Океан чувств и желаний

Канарейка всё ещё смотрела на дверь, будто продолжала видеть там отца, который не смог высказать прощальные слова ей в лицо, стыдясь перед дочерью за свою немощность. Впервые за долгие годы он откровенно выразил свои чувства и заботу, но так сковано и неуверенно, словно пытался сыграть давно забытую мелодию на старой скрипке. Повзрослевшая дочь была подобна заброшенным в пыльном углу инструментам, а непутевый отец - неловким музыкантом, который осторожно пытался прикоснуться к расстроенным струнам, чтобы оживить давно умолкшую музыку родительской любви. И даже несмотря на то, что он слишком долго медлил с этим шагом, Кана не могла осуждать его за бездействие. Ведь она сама унаследовала эту черту от него и как никто другой могла понять, насколько трудно изменить что-либо в себе. Более того, в их семье такое приветствовалось: женщины брали на себя роль Главы. Но всё же, обида все равно тлела в её сердце, вызывая ноющую, тупую боль.

В роду Лилин, Альма стала первой женщиной-Старейшиной. Её выдающиеся достижения пролили свет на несправедливые предрассудки, где её успехи затмевали достижения всех мужчин, предшествовавших ей. Умная женщина утвердила свою позицию, не только расширив поставки урожая по всей стране Эрхан, но и за её пределами. Этот факт также повлек за собой изменения в их семье. Будущие мужья, вступавшие в великий и богатый род, мерились с тем, что женщина не уступает в делах перед мужчиной и даже может брать на себя роль Главы. К тому же, что робкий Гапон, что жадный Атан оказались легко под влиянием сильных жён и были не против такого порядка.

Канарейка, уступая место раздумиям усталости, удобно расположилась на диване, положив чёрную головку на подушку и скрестив ноги на мягком сиденье. Девушка была исчерпана как физически, так и эмоционально; сейчас ей лишь хотелось покоя и тишины. Всё-таки этот день был полон событий, и она старалась усмирить волнение, которое захлестывало её, словно внутренний шторм.

На улице уже стемнело, осенние дни укорачивались, и дама ощущала, как прохладный ветер ласкал её щеки, подобно нежным, невидимым прикосновениям, которые бережно утирали незримые слёзы, которые вновь не выбрались наружу и забылись в невероятной свежести, что наполнил комнату ветерок, ловко просачиваясь в полуоткрытое окно.

Закрыв глаза, она с удовольствием вдыхала принесенный запах сухой земли и украденный тонкий аромат увядающих цветов, наслаждаясь дыханием природы. И чем гуще становился душок, тем сильнее он напоминал ей о Баале и их предстоящей ночной встрече. Этот приятный запах стал ассоциироваться только с ним - натуральным ароматом его тела, который ей нравился больше всего.

Кана осторожно прикоснулась к ране на своей губе, и её разум снова наполнился вопросами: "Что мне сказать Белу?"

К её удивлению, на данный момент это волновало молодую особо больше всего. Ведь именно он придавал ей решимости и сил, побудил девушку к действию разорвать удушающие кандалы, которые нацепил на неё наследник. Почему-то ей не хотелось его разочаровать, а все случившееся явно можно было отнести к промаху. Да, помолвка была расторгнута, но каким образом и кем, не давало даме уверенного утверждения в свободе, наоборот, она знала, что её ожидает новая волна проблем, которая поджидала её за дверью. К тому же, как с ней поступил Лоркан... Воспоминания о принужденном поцелуе до сих пор оставались с привкусом тошноты во рту, а нижняя губа пульсировала от остатков боли.

В глухой тишине раздался очередной тяжелый вдох Канарейки. Можно было уже сбиться со счета, сколько вариантов разговора со своим загадочным гостем она представляла в голове. Но вот только ни один из них не устраивал её. Загруженная девица даже задумалась: стоит ли ей обо всём рассказывать, или, может быть, лучше промолчать о...

— И что это ты пытаешься от меня скрыть? — внезапно пророкотал голос черноволосого мужчины, вторгшегося в её мир вопросов и мыслей.

Сначала Кана подумала, что это заблуждение, что, быть может, ее собственная совесть вынесла ей суд, за желание оставить в тени поцелуй с Лорканом. Ведь, в свете обстоятельств, еще рановато было для его прихода. Сжав глаза плотнее, она машинально отмахнулась от этого звука, как от насекомого, махнувшего перед глазами. Тем не менее, ее кисть внезапно перехватили, словно кто-то стоял прямо над ней, и она услышала хорошо знакомый голос, который прозвучал еще ближе.

— От меня так легко не избавишься, Канарейка, — произнёс Баал в задорном и наглом тоне. Его крепкое, но нежное прикосновение заставляло её ощущать его близость и убеждать себя, что он здесь.

Девушка удивленно распахнула глаза. Она совсем не ожидала, что он явится к ней ещё до наступления ночи. Её взгляд, пронизанный легкой долей испуга, встретил его лицо, на губах которого играла улыбка. Мужчина стоял возле подлокотника, уровнем с её головой, и наклонился к ней немного вперёд. В результате, его черные, слегка волнистые волосы касались подбородка, а белоснежная рубашка приоткрыла часть груди, что мгновенно вызвало у дамы душевный трепет.

— Почему ты так рано пришёл? — шепотом спросила Кана, будто боясь выдать всю ту эмоциональную смесь, которая разгоралась в её сердце.

— А что, ты не рада меня видеть? — отозвался Бел, его интонация была наполнена игривостью. Он наверняка уже знал ответ, но услышать его, желал ещё больше.

— Нет, но...

— Ты это пыталась скрыть? — вдруг резко прервал её он, а прежнее веселое настроение растворилась в глыбах льда появившейся злости. Его сердитый взгляд пронзал рану на её губе, и Канарейке даже не надо было гадать, что Баал имел в виду под "этим". — КТО. ЭТО. СДЕЛАЛ? — медленно и настойчиво произнёс он, а его лицо с каждой секундой становилось все более мрачным. — Опять твоя мать, или...

Его глаза, тут же загорелись пугающим золотистым цветом, как огненные всполохи, разоряющие небо.

В комнате витало напряжение, словно перед началом грозовой бури. Кана медлила, задерживая дыхание, она была ошеломлена таким поведением. Тем временем, Бел, подобно вулкану, готовому извергнуться, продолжил:

— Это же был он, да? Тот высокомерный выскочка посмел причинить тебе вред. Да я его...

Бел, охваченный неимоверной яростью, стал совсем иным, чем тот, кого Кана когда-либо видела. Его аура была столь пугающей, что мисс Додсон чуть ли не задыхалась в его присутствии. Гнев овладел им, словно разбудил демоническую сущность, что проникла в каждую клетку его существа. Давно уже Баал не ощущал такой жажды расплаты, и ещё больше времени прошло с тех пор, как он не желал наносить вред человеку. Но сейчас, казалось, он был одержим этим чувством, его разум был охвачен жаждой, будто демон желал разорвать этого ублюдка на мелкие куски.

Сжимая руку девушки, он неосознанно нажал еще крепче, нанося боль. Но в момент, когда его ухо уловило слова Канарейки, прошептанные с долей страдания, "Бел, мне больно", он как будто вернулся в реальность. Глаза его, еще миг назад испепеляющие, теперь отражали испуг, и он вдруг осознал ужасный порыв, который только что овладел им.

— Прости, — обеспокоено проговорил он, ослабляя хватку, но не отпуская её руку. — Прости меня, Кана. Я правда не хотел навредить тебе. Я...

— Я знаю, — вырвалось из груди Каны как нежное утешение. Ей потребовалось всего пару секунд после того, как она взглянула на него и увидела в его глазах страх и сожаление. — Я знаю, Бел. Ты никогда не причинишь мне вред.

Но казалось, даже её слов не хватило, чтобы необычный гость перестал чувствовать перед ней вину. Ведь в следующий миг он осторожно поднес кисть молодой особы к своим губам и с нежностью в голосе спросил:

— Болит?

Мисс Додсон, хоть и отрицательно покачала головой, но вдруг почувствовала, как его горячие губы нежно прикоснулись к тому месту, где ранее её рука была сжата, создавая поцелуйную дорожку, точно так, как браслет на её руке. Волна мурашек пробежала по её телу, а на коже как будто оставались горячие следы от приятных прикосновений.

Оторвавшись от её руки, Баал перевел свое внимание на рану на её губе, и его брови тут же нахмурились, когда он рассматривал порванную кожу. Его пальцы бережно коснулись их, и он вновь с такой же нежностью поинтересовался у девушки:

— Болит?

— Немного, — робко ответила она, ощущая, как его заботливое касание проникало в её душу.

— Позволь мне забрать твою боль? — мягко спросил мужчина, сокращая дистанцию между ними.

И когда Кана растерянно кивнула, Бел наклонился ещё ближе, прямо к её лицу, и его язык осторожно скользнул по раненой нижней губе, словно целебное прикосновение, которое стирало боль и оставляло лишь теплое влечение между ними.

Поднявшись немного вперед, он желал увидеть реакцию девушки. Её щеки вспыхнули смущенным румянцем, но серые глаза горели страстью, несмотря на нерешительность.

Затем, словно отвечая на её молчащий призыв, он вновь примкнул к её полуоткрытым устам, пробуя на вкус мягкие розовые лепестки, которые напоминали сладкий аромат цветов весеннего сада. Их поцелуй был нежным и страстным одновременно, как мелодия, в которой каждая нота звучала в их согласии. Ей не хотелось оторваться от него, её сердце билось быстрее, и она погрузилась в этот момент с ним, словно они были единой душой, таявшей в объятиях страсти. В этот миг она забыла обо всём, кроме этой невероятной связи между ними и стремлении продолжать поцелуй, погружаясь всё глубже в океан бурлящих чувств и необузданных желаний.