Глава 25

Серри проходит в дом, ожидая увидеть собравшихся людей, которые уже через час должны выезжать готовые в ресторан. Ребята обязаны проверить организованность перед тем, как туда зайдут люди.

Сначала Ким снимает обувь с ножек сына и отпускает его, а сама поднимает платье, которое длиной в пол, и с трудом пытается снять туфли на высоких каблуках.

— Боже мой, наконец–то... — про себя шепчет она, ибо уже устала ходить на каблуках, пусть и на машине ехала. Да и на работе тоже дел куча было, бумаг даже не пересчитать.

Девушка идёт на шум друзей, что общались на весь дом.

«А дом Донана довольно уютный, несмотря на его размер», — думает она, рассматривая большую прихожую. Странно, конечно, но они знакомы почти четыре года, а дома у него она ещё ни разу не была.

Иногда она только завозила сына к ним, а сама уезжала на работу, которая только начинала переезжать из Инчхона. Основное дело их компании – это мебель, поэтому перевезти её в столицу страны являлось неплохой идеей. Проблем с этим больших не было.

— Всем привет! — кричит Серри, вылезая из–за угла. Глаза сразу же реагируют на одну из виновниц торжества и Ким тут же пищит, заметив перед собой красавицу–подругу. Она тут же бежит обнимать такую же визжащую Хёну. — Как давно мы не видели–и–ись! — визжит она, хотя прошла всего неделя с их последней встречи.

— Серри–я, какая ты красивая! — она оглядывает внешний вид подруги и снова крепко обнимает.

Да, сегодня Ким действительно была красива. Цвет платьев, в которых должны прийти все девушки сегодняшнего банкета, – это бирюзовый, потому на ней было бирюзовое платье в пол. Волосы были закручены в локоны, создавая хороший объём ее волосам, хотя они и без того у неё были объемные.

— Я знаю, что у меня хороший вкус, — откинув локон волосы, с широченной улыбкой проговорила она.

Да, самооценку за эти незаконченные три года она успела повысить знатно. Казалось бы, любые преграды нипочём.

— А где Чонхён–оппа, Сохён–онни и дети? Онни перед моим отъездом сказала, что они уже накинули куртки.

— Может им надо было ещё за платьем забежать? — усмехнулась невеста.

— Ох, точно, совсем память растеряла с этой работой, — ударив себя по лбу, смущается Ким. — Прости.

Девушка поворачивается в сторону парней, ведь Донана тоже нужно было поздравить. Жених как никак. Он главный виновник торжества и без него этого всего бы не было. Она улавливает глазами раскрытые руки друга и вновь бежит босыми ногами к парню. Или его уже можно назвать настоящим мужчиной? Всё–таки уже двадцать восемь годиков.

— Оппа, поздравляю вас! — она целует его в щёку и снова крепко обнимает.

— Спасибо, щеглиха, — он целует её в ответ и выпускает из объятий.

— Парни, привет! — она машет им так счастливо, обнимаясь с крайними, пока не замечает перед собой уже совсем скоро своего бывшего мужа. Она застыла. — А...

Изо рта не выходили слова. Эта самая встреча произошла слишком неожиданно. Она много раз представляла их первую встречу, но точно не в такой момент и не вот так просто.

— И тебе привет, Чонгук, — натягивая на лицо кривую улыбку, проговаривает Ким. Но уже определённо каждый понял, что она прячет мятеж внутри себя за этой неловкой улыбкой. Она слишком многое прошла за это время, и он явился, когда она только-только избавилась от мыслей о нём.

Ответ не заставил себя долго ждать.

— Привет, — так же отвечает парень. Как-то холодно, но в голосе не чувствовалось никакой злости или напряжения.

Он был готов её увидеть, тем не менее в душе у него всё переворачивалось с ног на голову. Что он должен был делать? Как реагировать? Смотреть ей в глаза и отвечать так, будто они только познакомились?

Её глаза, лицо, фигура, запах – всё сносило крышу. Три года назад емк бы захотелось схватить за руку и загрести в охапку, чтобы обняла так же, как и остальных, и даже сильнее, но сейчас ему достаточно посмотреть на неё, наглядеться. И Чонгук слишком хороший актёр. Настолько хороший, что друзья не могли понять его настоящих чувств. Три года в «ЭлЭй» как никак. За три года случилось многое, но чувства так и не угасли. Скорее даже обострились.

А вот даже слегка улыбаться, но так же расслабленно Серри не могла. Она не ожидала такого визита, не понимала почему её никто не предупредил, но и не хотела спрашивать. Это ведь уже не важно, да?

«Он изменился. Стал куда красивее, чем был раньше...», — очаровано говорила в мыслях Ким.

И правда. Чон был без пиджака, в белой тонкой водолазке и белых зауженных книзу брюках. В прочем как и все остальные. Такой обычный повседневный образ, но его это так красило. Скорее всего они тоже подумали об одинаковой одежде, как и у девушек, поэтому решили взять то, что подходит к любому цвету.

Через два месяца браку Серри и Чонгука исполняется четыре года. А значит контракт подходит к концу. И это как-то совсем не вызывало радости, ни у одного, ни у другой. Эти три года он был в Америке, даже не смея заглянуть к друзьям, – не позволено. И за эти–же три года он стал выглядеть куда взрослее и мужественнее. Было видно сразу, он вырос и отставил подростковые годы позади. Он не гнался за большим количеством девушек в своей постели и не подпускал к себе каждую. Тот образ жизни, который он вёл до семнадцати лет, вдруг напрочь испарился и возвращаться к нему совсем не хотелось. Никакие девушки и деньги не могли бы заполнить ту пропасть, которую он получил три года назад. Ему казалось, что жизнь больше никогда не сможет стать лучше. Тупик.

После рождения сына, этих сумасшедших чувств, которые он тогда испытал, пока беспробудно спал после работы, когда ему сказали о недавних событиях, произошедших с Серри, после этих эмоций, слёз счастья, смешанных с грустью, этой загнанности, бессилия, он выпил. А на следующий день больше не чувствовал перед собой каких–либо преград: он стал холоден ко всем, серьёзен даже вне работы, мог затеять драку на ровном месте, оскорбить и некрасиво послать девушку, вполне мог напиться в стельку и залить свои пьяные речи грёбанному, но уж слишком доброму папаше его будущей жены. Он рассказывал о своей заветной мечте, в которой говорилось о его любимой девушке и, хоть и невиданном, но любимом сыне. А после по традиции посылает всех на, казалось бы, единственное известное для него английское «Fuck off!».

После такого сильного удара, он всё–таки сломался. Ему казалось, что никому больше не нужен. Больше не было того смысла жизни, который был в Корее. Беременная жена, брат, друзья – ничего не осталось, только капающие каждую минуту деньги. Но зачем они вообще ему нужны, если он не счастлив? Он потерял всё за один несчастный день.

Есть ли вообще что–то хуже депрессии? Если есть, то он уже три года этим болеет. Он не живёт — он выживает. Хм... Знакомое предложение, знакомая ситуация. Тот самый бумеранг за сказанные слова и действия в сторону Серри возвращаются ему в двойном размере.

— Дядя Донан!

Тишину в зале обрывает детский крик. Сердце провалилось в ноги, и совсем не у одной Серри с Чонгуком, но и у всех остальных. Всем стало боязно то ли за реакцию друга, то ли подруги. Малыш сразу бежит к любимому Донану, которого не видел ровно день, и жмётся в его ноги, пока мужчина не берёт его на руки. В комнате нависает напряжение. Атмосфера давила на всех, кроме малыша и частично самого Донана.

Чонгук смотрит в пол, где перед ним только что пробежал малыш, и боится поднять взгляд и посмотреть на мальчика. Он боялся взглянуть в лицо сына. Боялся, что его точно загребёт в охапку и расплачется, напугав. Скулы заметно напряглись. Он глотает ком в горле раза три, незаметно для всех крепко держась за край стола. Именно сейчас Чон в очередной раз убедился, что имеет очень ранимое сердце.

— Я отойду, — вспомнив о своём «обещании» трёхлетней давности, прямо у той лестницы в их доме, Чонгук предупредил всех и вышел. Естественно, то, что этот поступок был эгоистичен и вызывал у всех какое-то чувство жалости, было понятно. Парень скрывается за стеной, после чего послышался стук захлопнувшейся двери.

Чонгук даже кофту элементарно не накинул, вышел в одной тонкой водолазке, сквозь которую холодный зимний воздух начал легко проходить. Тело автоматически покрывает мурашками, но он не обращает на это внимание, вдыхает несколько раз холодный воздух и выдыхает. Вдыхает — выдыхает, и достаёт из кармана брюк захваченную с собой пачку сигарет. Ощутив любимую за последние годы вещь во рту, он впускает в себя столько никотина, чтобы хотя бы немного отпустило. Через некоторое время выдыхает.

Да, это его новая привычка.

Ему предложили в качестве успокоительного – он не отказался. Это действительно успокаивало.

Сейчас Чонгук, честно говоря, не мог поверить, что этот маленький пробежавший перед ним ребёнок был его сыном. Что этот маленький мальчик – их собственное творение, что этот малыш – его малыш. Он видел его только по фотографиям и видео, а увидеть в реальности, пощупать его маленькие ладошки и поболтать считалось для него недостижимой мечтой. Смотря видео, он всегда думал: «Разве в три года ребёнок может быть таким большим?», хотя малыш полностью соответствовал своему возрасту.

Через меньше чем полминуты дверь захлопывается во второй раз.

— Я не буду спрашивать, почему ты ушёл, но почему ты вышел на улицу без куртки, так ещё и куришь? — услышав любимый голос, он даже не оборачивается. Ожидаемо.

Гук хотел казаться бессердечным и плохим человеком перед ней. Имея на руках билет в Лос–Анджелес на завтрашний вечер, он был счастлив. Счастлив, что эти душевные терзания так быстро пройдут. Кто бы знал, как сильно ему хотелось её обнять. Но если он останется здесь ещё ненадолго и позволит себе сделать это, он будет рвать волосы на голове и пить каждый вечер. Хотя в Америке всё так и будет.

— Тебя меньше всего должно это волновать, — коротко отвечает он. Теперь грубости ему было не занимать. Он бы хотел сразу отрезать, но даже на их нынешнем уровне отношений он боится сделать ей больно, боится увидеть в её глазах слёзы. Снова. Он боялся быть в её глазах последней тварью, при этом усердно пытался так и сделать.

— Пока я твоя жена, я имею право знать, Чон Чонгук.

Она тоже говорила с ним не совсем мягко, но его имя с её губ звучало как услада для ушей.

— Осталось всего ничего и нас ничего не будет связывать, — повернув голову в сторону, он наконец посмотрел на неё. Опять расслабленнее, чем происходит на самом деле. У девушки задержалось дыхание от красоты этого мужчины. Вид на его профиль был просто потрясающ. Она кричала в душе, что хочет боготворить все его очертания, повалить на снег и целовать каждую черту лица.

— В том-то и дело. Я имею полное право, пока эти несколько месяцев не пройдут.

— Пусть будет так, — теперь Гук поворачивается к ней всем телом.

Он действительно изменился. Тело стало массивнее, плечи шире от физических нагрузок, а линия подбородка была так остра, что можно было понять, как он изнурял себя голодом последние годы. Может он и выглядел взрослее, массивнее, но точно не выглядел здоровым.

— Но тебя не должно интересовать то, как я одет и чем занимаюсь в своё свободное время, — и выдыхает дым в воздух, отвернувшись обратно в сторону дороги. Один лишь взгляд на неё вызывал лишь душевные муки. Продолжая стоять рядом и разговаривать с ней, он лишь выковыривал старые раны. — Зайди в дом, а то простынешь.

— Мне ни к чему твоя забота, — слегка повернув голову в бок, говорит она, хотя эти слова ей льстили. Он даже в такой ситуации заботится о ней. — Я не зайду, пока ты сам не зайдёшь.

— Что же ты ко мне пристала? — Чон немного повышает тон. — За последние годы решила заняться феминизмом? Зайди в дом и иди к друзьям. Лично мне твоё присутствие не обязательно, я бы сказал совсем не нужно.

— Повернись ко мне, Чонгук, — просит Серри, скрестив руки на груди. — И скажи мне всё это дерьмо в лицо. Что не хочешь меня видеть, что я раздражаю тебя, что ненавидишь меня. Скажи это, смотря мне в глаза. Я не уйду, пока ты мне этого не скажешь.

Чонгук игнорирует. Теперь он не сможет и слова чего-то подобного выговорить. Потому что на самом деле любит. До безумия любит. Он лишь докуривает сигарету, чувствуя, как родные глаза испепеляют его спину. Он может представить злость и одновременно понимание на её лице. И на самом деле, она так на него и смотрела. Любя.

Пока голову Чонгука заполонял лишь негатив, её мысли были двоякими. Серри понимала, почему он так себя ведёт. Жизнь его счастьем, увы, обделила. Возможно, навсегда. Борьба за счастье его сломала. Она помнит его глаза перед отъездом. Глаза полные боли и обиды. Тот день наверняка был самым худшим в его жизни. Как и её собственно. Серри слышала и видела, как он плакал с Чонхёном, а Намджуна было слишком просто вывести на разговор о Чонгуке и его словах персонально для одного Кима. В тот день Джун приехал никакой – ему правда было очень жаль. Но самого важного он ей так и не рассказал – что как бы Чонгук её не любил, он может больше и не вернуться. А она верила. Верила, что он вернётся и будет любить точно также, как и любил раньше. Да, он вернулся, но вернулся бесчувственным. Живым камнем.

Чонгук задыхался от воздуха, которым дышал, и уже начал закуривать вторую сигарету, чтобы погасить дребезжание внутри и дрожь в конечностях, а та так и прожигала в нём дыру. Он даже не понимал, от чего так дрожит: от холода или от её взгляда. Кажется, ответ был очевиден. Непонятно, сколько они так простояли – полминуты или уже все пять, но Серри уже просто не выдерживала этого молчания. Ей было неважно, что на улице минус пять ощущается как все тридцать и что лежит снег. Ей был важен Он. Ей было важно знать, что он чувствует рядом с ней.

— Чон Чонгук! Я всё ещё жду твоего ответа! — она понимает, что её слова прозвучали как крик влюблённой дурочки, но ей было всё равно, ведь так и есть.

Чонгук злится и разворачивается, шикая, но всё-таки затыкает свой рот, пока не поздно. Серри тоже психует и выхватывает из его рук сигарету, закуривая и выдувая дым ему в лицо.

— Даже не кашляешь, — с ужасом в глазах усмехается Чонгук и, в свою очередь, выхватив у неё эту-же сигарету, сжимает её в руке и выкидывает в сторону. — Не смей.

— Тебе можно, а мне – нет? Зато теперь смотришь мне в глаза, до этого не мог.

Чон со злостью рассматривает лицо любимой, пытаясь запомнить каждое новое изменение в её внешности, не замечая, как собственное выражение лица меняется.  Да, её волосы уже не натурального цвета, черты лица стали чётче, а тело ещё женственней. Межбровные складки медленно разглаживаются. Гук даже сам не замечает, как засматривается на её губы. Его игра рассеялась. Внутри становится тепло от того, что видит столь родные и любимые черты лица так близко, а собственные губы горят от желания целовать. В итоге он быстро приходит в себя, встрепенувшись, устало выдыхает и опускает глаза вниз.

— Я тебя насквозь вижу, понимаешь? — она обхватывает его за талию, удерживая рядом, но он всё равно отворачивается, не смотрит в глаза и продолжает стоять истуканом. — Давай просто прекратим это и не будем закатывать очередной скандал. Наши друзья сегодня женятся, давай подтвердим составленный ребятами список хороших друзей для их родственников и коллег. И, как никак, это наша первая встреча после трёх лет разлуки.

В данной ситуации слабым был только Чонгук. Серри переступила через себя: заговорила первой, дотронулась до него и даже может спокойно смотреть в его глаза. Она бы смотрела в них бесконечно, но боится снова найти в них следы глубокой печали и ненависти. А Чонгук не может переступить через себя. Стыд перед ней запеленал ему рассудок, настолько, что он не хотел даже стоять рядом. Каждую секунду он думал о том, что думает о нём Она. И почему-то в голову приходили только негативные предположения.

— Хоть жизнь в Америке сильно тебя изменила, но мы ведь по-прежнему остаёмся друзьями? — Ким пытается взглянуть в его глаза, но он их отводит вновь. — Чонгук... — её голос предательски дрогнул, на что Гук лишь прикрывает глаза от ноющей боли в груди.

Вот какие из них друзья? Он хочет быть для неё только одним человеком, и точно не другом. Он хочет иметь возможность обнимать её не как все остальные, а по–собственнически, показывая каждому, что Серри – только Его; хочет целовать, прикасаться к ней и, как бы странно это не звучало, чувствовать бабочки в животе, при этом понимать, что всё это взаимно.

Серри выдыхает и притягивает мужчину к себе, утыкаясь щекой в его плечо.

— Обними меня, — а у него тело окоченело, не поворачивается даже чтобы просто обнять, он лишь может машинально дотронуться ей локтя кончиками пальцем, и то его резко одергивается. Он не хотел чувствовать, как громко колотится его сердце и быстро горячая кровь переливается по венам, но чувствовал. — Просто как друг, которого я очень давно не видела.

Чон понимал, что если он обнимет её, то сорвётся и обнимет так, что сломает ей все кости, и вцепится губами в её, забывая о том, что строит из себя «ненавидящего». Но от этого ведь будет только больней. Как только он вернётся в Америку, он умрёт от этой боли. Зачем подавать ненужные надежды друг другу?

— Прости, просто я очень хотела тебя обнять ещё в доме, но не смогла, — и убрав от него руки, делает шаг назад. Она была готова поклясться, что только что её построенный за эти три года мир разрушился в прах. Серри много раз мечтала о том, как увидит его после долгой разлуки, как они будут обниматься и разговаривать по душам о том, как жизнь сурово с ними обошлась, разделив их и поселив на разные конца планеты. Но увы, всё это были лишь детские мечты. Вот она – реальность. Сухая, холодная, безэмоциональная.

Ким даже начала разговаривать с ним формально, потому что парень имел слишком высокий статус в обществе, а их, как оказалось, не связывала даже дружба. Он воротил нос, будто она какой-то мусор. Она чувствовала себя ненужной, просто использованной. Вот только на деле в его глазах читалась лишь пустота, а не ненависть.

— Тогда задам такой вопрос, Чон Чонгук, попроще. Когда ты улетаешь обратно?

— Послезавтра утром.

— Лучше, чем услышать «сегодня»... Почему ты ушёл, даже не взглянув на лицо ЧонУка? Тебе настолько наплевать на сына?

— Ты сказала, что воспитаешь в нём всё, что мне не дано.

— Я выполнила это.

— И меня к нему не подпустишь. Я на пути к выполнению.

— Я тогда погорячилась.. Я долго сидела и думала, что поступила слишком необдуманно и плохо, а отгораживать тебя от сына – ещё хуже.

— Хватит. Давай не будем вдаваться в прошлое. Я хочу забыть о наших отношениях и обо всём, что было. Сын – единственный, кто заставляет меня с тобой общаться.

Чонгук, откровенно говоря, блефовал.

— Я тоже к тебе остыла, Чон Чонгук, и простила, так что иди к сыну, — и она не отставала. — Я не хочу чувствовать себя виноватой в ваших грустных отношениях. Общайся с ним, когда захочешь. Ты можешь мне звонить в любое время, я буду передавать ему трубку.

— Ты сейчас делаешь мне одолжение? Ты говоришь мне это потому, что тебе так посоветовали или потому, что ты сама так решила?

— Это не важно.

— Для меня это важно.

— Я хочу, чтобы мой сын не чувствовал себя обделённым и знал, что у него тоже есть отец.

— Сейчас его отец – это Тэхён.

— Ты совсем дурной?! Тэхён никогда не станет для Чонука отцом! Его ждёт собственное будущее: своя семья, своя жена и свои дети! Говоря это, ты отнимаешь не только у своего сына отца, но и будущее у своего лучшего друга! Он достоин лучшего. Прими это как факт. Если ты действительно забыл обо мне, то должен наплевать на меня и на себя, идти по головам и добраться до своего чада. И брось курить, а то дурно будешь пахнуть рядом с ним.

Чонгук глотает застрявший посреди горла комок и продолжает нести чушь. Даже он сам бы это так назвал.

— Что мне делать и от каких привычек избавляться – это уже только моё дело. Я буду курить ровно столько, сколько буду жить в Америке, — девушка тяжело выдыхает, понимая, что ничего не может сделать для того, чтобы его отговорить. Она не может помочь ни ему, ни себе. — Но пока я здесь, курить не буду. Пошли в дом, — предлагает он, кивнув к двери.

— Пошли.

— Хэй, Чоншок! — Чонгук оборачивается и видит брата с его семьей. Глаза прилично округляются, когда он замечает на его руках малыша возрастом, как его сын, и рядом большого семилетнего мальчишку. — Ану зайдите в дом, два идиота!

— Мы–то зайдём, а вы ногами быстрее перебирайте! — он улыбается во все зубы и, запихнув девушку в дом, заходит сам. Снимает обувь и облокачивается плечом об стену, ожидая прихода родных, а Серри с натянутой улыбкой молча наблюдает за происходящим. Ребята уже начали заходить и кидаться по очереди в объятия Чонгука. На его лице было столько счастья, сколько она не увидела, когда он увидел её.

— Дядя!

— О, Чонсо, какой ты уже мужик! — он тут же подхватывает мальчика на руки, крепко обнимая, и почти сразу отпускает, затем тут же обнимает Сохён, крепко–крепко. Серри даже в какой-то степени позавидовала.

— А сам–то как похорошел Чонгуки, даже не узнать, — девушка смеётся, смачно ударив парня по заднице, ссылаясь на «проверку на наличие стального ореха». — Оппа, он явно тебя обогнал! — с совершенным спокойствием объявляет она мужу, пока тот снимал с младшего сына зимний комбинезон.

— Завтра пойду в качалку. А, нет, завтра мы болеем (прим.: от алкоголя).

***

Ким обходит все столы, проверяя на наличие всех принадлежностей, но когда собирается выйти «припудрить носик», натыкается на мужчину.

— Ким Серри? — начинает мужчина.

— А? — она оборачивается на голос мужчины и подходит к нему на пару шагов. — Да–да, а вы... Один из официантов? Хотели что-то спросить?

— Да, хотел спросить, сколько стоят эти ножи. Островаты, чертовки, — он указывает пальцем на столы, и она перенимает взгляд на них, но толком ничего не понимает. Она думает, что неправильно поняла или плохо расслышала вопрос.

— Простите? — Серри недоумевает от сказанной мужчиной фразы. Он разговаривает с ней в неофициальном стиле речи? Быть может, ей послышалось, или он просто иностранец?

Чонгук не мог отвести взгляда от девушки. Даже когда он старался игнорировать её, её платье было настолько ярким по сравнению с белоснежным интерьером роскошного ресторана, что оно постоянно бросалось в глаза. На сей раз Ким в очередной раз попала в его поле зрения, благодаря которому он увидел и странного незнакомца рядом с супругой.

— Вас что–то беспокоит? — перед молодой девушкой появляется широкая спина её мужа, который полностью перекрыл ей взор на чужака. Что-то знакомое. — Мероприятие начинается только через три часа. Персонал тоже никто пока не вызывал. Должно быть, вы ошиблись адресом.

— А ты почему здесь, Чон Чонгук? — продолжает мужчина, а Гук переминается с ноги на ногу и ставит руки по бокам, прожигая низкого мужчину изучающим взглядом. Он определенно странный – Чонгук это сразу заметил, потому и оказался здесь. Ни официанты, ни тамада, ни гость – никто не выглядел так ужасно на таком празднике, как выглядел этот мужчина. — Разве ты не в Лос–Анджелесе?

— Как видишь – нет, — говорит Чонгук, на сей раз отвечая с таким же неуважением, как и он. Сначала он говорил на «Вы», но вредность у него на всю жизнь, продолжать кого-то там «уважать» он не намеревался.

— Я пришёл сюда за Ким Серри и малышом Чон Чонуком, но раз уж и ты здесь, то так даже лучше. Три зайца одним выстрелом, — Чонгук удивлённо вскидывает брови, не находя смысла и связи в его словах.

— Очень интересно. Не помню, чтобы я ввязывался в какие-то грязные дела, — он по–актёрски делает вид, что думает, скрестив руки на груди, но в следующую секунду недоверчиво перенимает взгляд вновь на мужчину, посерьёзнев. Он понял, что парень совершенно серьёзен. Это не было похоже на шутку. Что-то неладное происходило.

— С кем сначала попрощаешься? Со своей бывшей или своим отпрыском? — Чонгук снова вскидывает бровь и Ким уже со спины чувствует непонимание и злость. Иудчина достаёт из кармана легкой осенней куртки нож и без раздумий обходит Чона и резко бежит. Резко бежит на мальчика.

— Чонгук! — кричит Серри и его оцепенение проходит в мгновение ока.

Гук тут же срывается с места за незнакомцем, пока тот быстро преодолевает расстояние между ним и ребёнком. Чонхён резко прикрывает мальчика собой, когда тот уже замахивается, но Гук вовремя хватает его за воротник и отталкивает на себя с такой силой, что мужчину почти удушило. От скорости они валятся на пол оба. И незнакомец оказался на нём. Тут застывает и Чонгук. Все застыли, пока по всему этому огромному залу не прошёлся испуганный возглас Чонхёна с его именем. Чон медленно переманивает взгляд на живот, из которого торчала рукоять дорогого ножа, и стонет от трения непривычного инородного тела в себе, когда тот резко вытаскивает его обратно.

Нет, боли не было. Если бы он не посмотрел на себя, то и не понял бы, что его только что пырнули ножом. По холодному оружию средней длины на белый кафель скатывается алая кровь, после которой все понимают, что он действительно ударил Чонгука, тогда уже он слышит плач сына и смешанные крики родных. И незамедлительно приходит боль.

— Сдохни! — незнакомец замахивается ножом снова, но Гук собирает последние силы и отталкивает парня ногой, отчего тот перекувыркивается через него и падает на спину.

Чонгук быстро переворачивается на бок, ища глазами сына, но заметив его прямо перед собой, махом руки просит брата увести его. Чонхён напуганными глазами молча хватает племянника на руки и бегом уносит. Гук пытается подняться, но его хватает только на то, чтобы задержаться на одной руке и другой схватиться за открытую рану. Он взглянул на руку, что полностью была в крови и стонет от понимания произошедшего и дикой боли. Слабость одолевала на повал, в глазах начало двоиться и теперь боль начала чувствоваться в полной мере. Так хреново Чонгуку было только после ранения с пистолета, но сравнивать две боли он не хотел.

Нападающий, который был страшно зол на защищающегося, уже был готов забить Чонгука тем–же ножом до смерти, но того отталкивают сразу пять парней: Хосок, Донан, Намджун и двое охранников. Остальные увели всех детей и вместе с администраторами ресторана начали названивать кто в скорую помощь, кто в полицию.

Люди в зале забегали.

Серри тут же подбегает к мужу, как только его рука не выдерживает веса и он валится на пол. Плевать на новое платье, плевать на туфли, красиво уложенную прическу, она просто валится на колени перед ним и, как только видит кучу крови и боль на нездорового цвета коже мужа, на мгновение впивается в свои волосы. Она боится дотронуться до него, тянется рукой, а та судорожно дрожит. Чонгук протяжно стонет от боли и слабости в теле, а она видит это огромное пятно крови на белой одежде, маленькую красную лужицу, распространявшаяся по холодному кафелю, и зарыдала. Она не знала, что делать.

— Ч-Чонгук... в–всё х–хорошо? — дрожащим голосом спрашивает у него она, а он снова пытается встать хотя бы на локти, лишь бы не быть таким слабым в её глазах. Но это оказалось тщетным. Он лишь валится обратно, почти ударяясь головой о холодный кафель, но Серри успевает подложить руки и укладывает на свои колени. — Чонгук..

В её голове катастрофически много дурных мыслей. До этого она страдала от того, что их разделяли чертовы девять тысяч километров, подкидывала неприятные словечки ему в ответ, даже не подозревая, что что-то подобное может произойти. А теперь, если что-то пойдёт не так, их будет разделять целые небо и земля.

Неужто это его последняя встреча с друзьями, семьей брата, женой? Первая и последняя встреча с сыном..?

Сохён и Джин подбегают к нему следующими.

— Не трогайте меня, — хрипит он, когда ему помогают встать на локти. Он быстро покрылся потом.

— Чонгук, не отключайся, — громко говорит хён, крепко удерживая на ране взятое со стола белое полотенце.

— Где он..? — тяжело дыша спрашивает Гук и снова ищет глазами сына, но ни черта не видит.

— С Чонуком всё в порядке, — отвечает Джин.

— Хорошо... — шепчет он и уходит в пространство. В реальность его возвращает несдержанный плач его жены. — Я ещё не помер, не плачь.

— Только попробуй! — в ответ отвечает она, хватаясь за голову, на что он очень удивляется, но не подаёт виду, да и сил для этого совершенно не было. Вот–вот, и он отключится, просто держится, рвано дыша. Ради друзей, что усердно борются за него и хороший праздник, но, к сожалению, точно оборванный.

— Передайте Донан–хёну и Хёне–нуне, что мне очень жаль за испорченный мною праздник, — еле выговаривает он с закрытыми глазами.

— Сам передашь, идиот, — грубо, но с явным волнением шипит Джин, заменяя грязное в крови полотенце на чистое. — Нуна, нужно быстрее везти его в больницу...

— Чонгук, главное, не засыпай... — через силу говорит Сохён, сама трясясь, как в лихорадке. Шансы были, но их будет меньше, если они не поторопятся. Она чувствовала, что если он заснёт, то больше не проснётся, а терять любимого братишку мужа и своего любимого деверя не хотелось. Она видела, как этот мальчик рос, а теперь... уже прощаться? Ни за что. — Серри, не давай ему засыпать!

— Нет... Чонгук, пожалуйста, потерпи, не уходи снова, почему ты опять нас оставляешь? — девушка начинает плакать навзрыд, держа его за плечи на своей руке и груди, прижимаясь к нему и уперевшись носом в его щеку, возле которой довольно сильно пахло незнакомым одеколоном. — Я не хочу дальше жить, зная, что тебя больше нет..

— Прости... — в ответ лишь шепчет он.

Чонгук с явной печалью улыбается, думая лишь о том, что хочет слушать её признания бесконечно, но ему не было смысла больше оставаться здесь. По крайне мере он не хотел дальше так жить. Он уже думал, что никогда не услышит эти слова от неё, любимой девушки. А вместо «Прости» он хотел выкинуть что-то вроде: «Нужно было быть на грани жизни и смерти, чтобы услышать от тебя что-то подобное?». Но так умирать гораздо легче. И ему так не хватало этого родного запаха её тела, её дыхания, губ, объятий, признаний в чувствах. Он только сейчас осознаёт то, как прекрасно умирать после того, как за один лишь день смог увидеть всех и всё, в чём нуждался эти годы больше всего. Помимо друзей он увидел своего сына, увидел какой он озорной и жизнерадостный мальчик, заметил какая он копия него в детстве. Ему хотелось бы, чтобы этот мальчишка всегда был таким же жизнерадостным, каким он был дома у хёна, и никогда не переживал того, что переживал он сам; чтобы провёл своё детство счастливо в кругу любящей матери и её друзей. А жена... разве не прелестно умирать, пока ты в статусе «муж Ким Серри»? Может кто-то сказал бы «нет», но для него это настоящее счастье.

Сейчас он думал лишь о любимой жене и сыне. Он понимал, что, вероятнее всего, это последний шанс раскрыть своё сердце, чувства, и признаться.

— Мне правда очень жаль, — грустно усмехается парень. — Прости за всё.

— Н–нет, почему ты прощаешься со мной? — этими словами он заставлял её плакать ещё сильней. Одна лишь мысль о его смерти доводила её до истерики. — Я ведь ждала тебя столько времени, не оставляй меня, пожалуйста.. — дрожащим голосом шепчет она, утыкаясь в его шею.

— Я люблю тебя. И всегда любил только тебя, слышишь? Прости, что пришлось бросить вас, Серри..

— Чонгук, я... — в следующую секунду в зал врываются люди в спецназовских костюмах и создают преграду для задерживаемого, а за ними пробегают несколько человек с носилками в руках.

— Какая группа крови у парня? — спрашивает один из врачей, когда Сохён, Чонхён и Серри сели в машину скорой помощи. Остальные поехали в больницу на своих машинах.

— Вторая, — отвечает за него брат.

— Если вы имеете группу крови «O» и «А», то сдайте свою кровь. Кровь понадобится в ходе операции.

***

— Какого хрена?! — на весь этаж больницы орёт Чонхён в трубку.

Когда врачи начали бегать туда-сюда из операционной и обратно, его настигла паника. Он трясся и кричал так, как никогда. Первые два часа он ещё держался молодцом, но следующие... он не мог не позвонить отцу.

— Какого хрена ты творишь, чёрт тебя подери?! Что тебя ещё не устраивает, если ты уже на такие поступки идёшь?! Он всего–лишь прилетел на свадьбу к другу, на каких-то два дня, вот и всё! А теперь он на грани жизни и смерти на хирургическом столе и, видимо, выбирает больше второй вариант! Не делай вид, будто ничего не понимаешь, я ненавижу, когда ты так делаешь. Ох, раз так, приезжай! Поговорим с глазу на глаз. И никаких оружий.

— И когда он собирается приезжать? — спрашивает Сохён у мужа, прислонившись плечом к дверному проёму. Друзья всё слышали, но по собственному желанию за мужчиной пошла только его жена.

— Не знаю, но буду ждать сколько потребуется. Мне надоело видеть то, как мой младший брат страдает. Это крайняя точка.

— И? Что ты собираешься делать? — девушка говорила очень осторожно. Ей хотелось отговорить его ругаться с отцом, чтобы не подвергать свою семью опасности, но она не могла. Она понимала, что выбирая между братом и ею, Чонхён бы выбрал обоих. Он не менее важен для него. 

— А ты предлагаешь продолжать молчать? — почти вскрикнул мужчина, но по его шокированному лицу было ясно, что Чонхён осознал своё поведение. А вот Сохён была совсем не удивлена и даже не напугана. Нет, они всегда мирно обсуждали свои проблемы и никогда не ругались до громких скандалов, но если так было – значит это определенно не давало ему покоя. Она даже не хочет думать, что с ним станет, если врач вернётся с плохими новостями. — Прости.

— Не извиняйся. Ты можешь сказать мне всё, что думаешь. Может тогда ты не будешь так зол на отца.

— Исключено. Чонгук может умереть в любую секунду, Сохён, в любую, а чьей виной это будет? Ты не видишь, что Серри не справляется со всем тем, что навалилось на неё после его ухода? А у неё маленький сын ещё на руках. Ты не замечаешь, как она отвечает Чонуку, что его папа в командировке, когда он говорит слово «папа»? Хотя вполне сказала бы правду, если бы он был рядом.

— А вдруг это не он?

— Вся грязь вокруг нашей семьи создана именно им. Но даже если так, если с Чонгуком что–то случится, я не прощу отца. Он не сделал ничего, чтобы Гук был счастлив, заставлял его чувствовать физическую и моральную боль. И если бы я мог убивать его медленно и мучительно, это было бы то, что я бы хотел сделать.

— Всё будет хорошо, — Сохён крепко обнимает супруга, чтобы он успокоился. У неё ушли все сомненья останавливать Чона, она доверяла ему.

Оба обнимаются и в то же время понимают, что им слишком повезло с их браком. И то это скорее всего только потому, что он будущий наследник компании и Чонхёну нельзя стать для такой «великой» компании позором, бросив семью. Поэтому–то их отец вспомнил, что малыш–Чонгук уже вырос, и быстро нашёл способ получить ещё больше прибыли. Ему казалось, что тот будет счастлив, ведь поблизости всегда есть девушка, которая сможет сделать всё, что он захочет. Но, в конечном счёте, он только изматывал Чонгука этим. Парнишке всего двадцать один год, это всё ещё тот период, когда он должен гулять, дружить, знакомиться, жить. Однако он живёт только по контрактам отца: тот говорит – он выполняет, как бы плохо для него это ни было.

— Чёрт подери, как я могу помочь ему? — вымотано выдохнул он в её плечо.

Да, вина его гложет ещё с того момента, когда отец впервые ударил Чонгука. Тот плакал, а он стоял. И стоял даже тогда, когда он срывал себе голос от боли после огнестрельного ранения от отца. Всё, что Чонхён мог – это попытаться остановить кровь после ухода отца (что не выходило) и звонком в больницу. После этого он и начал интересоваться медициной. А отец в тот момент просто угрожал Гуку, что если он ещё раз поведёт себя опрометчиво, то выстрелит, и в итоге случайно выстрелил, попав прямо в бедро мальчика. Мужчина по сей день не может признать свою невежественность, ведь он продолжал по сей день говорить, что это была не случайность.

— Сейчас всё зависит от его организма, оппа, только от него и врачей, которые оперируют.

Не бейте меня:3Ребятки, оставляйте побольше комментариев, мне очень интересно знать ваше мнение, или просто поговорим))Господи, кто-нибудь это видел??! Просмотров почти 5000, я вообще не ожидала такого числа. Очень хочу увидеть свою работу на каких–нибудь достойных местах в категории «Фанфик», но, кажется, это невозможно😅 Кажется, я далеко зашла. Но я всё же буду надеяться🤣