не начал.

Мужчина вернулся к Аграфене с литровой флягой и, сунув горлышко ей под нос, приказал:

— Пей! Эта святая вода очистит тебя!

— Я не буду, — ответила она скорее удивленно, чем уверенно, и на вдохе почувствовала неприятный запах тухлой воды, исходивший из сосуда. — Фу, уберите, она воняет.

Эсперова скривилась и попыталась отвернуться, отгородившись рукой от фляги.

Где была ее мать, когда она так нужна? Почему она предпочла посетить рабочий корпоратив, вместо того, чтобы развлекать своего гостя? Как могла она оставить родную дочь с чужим человеком, которого толком не знала? А считала ли мама ее родной? Любила ли ее вообще? Или, может, старалась таким образом избавиться от надоевшей обузы?

Пока эти неутешительные мысли мелькали в затуманенном ужасом сознании, мужчина злорадно оскалился и поднес флягу ближе, заставив Феню прижаться затылком к стене.

— Видишь! — глаза его засветились религиозным фанатизмом, граничащим с безумием. — Это в тебе бес сопротивляется. Так и должно быть. Но я изгоню его. Пей! Это поможет тебе.

Почувствовав, как к горлу подступает тошнота, а тело начинает колотить от стресса, вызванного непредсказуемостью гостя и собственной беспомощностью, Аграфена не выдержала:

— Да что вы несете?! Мы в экзорцизм играем? Не буду я пить черт знает что! Откуда я знаю, что вы даете мне святую воду? Она воняет так, будто в ней кто-то сдох!

Вопреки ожиданиям, мужчина не возмутился. Напротив, он победно оскалился, отступив на шаг и перестав нависать над Эсперовой.

— Стоило поднести к тебе Священный Грааль, как все бесовское в тебе воспряло! Но Бог не оставит нас! Изыди, дьявольское отродье! — с этими словами он выплеснул на нее содержимое фляги и принялся нараспев читать молитву. Решив, что жидкость могла оказаться кислотой или ядом, Феня пронзительно завопила, поднявшись и опрокинув стул, а затем, со всей силы оттолкнув мужчину, бросилась бежать прочь из дома, не успев даже захватить с собой куртку.

Ее всю трясло от страха и зимнего холода, впившегося клешнями в мокрую кожу. Тонкий облитый свитер прилип к телу, штаны тоже промокли и теперь морозили колени и мешали свободно двигаться. Сугробы замедляли бег, но Эсперова упорно продиралась через белую труху.

Да, во фляге действительно была вода. Феня не была уверена в ее святости, но никакого специфического запаха или вкуса, кроме очевидной затхлости, не почувствовала.

Что делать? Как поступить? Вернуться домой она не могла и оставаться наедине с этим сумасшедшим больше не рискнула бы. Идти ей было не к кому. Оставаться на улице до возвращения матери она тоже не могла — от пронизывающего ветра уже начало ломить суставы. Это заставило осознать, что предпринимать что-то придется ей самой. Больше надеяться не на кого.

Отбежав подальше от дома и выпуская изо рта частые клубы пара, Аграфена принялась набирать номер полиции. Дождалась ответа и, сообщив о постороннем человеке в ее жилище, следом позвонила матери. Она хотела накричать, рассказать обо всем том ужасе, который пережила несколько минут назад, о том, что не правильно звать домой незнакомого человека, не честно оставлять дочь с ним, несправедливо подвергать их обеих опасности в угоду своим желаниям победить одиночество.

Но как только в трубке послышался голос матери, Феня растеряла всю решимость.

— Мама! Мамочка! Зачем ты меня с ним оставила? Почему ты оставила меня одну? — прорыдала она, упав коленями на снег и стирая бегущие по щекам слезы замерзшими покрасневшими пальцами. — Ты меня больше не любишь, потому что во мне бесы? Они были во мне с детства? Ты поэтому меня никогда не любила?..