Глава 12

Сегодняшний день был пропитан серыми красками, в прочем, как и обычно происходит в последнее время в жизни Чон Чонгука.

Всё слишком скудно. Всё одно и то же: школа, где ждут его сумасшедшие девочки, и дом, где «ждёт» одна истеричка, которую Чонгук должен звать своей женой. Но и этого он, естественно, не делает. А самое главное – это то, что из–за женитьбы он лишился личной жизни во всех смыслах этого слова. Знаменитого Чона Чонгука знает большая часть города, везде преследователи, что ходят за ним по пятам вплоть до мотелей. Заметив прячущихся папарацци, Чонгук не смог даже ступить порог здания, ведь рядом плечом к плечу шла посторонняя девушка, а у него есть свой дом и жена. С клубами совершенно идентичная ситуация.

Однако кто сказал, что у него не будет других девушек? Брак ведь только по расчёту, они не имеют права тыкать друг другу в лоб о многочисленных изменах. Парню, у которого была достаточно обычная подростковая жизнь, теперь стало слишком сложно привыкнуть к статусу несвободного человека, который обязан почитать семью, быть верным и сидеть в домохозяйках, как непорочный. А ведь ему только семнадцать!

А что, интересно, родители ждали от этого брака? Неужели взаимной любви? Какого–то сверхъестественного отношения друг к другу? Думали, если они известные люди в Корее, — значит тут же прыгнут друг на друга от такого «джекпота» и по уши влюбятся? Смешно. Сколько красивых людей они встречали на своём пути в течении карьеры? Для того, чтобы Чонгук влюбился, нужно хорошо постараться. Это дело одно, а влюбиться взаимно – как до Луны пешком добраться.

«Где я теперь должен искать себе девушку? Хондэ и Каннам – уже не вариант. В Америке? Да, с моим английским только в Америку лететь, особенно, за девушкой», — всё время думал он.

Последний поворот, и Чон уже видит «любимый» дом, где его «ждали» каждый божий день. На деле он искренне надеялся, что всё–таки она не восприняла его последние слова всерьёз и приготовила что-то им обоим, ведь сегодня после занятий он купил продукты и завёз домой, как ни в чем не бывало. Уже как–то по привычке выходило. Или может он хотел загладить вину, хотя сложно сказать, что она была его. Да и она промолчала, взяла пакеты и разложила продукты в холодильник.

С одной стороны он порадовался, что она сделала все молча, без ссор, от которых они оба дико устали. Пребывание в молчании друг с другом – то, на что можно было бы помолиться. Но с другой стороны он не понимал, почему Ким проявляет к нему элементарную заботу, даже когда они ссорятся. Она была бы по существу идеальной женой: умеет готовить, стирает вручную его белые рубашки, хотя он всегда делал это сам, гладит одежду. Он её никогда не просил и тем более не заставлял, она просто это делает. Но когда Чонгук пытается наконец заговорить с ней, не сидеть в одиноком молчании, начинается очередное недопонимание. И он может признать, что при ссоре они оба пытаются вставить друг другу палки в колёса, навредить морально и как можно сильней. Ладно, это можно пережить, но самое главное – эти отношения идеальны тем, что сколько бы Чонгук не гулял будучи женатиком, не приходил домой поздно ночью, истерик от жены из-за этого нет. Свободно гулять без взятки он, конечно, больше не мог, но это уже и не её проблемы. Это не её вина, что теперь ему сложно влиться в женский коллектив. Даже сейчас у неё своя жизнь, у него – своя.

— Где еда? — про себя говорит парень, стоя ещё на пороге. Он не чувствовал запаха еды, который обычно стоит по приходу домой, но это не меняет его хорошее настроение. Ну да, оно стало «хорошим», как только Гук ступил на порог дома, ведь не хотелось бы из-за собственного выражения лица испортить, возможно, хорошее настроение его супруги. — А где моя любимая жёнушка? Неужели я купил мало продуктов? Того мяса было мало, чтобы и мне приготовить?

Да, Чонгука можно было назвать хорошим мужем. Он был мужчиной с принципом «Всё в дом», но этот принцип не всегда работал правильно, ведь он нёс в дом как и хорошее, так и плохое. Из серии «хорошего мужа»: если Серри попросит купить что-то домой, то он купит всё и даже больше. Если не забудет конечно, или если не сильно устанет. И Чонгук не ссылается на то, что она ему должна или что она его рабыня, и не напоминает о том бреде. Он уже даже забыл об этом.

Парень не успел толком пройти в дом, как внезапно услышал со второго этажа мужской голос и остановился, пытаясь прислушаться. Может это ему послышалось? Но всё было именно так. У них в доме был другой мужчина.

Ха, это отвратительно.

Чонгук вдруг стало мерзко, что его не поставили в известность о том, что у неё будут гости. Написала бы сообщение и он мог бы поужинать в другом месте и остаться в отеле или у Тэхёна. Правда, факт присутствия постороннего мужчины в доме действительно раздражал. Теперь он мог понять чувства Серри, её раздражение, когда он приводил девушек в их дом.

В конечном итоге он проходит мимо лестницы. Его настроение в миг превратилось в прах, но он не собирался ничего менять, а решил продолжать искать то, за чем ехал изначально. Его цель была не долгожданная встреча с женой, а её еда. Стыдно признаться, но её еда – это то, ради чего он готов есть дома и завтрак, и обед, и ужин. А парень... Может она наконец нашла себе друга? Быть может он наконец сделает её настоящей девушкой?

Чон отметил, что дома пахло достаточно странно. Слишком много приторного запаха мужского одеколона и... что? Оказавшись на кухне, он осматривается и убеждается в очередной раз, что еды нет. Зато на полу, прямо на ковре, красуется то самое мясо, пластмассовая глубокая тарелка валяется на полу верх дном и рядом разделочный нож. Да, это было то самое мясо, которое он купил. И что? Она решила разделать его прямо на ковре? Или парень настаивал? Страстный однако! А коврик-то уже был пропитан мясным соком и запах скоро точно начнёт распространяться по всему дому.

Ну нет, это был предел.

Теперь Чонгука мало волновало, в каком занимательном положении сейчас находится его жена. Он поднимается по лестнице с этим же мясом в руках, дабы указать, что так с едой обращаться нельзя. Ему плевать хотелось, что у них там происходит, но если дело касается их имущества, то всё это портить могут только он и она. Здесь нет третьего. За эту минуту Чонгук принял решение для полного равенства в доме: здесь не будет ни ноги. Ни его девушек, ни её парней.

Парень с рывком открывает дверь её комнаты, но не успевает открыть рот, как тут же замирает. Он окаменел, смотря на это безумие с приоткрытым ртом. Несомненно, Чонгук хороший актёр, но состояние полного шока он просто не мог скрыть. Он ожидал застать её даже раком, но не вот так.

Серри сидела на полу, скомкавшись у стены лицом к углу кровати, и смотрела на него из-за плеча. На ней не было лица. Он никогда не видел свою жену в слезах. Ким резко отворачивается от него, и его взгляду преподносится её обнаженность. По оголенной спине можно было понять только одно – она была топлес. Её худые плечи дрожали, а спина была покрыта красными следами и легкими царапинами. Снизу только те самые короткие бордовые шортики, которые она носила по дому всегда и которые он уже успел один раз с неё снять.  Тонкие запястья были привязаны к кровати, и это не давало возможности бежать. А напротив неё стоял даже не один парень, а двое. У одного была камера в руках, а у другого – нож. И в происходящее явно не сложно поверить, ведь это совершенно не было похоже на то, что она просто нашла себе парня.

До Чонгука сразу всё дошло. За пару секунд в голове пришло столько мыслей, что было страшно представить. Но Чон автоматом прикрывает полуоткрытый рот.

— Жёнушка... — он облокачивается о дверной косяк и смотрит на оголённую спину в упор. — Ты отдашь мне деньги за это мясо, — и демонстративно вытаскивает из–за спины кусок мяса. Уж что-что, а оно очень дорого стоит. — За эти деньги я бы мог снять номер в отеле.

— Ты что здесь делаешь? — как–то по–хозяйски спрашивает один из парней. Он стоял с камерой в руках, что проще, нежели нож, потому показался главным из них.

— Я тут живу. А вы? — он вытаскивает одной рукой телефон и фотографирует парней вместе с сложившейся ситуацией. — Можно я её тоже сфоткаю? Мне галерею с папкой «Жёнушка» пополнять тоже хочется, но таких фото у меня почему–то нет, хотя прошло почти две недели с нашей свадьбы. Что со мной не так?

— ХёнУ, — парень с ножом нагло начал преодолевать расстояние между им и Чонгуком.

— Поцелуй мясо, Хёнушечка, – Чон кидает мясо в лицо тому, отчего тот с испугу швыряет нож в него.

Из–за близкого расстояния быстро сориентироваться Чонгук не успел, потому нож хорошо проходится по его боку и, отскочив в сторону, падает где–то недалеко. Наплевав на режущую боль, он налетает на беспомощного и вырубает типичным ударом с ноги в живот, а потом с руки по голове. Чёрный пояс по тхэквондо даёт о себе знать. Чон поднимает нож, затем уроненный айфон напуганного незнакомца, пару секунд смотрит на его обездвиженного дружка и резко перекидывает взгляд на последнего.

— Я бы мог избить его до полусмерти, но я возвращался домой, чтобы просто поужинать и насладиться обществом своей жены. И я не понимаю, в чём ваша проблема, – приподнимая пятном окровавленную футболку, он замечает такую же хорошую рану, как и хорошо брошенный нож. Но сейчас ему плевать, потому что его цель не это. — Какой пароль на телефоне? Лучше отвечай, если не хочешь стать жертвой кастрации без анестезии. Предупреждаю, это не бесплатно.

— 1235, — тут же отвечает он. Жалкий трус.

— Да вы блещете хитрожопостью, — Чонгук отправляет видео на свой KakaoTalk, удаляет сообщение, а с телефона уже полностью. Затем открывает окно на распашку и выкидывает сотовый в окно. Он громко выдыхает, и со следующим предложением его голос становиться в разы грубей: — Вы кто такие и зачем сюда пришли?

Чужак пытается сбежать, но главный хозяин дома закрывает дверь ногой прямо перед его лицом. Гук разворачивается, до боли сжимает того за шею, давя за неё назад, тем самым толкая преступника к окну. Если заслужил, то помереть не должен.

— Давай, объясняйся, пока я не избил тебя до многолетней комы или не скинул с этого окна. Что вы собирались с ней сделать? Она моя жена, и я искренне не понимаю, чего вы ожидали, забираясь в наш дом и зная, что в любой момент я могу вернуться? Заниматься взрослыми вещами ей можно только со мной, либо же со своим любовником, о котором мне знать необязательно! А ты здесь кто такой?!

— Я могу уйти!

— Конечно же ты уйдёшь, — шипит Чон, затем берёт за воротник и бьёт парня об окно, отчего оно издаёт очень неприятный звук.

— Чон Чонгук, прекрати! — рычит Серри. Несмотря на такую громкость, её голос показался ему подавленным и севшим. Если они кричат на друг другу, то её голос всегда уверенный и четко поставленный. Её аргументы сносят ему башню, он злится, но ему это нравится. В свою очередь, Ким всем телом чувствовала ту ауру, что появилась только с приходом Гука.

Ярость. От этого бросало в дрожь.

Серри резко вспомнилась та ситуация с Бао, и та не увенчалась чем-то хорошим. Он тогда пострадал из-за неё. И в этот раз тоже.

— Я тебя отпускаю только затем, чтобы не показаться в глазах жены плохим, — шепчет Чон и вырубает парня тем же образом, что и первого.

В комнате становится тихо. Слышны только женские всхлипы и мужское сбившееся дыхание.

— Соберись, — грубо приказывает он.

Чонгук был зол. День и без того не задался, но он позитивно поддерживал своё настроение, а это стало точкой кипения. Смотря на её подавленный, обреченный вид, он начал скалить зубы. Что он мог сделать? Он не умеет нежничать, не умеет успокаивать людей, особенно подвергшихся насилию девушек.

Шикнув и прикрыв глаза, он не понимает, на кого нужно злиться, потому позволяет себе дать ей время на успокоение, а сам идёт выносить двоих преступников за борт, безразлично швыряя на дорогу. Что он мог ещё сделать для удобства её сумасшедших недофанатов? Расстелить у дороги матрасик? Положить их кухонный коврик с пятном от мяса для них?

Чонгук с серьёзным видом присаживается напротив маленькой девушки, которая боялась не только окружающего мира, но и тряслась от собственного мужа. Он прожигает её холодным взглядом, будто она одна во всём была виновата. Зачем она открыла им дверь? Познакомилась с парнем, а её жестко надули? Или она его ждала? Чонгук смотрит за тем, как жалко она выглядит пока пытается развязать себе руки, но у неё совсем не выходило из-за дрожи в конечностях. И не менее нелепы были попытки прикрыть оголённый верх и не смотреть на него.

Он – её муж.

И даже зная, что это всего лишь по глупой бумажке, в любом случае он имел право смотреть на неё так, как смотрел сейчас. Почему такие, как они, могли это сделать, а он – нет?

— Выйди, — Ким всё ещё плакала, усердно пытаясь это скрыть, но всё же судорожно всхлипывала, да и забитый нос сдавал её со всеми потрохами. Она даже слёзы вытереть не могла, потому что руки были привязаны к кровати. Будь девушка в адекватном состоянии, он бы хорошенько её отчитал, но дым из ушей был единственным, что он мог сейчас себе позволить. — Выйди из моей комнаты, и из моей жизни тоже. Я подам на развод. Мне уже надоело это терпеть. Достали все. И ты достал!

— Я никогда не против, вот только тебе просто не позволят это сделать. Всем плевать на то, как нам удобно, понимаешь? — говорил он, намекая на то, что всему вина – их родители.

— Если бы не ты... всё было бы по–другому. Если бы ты был нормальным. Если бы не ты, я бы не была в таком виде и в таком положении.

— Я не виноват, что ты приглашаешь в дом незнакомых мужчин.

— Проваливай из моего дома, скитайся по любым отелям, ночуй где хочешь и гуляй с кем хочешь. Я не нуждаюсь в твоей помощи, понятно? И только посмей посмотреть на меня ниже головы. Прочь.

— Это твоё «спасибо», да? Как бы ты справилась, Серри? Дождалась бы, пока они что-то сделают с тобой и уйдут? Тебе хотелось увидеть эти вещи в интернете? Не противоречь себе и своей репутации, ладно? Я никогда не думал, что ты можешь позволить сделать с собой что-то подобное.

— А о чём ты вообще думал, Чонгук? Как бы пополнить свою галерею моими ужасными фотографиями и разбрасываться ими по всей школе?

— Ты настолько плохого мнения обо мне...

— Это ещё цветочки... Это ты сутками не приходишь домой, а потом ленишься открывать двери собственными ключами, чтобы заставить меня ни свет, ни заря подняться и открывать тебе двери. Это была идентичная ситуация, только за дверью был не ты. Поверь, ты орешь на меня, злишься, но доля твоей вины тоже есть!

— Ты хоть смотри мне в глаза, когда говоришь со мной в таком тоне, — рычит Чон, но она только толкает его локтем. Тогда он берёт её одной рукой за плечо, а другой за лицо, сжимая щёки, и разворачивает к себе.

Теперь он видит, насколько её довели. Довели люди, в которых она когда-то верила. А всё почему? Разве всё это началось не после женитьбы? Именно. Почему родители не могут понять этого простого факта? Почему они оба должны переживать это? Неужели из-за долбанной бумажки с их росписью? Почему они не могут жить, как обычные люди, не боясь никого и ничего?

— Может мне позвонить родителям и рассказать всё, чтобы уж наверняка?

Нет, он не хотел дразнить её этим. Но ведь только так он мог добиться разрыва контракта. Хотя, нет. Их свадьба была той самой точкой невозврата. После развода их жизнь не станет прежней. Люди не станут относится к ним так, как раньше. Это всегда будет строчкой в их Википедии.

— Только посмей.

— Хорошо, тогда может в полицию? — но она резко бьёт парня по руке и отталкивает его от себя.

— Достал уже! — она резко вырывается, а из глаз предательски льются слёзы. Чонгук видит это и вспоминает её слова про обидчивость и слёзы с поездки загород, но понимает, что это не те слёзы, которыми она выплакивается кому–то. Теперь это слёзы из–за него. Он – виновник.

— Разве не понятно, что я не хочу чтобы кто-то об этом знал, так почему ты продолжаешь делать это? Раз ты действительно не можешь напрячь свой мозг, то делай, как знаешь, и не спрашивай меня. Тебе доставляет удовольствие издеваться надо мной? Может изнасилуешь наконец, раз такая прекрасная возможность выпала? Ударишь? А может с окна скинешь сразу, как тех парней хотел, а? Давай же, не упускай шанс, Чон Чонгук, ты же так давно этого хотел, не правда ли?

— Ты сумасшедшая. Я лишь предлагаю варианты изб... — но Чона благополучно перебивают.

— Да, я сумасшедшая! И нет, это не варианты избавления от всех проблем! Моя главная проблема — это ты. Таких ситуаций знаешь сколько было? И знаешь, сколько раз это было из-за тебя? Раньше ты сидел молча в тряпочку, наслаждался жизнью, но зачем лезешь сейчас? Из-за тебя... Избалованного ребенка, который и волосинки моей не стоит... — и она снова резко отталкивает парня, разворачивается и убегает.

Чонгук подрывается с сидячего положения за ней, яростно шикнув. Пара оббегает почти весь дом, но Чон внезапно останавливается, когда видит, что та заперлась в ванной с кухонным ножом в руках. Тогда он впервые почувствовал, что сердце упало в пятки.

— Ты что делаешь, психопатка?!

Чонгук стучит в дверь, когда понимает, что она заперлась, поэтому решает не терять время и несколько раз бьёт ногой по двери, выбивая с третьего раза. Увидев несколько неглубоких царапин на женских тонких запястьях, с громким «чёрт» он торопится поскорее выхватить холодное оружие, но может только удержать дрожащие руки в воздухе, подальше от них обоих.

— Пусти!

— Выкинь нож, идиотка, ты бредишь! Бре–дишь! Завтра всё будет хорошо.

— Разве ты не этого хотел – избавиться от меня? Так выйди! — она дергается, чтобы освободиться от сильной хватки, но услышав недовольный стон боли с уст парня, она окаменевает. Гук прикрывает пораненную щеку одной рукой, а Ким автоматически дотрагивается кончиками пальцев его руки, издав напуганный звук, но тут же убрала руку, когда Чон с полным серьёзом в глазах заглядывает в её. Словив удачный момент, парень хватает девушку за напряженные запястья. Он нервничает, но всё–таки перенаправляет её дрожащие руки на свой второй нетронутый бок, давя остриём на тонкую футболку. Ждёт.

— Если ты порежешь меня, тебе станет от этого легче? — она ничего не отвечает, лишь смотрит мокрыми глазами, еле сдерживая себя, чтобы не расплакаться в весь голос. Будь Чонгук хоть немного нежнее к ней, она бы кинулась в его объятия и плакала. Долго-долго плакала. Но Чон даже не собирался становиться милостивее. Ему казалось, что всё это пустяк. Но, увы. Даже для неё не пустяк. — Я никому не расскажу.

Ожидание... Или молчание, душило.

— Что? Не можешь? Тогда выброси это из своих рук.

— Нет.. — её голос до неузнаваемости сильно дрожал. — Чем быстрее ты избавишься от меня... тем быстрее твоя жизнь наладится.

Она правда думала, что умерев у него на глазах, он сможет продолжать жить так, как жил раньше? Он скорее получит психологическую травму.

— С какого перепугу тебя заботит моя жизнь, Ким Серри? Моя жизнь совершенно не стоит того, чтобы ты делала это с собой.

— Тогда почему я должна терпеть то, как из–за тебя надо мной издеваются? Сначала в школе, а теперь и до собственного дома дошли! Теперь ещё и ты здесь. Почему ты не можешь просто уйти, как обычно это делаешь? Оставь меня в покое!

— Оставить тебя в покое? Давай ты не будешь указывать, когда мне быть и уходить из своего дома. Я даю тебе выбор: пырнуть меня или выкинуть нож. Если настолько не можешь терпеть меня, пырни, и клянусь, ни один человек об этом не узнает.

— Я похожа на человека, который бьёт людей ножом, если ненавижу?

— Ты и не похожа на человека, которая хочет наложить на себе руки.

— Знаешь, жить с тобой в одном доме равно жить с удавом размером с мою голову на шее. Мало того, что ты и так постоянно меня до слёз доводишь, так ещё и винишь меня во всех своих грехах. Мясо. Чёртово мясо. Тебя заботило только то, как бы пошляться где-то несколько дней и придти домой на всё готовое. Для тебя сделать вид, что ничего не было, как два пальца об асфальт! И завтра для тебя всё будет хорошо, а для меня? Меня ты спросил? Может ты привык к незнакомым женщинам, которые облапают тебя с ног до головы без просу, может даже чтобы их было несколько, но я такое не люблю и не готова жить ради этого.

— Так, хватит, не хочешь по–хорошему – будет по–плохому... Ты же доиграешься сейчас. Выброси нож и мы сядем и поговорим нормально.

— Я не собираюсь разговаривать с тобой, я собираюсь закончить начатое, слышишь? Сама хочу, ты понимаешь?

— Ну уж нет, так просто ты от меня не отделаешься. Последний раз повторяю: выкинь нож, не то тебе придётся отвечать за то, что расшатала мне столько нервов за этот день.

Чонгук до боли сжимал её израненные руки в своей ладони, думая над тем, что она будет делать. Но девушка лишь часто всхлипывает, и он видит очередные слёзы на её лице. В следующую секунду он слышит звонкий удар металла об кафель.

— Умница, — парень резко поднимает девушку за подмышки, не стесняясь её наготы, и несёт в душевую кабинку–ванну, где закрывает выход из неё собой, чтобы та не сбежала.

— Ты даже не представляешь, как я тебя ненавижу, Чонгук.

— Охладись, — и включает самую что ни на есть ледяную воду, за что соответственно получает секундное заглушение в ушах.

Он смотрит, как холодные струи воды быстро окутывают девичье тело, а шорты стремительно приобретают новый цвет. Девушка прислоняется к стенке кабинки от ледяной воды, прикрываясь руками, но терпит.

— Холодная! — вскрикивает Ким, уворачиваясь от воды, потому Чон включает тёплую воду, тем самым заставив девушку выдохнуть, расслабиться и встать ровно.

— Ты можешь их снять, если тебе это нужно.

Со стороны вся эта ситуация наверняка выглядела пошло, но... Чонгук не имел ни одной левой мысли в голове. Не та это ситуация, от которой можно получить удовольствие.

Серри смотрит на него как-то неуверенно, но зная Чонгука, все грязные мысли уходят далеко и надолго. Даже если она будет стоять перед ним абсолютно голой, всё будет хорошо. Это всё–таки подтвердилось.

— Я говорю тебе это не из собственных побуждений, а чтобы ты понимала, что у тебя есть человек, который смотрит на тебя не просто как на объект получения сексуального удовлетворения. Я не тот, перед кем ты можешь стесняться и пытаться прикрыть своё тело, как ты делала ранее.

Ему правда жаль. Очень жаль, что позволил этим людям так изуродовать её тело, что позволил причинить ей физическую и моральную боль. Он не знает, как быть нежным. Как заткнуть себя и обнять вместо множества обидных слов. Стоять за своё эго, разбрасываясь обидными словами, – дело слабых – и он это понимает, но не может контролировать себя. В такие моменты она нежна и хрупка, и опыта быть для кого-то опорой у него было немного, или, скорее, не было совсем.

Девушка неуверенно берётся за резинку шорт и медленно стягивает с себя, оставаясь в одних чёрных трусиках. Мокрая ткань тяжелым шлепком приземляется на кафеле сбоку от них.

— Боюсь, больше не выдержишь, — тихо отвечает Серри своим осипшим голосом, и это заставляет Чонгука посмеяться. Но она права. Он её не тронет, но в штанах определенно будет тесно.

Гук разворачивает девушку к себе спиной, распускает когда-то хорошо уложенные волосы в пучок и, подняв густые волосы вверх, снова полоскает тело. На хрупком теле быстро начало выделяться синяки, он удивлялся насколько они больши. Кончиками пальцев парень ведёт по позвоночнику вниз, заставляя девушку задержать дыхание и покрыться мурашками. Хотелось целовать каждый синяк и царапинку женского тела, тем самым забрав всю её боль. Он как мужчина в доме должен был защитить всё то, что принадлежит ему, но он предпочёл провести время развлекаясь в клубе. Ему хотелось вернуться и избить тех парней, да так, чтобы больше не просыпались. Ответить тем же, потому что навредили его жене. Ему не хотелось думать, как они изощрялись над ней все это время. Радовало, что она хотя бы была в шортах, хотя это абсолютно не показатель.

Чон разворачивает Ким обратно и моет лицо от засохшей крови на разбитой губе и от слёз.

— Вытирайся, если не хочешь, чтобы я сам тебя вытирал, мне только этого не хватает для полного спа-комплекса, — ухмыляется Чонгук и даёт в руки Ким полотенце, а сам уходит за поисками аптечки, ибо чувствовал, что его джинсы на одной стороне бедер стали тяжелее. Теплота ткани и дикое жжение говорили о многом. А если на его теле останется шрам, то это будет самым настоящим законом подлости для него. Шрам на всю жизнь за то, что дал в обиду своего человека.

Гук находит аптечку в тумбочке на кухне, после чего сразу ищет в ней бинт, спирт и вату. Он стягивает с себя новую футболку и, убедившись, что она не подлежит ношению, закидывает в мусорное ведро. Заметив кровоточащую рану, он успевает раз двести проклясть эту девчонку. Тогда он берёт перекись водорода и капает на рану. Та сразу начала пузыриться, а Чонгук просто не мог не зашипеть от боли.

— Ох, чёрт... — он сморщился в лице, ожидая, когда боль закончится, а рана продолжала шипеть и покрываться пузырьками. — Лучше оденься, а не смотри на меня, — подмечает он, увидев её торчащую из ванны голову боковым зрением. — Хотя постой. Посмотри лучше на это, — указывает на красное пятно от мяса на их белом коврике.

— Я не специально, — промямлила девушка, и по голосу Гук догадался, что та снова начинает плакать.

— Чего ты сразу плачешь? Если это такой способ вызвать жалость, то забудь о нём.

— Почему ты так плохо обращаешься со мной? Я стараюсь быть хорошей женой, выполнять свои обязанности, которые считаю таковыми, но ты какой–то... Я чем-то обидела тебя?

Несмотря на то, что он усердно старался пропустить все слова мимо ушей, с самого начала он внимательно слушал её жалобы – хотел услышать то, что всё-таки сильнее всего её задевает. Но в итоге она не сказала, что конкретно ей не нравится, только поверхностно. Он завязывает свой торс на узел и идёт к ней, чтобы перевязать запястья, но когда подходит, то провожает взглядом вылетевший из рук бинт.

— Какого чёрта? — громко спрашивает она, отчего в парне начинает просто бурлить желание высказать всё, что о ней думает. Он в бешенстве.

— «Какого чёрта»? Может это мои слова?! — Чонгук снова начинает заводиться, как обычно это бывает.

— За месяц.. Целый месяц общего проживания ты до сих пор не сказал мне даже дурацкого «спасибо за еду». Из–за тебя я не могу найти себе парня, который мог бы говорить мне это постоянно, помочь мне, когда я нуждаюсь в этом, а ты... — выдыхает она, еле сдерживая соленую жидкость, в очередной раз наполнившуюся в глазах.

Тогда она направляется в стороны прихожей, но Чонгук перехватывает её за руку и с силой отталкивает к стене. Точнее даже швыряет. И расставляет обе руки рядом с головой, заставив Ким вжаться в стену и проронить первую слезу.

— Думаешь, если тебе плохо – значит я в рай попал? Моя жизнь – не рай, как бы мне этого не хотелось. Твоя тоже – и в отличии от тебя, я это понимаю! Из–за этой женитьбы я не могу даже просто переночевать в отеле, не говоря уже о девушках, потому что тупой персонал сфотографирует меня, выложит в интернет и распространит нелепые слухи! Я себе даже девушку не могу найти, а ты со своими претензиями...

— Да тебе девушки нужны только чтобы себя удовлетворить, большего тебе от них не нужно! А я хочу настоящего парня, единственного, и который будет обеспечивать меня и нашу семью любовью и счастьем! Я что, прошу так много?

— А ты действительно думаешь, что сможешь найти своего «неповторимого» при том, что замужем? Думаешь, меня или тебя, женатого или замужнюю, кто–то будет терпеть? Любви хочет каждый, понимаешь? Найти своего единственного – тоже.

— Мечтать – не грех!

— В нашем случае – почти грех. Вот только как же ты так мечтаешь, раз пытаешься руки на себя наложить? Давай, расскажи мне, раз уж начала. Я тебя очень внимательно слушаю.

— Хватит уже, Чонгук. Нам будет обоим легче. Дом будет полностью в твоём распоряжении. Девушки все твои, репутация будет на месте, ты закончишь школу с отличием, начнёшь работать в компании отца, у тебя будет всё: деньги, дом, куча машин, лучшие друзья, может жена и даже дети. Что ещё нужно для счастья, я не пойму? Неужели ты настолько гнилой, что обменяешь всё это на подростковые рефлексы?

— Я никогда, Серри, никогда не променяю СЕМЬЮ на это «богатство»! — громко кричит он, выпучив глаза. За кого она его принимает?

На это Ким лишь подавленно всхлипывает, прижимаясь спиной к стене под его напором.

— Кому будет легче?! Ты хотела сказать «себе»? Это я буду оправдываться перед твоими родителями, перед твоими родственниками, перед людьми, которые мной и тобой восхищаются. Потому что я собственными руками тебя вогнал в могилу, потому что не смог уберечь свою жену! Ты этого не понимаешь? Какая после этого может быть жена? Какие дети? Я, как и любой другой человек, не хочу чтобы мои дети росли под угнетением общественности о том, какой у них отец моральный урод. Ты думаешь только о том, как самой избавиться от проблем, а о других думаешь только позитивно, будто в жизни всё всегда именно так!

— У нас нет семьи, Чонгук. То, что мы с тобой имеем, это не семья, это исчадие ада. А всё остальное – это уже будут только твои проблемы... Я не собираюсь вмешиваться в твою жизнь.

— Послушай, Серри, ты ведь умная девочка, разве ты не понимаешь, что что бы мы не говорили и не пытались внушить в свои головы, мы у друг друга – составная часть жизни? Мы уже вмешаны в жизни друг друга, и даже после разрыва контракта эту составную часть будет сложно забыть. Мы забудем, а другие будут напоминать об этом снова и снова.

— Тебе есть дело до общественного мнения? Никогда тебя это не заботило. Ты всегда с легкостью решал проблемы, не вводил меня в курс событий, только водил за нос. Уверена, пройдёт пару дней и ты снова будешь жить так, как прежде.

Чонгук хотел крикнуть, что он тоже человек, но остановился. Вот что происходит, когда он пытается быть хорошим. Но он сам создал такое мнение о себе.

— Даже если ты сейчас передо мной вскроешься, я буду, чёрт возьми, крайний. Я никогда не буду испытывать то «счастье», которое ты на меня повесила.

— Не трогай чёртов нож своими руками, уйди из дома, просто сделай вид, что ты ничего не знаешь!

Чонгук громко выдыхает, отшатнувшись от неё. Он уже был готов взяться за голову. Что в неё вселилось?

— Какая же ты всё-таки... эгоистка, — парень усмехается. Всё то, чем он пытался помочь, ушло на второй план. Как он должен был с ней разговаривать? — Хорошо. Поговорим по-другому. Умрёшь ты, ладно. А над кем я потом буду смеяться и вечно задевать?

— Как меня нашёл, так и новую найдёшь, — отвечает она в ответ.

А ведь он даже не искал. Даже не пытался. А другая не нужна – он и не найдёт.

— Больше таких, как ты, нет!

Абсурд.

— Ну да, я же тебе нужна только в качестве игрушки, над которой можно посмеяться.

— Именно, так и есть. Теперь моя очередь, — он нервно хмыкает, облизнувшись перед длинной трапезой. — На кой чёрт... На кой чёрт ты сидела со мной две недели в больнице, раз так ненавидишь? Разве не ты плакала из-за того, что позволила случившемуся случиться? Зачем ты помогала, ухаживала за мной? Зачем вся эта забота ко мне? Зачем заставляла косо смотреть на своего друга, когда он обнимается или просто общается с тобой? Зачем ты заставила привыкнуть к себе, если сама того не желаешь? Я не понимаю, как можно так ненавидеть человека, чтобы делать всё это так легко. Это вариант мести? Издевательства над чувствами, или как?

Девушка не находит ответов на вопросы, начинает плакать и пытается уйти, но этот упрямец толкает её обратно.

— Ты думаешь, что ты моя игрушка, и, чёрт, да, другой такой игрушки я не хочу. За всё то время, что мы знакомы с тобой, ты стала чёртовым образом жизни для меня, игрушкой, без которой я не могу спокойно жить. Сколько бы я раз не представлял жизнь без твоего присутствия, я понимал, что это невозможно, и это не единственное, что раздражает меня. Ещё меня раздражает, что из–за тебя... такой... дуры..

Он молился, чтобы его излитая душа была позже забыта, но понимал, что этому не бывать и продолжал. Его не остановило даже то, что слёзы начинали буквально литься по щекам Ким ручьём, спадывая с подбородка. Он делал больно, но не мог остановиться, потому что у самого в груди до боли зудело. Она опускает голову вниз.

— Твари, дряни, бесчувственной сволочи; Мерзкой, гнилой, сумасшедшей дуры!...

Он перечислял всё, что на уме, чуть ли не на одном дыхании. При каждом оскорблении бьёт ладонью о стену, а та только могла, что захлёбываться слезами обиды и прикрывать лицо, потому что на большее сейчас не была способна.

— Прекрати.. — она придерживает его за оголенные плечи, не давая приблизиться ближе, таким образом прося остановиться и отпустить. Он давил морально настолько, что можно было потерять сознание.

— Бестолочи, плаксивой идиотки, глупой девчонки, погрязнутой в собственном–же мазохизме, двуличной.. Из-за тебя, черт возьми... — он резко берёт её руку, прикладывает к своей груди и тяжело вдыхает в легкие воздух. — Моё сердце так стучит..

В доме повисает глубокая тишина и очень странная атмосфера. Она не была напряженной, скорее наоборот. Оба сейчас уязвимы и, наверное, это была необходимость. Кто знает, что будет завтра, но они должны были знать то, что чувствуют сейчас.

Серри хотела уже засмеяться. Потому что только Чон Чонгук может так признаться в чувствах. Но смеяться она и не смела – себе дороже.

— Постоянно! Постоянно, когда ты попадаешься в моё поле зрение, я чувствую, как в груди начинает выбиваться это. Когда тебя рядом нет, я постоянно думаю: «А не случилось ли с ней ничего?», «Что она сейчас делает?», «Интересно, она дома?», но я не хочу об этом думать! Может ты так раздражаешь, может причина друга, мне без разницы, лишь бы этих дурацких мыслей не было. Но оно стучит, как бешеное, только при виде тебя. И твои слова... Они ранят сильнее грёбанного ножа.

Рассерженный парень не знает, что говорить дальше. Он бы продолжил свою серенаду, но тогда бы не сдержался. В свою очередь Серри встаёт на носочки, руки притягивают парня за скулы и тёплые губы накрывают его. До Чонгука далеко не сразу доходит происходящее. Его напряженные плечи подпрыгивают, Гук задерживает дыхание и не отвечает. Не проходит и трёх секунд, как он резко отстраняется и отходит от девушки на шаг – осознал.

— Что ты делаешь? — смотря в пол и держа руки на уровне головы, спрашивает Чон. Он с трудом понимает, что только что она поцеловала его, так ещё и первой. А также мысленно признаёт, что неравнодушен к ней и ничего не сможет поделать с её ненавистью к нему.

Ему хотелось продолжать поцелуй, забраться с ней в его постель и расцеловывать каждый синяк на её теле, исцелить. Но он слушал мозг, а не сердце.

— Я надеялся, что подобное никогда не произойдёт между нами. Мы, чёрт возьми, нарушили почти каждый пункт в этом тупом листе бумаги, — он указывает на их повешенный на холодильник «договор». — Или... ты делаешь это, чтобы избавиться от проблем?

— Я знаю, что не нравлюсь тебе, что твои слова – ложь. Я понимаю, что тебе тяжело переключиться с одной жизни на другую, и если ты ждёшь от меня чего-то и это позволит тебе жить спокойно – я готова.

— Что? — её слова повергли Чонгука в очередной шок. У него и в мыслях не было лгать и тем более делать то, на что намекает ему она. Он солгал лишь в одном – все произнесенные оскорбления не описывали её. — Серри, если ты делаешь это просто, чтобы обезопасить себя, то не надо. Я...

— Ты мне нравишься.

— А? — переспросил он, оттого чувствовал себя тупым. Эта девушка... она постоянно вызывает у него самые разные эмоции. Какой раз он вводит его в шок за это время?

— Когда я разговариваю с тобой, я никогда не шучу и не вру, Чонгук, я всегда говорю напрямую. Я не стыжусь показать тебе свою плохую сторону – тебя мне всё равно не обогнать. Я действительно не понимаю, каким образом могла влюбиться в тебя, в причину всех моих бед, вечно задирающего, подлого и грубого... И я прекрасно знаю, что после этого мне снова придётся не сладко, но это совсем не то, чего я могу бояться... Если тебе нет никакого дела до меня, то мне тоже на это плевать. Ты мне нравишься каким бы ты не был, честно..

Это было одно из многочисленных признаний в любви, но именно её он мог признать каким-то... особенным? Он прочувствовал настоящую любовь в её словах, которой не было в словах других. В детстве гнался за этим чувством любви, когда бегал за мамой — она единственная могла его дать. Сейчас женщины гнались за его лицом и статусом. Но Серри гналась за счастьем, которое пытается выудить даже из такой ситуации. Теперь он чувствовал себя мальчишкой перед ней, который не может прожить без ласки и заботы. Почему–то сейчас ему так нравилось её выражение лица, слова от всей души и неуверенные действия, которые она называет уверенными, хотя просто пытается показать свою силу духа.

Чёрт, он её уже узрел... Она поражает его каждый божий день. Её лицо, тело, характер.

Он осознавал, что обратил внимание на всё это только в последний момент, самым последним. Почему раньше он не замечал её всесторонней красоты?

Чонгук вновь подходит к девушке ближе, нежно кладёт одну руку на женское плечо и медленно притягивает девушку за шею к очередному поцелую. Настоящему, согласованную обеими сторонами.

Чувствуя свои губы на её отвечающих, это казалось максимально правильно. Он хотел узнать её больше, во всех существующих в этом мире смыслах, но... сейчас не время. Ему было безумно жаль, что он не мог сказать всего этого ей в лицо. Увы, но он был слишком слаб для этого...

Поцелуй заканчивается так же мягко и медленно, как и начинался, но Чонгук по-прежнему стоял очень близко.

— Мне было так страшно... — снова всхлипывает она, и голос Ким надрывается на последнем слоге. — Я думала, чт...

— Нет, — парень быстро прерывает её, не желая даже думать о том, что эти парни делали с ней. Он медленно притягивает дрожащее от плача тело девушки, целует в висок, затем в скулу и в шею, и обнимает. — Не надо.

Ликуем, ребята!😹