Глава 20. Пока мир не сгорит

Аурелия

Он был рядом.

Настоящий. С воспоминаниями, с тем чуть насмешливым прищуром, в котором теперь больше не было фальши. С дрожащим теплом пальцев, осторожно сжавших мою руку, будто он всё ещё боялся, что это не по-настоящему. Что я исчезну.

Мы сидели под пледом на полу — в полумраке, только тёплый отсвет от лампы на тумбе. Его пальцы лениво гладили мой локоть — медленно, будто считывая каждую неровность кожи, как шрифт Брайля. Я закрыла глаза. Просто чтобы услышать его дыхание, впитать то, что он жив. Что он мой. Что он снова здесь.

И только тогда прошептала:

— Ты правда снова здесь?

Он чуть сжал мои пальцы. — Всей душой, — сказал он тихо. — И телом. Особенно телом. Я усмехнулась сквозь ком в горле.

Я приподнялась, чтобы посмотреть ему в глаза. Его взгляд — родной и новый одновременно. Он тоже смотрел на меня, как будто учился лицу, которое и так знал наизусть. Ладонь прошлась по моим волосам, зарылась в них. А потом — движение. Одним точным жестом он развернул меня, опрокинул на подушки, и в следующую секунду его губы накрыли мои.

Поцелуй получился не просто жадным — он был неуверенно-притягательным, словно оба мы боялись, что кто-то остановит это. Что нас разорвут снова.

Он целовал меня, будто в первый раз. И в последний.

И я отвечала точно так же. Запоминая вкус. Ритм дыхания. То, как его грудь дрожала под моей ладонью, когда я провела рукой по рубцу от старой раны. Как он вжался в меня, когда я случайно коснулась родинки у него на шее. Мы будто заново учили тело друг друга — через касания, взгляды, тепло. Через шепот.

Он смотрел на меня в упор, когда мои пальцы скользнули под его рубашку, проводя по рельефу пресса, по шрамам, по следам силы и боли, что остались на нём. И ни разу не отвёл взгляда.

Ни разу не отстранился.

Я заметила, как он затаил дыхание, когда моя ладонь прошлась по линии его ключицы. А потом — как он резко притянул меня к себе, будто это был не порыв, а способ выжить.

Мы двигались медленно. Почти неловко — как будто впервые. Ни спешки, ни желания показать, как сильно соскучились. Только тишина. И тепло. И ощущение, что это не просто близость — это возвращение.

Он зарывался лицом в мои волосы, выдыхая мне в шею. А я — впивалась в его спину, как будто боялась, что он растворится, стоит мне на секунду отпустить.

Его движения были неторопливыми, уверенными, будто он знал каждую точку на моём теле, знал, как к ней прикоснуться — чтобы не ранить, но зажечь. Он провёл рукой по моей талии, скользнул вниз, на миг задержался, и в этом коротком прикосновении было больше близости, чем во всех словах мира.

Когда он вошёл в меня, мы оба затаили дыхание. Всё словно остановилось. Мир, тревоги, страх — всё исчезло. Остались только мы, наш ритм, наше дыхание, наши взгляды, впившиеся друг в друга. Его пальцы сжимали мои руки — то сильнее, то мягче, будто мы говорили друг с другом через прикосновения. И я слышала, как он шепчет моё имя. Не громко. Будто молитву.

Я терялась между реальностью и ощущением — то проваливалась в жар, то всплывала на поверхность, цепляясь за его губы, за его руки, за его голос. И в этот момент я не просто чувствовала себя живой — я была жизнью. Его жизнью. Его памятью. Его якорем.

Когда всё закончилось, мы не говорили. Я лежала, прижавшись к нему щекой, слушая, как успокаивается его дыхание. Его рука обвивала мою талию — крепко. Слишком крепко. Будто если ослабит хватку — меня снова унесёт волна чужой магии. Или забытая боль.

— Если ты снова уйдёшь... — вырвалось у меня почти нечаянно. Голос дрогнул. — Я не выживу.

Он молчал. И я уже хотела отступить, отшутиться — но он просто сильнее сжал меня и прижался лбом к моему виску.

— Я останусь, — прошептал он. — Даже если весь мир сгорит.

Я зажмурилась. К горлу подступили слёзы, но я их не выпустила. Потому что впервые за долгое время мне не нужно было больше слов. Я уже знала. Он останется.

Он — мой.

***

Проснулась я от ощущения тепла рядом. И только когда поняла, что тепла больше нет — открыла глаза. Записка. Пахло кофе и кожей. "Булка, ушёл до того, как твои красавицы устроили сцену. Вернусь. Тв."

Я усмехнулась.

Через полчаса — душ, магия на лицо и волосы, вяло натянутое платье и звонок родителям. Я говорила чуть быстрее обычного, стараясь держать голос бодрым.

— Ари, солнышко! Ну наконец-то ты позвонила, — голос мамы был таким домашним, что у меня на секунду защипало в груди. — Мы тут уже спорили, кто первый тебя увидит в звонке — я или папа.

— И кто выиграл?

— Конечно, я! Папа всё ещё думает, что умеет пользоваться планшетом без моих подсказок, — фыркнула мама.

— Я слышу, слышу, — влез голос отца. — Привет, зайка. Как ты там?

— Хорошо, — соврала я. — У нас тут чуть потеплело. Даже успели немного позагорать на лужайке.

— Это вы там на волшебных растениях загораете, да? — мама засмеялась. — Надеюсь, ничего ядовитого?

— Да ну, мам. У нас тут всё по технике безопасности.

— А ребята как? Твои девочки, твои... как там его... друг? Равен?

— Ривен, — поправила я мягко. — Всё... нормально. Мы все немного устаём, но в целом, держимся.

Я почувствовала, как ком подступил к горлу. — А как там Сол, давно не писал. Наверное, он в командировке?

— Ага, да-да. Он говорил, что уезжает на объект на днях. В лес куда-то, где связь только по грибам, — усмехнулся папа. — Но как вернётся — точно тебя навестит. Он так гордится тобой.

Я сжала зубы, не зная, как сдержать дрожь в голосе.

— Я тоже им горжусь. Вы ему... передавайте привет. Хорошо?

— Конечно, любимая, — мама вдруг перешла на тише. — Ты точно в порядке?

— Всё отлично. Честно. Просто учёбы много. Всё как обычно.

— Ну и славно, — голос мамы всё ещё был осторожным. — Мы тут уже готовим коробку с гостинцами, к твоему Дню Рождения. Только не подглядывай!

— Я не посмею! — рассмеялась я. — Спасибо. Я вас люблю.

— И мы тебя, малышка, — сказал папа. — Береги себя.

Связь оборвалась, и я долго сидела, глядя в экран, где ещё мигали их лица.

Береги себя.

Если бы вы знали, как стараюсь.

Ривен

Я шёл с Беатрис, чувствуя, как жар от её ладони пульсирует сквозь мою. Она говорила что-то о Розалин, об уроках, о том, что ей опять не дают допуск в закрытую часть библиотеки. Я кивал, но не слушал. Мы оба знали — это представление.

Сейчас мы — "вместе". Для Розалин. Для остальных. Для шоу. Ненавижу это.

Асгар догнал нас на перекрёстке. Шёл напряжённый, с быстрым шагом, как будто от кого-то убегал. Увидев нас, прищурился:

— О, голубки. Неужели вы снова в фазе "любовь и прочие глупости"?

— Устал от одиночества, Асгар? — не глядя, бросил я. — Или решил позавидовать?

Он усмехнулся, но взгляд был цепкий:

— Я завидую только тем, кто помнит, кто они на самом деле.

Удар ниже пояса. Хотелось врезать, но рядом была Беатрис. А сцены устраивать было нельзя. Не сегодня.

— Тогда тебе повезло — я теперь всё помню, — сказал я, глядя прямо ему в глаза. — Даже то, как ты лип к моей девушке.

Он открыл рот, но в этот момент что-то изменилось.

Воздух дрогнул. Где-то впереди — у фонтана — раздался визг. Искажённый, будто не человеческий. Мы одновременно повернулись.

Фея. Совсем юная. Стояла посреди аллеи, застыв, как статуя. Вокруг неё закручивался поток из искр, обломков воздуха и хлещущей светлой энергии. Она дрожала. Лицо её было белым, как мел. Изо рта вырывался беззвучный крик.

— Она не контролирует себя, — выдохнула Беатрис. — Она сейчас...

— Рванёт, — сказал я и бросился вперёд.

Асгар среагировал первым — попытался наложить щит, но поток силы уже начинал выбиваться из-под контроля. Вихрь вырвался наружу. Один из световых импульсов пробил дерево. Фея вывернулась всем телом, в руках её затрепетала молния.

— Слишком поздно, — рыкнул я и, не раздумывая, выдернул из-за пояса наручники — магические ограничители.

В прыжке я схватил её за плечи и защёлкнул браслеты на её запястьях. Она закричала. Магия рухнула вниз, потоком сбивая нас обоих. Меня отбросило на землю, её — чуть дальше, прямо в клумбу с магической вербеной.

— Она в отключке, — хрипло сказал я, поднимаясь на колени.

Асгар подошёл и склонился над ней:

— Пульс нестабилен. Но жива.

— Отнесу её в медкорпус, — сказал я, поднимая девушку на руки. — Не стоять же нам тут и пялиться, как идиоты.

Беатрис кивнула. Глаза её блестели — то ли от магии, то ли от ужаса.

— Это уже третья за два дня, — прошептала она.

— Я знаю, — сказал я. — И это только начало.

Аурелия

Я закрыла за собой дверь, облокотилась на неё спиной и медленно сползла вниз, пока не оказалась сидящей на полу. Сердце стучало не от страха, а от усталости. От перегрузки. От того, что всё слишком быстро.

Я долго смотрела на экран телефона, прежде чем нажать вызов. Контакт: Розалин.

Он был записан просто — «Директор». Как будто это могло скрыть суть того, чем она была на самом деле.

Пальцы дрожали. Я не была уверена, что хочу слышать её голос. Но выбора у меня не было.

Гудок. Один. Второй. Третий.

— Аурелия, — её голос раздался с той самой пугающей спокойной интонацией, — в чём дело? Надеюсь, ты звонишь, чтобы сказать, что готова выполнить свою часть соглашения.

— Мы должны поговорить, — я постаралась говорить ровно, — глаза в глаза.

На том конце наступила пауза. Я почти услышала, как она улыбается. — Приходи в мой кабинет через пятнадцать минут.

Телефон отдал глухой бип, будто отрезал кислород.

Я встала, накинула на плечи куртку и вышла, не оборачиваясь. Через десять минут мне придётся смотреть в глаза женщине, которую я когда-то считала своим наставником. А теперь — возможно, своим врагом.

Пока шла по коридору к её кабинету, сто раз представляла, как разворачиваюсь обратно. Как будто у меня есть выбор. Как будто это не она держит в руках память людей, которых я люблю.

Перед массивной дверью я остановилась. Не дышала.

Ты можешь это сделать.

Постучала. Один раз — и сразу вошла, как она сама когда-то учила. «Уверенность начинается с походки и манеры входить в комнату». Вот только сейчас уверенности не было совсем.

Она сидела за своим столом. Освещение было мягким, но в кабинете царила тишина, как на похоронах. На ней — бордовая блуза, аккуратно заправленная в юбку. Очки, в тонких металлических оправах, отражали свет настольной лампы. Она медленно подняла глаза и посмотрела на меня.

— Аурелия, — кивнула она. — Ты пришла. Это хорошо.

Я не села. Просто осталась стоять.

— Что ты от меня хочешь на самом деле? Я устала от недомолвок.

— Я хочу, чтобы ты выполнила свою часть плана, — она склонила голову на бок. — Всё просто. Убери барьер. Открой путь.

— А что тогда? — я сжала пальцы в замок. — Они пройдут и убьют всех? Или это будет очередная «игра ради баланса»?

Розалин усмехнулась. Медленно. Улыбка без настоящей радости:

— Я могу показать тебе. Но, предупреждаю, истина — штука тяжелая.

Она коснулась моего лба — и всё исчезло.

Иллюзия исторических событий

Сначала была тишина. Настоящая. Космическая.

Ни людей. Ни магии. Ни жизни.

Только две планеты, вращающиеся в тишине Вселенной. Земля. И Небо. Обе — живые. Огромные. Мудрые. Старшие сестры в череде миров. Они дышали. Шептались. И однажды — открылись.

Из тел этих двух планет — как будто из сердцевины магмы и дыхания ветров — возникли обезьяны. Примитивные. Тёплые. Но живые. Люди. Они сначала населяли только Землю. Она их кормила, растила, учила. Но с каждым веком — их становилось всё больше. Они жгли, строили, копали, рушили, забирали. И спустя пару тысяч лет — они построили машины, ракеты, скафандры и вырвались во Вселенную.

Они переселились и на Небо — вторую планету. На первый взгляд похожую, но более холодную, чистую. Не тронутую. До этого.

— Люди были как вирус, — звучит в моей голове голос Розалин. — Они вытягивали из обеих планет всё. Воздух. Воду. Жизнь.

Я вижу это.

Вижу, как Земля и Небо плачут. Как из их почвы уходит цвет. Как над Небом нависают гигантские города, а Земля трескается от буров и труб.

И тогда...

Они объединились.

Земля и Небо соединили силы природы, что в них оставались: магму, пыль, кору, гравитацию, гром, облака, молнии, воду, космос.

И создали Дракона.

Он родился из света и дыхания. Из гнева и надежды. Его крылья были из солнечных всполохов. Его глаза — из лавы. Он должен был нести баланс. Давать свет. Давать силу. Взамен — уважение. Взамен — мир.

Но люди... не умеют уважать.

Они начали покорять его. Исследовать. Клонировать его чешую. Тестировать его магию. Они строили новые механизмы. Они хотели контролировать и ресурсы планеты, и его.

И однажды Дракон... взорвался.

Я вижу это. Горы испаряются. Озёра вскипают. Гравитация рушится. Дракон испепеляет города с одного взмаха. Он не чудовище. Он — кара.

— Он устал быть подарком, — шепчет Розалин. — Он стал оружием.

И тогда — в последний момент — Небо и Земля создают Сирин. Они не хотели крови и смерти, они хотели сосуществования людей.

Сирин. Это не человек. И не бог. Это... душа природы. Девушка с глазами стихий. С телом, в котором — вода, пепел, лес, ветер, свет.

Сирин — защитница. Она отдает людям магию. Каждую каплю, которую смогли собрать планеты. Чтобы люди могли обороняться от Дракона.

И они защищались.

Но они и тут перешли черту.

Сирин — слишком добра. Её начали использовать. Превратили в источник. В батарею. В ресурс.

И однажды — она исчезла.

Но не умерла.Перед тем она собрала всё, что осталось — и заточила Дракона, вместе с магией, внутрь Земли.Запечатала. Навсегда.

Магия исчезла с поверхности мира.

Люди и те, кто обладали остатками магии бежали. Те, кто выжили, построили корабли. Переехали обратно — на Небо. На ту самую вторую планету, где сейчас стоит Солярия.

Мир стал новым. Но магии больше не было. Почти.

Лишь на Небе — её слабые отблески.

— Там и началась новая цивилизация, — говорит Розалин. — Там построили школы. Общество. Баланс.

Но никто уже не доверял людям.

И тогда пришёл он. Король Зельман.

Высокий. Бледный. Жесткий. Безжалостный. Он был из тех, кто ещё помнил, каково было сражаться за магию. Он создал порядок. Он выстроил новую школу. Новую дисциплину. Он собрал самых сильных фей и магов — и обучил их сдерживать тех, кто нарушает баланс.

А ещё — он пил кровь. Юных. Сильных. Только так он мог оставаться вечно живым. Жертвовать малыми, чтобы спасти всё.

— Это была жертва ради системы, — говорит Розалин. — Он был стражем. А не монстром.

Но не все согласились.

Люди восстали. Феи объединились. Они заточили его. Осушили его тело. Запечатали его в том месте... откуда он когда-то прибыл.

А над этим местом... построили здание.

Я вижу его.

Башни. Фонтаны. Цветы. Смех. Лестницы. Классы.

Алфея.

— Мы живём... — выдыхаю я, — ...на его могиле?

— Он уже не спит, — отвечает Розалин. — И скоро поднимется. Потому что мир снова гибнет. Снова баланс нарушен. Люди снова жгут планеты. А Сирин... если она проснётся полностью в тебе, — уничтожит всё.

Я чувствую, как моё сердце сжимается.

— Значит, ты хочешь, чтобы я открыла путь для Зельмана?

— Нет. Я хочу, чтобы ты помогла ему спасти мир.

***

Темнота растворилась. Я резко вдохнула, будто всплыла из глубины, где не было воздуха.

Мир вернулся. Стены. Свет. Тело.

Я стояла в кабинете Розалин. Мои ладони дрожали. Ноги подкашивались. А в груди — будто что-то сдвинулось.

— Ты всё поняла? — спросила она тихо, будто бы устало, как будто для неё это была не первая такая демонстрация. Я молчала. Губы не слушались.

Зельман. Дракон. Сирин. Алфея. Все эти слова теперь звучали по-другому. Не как миф. Как угроза. Как часть меня.

Я не ответила. Лишь кивнула. Не потому что согласна — потому что иначе начала бы кричать.

— Не тяни, Аурелия, — сказала она напоследок. — Время уходит.

Я сделала шаг назад. Потом ещё один. Повернулась. Дверь открылась без звука, и я вышла.

Коридор казался другим. Словно стены теперь были построены не из камня, а из костей чего-то древнего. И каждый шаг отдавался эхом у меня в груди.

Я вышла на свежий воздух. И только когда небо коснулось моей кожи — заметила, что вся покрыта гусиной кожей.

Руки дрожали.

"Он не спит."

Эти слова звенели в голове. Он — Король. Он — мертвец. Он — источник Теней. И он уже проснулся.

Я медленно побрела в сторону скамейки. Нашей скамейки. С Ривеном. Мы столько раз сидели там, болтая, споря, касаясь пальцев. Я села.

Закрыла глаза.

Но расслабиться не успела — мимо шла Муза. Уставшая. Опущенные плечи. Тёмные круги под глазами. В руках — бутылка вина, наполовину пустая.

— Муза? — позвала я слабо.

Она остановилась. Подняла на меня взгляд. Я похлопала по месту рядом.

— Присядешь? У меня был адски дермовый день.

Она молча подошла, села. Подала мне бутылку. Я сделала глоток. Едкое. Резкое. Жгло горло. Но было живое. Настоящее. И только я собралась сказать что-то — как Муза заговорила первой.

— Ты хоть раз... за всё это время... спросила, как я? Ты хоть на секунду подумала, что не одна страдаешь? Что у других — тоже что-то рушится? Что я... Что Мэт... — голос её дрогнул. — Он уезжает. Он уезжает, Ари. Он бросает меня.Он уезжает, потому что не может тут быть. Потому что их с Террой и Флорой отец болен. Потому что я ему не нужна. И ты... ты даже не заметила. Ты даже не спросила.

Я хотела что-то сказать, оправдаться, объяснить. Но просто... обняла её.

Слов больше не нужно было. Она рыдала. Сжимала пальцы в кулаки. Я держала её и чувствовала, как под её кожей вибрирует сила.

Я держала Музу за плечи, пока она тихо плакала, сжавшись в клубок, как ребёнок. И только сейчас до меня дошло: Я всё это время ни разу не спросила, как она. Я думала, спасаю мир. А, может быть, ломала его изнутри.

Страшно было не за себя. Страшно — за всех нас.

Если даже Муза — фея разума, моя самая сильная подруга — больше не справляется... Значит, трещина проходит не по барьеру. Она проходит по нам.

И если мы не соберём себя заново — нас не спасёт даже магия.