Глава 96. Доменико (Адриан)

Я опирась о стену, словно она сможет поддержать меня... Игра слов... Цементная глыба способна быть опорой лишь телу...

Саша Чемеров - Кохання до смерті (slowed and reverb) 💔

            Здесь много времени для размышлений... Часы почти стоят на месте... Глазами наблюдаю за ребенком, который голодает... То, что дал Кирилло закончилось и уже не слышно громкий плач сына... Теперь у него не звоникий голос, а глухой... хриплый... Сам не пил воду, только смачивал губы... Прозрачной жидкостью разбавлял ему смесь... От футболки ничего не осталось... Бинтов тоже нету... Это все было вместо памперсов... У меня грязные руки, а под ногтями грязь... Со мной играют в кошки-мышки, выводя на ринг с разными мужиками... Я борюсь, но уже не так силен, как раньше... Голод... Но не жалуюсь, а изредка пытаюсь попросить что-то для Артура. Не допускаю плохих вариантов развития... Соглашаюсь на мерзкие мысли Лацио, чтобы только не трогали сына. Почти не сплю, ведь мысли блуждают возле женщины с золотыми волосами. Как она? Борется? Устала? Спала? Плакала или остается сильной? Как наш малыш? Этот ребенок должен выжить... Я смог - он тоже... Надеюсь... Пожалуйста...

             Мне не дают отдыхать... Многие боятся ко мне подходить, хотя я просто смотрю. Они нацепили браслет на ногу, который бьет током... Им весело нажимать на кнопочку и смотреть. Боль... Вы же знаете, что человек не может привыкнуть к этому чувству? Каждый  удар - новая агония. Единственное, что радует, так это их желание публики. Меня прожигает ток лишь на ринге. Я - собака, которая должна подчиняться. Я - собака, которая его и укусит. Я - терпеливый пленный, который уничтожит своего Господина. Подожду... Всё мое оружие забрали, ведь раздевали до трусов. Они их тоже хотели снять, но я лишь нагло улыбнулся... И те передумали.

             Когда я на ринге, хотя зачем мне врать... Он выпускает «псину» на огромное грязевое поле... Против меня всегда разное количество противников... Начиналось сразу с двоих... Послений раз было 9... Как бы не был хорош в бою, но меня избивают, при этом пропуская ток... Грязными руками забираю жизни мужчин... Ногой разбиваю головы, хрущу шеями, выдавливаю глаза, ломаю руки... Человечность? Она покинула меня в момент, когда закрылись глаза жены. Для них у меня нету эмоций и чувств, а для сына - весь мой колодец тьмы... На лице есть раны, но в душе - глубже... Мне никто не говорит про мою жену, а Галло пока ещё не приходил, но пришел мужчина и быстро отдал лишь 3 таблетки, когда словами унижал. Спасибо.

           Сейчас на моих руках ребенок, которого нужно помыть... А мне нечем... У меня нету возможности выговориться и обнять жену. Я устал. Да. Не физически... не морально... чувственно... Я устал не иметь возможности любить ее и показывать это... Прости, ангел... Сцепив зубы беру и раздеваю свой любимый комочек, а он начинает скукоживаться... Маленькие пальчики на ногах подгибаются, а руки сжимаются в кулачки... Он широко открывает глаза и хватает ртом воздух, но молчит. Нежная кожа покрывается пятнами... Холодно... Таблетки пришлось просто ломать и давать так, запрокидывая голову, помогая ему водой... Он пьет из пустышки, которую нам кинули. Ещё массировал горло, чтобы протолкнуть то «спасение от боли в детском сердце», когда не было уже что пить. Массимо по приколу было дать пустую детскую бутылочку... «Чтобы он жрал воздух». Это самое трудное... Он давился, а мне лишь остается делать это и сдерживать гнев на всех... Не мог растворять их, потому что ему нужна ровно половинка. Я поубиваю каждого... Что с моей душой? А наше чудо? Мы с сыном должны выжить... Не оставлю ее одну...

         — Прости меня, обезьянка, — набираю не особо чистую воду в руку и хоть немножко грею ее, а потом быстро отмываю его жопку... Он кряхтит, брыкается, но мои руки беспощадны... После такой пытки заматываю его в свою одежду... От холода парень икает... и смотрит мне в глаза... На часах 11 вечера... Шаги... Опять бой?

        — Так-так-так, — Кирилло.    — Свали нахрен! — орет он охраннику, а тот лишь кивает и уходит.

        — Соба-а-а-ака, — тянет он и слышу смех мужчика, который ушел.

        — Как Ванесса? — очень тихо спрашиваю.

        — Нормально. Все, что мне известно это: у нее была операция и 2 дня спала. Потом уехала из больницы, — итальянец засовывает руку под пиджак и достает небольшой пакетик... Даже оттуда он пахнет Лисенком.

          — Она? — указываю подбородком на свою «посылку»

        — Да, — по его лицу пробегает тень. 

        — Что такое? — спрашиваю и аккуратно забираю то, что подготовила жена... Я так ее люблю. Боже. Даже сюда она нашла способ что-то передать. Я бы удивился, если бы у нее не получилось. Ах, это невозможно.

          — Девушка что-то задумала, Доменико. По своим связам пробил и узнал, что там целый полигон. И Ванесса не одна... Будет что-то, что разорвет всех. Уверен, — я лишь улыбаюсь. Они не знают гнев огненной женщины. Моя Ванесса Моретти поглотит и выплюнит лишь кости... Только вот у меня не получается помочь ей...

         — Присмотри за ней. Если сам ее обидишь, то в следующий раз просто задушу тебя, — тихо, но грозно говорю ему и тот кивает.      — Ты сказал, где я? — хмурюсь.

           — Ей - нет. Мои доверенные укажут солдатам Каэтани. Он был у меня, пока сестра не в курсе. Себастьян аккуратно преподнесет информацию и не даст ей самостоятельно прийти сюда, — фух. Если бы моя Королева узнала... о-о-о-о... От этого места не осталось бы ничего. Хороший ход.

           — Через 2 минуты меняются охранники. Иди, — он поднимается, смотрит и продолжает.

           — Ванесса передала, что очень любит тебя и придет, — сажусь на матрас и молчу... Моя Морта... Дикая и такая жесткая... Не у него мне спрашивать про ребенка... Чертовски страшно... Мне нужны ее глаза и голос...

           — Спасибо, — обнимаю сына.

           — Еще увидимся. А теперь... — с размаху лупит в стену...   — Доказательства, — показывает на кровавую руку.     — В тот раз мне все-таки хотелось ударить, — объясняет и уходит. И тогда я это позволил.

           Нышпорю по пакету который пропитан любовью ко мне. Блядь! Он так пахнею ею, что мурашки бегут по телу... Здесь кусочки пеленки, которые для Артура, смесь в пакетиках, которая уже расчитана, вода, половинки его лекарств, несколько моих любимых батончиков, но один с медом. Я такой же не ем. Открываю его и вижу лезвие ножа, на котором выцарапано «В.М.» Ванесса Моретти... Быстро прячу все это снадобье и вытаскиваю последнее. Письмо. Оно сложено в маленький квадратик и завязано... Сверху на узелке засохший сургуч. Чертовски умная жена знает, что никакая еда не поможет мне, как ее мысли...

Мой нежный киллер, ты постоянно в моих мыслях. Каждую секунду думаю о тебе и вспоминаю о запахе любимого мужчины, губах, которые шепчут о любви. Твоя жена разорвет всех, ради вас. Не беспокойся о нас, мы в порядке. Не думай, что я сдаюсь! Никогда! Наша огромная семья помогает мне, чтобы уничтожить старика так, как никто не смел ранее. Мне кажется, что ты где-то рядом, но не получается увидеть... Будь сильным, мой нежный киллер, будь тем, кто не сломается, ведь у тебя всегда есть опора. Я! Для окружающих наступит темная ночь, когда Белладонна войдет в зал... Мне не страшно, ведь я замужем за самим Доменико Моретти. В наших сердцах пульсирует воля и смелость. Я попрошу тебя держаться за мысли о нашей маленькой семье. Сама ночью представляю, как лежим рядом, обнимаю тебя. Помнишь, тот день, когда на пляже запускали змея? Ты тогда так смеялся, что этот звук до сих пор в моих ушах... Я пересматриваю фотки и скучаю... Для тебя тоже есть... Очень важная... Я так горжусь тобой, любимый, и никак иначе. Скоро буду, твой храбрый и сильный Лисенок... который превратился в Морту... Люблю тебя, муж, и поцелуй за меня Артурчика... Я иду за вами, собирай вещи, мой киллер... Даже стены не преграда... их не будет...Люблю тебя навеки... и даже больше... В.М.

            Глазами много раз перечитываю слова, которые пишет моя Моретти... Пылкое сердце заставляет мое биться быстрее и знаю, что эти камни будут разрушены ею. Она написала «Не беспокойся о нас». Мой громкий выдох рассеялся по камере... Здесь есть фотка... Мои холодные пальцы, с грязью под ногтями, держут снимок УЗИ... Ванесса обвела наше чудо, чтобы показать мне... Живой... Маленький кружочек. Крепыш... После такого письма во мне появились силы убивать, кусать, крушить, резать, держаться за эту жизнь так, как в раннем детстве или Италии.

        Пока охранники трындят быстро делаю смесь для сына, убираю кусок футболки и заменяю кусочком пеленки. Это потом просто смою в унитаз. Она меньше,чем памперс, и это радует. Никто не узнает. Сжимаю кулаки от злости, но быстро беру себя в руки... Я нужен сыну... Нужен жене... Нужен ещё одному малышу...

           — Твоя мама самая лучшая, — шепчу на ушко и даю ему пить. Беру бутылочку с водой, которую передала его мама, и он жадно пьет... После этого быстро прячу. Артур покушал и уснул. Мне не нравится его поведение. Блядь! Мальчик заболел... Горячий лоб и парень всегда почти спит. Мне приходится прижимать его поближе к голой груди, хотя самому тоже холодно. Его слегка трясет... Как мне вылечить кроху? Что сделать? Я смогу... Ради сына... Хватит ли моей физической силы? Очень надеюсь...

            Поднимаю голову к потолку и смотрю. Нету возможности помочь жене, быть рядом. Вот же черт! Мне слышно, как сюда кто-то идет. Запах дорогих духов уже доносится сюда. Тошнит от старческого тела.

            — Моя псина еще жива? — и встает перед решеткой. Он умен, потому что не подходит слишком близко. Тварь боится. Правильно. Даже если я и слаб, то смог бы выдрать его глотку, разодрать лицо или просто задушить. Его мучения снятся мне в те минуты, когда сплю.

         — Не подойдешь ближе? — смеюсь и нагло смотрю на него.

         — Нет. Голоден? — щурит глаза. К нему подходит солдат с подносом. На нем лежит стейк, салат и картофель. Также бокал вина. Игра. Хорошо. Сажусь на матрас и прячу ребенка в кофте, которая на мне. Под ней - голый торс. Опираюсь о стенку и прожигаю его взглядом.

            — Ужасно. Хочу попробовать твою кровь на вкус. Она такая же старая, как это жалкое тело? — выбешиваю его своими фразами.

           — У тебя скверный характер, — ему приносят стул и стол. Массимо садится перед камерой и начинает есть. Да, два дня уже не ел, но лучше так, чем пасть морально.

           — Именно поэтому меня и боятся, — хмыкаю и не даю слабину. Да, я сижу с сыном, но тем не менее, мое лицо показывает гигантское презрение.

            — Боялись, ты хотел сказать, да? — и жует мясо.

            — Но кто-то продолжает это делать, — тыкаю в него пальцем. Аккуратно вытаскиваю сына и кладу на нашу «кровать». Тихими шагами подхожу к преграде. Пальцами обхватываю прутья и в его глазах мелькают непонятные эмоции.     — Массимо Лацио, думаешь, что сломал меня? Спешу огорчить. Расскажу тебе кое-что, — он положил нож и вилку.      — Я рос в семье, где слишком часто бил отец. Мать была наркоманкой. Он придумывал разные способы пробудить во мне слезы, мольбу или просто поставить на колени. Ему нравилось разукрашивать ребенка и слышать хруст костей моих пальцев. Патрик сигаретой выжигал на мне слово. Вот посмотри, — разворачиваюсь и показываю клеймо.   — Потом попал к Джузеппе. Я думал, что ненависть прошла, пока однажды не поехал посмотреть на то, что осталось от места, где жил. Мне было 18. Я стал Боссом и уже имел власть. Тебе же было 30, когда стал во главе, да? Как думаешь, кто из нас хуже? Отвечу. Я, Лацио. Мне с детства пришлось проглотить ненависть и черный мир. Ты уже был сформированным, а я учился этому и убивал слишком рано. Так вот... Как думаешь, прошли ли года того насилия бесследно? — он смотрит в мои глаза и наблюдает. А я ехидно улыбаюсь.     — Не-е-а. Ненависть стала больше и сильнее. Это похоже на миллионы ядовитых муравьев под кожей. Тебе не избавиться от них, но эти насекомые не дают покоя... У меня не было в планах убить, но что-то пошло не так, — крепче вцепился в железные вертикальные палки, что заскрипела кожа.      — Как только я вошел, то он сразу заметил меня. Перед ним стоял не мальчик, а настоящий убийца. Меня научили многому, в особенности, жестокости. Только в этот раз Патрик не хотел меня бить, а вот у меня было это желание. Руки уже предвкушали его шею и то, как пульс становится менее ощущаемым. Как же он хотел выжить... Даже не представляешь... — вспоминал я и погрузился в тот день.

           — Ты не рад меня видеть, папа? — мужчина хотел закрыть дверь, но я просунул ногу.   — Не-е-ет... Монстр пришел, Патрик. Я - твое творение, так прими же плоды своих дествий, — и деревянная штука отлетела от моих рук.   

          — Ты? — человек никогда не называл меня по имени. Для него я был уродом, тварью, идиотом, сопляком, пиздюком и много других «ласковых» слов.

          — Ожидал спокойной старости? Или на то, что я мертв? — отец посмотрел за мою спину... и увидел там кучу содат. Они затмили все пространство позади... Никто его не спасет от моей мести. Причиной приезда была мать. Молча заберу ее и отправлю в больницу. Ему просто не повезло, что появился здесь. Как и мне в детстве, что родился.

          — Думал, что сдох. Было бы неплохо, — прекрасный родитель.

        — Твоим мечтам не суждено сбыться, — улыбнулся и подошел ближе.    — Где твоя жена? — процедил я и он ужасно улыбнулся.

          — Спит накачанная наркотой. Она почти не бывает в нормальном состоянии, — супер. Махнул быстро Себу, который был первым сзади, и тот нагло подошел, а потом харкнул ему в лицо.

          — Мучительной смерти, — пожелал отцу и зашагал по месту, которое не было мне домом.

          — Кем ты стал? — и глазки забегали.

          — Ужасом, ночным кошмаром, убийцей, тем, кто приносит лишь смерть и разрушение, твои концом, — скотина замахнулась, но я быстро схватил его руку и завернул, а сам оказался сзади.     — Это время прошло, Патрик, — прошептал на ухо и услышал, как его серде бьется чаще.

           — Я нашел ее, Доменико! — крикнул мой брат и нес на руках худую женщину.

          — Доменико? — повторил мой создатель.

          — Доменико Моретти. Босс Италии. Пока, Патрик. Придумывай молитву смерти, — махнул рукой и выскочил в открытую дверь... Но после него ее закрыли. Только он и я. Монстр и Дьявол.

           — Неважно... папа... Совсем... — пальцами захватил его шею и сжал. Он брыкался и начал синеть. Мне даже не нужно две ладони, что убить его, но... Не так быстро.

           — От..пу..сти.. — хрипел и теперь чуть разжал пальцы.

           — В детстве мне такого и желать нельзя было, — засмеялся ему на ухо.    — Садись, — кинул его на кресло и тот тер горло.

           — Убьешь отца? — скрипучим голосом спрашивал человек, который поместил в меня веру в то, что я - ничтожество. Тот, кто издевался, заставлял голодать, закрывал в туалете, жег, ломал, бил...

           — Да. И это будет медленно, папочка, — сказал и снял с него ремень, которым я душил себя в детстве. Чудесно. Как хорошо, что он у него.

           Мой детский каратель сидел и смотрел зареванными глазами на человека, которого создал. У него не осталось слов, чтобы просить меня о пощаде. Его просьбы не действовали на сердце, которое было раздавлено той кожанной обувью еще в маленьком возрасте. Знакомый голос разносился по жилищу, но мне было насрать. Это так неправильно, что сам убиваю отца, но разве он не заслужил этого? Разве я был виноват, что у него заканчивалась выпивка или мать отказывалась трахаться с ним? Разве был виноват, что родился? А в том, что у нас не было еды? Или может моя вина была в сильном характере и желании себя защитить? В этом пряталась вина мальчика?

           Да, мучаю его... Бью, режу, а он так просит пощадить... Умоляет... Поздно... Крики... Я тоже сначала плакал и говорил, что мне больно... Зверь остановился? Нет! Делал ещё хуже!!!

          — Ничтожество, — хрипит от боли и держится за живот, откуда льется кровь... Закатываю рукава.

          — Хуже даже тебя, — и сажусь сзади него. Ногами обхватываю тело и изгибом локтя зажимаю шею.

           — Трус. Не смотришь в глаза? — окей. Меняю положение. Сейчас мы сидим на полу и мои крепкие ноги снова обвивают отца. Лицо к лицу. Кровь этого человека на моей одежде и руках.

            — СМОТРИ СЮДА! — даю пощечину и, вцепившись в щеки, поднимаю голову.    — В ГЛАЗА! НАХОДИШЬ ТАМ СМЕРТЬ, А? — и его испуганный взгляд подсказывает мне, что он видит там нечто ужасное. Слеза скатывается по испорченной щеке.

            — Не...смо...жешь... — дарю ему кривую ухмылку.

            — Проверим, — мои пальцы сильно сжимают шею и он задыхается. Патрик брыкается и пытаеться освободиться, машет руками и царапает мне кожу, но я сам позволяю это сделать. Это последние отметины, которые он оставит на этом теле.

          — Про..сти...От..пусти... Про...с...ти... — нет.

            — Пока. Желаю сгореть в аду, — он что-то еще хочет сказать, но не позволяю... Он весь в крови, а губы шепчут слова, которые опоздали на много лет.     — Исчезни и пусть мучения длятся намного дольше вечности, — он открывает рот в немом крике, глаза наполняются кровью, а шея покрыта синяками от моих рук. Слишком много следов... Он умирает, но... Последний вздох оставляю ему. Встаю. Иду и делаю петельку из ремня, упираясь пряжкой в дверную ручку, чтобы не соскочило и не развязалось. Это все на двери моей детской спальни. Он почти не дышит, но цепляется за недежду. Беру его за шиворот и волоку по полу. За нами красная влага и звук, который он создает обувью. Царапины... Они - прямое доказательство моей жестокости... Второй конец кожаного изделия наматываю на шею и делаю узелок. Недалеко кладу нож и сажусь на холодное дерево.

            — Пока, пап. Ты так и не стал отцом, — он тянется за спасением, но лишь делает хуже... Мужчина хрипит и слюнь капает на пол. Судороги. Пальцы касаются лезвия, но Патрик замирает... Не успел... как и со словами, мольбой и прощением.

           Забираю свое оружие, как и нож, который так папочка хотел забрать... И выхожу отсюда... Его нету... Уже нету... Умер... Теперь его голос в голове станет тише...

           — Вот так вот, Массимо, — он слушал внимательно, а теперь быстро встал и поправил костюм...

           — Надеешься, что сука найдет вас? Зря, — смеется он, но не так весело.

           — Нельзя так обесценивать противника, — и снова сажусь на матрас.    — Есть предложение, — он останавливается.   — Ты выводишь на бой своего лучшего бойца и я сражаюсь. Если выигрываю, то зовешь врача для сына, — он кивает.

           — А в проигрыше? — мне нужно положить все силы.

           — Тогда буду работать на тебя всегда, — на другое он не согласится.

           — Бой через час, — и я соглашаюсь.

          Снова под ногами грязь. Много. Передо мной не один, а два огромных мужика. Этого я ожидал. Пришлось Арура оставить в камере, подперев всеми вещами, что были. Я быстро, сынок. Звук свистка и на меня нападают с двух сторон. Из-за голода или того, что нормально не спал 2 дня, мне попадают удары, но потом вспоминаю свою Белладонну, Рыжую, Лисенка... Придумываю план и воспроизвожу его. Они такие идиоты, что попадаются в мои ловушки. Старик в гневе орет, пока я избиваю его лучших парней. Но... Усталось берет свое и меня награждают ударами по почкам, печени, голове и животу... Сука... Мне нельзя проиграть! Нету выхода! Их ноги бьют по голове, пока лежу в грязи...

         Нету сил и я понимаю, что проигрываю... Даже удары уже не такие болючие... Круговорот воспоминаний... Удар! Ее смех... Удар! Мне больно... Лазурные глаза... Снова удар! «Я люблю тебя, мой нежный киллер»... Удар! Вкус крови во рту не так страшен... Глотаю ее... «Адриан, я так скучала»... Удар! «У нас будет чудо»... Удар! Удар! Удар! «Мальчик или девочка?» Удар! Удар! «Ты так прекрасен»... Удар! «Только мой»... Удар! «Навечно и даже больше»... Удар! Удар! Удар! Удар! Удар!

           Глаза закрыты и слышно отсчет... 3...2... В моем подсознании взрываются миллиарды мыслей о женщине, которая просила не сдаваться, просила быть сильным... Ради наших детей и ее любви... Моя Морта... Открываю темные адские глаза. Там нету жизни... я окутан чернотой... Быстро встаю и иду напролом... Я, черт возьми, отец и муж, который защищает свою семью! Такая ненависть овладевает татуированным и грязным телом, что даже не понимаю, как лицом вталкиваю парня в грязь... Другой лежит и не двигается. Смотрю на Массимо, потом поднимаю голову его солдата и медленно ломаю шею... Жуткий хруст добирается до его ушей и он начинает психовать.

           — ЗВОНИ ВРАЧУ, Я ВЫИГРАЛ! — сам еле держусь на ногах.     — Я СНОВА НА ПЬЕДЕСТАЛЕ!!! — ору всем зрителям.

           Меня привели в камеру. Я помыл руки в грязной воде и аккуратно прилег рядом с сыном. Тело ноет... невозможно двигаться... Сегодня мой цвет - фиолетовый. Даже эти приобретенные узоры напоминают о ней. Ночное небо с миллионами звезд... Мой Сириус...

            — Папа с тобой, гномик. Твой папочка смог, — обнимая сына просто вырубаюсь...

           Следующие три дня проходят с врачами, которые в шоке, что здесь ребенок. Они осматривают и меня, но это не так важно, как Артур. Его помыли в теплой воде, которую быстро принесла доктор, пока не видел никто. Охранники вышли, чтобы не слушать «хуйню», это так они называют разговоры. Я снова дрался... Много...

            Сегодня 21 января и вчера меня сводили помыться. Под холодной водой. Окей. Не так уж и плохо. Я каждую ночь перечитываю в сумерках письмо своей любимой. Вдыхаю аромат женщины, которая засела в сердце. Я очень ее люблю. Артур спит и закутываю его посильнее. Врач дала памперсы, поэтому их спрятал. За эти 5 дней меня кормили 2 раза. Кинули сухой хлеб, стакан воды и бутылку обычной, также собачью кашу. Для сына Кирилло приносил каждый день 0.5 чистой жидкости. Холодной. Я грел ее своим телом, чтобы не давать ледяную. Осталось чуть смеси, которую тоже дал Галло. На моем теле куча синяков, как и лице. Вчера был уникальный бой. Туда приходили разные люди, чтобы посмотреть на меня. Кто-то осуждал, но некорые ставили ставки. Проигрыш - 50 000$, выигрыш - 100 000$. Я за эти 5 дней ни разу не проиграл. Больно даже вдохнуть. Устал. Сильно. Но не сдаюсь. Моя бестия найдет нас, а друзья и братья ей помогут. Потерплю. Келли не сдаются, а Моретти не прощают.

            Сижу и смотрю на прутья... Артур спит прижавшись ко мне, немножко посапывая, ведь носик заложен. Ему лучше... Слава Богу... Мой покой нарушает тихий шорох. Ноющие мышцы напрягаются и я встаю, закрывая собой сына. Шаги ближе... Я внимательно слушаю... а потом лишь вижу...

          — ЧТО? — смотрю на человека, который стоит передо мной и делаю шаг назад. Потом ещё один... Нет-нет-нет. Только не это... Паника...

⭐️⭐️⭐️⭐️⭐️Воспоминания - двуличный зверь. Один умеет заботиться, а второй - убивать.

Телеграм