Глава 18. Запах лета и разорванные цепи

– Кара, ну пойдё-ём же! – маленький Крэм в нетерпении тянет меня за рукав, возвращая на землю. – Ты просто обязана это увидеть!

Сегодня мой первый выходной на острове и Крэм с самого утра вьётся рядом, желая показать «нечто потрясающее».

Честно сказать, я и сама не против прогуляться по Либерти и отвлечься – последние дни оказались довольно тяжёлыми – после Тренажёрки измученное тело будто скрутило болью и мышцы до сих пор ещё ноют.

Мы отправляемся в путь сразу же после завтрака, не забыв прихватить с собой пару лепёшек и овощи. Нам даже удалось выпросить у Ви-Ви кусочек её фирменного сыра.

Когда Дом остаётся позади, солнце уже выползает на небо, распушив свои лучи у горизонта. Утро просто чудесное – самое то для прогулки.

Меня снедает любопытство, но я послушно иду за мальчишкой, наблюдая, как в такт шагам подпрыгивает серый рюкзак на его спине. Мои ноги по щиколотки утопают в траве, и утренняя роса приятно холодит кожу.

Наконец, деревья редеют, и спустя минут десять мы выходим на опушку. Впереди простирается уходящий вниз крутой склон, сплошь усыпанный синими цветами.

В первую секунду чудится, что это небо перевернулось и пролилось каплями синевы на землю, сливаясь с бескрайним морем, которое сейчас безмятежно и походит на гладь гигантского зеркала.

– О, эйдос! Какая красота... Никогда не видела таких цветов.

– Нравится? – спрашивает Крэм, затаив дыхание. – Это центауреа цианус!

– Как-как?.. – не понимаю я.

Порой мне кажется, что этот мальчишка знает больше, чем Магнус и все министры Просвещения вместе взятые.

– Название происходит от какого-то древнего языка, я в библиотеке нашёл книжку с описаниями и картинками всех цветов мира! Так вот, там написано, что этот назвали в честь сказочного существа кентавра – он был на половину человеком и на половину лошадью, представляешь? – снимая с плеч рюкзак, снова тараторит мой маленький друг. – А в народе цветок зовётся синим васильком. Кстати, это мой оберег! – хвастается Крэм, вытаскивая из-за ворота футболки такой же мешочек, как и у Магнуса, только поменьше. – С него-то всё и началось... Когда Рагна вручила его мне, она сказала, что этот цветок способен исцелять. Между прочим, тот кентавр, не помню, как его звали – Сирон или Кирон, соком васильков лечил раны... Он даже себя вылечил, когда его друг случайно выстрелил в него отравленной стрелой...

– Стой, стой, – прошу я. – Не так быстро!

Мы уже присаживаемся на опушке, в тени могучего дуба, чтобы полюбоваться цветочным морем.

– Да, прости... Я люблю поболтать... – закрыв рот на невидимую «молнию», Крэм уже выуживает из рюкзака овощи и лепёшки и раскладывает их на покрывале, которое мы прихватили с собой. – Вечно болтаю без умолку...

Болтает, верно, но мне это даже нравится.

– Мне интересно тебя слушать! – признаюсь я, отламывая кусочек лепёшки и запихивая его в рот. Тесто просто тает, даже жевать необязательно. Пробую сыр. Солоноватый, с молочным вкусом, он кажется даром небес. Всё-таки Ви-Ви прекрасно готовит.

– Это потому что Крэм тебе ещё не надоел, – он смущённо улыбается, то и дело снимая и надевая свой головной убор.

– Ты так любишь эту кепку... – замечаю я.

– Это не кепка, а пилотка! – поправляет меня Крэм.

– Откуда она у тебя?

– Папка раздобыл. Незадолго до того, как... Короче, принёс он её и говорит: смотри, Крэм, такие уборы носили лётчики во время Кровавой Войны. А потом они с мамой попали в лапы падальщикам...

– О, Мне так жаль, Дружок...

– Ничего... Это было давно. Я привык. Да и у меня здесь вон сколько друзей.

Крэм кивает на поле, имея в виду, конечно же, жителей острова, но оттого, что вокруг сейчас пусто, он выглядит до того одиноким, что на глаза наворачиваются слезы.

– Сколько тебе тогда было?

– Четыре или пять. На самом деле я плохо помню родителей. Так, обрывки какие-то. Помню, как отец играл со мной в самолётик – он сажал меня на плечи, я делал руки вот так: – Крэм разводит их в стороны, – и мы носились по всему Дому. Наверное, тогда я и решил, что, когда вырасту, буду водить самолёты. Мама рассказывала на ночь сказки, в которых добро всегда побеждало.

Мне становится трудно дышать. Нет, дело не в том, что у меня никогда не было подобного – я и не знала, что так бывает, да и выросла уже...

Я жила в мире, где даже самые простые потребности и радости запрещены. Но человек привыкает ко всему и мы, жители Эйдолона, прямое тому подтверждение.

Мне же до безумия жаль этого мальчишку, который знает, чего лишился, видит, как другие матери обнимают своих детей и целуют на ночь.

Только теперь осознаю, насколько ущербно живут жители города в сравнении со свободными. Без любви. Без семьи. Если подумать, что остаётся после нас? Горстка пепла и у самых удачливых – страничка некролога в газете. Ну, о Регентах в учебниках истории можно почитать... А ещё их портреты в каждом кабинете, в каждом отсеке висят. Правда, ровно до тех пор, пока не помрут.

Тогда наступает время следующего.

Бесконечный круговорот Регентов в природе.

– Вот, это тебе...

Крэм надевает мне на голову венок из васильков, который всё это время мастерил.

– Как корона!

– Принцессам положено носить короны!

– Что ещё им положено?

– Ну... быть добрыми и красивыми. Но с этим у тебя всё в порядке! – смеётся Крэм, а я краснею. – А ещё любить принцев, конечно, – добавляет он, снова хихикнув.

Теперь я похожу на землянику, которую вчера собирала в лесу.

– Принцы все заняты! – отламываю ещё кусочек сыра. – М-м... Вкуснотища!

– Ага. Когда я сказал Ви-Ви, что веду тебя сюда, она даже вредничать не стала и сразу собрала нам перекус, хотя обычно её приходится очень долго уговаривать.

Глаза его горят. Как мало ему нужно, чтобы почувствовать себя счастливым... Всего-то – показать кому-то любимое место.

– Спасибо, что привёл меня сюда, здесь замечательно! Ты прав, каждый уважающий себя свободный должен тут побывать.

– Э-м.. нет. Мы ещё не пришли! – с набитым ртом отзывается Крэм. – Это только цветочки! Ягодки будут дальше.

Меня охватывает лёгкое волнение: что может быть лучше этого? Обвожу взглядом склон. Прохладный ветерок колышет васильки, отчего они кажутся едва заметной рябью на воде.

– Тогда давай поспешим? Мне не терпится всё увидеть!

Я убираю оставшиеся припасы, а потом сворачиваю покрывало, которое почему-то никак не хочет укладываться в рюкзак.

– Дай, я...

Крэм забирает у меня покрывало и ловко скатывает его валиком.

– Вот, теперь порядок! – он отряхивает руки, будто после долгой тяжёлой работы. – Ну, а теперь, принцесса Кара, я покажу тебе то, ради чего мы сюда шли!

***

– А разве нам не запрещено ходить сюда?

Деревья остались позади, и мы оказались на открытом пространстве. Вспоминаю наставления Магнуса – никогда не высовываться и не покидать спасительную гущу деревьев.

Так что лично я чувствую себя злостной нарушительницей, о чём и спешу сообщить своему спутнику.

– Не боись, нам нужно только добраться до скал, а в это время никто не летает, – с важным видом отвечает Крэм, – я изучил расписание самолётов вдоль и поперёк. – Он с завистью смотрит в небо, поправляя пилотку.

Что ж. Остаётся только поверить ему на слово.

Крэм ведёт меня вниз по склону, туда, где море ласкает волнами берег. Мы сами тоже словно плывём по морю – морю из васильков. Не удерживаюсь, и срываю один цветок, подношу к лицу и вдыхаю его аромат.

Сначала мне чудится, что цветок пахнет только травой, а потом улавливаю лёгкий сладковатый аромат с ноткой горечи.

Запах лета.

Стрекоз здесь как в городе – мух, они шныряют повсюду, врезаются в тебя, мельтешат перед глазами, будто миниатюрные самолёты, о которых так грезит Крэм.

Я еле поспеваю за ним. Этот паренёк всё делает быстро: говорит, ходит и даже думает, наверное, со скоростью света.

Наконец мы оказываемся почти у самой воды, предусмотрительно спрятавшись за покрытый илом каменный валун.

– Готова? Осталось совсем чуть-чуть.

– Ладно, – снова соглашаюсь, набирая полные сандалии песка. – Надеюсь, оно того действительно стоит!

– Никогда не сомневайся в Крэме, детка! – нараспев произносит мой маленький друг. – А вот и она...

Последнее слово звучит так нежно, почти любовно, точно Крэм говорит о ком-то живом и бесконечно дорогом ему. Уж не прячет ли он здесь свою подружку?

Мы как раз проходим между двух скал, и моим глазам предстаёт удивительное зрелище. Теперь понятно, почему Крэм говорил о ней с таким почтением.

Женщина, высеченная из огромной цельной скалы, взирает на меня своими каменными глазницами. Она полностью обнажена и держит над головой разорванные цепи, в её волосах будто ветер запутался, да так и застыл между каменных прядей. Тело статуи наполовину ушло в песок – на поверхности только туловище и голова, но и этого достаточно, чтобы почувствовать себя жалким червяком по сравнению с ней.

Кое-где поверхность потемнела и приобрела рытвины, словно следы от какой-то неизвестной болезни. Но несмотря на то, что время не пощадило её, скульптура до сих пор излучает величие и мощь... Хотела бы я увидеть её в прежние времена.

– С ума сойти...

– Ну, оно того стоило? – Крэм даже пританцовывает от удовольствия, глядя на мою реакцию.

– Да... Но кто она?

– Либерти, конечно!

Либерти. Свобода. Разорванные цепи. Да, пожалуй.

– Откуда она здесь?

– Крэм думает, она была здесь ещё до Кровавой войны. Или даже намного раньше.

Раньше. Скорее всего – да. И простоит ещё столько же. Свободу из камня не так просто сломить. С людьми не сравнится, хотя и среди нас находятся те, кто обладает каменной волей. Таковы, например, жители острова.

Быть может, такой стану и я?

– Как считаешь, однажды люди в городе вспомнят о ней? – спрашивает Крэм, любуясь каменным чудом.

Я задумываюсь. Конечно, было бы неплохо, чтобы все люди раз – и по мановению волшебной палочки вспомнили о свободе и своих правах.

– Регентство не позволит... – вздыхаю я. – Возьмёт за жабры.

– Ну да. Нам свободу подарил Либерти... – он с мечтательным видом смотрит в небо, поправляя пилотку. – А у них её отобрал Регент.

– Так и есть, Дружок...

– Эх, вот бы остаться тут до вечера... Но это у тебя выходной, а Крэм сегодня помогает на Ферме. Спасибо Дину, он разрешил прийти попозже. Так и сказал: хорошо, Крэм, но тогда вечером и я уйду пораньше!

При упоминании Дина щеки начинают пылать. Поспешно отворачиваюсь к статуе, чтобы Крэм ничего не заметил, но тот подтягивает лямки на рюкзаке, собираясь в обратный путь. Прежде чем уйти, бросаю прощальный взгляд на разорванные цепи в руках Либерти.

***

Оказалось, что Дин не просто так договаривался с Крэмом уйти вечером пораньше. Я как раз уютно устроилась на террасе с книжкой, когда он нерешительно подошёл и спросил, не хочу ли я потренироваться перед ужином.

– Я ведь обещал стать твоим персональным тренером, помнишь? – робко улыбаясь, Дин кивает в сторону деревьев, за которыми скрывается Тренажёрка.

От его застенчивой улыбки в сердце вспыхивает пожар, а кожа покрывается мурашками. Без колебаний откладываю книгу. Наверное, позови он меня на край света, пошла бы, не раздумывая.

– Так как прошла ваша прогулка с Крэмом?

– Ой, замечательно! Мы устроили пикник на опушке леса, а потом он показал мне ту древнюю статую...

– Впечатляет, правда? В детстве я тоже много бегал туда... Всё смотрел и смотрел на неё и представлял, что однажды она оживёт и поможет нам в борьбе с Регенством...

– Впечатляет не то слово! – подтверждаю я. – Она прекрасна... Крэм сказал, что ей много-много лет. А ты как думаешь?

Обогнув Ферму, мы уже подходим к Тренажёрке.

– Уверен, так и есть. В прошлом люди ценили свободу и не позволяли её топтать... – Дин тянет ржавую дверь на себя. – Входи...

Оказывается, мы не единственные, кто захотел потренироваться сегодня: на матах вовсю развлекаются Бублик с Фолком. С последнего градом льётся пот и, ничего не придумав лучше, он вдруг стягивает мокрую футболку и швыряет комком на скамейку.

На нас парни не смотрят, поглощённые поединком.

– Давай займёмся метанием ножей? – предлагает Дин, уводя меня в другой конец зала, к мишеням. – На следующем занятии Илва наверняка тебя не пощадит. Хочу, чтобы ты её удивила...

Кивнув, следую за ним, но напоследок оборачиваюсь и вижу, как Фолк, исхитрившись, перекидывает товарища через плечо и прижимает к мату.

– Любопытство не порок, а большое свинство! – подавая руку Буббе, недовольно фыркает он.

– Не обращай на него внимания! – советует Дин. – Ты же знаешь, какой он...

Кивнув, больше я в их сторону не смотрю, сосредоточившись на наставлениях своего тренера.

– Итак, что важно знать... Сначала нужно определиться, какой нож тебе достался, от этого будет зависеть сам подход к процессу. Если у ножа тяжелее лезвие, значит, за него и берёшься. Если рукоятка – держишь нож за неё. Начинающим лучше учиться с небольшого расстояния – метра три-четыре. Смотри... – Дин сам встаёт перед мишенью. – В этом случае, замах полный... Отводим руку назад, согнув в локте... Не забываем правильно встать... Перед броском опираемся на ту ногу, что сзади. А уже во время броска, наоборот, переносим вес вперёд. Рука постепенно вытягивается и...

Со свистом нож летит в мишень и входит в центральный круг.

– Ух ты... Теперь, когда ты всё так медленно показываешь и объясняешь, кажется не очень сложным.

– Так и есть! – выдёргивая нож, соглашается Дин. – Теперь, давай, ты... Вставай тут...

Показав, где встать, он пристраивается позади и, взяв меня за талию, чуть выравнивает корпус. От прикосновения его рук голова идёт кругом, и я уже очень сомневаюсь, что смогу продемонстрировать приличный замах.

– Помни, здесь важна не сила, а точность! – продолжает напутствие Дин, поправляя мой локоть. – Так, давай-ка я отойду, посмотрю... Ага, вроде хорошо... Насчёт три... Раз, два, три!

Переношу вес вперёд, выпрямляю руку и... нож чиркает по поверхности мишени, но глубоко не входит и падает со звоном на пол.

– Для первого броска очень даже неплохо! – улыбается Дин. – Молодчина!

От его похвалы в глубине души поднимается тёплая волна и постепенно растекается по всему телу.

– Спасибо, но давай ещё раз?

– Конечно!

И снова Дин стоит вплотную ко мне, близко-близко... Так близко, что я ощущаю его аромат – тонкий и едва уловимый – смесь трав и морской воды – так и хочется в нём раствориться.

Он практически касается губами моей щеки, чувствую его тёплое дыхание на коже... Тело перестаёт слушаться, а рука с ножом начинает сильно дрожать, так что я всерьёз боюсь уронить его себе на ногу.

– Нет, руку чуть дальше... – отойдя подальше, командует он, – Вот, уже лучше. Давай!

Делаю глубокий вдох, мысленно считаю до трёх и пускаю нож в мишень.

– Да! – кричу победно. – Смотри, Дин, я попала!

И пусть нож отклонился далеко в сторону, меня это совсем не смущает, главное, что в дерево он вошёл глубоко.

– Ну вот, принцип ты уловила! Теперь дело остаётся только за практикой!

После десяти бросков я уже уверенно принимаю стойку и нож держу крепче, а бью точнее. Конечно, я то и дело промахиваюсь, но меня это не сильно смущает, важным было преодолеть страх и научиться довериться себе. Так сказал Дин.

Когда моя рука уже с трудом поднимается, он настаивает, что пора возвращаться – иначе опоздаем на ужин. Бублик и Фолк уже в дверях, и мне слышно, как Бубба причитает, жалуясь на пустой желудок. Он неисправим.

Фолк молчит, знай себе машет футболкой, отгоняя мух, да насвистывает незнакомую мелодию.

– Дин, подожди...

Наклоняюсь, будто поправить штанину. На самом деле просто хочу немного отстать, потому что Фолк меня раздражает до зубовного скрежета – ведёт себя, как король, смотрит на всех свысока, отвешивает язвительные шуточки.

– Идём? – спрашивает Дин, когда я выпрямляюсь.

– Ага... – отвечаю с готовностью, а в голове почему-то продолжает звучать навязчивый мотив, который напевал Фолк.