Глава 5. Проснись, Бель

Ненавижу просыпаться.

Ненавижу отвратительное чувство, будто меня выдернули из места, где я могу забыться. Ещё и не просто выдернули, а бросили на холодную плитку реального мира.

Ещё тяжелее открыть свои глаза в утро своего Дня Рождения. По мне и не скажешь, что я родилась в первый день весны. Мне бы больше подошла зима. А лучше осень. Такая сырая и пасмурная – полумёртвая. Но уж точно не весна, когда весь мир начинает оживать.

Я проснулась намного раньше будильника с надеждой, что мама ещё не ушла на работу. Но дома я одна. Она, наверное, отсыпается у одной из сабутыльниц. А может бухает даже сейчас. Впрочем, всё как всегда. В любом случае – поздравлений от неё ждать не стоит.

Уже пять лет, с того момента как папа оборвал с нами все контакты, я просыпаюсь с надеждой увидеть его дома. Но не того, который жил со мной всё детство. Я хочу увидеть отца, который сумел измениться.

Но каждый раз никого. А ведь папа в городе. Видно, несмотря на свою благую работу, он не стал другим.

Ненавижу чувствовать себя брошенной. Но в этом и есть моя жизнь.

От чёртовой безысходности ненавижу всё вокруг.

Ненавижу себя.

Не хочу признаваться даже самой себе, но я правда устала.. Очень сильно устала. От всего. От себя.

Раньше Эдмон обязательно поздравил бы меня самым первым. Но и мой лучший друг уехал со своим отцом из-за каких-то проблем с бизнесом. Всего через год после отъезда отца.

В детстве моя лучшая подруга Лея всегда забиралась с подарками ко мне в окно, и мы много смеялись. Моя родная Лея была жива... 

Если бы сейчас моя бедная девочка была со мной... Мы обе были бы счастливы.

Кого-то нет, кто-то ушёл, а вот мои родители живее всех живых, несмотря на их крышесносную любовь к спиртному. Но мне дико больно. Больно, ведь я не ощущаю того, что они живы. Я не ощущаю их присутствия в моей жизни. Их будто просто нет.

Папа пытался поменяться в год перед своим отъездом, но в итоге предпочёл новые горизонты, нежели исправление ошибок. А мама даже не пытается стать другой – ей лишь бы бутылку спиртного.

Не дали светлого детства, а дальше просто забили – оригинально, па. Спасибо, ма.

С адским усилием я переворачиваюсь, чтобы упереть взгляд в потолок. Вспомнилось, как я рассматривала потолок на ночёвке у Эдмона: тогда я пыталась быть счастливой – сейчас нет смысла даже пытаться.

Ладно-ладно. Встаю. Выдыхаю.

Хватит страданий, ещё в школе сидеть – успею поплакаться самой себе.

Ванна, завтрак, сбор тетрадей, выбор одежды, поездка на велосипеде в школу – утро прошло как всегда. Очень серо, но главное – по чёткому плану.

Мне вообще лучше всегда иметь план, иначе ещё и тревожность пожалует в гости.

Ну что ж, осталось всего лишь продержаться на уроках и переменах, ведь обязательно кто-то будет вставлять свои пять копеек.

– Эй! Анабель, чего ты снова на велике? Папа машину не купил? – заржал как чайка кто-то из компании Лео. Урод.

А вот и пять копеек. Я бы сказала все десять. А на фоне как всегда эти смешки.

– Хлебало завали! – Даже не оборачиваясь выкрикнула я, но все стали ржать только сильнее.

А раньше Эдмон послал бы их далеко и надолго. И над его словами не смеялись бы. С ним вообще всё было иначе.

Стоило ему исчезнуть из моей жизни – сразу же исчезли и остальные. Все компании, где мы таскались вместе с ним, смотрели на меня как на какую-то ведьму или просто пустое место. Делали вид, что и имени не знали. Чёртовы лицемеры. Стоило мне остаться одной, как у всех «царьков» появился новый повод для шуток.

Звонок через пять минут. Нужно быстрее зайти к директору и предупредить его, что я не собираюсь участвовать в идиотском конкурсе эссе. Ещё и литература первая – туда мне опаздывать нельзя. Туда вообще никому опаздывать нельзя, иначе миссис Розлин доведёт до депрессии не хуже, чем с этим справляется Достоевский.

Кажется, у директора никого. Быстренько поговорю с мистером Хейнейдом и успею на урок.

Я уже было потянула за ручку двери, как отлетела в сторону.

Что за ублюдок меня отпихнул с такой силой?!

– Слепая или чё? Куда раньше меня лезешь, – ухмыляется, как сумашедший, а следом за ним натягивают хищные лыбы ещё двое, – нам тут по-быстрому поболтать. Не ссы, подруга.

Вновь усмехается. Что за ублюдок? Весь в чёрном, забитый тату, с рисунком какого-то кошмарного демона на спине.

Где-то я уже видела этот рисунок...

Эти трое вваливаются в кабинет даже не здороваясь с директором.

Аккуратно захожу и я.

Почти сразу зыркает этот ублюдок:

– Я ж сказал жди там, дура, – он лишь закатывает глаза, но отмахивается рукой, – стой тут, так уж и быть.

Мистер Хейнейд и замечания не сделал. Прекрасно – походу им можно всё.

– Брендон... Зачем вы снова пришли? – усталым голосом обращается директор.

– Как это зачем, сэр, грызть титан науки.

– Грызут гранит... Гранит.

– Ой, разница не велика, – с самодовольной насмешкой в голосе отозвался татуированный Брендон.

– Поймите, я не могу принять Вас обратно. Вы сами забрали свои документы из моей школы уже как год назад.

– А щас хочу вернуться. В чём проблема?! – судя по голосу, у этого парня точно есть одна явная проблема – и это контроль.

Опасно находиться рядом с такими. Может начнёт кидаться вещами.

Выглядит на мои семнадцать, точнее, с сегодняшнего дня – восемнадцать. А может ещё и младше, но такой дикий. Будто из леса сбежал и теперь рвётся в школу просто потому, что тут тепло.

– Попрошу вас успокоиться. Мистер Оунер, вы сами ушли из школы, тем более успеваемость была ниже плинтуса. Посреди учебного года мы не можем вас принять обратно. Да и зачем вам это? – хоть мистер Хейнейд и старается быть максимально спокойным, ему явно даётся это не без труда.

– Надо так. Надо!

– Извините, ничем не могу помочь.

– Да почему другим моим пацанам школа звонит и просит возобновить учёбу, а мне хер без масла? – вот-вот, и этот парень ударит по столу, его костяшки пальцев уже побелели, а глаза буквально сверкают гневом.

Как-то грубо. Почему на него ещё не наорал Хейнейд? Неужели боится?

– Документы ваших, так сказать, «пацанов», находятся в школе, а значит, по нашим договорам, мы не имеем права исключить их. А за некоторых родители подписывали дополнительные договоры, гласящие, что ученик должен пройти обучение целиком. Например отец вашего товарища...

– Эрон, – нагло перебил взбешённый Брендон, – я знаю. Но он явно не придёт сюда. Ему эта ваша учёба до одного места.

Эрон... О нём знает вся школа, только вот лично я его никогда не видела. Говорят, что он психопат, убийца, дилер, и просто дьявол, а по утрам ещё и жрёт младенцев.

Об этом преступнике наслышаны все и всюду, однако ему хватает мозгов не попадаться в руки копам, отчего с ним косвенно связаны лишь новостные сводки, ну и слухи.

– Попрошу вас, если позволите, повлиять на своего друга Эрона. Ибо он уже не раз был оставлен на второй год, а ему нужно окончить последний класс. Он попросту не появляется в школе уже несколько лет. – Хейнейд запинается, но добавляет: – А конкретно вам, я ничем не смогу помочь. – Он с шумом выдыхает весь воздух из лёгких и откидывается в кресле.

Звонок. Теперь мне конец на уроке...

– На Эрона повлиять?! – парень ядовито усмехается и сплёвывает на пол. Что за свинья? – Да Эрон вас как минимум на хер пошлёт! И меня туда же, если я заговорю с ним без дела. Он не просто «джокер», он... Он... Та он чёртов Эрон Дайер!

Вот же! «Джокеры». Это о них все говорят, и многие из них носят такой рисунок на куртках. Вроде бы у них ещё должна быть и татуировка, изображающая джокера с какими-то демоническими деталями.

О «джокерах» ходит весьма дурная слава. Весьма и весьма холодная, я бы сказала даже чересчур... От Брендона, конечно, тоже веет холодком, но далеко не дьявольским – а их джокер на спине демонстрирует явную связь с преисподней. Этот как будто хулиган из дешёвого американского сериала, но никак не настоящий преступник.

«Джокером» – если верить слухам, – без труда можно назвать Дайера. Вот он и в самом деле вылез прямо из пекла Ада.

Уходят. Я отчётливо ощущаю напряжение в воздухе, особенно когда компания подходит ближе.

На выходе он снова толкнул меня прямо в стену. Дикими глазами парень зыркнул на мистера Хейнейда:

– А знаете, и я пошлю вас на хер, – он с грохотом открыл дверь и метнул взгляд уже на меня: – На пути не попадайся.

Брендон говорит сквозь зубы, почти шипит. Может я и поспешила делать выводы о «хулигане» – когда он находится в считанных сантиметрах, его холод ощущается вполне себе дьявольским.

В комнате повисла гробовая тишина. Директор растирает свой лоб, а мне страшно идти на урок. Учительница меня разорвёт.

– Вы что-то хотели? – вновь уставшим голосом начал он.

– Да, мистер Хейнейд... – я замолкла, ведь помимо конкурса, я теперь хочуузнать об этой компании парней, – а... а кто это был?

– Очередной подросток, оступившийся и ставший «джокером». Думаю Вы слышали о них... Уже восьмой за эти два дня. Именно этот приходил ещё на прошлой неделе. Может хотят распространять вещества в классах.

– Я думала они другие, – аккуратно продолжала я, не хочется спугнуть его разговорчивость.

– «Они» – да. А это – мелюзга. «Джокеры» о которых вы, мисс, слышали... Они не просятся в школы. – Директор поднял на меня уже серьёзные глаза, всё-таки вспомнил, что он на работе: – Отложим разговоры. Зачем вы пришли?

– Я хотела сказать... Я не буду участвовать в конкурсе.

– Конкурс? Ах, да, конкурс. Нет, вы участвуете в нём и это не обсуждается. Вас уже записали.

– Но... – я грустно вздохнула, ведь сейчас мне до ужаса не хочется заниматься никакими конкурсами.

– Никаких «но». Отправляйтесь на урок, не задерживайте себя. – Теперь директор с корнем засел в свой деловой костюм, и начал говорить своим сурово-учебным голосом.

– Да, мистер Хейнейд...

Зачем приходила? Зачем стояла? Чего ещё можно было ожидать? Конечно, пиши своё эссе – так надо. Сейчас ещё и миссис Розлин отчитает меня за опоздание, прочитает очередную нотацию, и в наказание спросит то, что не знает даже ботан – идеальное начало дня.

Просто идеальный День, мать его, Рождения...

Урок проходил как в тумане. У меня просто не был ни сил, ни желания, обращать на что-либо внимание. Пережила гнев учительницы – и на том спасибо.

Звонок с последнего урока стал спасательным кругом посреди ледовитого океана. Ужасно прошла не только литература. На одной лишь психологии я расслабилась и немного выдохнула, в остальном – всё ужасно.

На улице в лицо ударил тёплый порыв ветерка с примесью только-только проснувшихся весенних трав. Я прикрыла глаза, и на миг представилась иная жизнь. Но миг оборвался так же быстро, как и возник.

Я медленно спускаюсь по ступенькам, смотря просто под ноги. На лавках слышится смех, кажется где-то рычит и тот Брендон со своими дружками.

Всё же им подходит их демонический джокер, соглашусь.

Я замедляю шаг. Непонятно от чего хочется заплакать...

Как же я ненавижу такую себя. Ненавижу, что похожа на героиню сопливого сериала для подростков. Если тот «джокер» – классический хулиган и плохой парень, то я – грёбаная плакса!

Сегодня даже заморочилась на шмотках... хотелось выглядеть эффектно хотя бы в свой День. Сейчас хочется лишь уехать домой и смыть этот чёртов макияж.

Но почему-то что-то внутри кричит мне не торопиться.

В эту же секунду наверху слышатся быстрые шаги. Почти бег.

– Бель!

Сколько раз я посылала разных уродов, когда меня так называли. И вот опять придётся орать.

Я оборачиваюсь.

Но тело пробирает ледяной металл смешанный с пламенным льдом. Язамерла как статуя, а бешеный пожар разрывает меня изнутри.

Это он... Боже. Я не верю.

– Эдмон... – я шепчу, а горло желает кричать до хрипа.

– Анабель! – Он перепрыгивает по несколько ступеней за раз и смеётся, сияя своими глазами.

С немереными усилиями я освобождаю своё тело от каменного ступора. Я бегу навстречу. Главное не упасть на одной из ступенек.

Ещё секунда...

Со всего разбегу я вешаюсь на Эдмоне. Я прижимаюсь к нему так сильно, что кажется он вот-вот задохнётся.

– С Днём Рождения, Бель... – шепчет он своим уже поломанным, но всё же аккуратным голосом.

Сукин сын. Если до этого я могла сдержать влагу в глазах, то сейчас предательская слеза покатилась по лицу. Грудь сдавило от нехватки кислорода, ведь сейчас всё внутри заполнилось эмоциями.

Счастьем.

За последние одинаковые и серые месяцы я уже и позабыла каково это: улыбаться так искренне. Улыбаться до боли в скулах.

Не дай бог сейчас растечётся туш... Я убью тебя, Мони.

Я не отпускаю его. Что если это снова сон?

Что, если сейчас я опять проснусь?

– Почему ты не звонил? Дурак... Какой же ты мелкий дурак. Идиот! – шепчу я, не переставая обнимать его широкую спину.

– Сначала я не мог звонить и писать, а потом ты сменила номер. – Именно этого голоса мне чертовски не хватало всё это время. Он ещё и ласково посмеивается: – Ты, кажется, забыла, что я младше всего на четыре месяца.

Это по-настоящему идеальный День Рождения.

– Но я же кидала тебе номер... Даже письма присылала, Мони. – Тяжело говорить ровным голосом. Кажется, все вокруг глазеют на нас. Ну и пусть. Сейчас меня не слишком волнует окружающий нас мир.

– Мы много переезжали с отцом, а ещё я сам сменил кучу телефонов и номеров, – Эдмон тоже запинается, ему тяжело, но он точно счастлив, – и отец запрещал заводить соцсети из-за тех проблем с бизнесом... Из-за этих же проблем приходилось менять телефоны.

– Ты мудак...

Мне безумно тяжело контролировать свой голос, но я искренне постаралась суметь вложить в это «мудак» как можно больше тепла.

Минуту назад я едва не расплакалась от отвратительно мерзких чувст внутри... Но сейчас улыбка буквально подожгла меня. Я сияю.

Эмоции, смех и слёзы, смешались воедино.

– Я тоже скучал, Бель.