28 глава.

Я смотрел на Миравель, изучая каждую эмоцию, отражающуюся на её лице. Она казалась хрупкой, как фарфоровая статуэтка, но в её взгляде скрывалась сила, которой я никогда не переставал восхищаться. Я медленно провёл пальцем по её клитору, наслаждаясь тем, как её тело отозвалось лёгкой дрожью, и проник внутрь, чувствуя её тепло.

Мой язык скользнул по её шее, оставляя влажный след, и я мягко укусил её кожу. Тонкий стон сорвался с её губ, едва слышный, но для меня он был громче любых признаний.

— Пожалуйста, Данте... — всхлипывая, прошептала Миравель.

Я остановился, замер, смакуя её слова.

— Пожалуйста что? — спросил я, продолжая покусывать её нежную кожу, будто хотел, чтобы она повторила.

— Продолжай... продолжай, — взмолилась она, крепко сжимая край столешницы, словно боялась потерять контроль над собой.

Я улыбнулся и добавил второй палец. Её тело выгнулось навстречу моему прикосновению, и тихий, полный желания стон сорвался с её губ. Откинув край её халата, я наклонился ниже и провёл языком по её соску, не прекращая движения пальцами внутри неё.

В этот момент я не слышал ничего, кроме её тихих вздохов и приглушённых стонов. Весь мир исчез. Не было ни времени, ни пространства — только Миравель и её дыхание. Я позабыл о собственном удовольствии, потому что сейчас мне было важно одно: показать ей, что наслаждение — это не грех, не слабость, а право, которое принадлежит ей.

И самое главное — она не боялась меня. Это значило для меня больше, чем всё остальное.

— Данте... — томно прошептала Миравель, прикрывая глаза.

— Да, моя девочка? — отозвался я, глядя на неё так, словно хотел впитать в себя каждое её движение.

— Я... я не могу больше... — её голос дрогнул.

Я улыбнулся и почувствовал, как её тело сжалось, а через секунду она кончила на мои пальцы с тихим, сдержанным вздохом. Я мягко поцеловал её в шею, чувствуя, как её кожа горит.

Миравель открыла глаза. Её щёки были залиты румянцем, а взгляд метался по моему лицу, словно она искала в нём подтверждение чему-то важному.

— Ты прекрасна, Миравель, — произнёс я низким голосом. — Ты — само совершенство. И я буду повторять это снова и снова... пока ты сама не поверишь.

Она обвила мою шею руками и поцеловала меня. Я ответил на её поцелуй, и в нём было столько нежности, что я едва узнал себя. Никогда в жизни я не испытывал ничего подобного.

Она отстранилась первой и мягко улыбнулась мне. Эта улыбка была предназначена только для меня. И в этот момент я увидел другую сторону Миравель — не ту дерзкую, злую и закрытую девушку, которую знал весь мир, а нежную, ранимую, почти беззащитную.

Мне нравилась эта сторона её. И я снова убедился: она совершенство. Нежная. Хрупкая. Злая. Любая она была прекрасной.

Но именно в этот момент нас прервал звонок телефона. Резкий, настойчивый, как выстрел. Я раздражённо выдохнул и достал его из кармана брюк. Лука. Чёрт, этот человек умел появляться не вовремя.

— Говори, — коротко бросил я, поднимая трубку.

— Мы нашли их, — услышал я в ответ.

На моём лице появилась медленная, хищная ухмылка. Ну наконец-то. Клаудии больше нет, и хотя мне бы хотелось видеть, как мучается эта старая дрянь, я никогда не трогаю женщин. Но вот тех, кто сделал это с моей Миравель, я не отпущу. Они будут платить за каждую её слезу, за каждый шрам.

— Скоро буду, — бросил я, скинув звонок и убрав телефон обратно.

Машина остановилась возле моего клуба. Два охранника уже ждали — один распахнул дверцу, другой поднял взгляд, будто проверяя, всё ли вокруг в порядке. Я вышел, снимая пиджак и бросив его на руки Роберту. В воздухе витал густой запах дыма, алкоголя и чего-то тяжёлого, металлического.

Клуб гудел музыкой, но стоило мне открыть дверь в подвал, как шум наверху исчез. Там царила тишина, будто сама пропитанная страхом. Я чувствовал её в груди, как ток.

Внутри, за столом, сидел Лука. Его глаза встретились с моими, и я заметил в них ожидание. Перед ним — четверо мужчин. Они были связаны, измотаны, но пока целы. Лука не задавал лишних вопросов. Он никогда не спрашивал «зачем». Он просто делал то, что я велел.

Они подняли глаза на меня. Взгляд одного задержался дольше других.

— Dante Santarelli?.. — прошептал он, будто само моё имя было приговором.

Я молча кивнул.

— Ставь камеру, Лука, — приказал я, усмехнувшись. — Они должны стать известными.

Лука поднялся, установил штатив и навёл объектив прямо на их лица. Мужчины переглянулись, и в их глазах мелькнула паника.

Я подошёл ближе, не спеша, наслаждаясь каждой секундой. Взял со стола маленький нож.Пальцами я рванул на одном из них футболку, ткань с хрустом разошлась, падая на пол. Его грудь дрожала от ускоренного дыхания.

Мужчина дёрнулся, но верёвки не позволили ему сдвинуться. Я поднёс нож к его животу и медленно начал вырезать буквы. Каждое движение оставляло за собой кровавую линию. Он застонал, сначала тихо, потом громче. Стон перерос в крик.

Я улыбнулся. Его крик был музыкой. Музыкой возмездия.

— Громче, — прошептал я. — Она тоже кричала.

Я отложил нож и ударил его кулаком в челюсть. Его голова мотнулась в сторону, кровь брызнула изо рта. Он попытался сжать зубы, но я схватил его лицо, разжал челюсть и вставил клинок внутрь. Его глаза расширились.

Он дёргался, захлёбывался собственным криком. Звук был искажённый, жалобный, словно рёв животного, которого режут на мясо. Кровь брызнула, залила подбородок, стекала по груди. Я положил его язык на стол — холодный, мокрый кусок плоти, символ того, что он больше никогда не сможет произнести ни слова.

Через несколько секунд он потерял сознание.

Я обернулся к остальным. В их глазах отражался ужас. И это было лишь начало.

Шесть часов спустя они были мертвы. Все четверо. Подвал пропитался запахом крови, железа.Камера фиксировала каждое мгновение, но это видео было предназначено только для меня. Для напоминания, что возмездие существует.

Моя одежда и кожа были покрыты алыми пятнами. Я снял рубашку и бросил её на стол рядом с закопчённой лампой.

Я сделал глубокий вдох и почувствовал, как ярость, наконец, отпускает. Убийства не вернут Миравель её детство, но я мог забрать у этих людей то, что у них было — жизнь.

Я вышел из душа, обмотав полотенце вокруг бёдер. Вода ещё стекала по моей коже, капли падали на пол, оставляя следы. В кабинете меня ждала Карла. Она сидела в кресле, закинув ногу на ногу, и её глаза сразу жадно скользнули по моему телу.

Она поднялась, медленно, с игрой, будто хотела произвести впечатление. В её движениях чувствовалась уверенность женщины, привыкшей получать то, чего она хочет.

— Данте... — протянула она, подойдя ближе. — Я скучаю. Мы так давно не проводили ночь вместе.

Её рука скользнула по моему торсу, оставляя за собой след влаги. Она прикусила губу, и в её взгляде читалось желание.

— Пошла вон, — произнёс я.

Карла замерла, но затем её губы изогнулись в кокетливой улыбке.

— Данте... — почти простонала она, и вдруг опустилась на колени передо мной, её пальцы потянулись к полотенцу.

В груди у меня вскипела ярость. Я схватил её за волосы, резко дёрнув голову вверх, и сжал её шею так, что глаза округлились.

— Ты что, не услышала меня? — прорычал я, приближая своё лицо к её лицу.

Она захрипела, её руки в панике ухватились за мои запястья. Я отпустил её так же резко, как и схватил, и отшвырнул в сторону. Она упала, но тут же поднялась, не смея поднять на меня взгляд. Склонив голову, Карла метнулась к двери и выскочила, захлопнув её за собой.

Я тяжело выдохнул, чувствуя, как раздражение отступает. Для меня она всегда была лишь телом, удобным способом удовлетворять свои желания. Но теперь... после Миравель — всё это казалось грязным, пустым.

Я оделся.Опустившись в кресло, я достал бутылку виски. Янтарная жидкость блеснула в свете лампы. Я налил себе в стакан, сделал глоток и закрыл глаза. На языке осталась горечь, но мне хотелось другого вкуса — её.

Миравель.

Мысли о ней не отпускали меня ни на секунду. Я достал телефон и набрал её номер. Каждый гудок растягивался вечностью.

— Слушаю, — её голос был холодным, но для меня он звучал, как самая сладкая музыка.

Улыбка сама появилась на моём лице.

— Ты подумала над моим предложением, mia gattina?

— Да.

— И какой же ответ?

— Да. Во сколько и где?

— Я заеду за тобой. Два часа хватит?

— Сомневаюсь. Но я попытаюсь, — ответила она и сбросила звонок.

Я устало выдохнул и опустил телефон на стол. Виски обжёг горло.

В моей голове крутилась лишь одна мысль: Миравель. Единственная. С её шрамами, с её характером, с её нежностью и злостью она прекрасна.И я сделаю всё, чтобы защитить её, даже если придётся отдать за это свою жизнь.

Я вошёл в её дом и поднялся на второй этаж. Коридор был полутёмный, пахло духами и чем-то сладким, почти домашним. Дверь в спальню была приоткрыта.

Я толкнул её, и время будто остановилось.

На кровати и полу — разбросанные вещи, шелест ткани. А она..Миравель стояла перед зеркалом. В отражении я увидел её фигуру в чёрном платье, которое идеально облегало каждую линию её тела. Платье было простым, но в нём она выглядела так, словно принадлежала другой вселенной — слишком красивой, чтобы существовать рядом со мной.

Чёрные волосы спадали по спине, блестя в мягком свете лампы. Она слегка наклонила голову, поправляя прядь, и её лицо в этот момент казалось хрупким и недосягаемым.

Я подошёл к ней,бесшумно и обнял со спины, прижимая её тело к своему. Мои ладони скользнули по её талии. Я поцеловал её в шею, вдохнув пьянящий аромат её кожи. Этот запах сводил меня с ума.

— Ты прекрасна, mia gattina, — прошептал я ей в самое ухо.

Её губы дрогнули, на лице появилась улыбка, а на щеках — лёгкий румянец. Она высвободилась из моих рук и обернулась ко мне.

— Всё же ты очень хороший мальчик сегодня, Данте, — сказала она, и в её голосе прозвучала ирония.

Меня передёрнуло от этой фразы. Я скривился, но Миравель лишь улыбнулась, глядя прямо в мои глаза. Я застыл, будто меня ударило током. Её улыбка... она была только для меня.

Я не мог привыкнуть к этому. Каждое её движение ломало меня изнутри и собирало заново.

Миравель прошла мимо, её платье слегка задело мою руку.Я пошёл за ней, не сводя взгляда с её талии и того, как плавно покачивались её бёдра при каждом шаге.

Мы вышли из дома. Воздух был прохладным, и лёгкий ветер подхватил её волосы. Водитель поспешил открыть дверцу для Миравель, а затем для меня. Она села первой, грациозно, будто рождена для того, чтобы ломать судьбы одним движением руки.Так и есть.

Я устроился рядом. Машина тронулась.

В салоне стояла тишина, нарушаемая лишь тихим гулом двигателя. Я положил руку на её ногу, сжал мягкую ткань платья. Мне катастрофически не хватало её прикосновений. Мне хотелось большего — почувствовать её рядом, целиком, без остатка.

И вдруг — неожиданно для меня — Миравель положила свою ладонь поверх моей.