Глава 10. Новый баланс.

Ауриель

Я проснулась чуть позже обычного. Голова гудела — не от похмелья, а от переизбытка мыслей. После всего... было бы так просто снова спрятаться. Закрыться в комнате. Сделать вид, что меня нет. Но я пообещала себе: хватит.

Я встала. Оделась. Вплела в волосы тонкую серебристую нить — Флора сказала, что она «усиливает ауру». Пусть усиливает. В конце концов, если все и так на меня пялятся — пусть будет, что смотреть.

Когда я вышла в коридор, в лицах — ничего особенного. Но в глазах... взгляд задерживался на долю секунды дольше. Кто-то отводил глаза. Кто-то наоборот — изучал. Как под лупой.

На первом занятии преподаватель сказал: «У нас сегодня особая ученица». Я чуть не поперхнулась. Но оказалось — он говорил о ком-то другом. Или сделал вид, что говорит.

А потом началось.

— Это она? — прошептали у двери. — Да ну, в одиночку? Серьёзно? — Говорят, у неё сила света. Или даже... несколько стихий.

Я смотрела в книгу. Делала вид, что не слышу. Но каждый шепот впивался в кожу.

В какой-то момент одна первогодка заглянула в класс, увидела меня и с придыханием выдохнула: «Вау...» И закрыла дверь.

Я не знала, что страшнее — когда ненавидят или когда ставят на пьедестал.

Хуже всего была фраза, которую я услышала на лестнице:

— Новая Блум?

Я остановилась на полпути, сжала перила до хруста. Нет. Не надо. Не надо снова сравнивать. Я — не она. Я не... герой. Я — ошибка, недоразумение, эксперимент, сбой в системе.

Я поднялась выше. Выше этого.

С улыбкой. С ровной спиной. С пустотой внутри.

***

Сообщение от Асгара пришло в тот момент, когда я сидела в саду с чашкой травяного настоя, который принесла Флора. Я даже не сразу посмотрела на экран — просто слушала, как листья трепещут от ветра. Было... тихо.

Асгар: «Спасибо за вчера. Не спрашиваю ничего, но если захочешь говорить — я рядом.»

Я улыбнулась. Тепло, почти по-настоящему. Он всегда был... правильный. Лёгкий. Ненавязчивый. Спокойствие в теле. Плед на плечи. Тёплый чай.

Но это было не то.

Я уже знала, что мне не нужно больше бури. Что мне вреден Ривен. Что с ним — как на краю крыши во время шторма.

И всё равно — пальцы сами тянулись к экрану, к его имени.

Ничего.

Ни сообщения. Ни реакции на мою утреннюю улыбку, когда я прошла мимо. Он стоял у стены с Скаем, даже не взглянул в мою сторону. Или сделал вид, что не взглянул.

Я заставила себя не разворачивать голову.

Заставила не думать.

Заставила себя идти дальше.

Но внутри — каждое молчание его было громче любого крика.

***

Когда я вошла в зал, где обычно проходили индивидуальные спарринги, на секунду захотелось развернуться и уйти. Притвориться заболевшей. Раствориться в воздухе. Исчезнуть.

Но я сделала шаг вперёд.

И ещё один.

На полу уже стояли круги заклинаний — один для защиты, другой — для атаки. У стены стояла Розалин, всё такая же непроницаемая. Рядом с ней — несколько преподавателей, наблюдатели. И почему-то... две старшекурсницы. Видимо, для сравнения.

— Ария, — сухо кивнула мне Розалин. — Сегодня ты будешь спарринговать с Ливией. Никакой демонстрации других сил. Только разум.

Только разум. Я чуть кивнула и вышла в круг.

Ливия была сильна. Она атаковала быстро, хитро. Но я уже не была той, кто боится собственной магии. Я принимала каждую атаку спокойно, уходила вглубь сознания и отвечала точечно. Меньше силы — больше точности. И в какой-то момент поняла: я веду бой, не защищаюсь.

Контроль. Вот что я наконец-то почувствовала.

Через семь минут Розалин подняла ладонь.

— Достаточно.

Ливия была запыхавшейся. Я — нет.

Розалин подошла ближе. Долгое молчание. Её взгляд словно проникал под кожу, и я едва не отступила.

— Ты справилась. Продолжай в том же духе. Только помни: когда ты перестаёшь бояться силы, нужно начинать бояться себя.

Я кивнула. Не поняла. Но кивнула.

За спиной я слышала, как кто-то шепчет:

— Видела, как она её ушатала? — Ага. Говорят, у неё разум и свет. — Новая Блум, говорю же.

Я вышла из круга. В груди билось что-то совсем не магическое. Сердце.

***

Вечером мы снова собрались у камина. Тот самый зал, где с потолка свисали хрустальные гирлянды, а кресла будто обнимали тебя, стоило только сесть. В центре — ковёр, на нём уже лежала Аиша, жонглируя печеньками. Муза крутила в пальцах карандаш, делая пометки в блокноте. Флора возилась с чаем, а Стелла притащила плед и устроилась прямо на полу, как принцесса на горошине.

Я пришла последней. И хоть все сделали вид, что это ничего не значит, я заметила, как Муза отложила блокнот, а Блум — оторвалась от экрана.

— Ну что, знаменитость, — хмыкнула Аиша. — Нам можно с тобой сидеть, или теперь ты выше нас?

Я засмеялась. Правда. Засмеялась. И села рядом с ними.

— Девочки... — начала я и вдруг почувствовала, как в горле что-то застряло. — Можно я скажу честно?

Все сразу притихли. Даже печенька зависла в воздухе.

— Я боюсь себя, — выдохнула я. — Не людей. Не Калеба. Себя. Когда я в тот вечер увидела, что могу... — я сжала кулаки, — мне не было страшно. Мне понравилось, что я сильнее. А потом я испугалась, что если мне это нравится — значит, я на шаг ближе к тем, кого мы должны бояться.

Флора положила руку мне на плечо. Её прикосновения всегда были тёплыми, как солнечные лучи.

— Это не делает тебя плохой, Ари. Это делает тебя живой.

— А Калеб? — спросила Муза снова. — Калеб... он снова всё испортил. Он знал, что я была там не просто так. И всё равно молчал. Он не соврал. Он предал.

— Может, он тоже испугался, — предположила Стелла.

— Тогда пусть живёт в своём страхе, — я пожала плечами. — Но в мою жизнь ему больше вход закрыт. Снаружи он — всё такой же. Но внутри... трус. И я больше не хочу быть рядом с тем, кто притворяется.

Блум подошла ближе и обняла меня со спины.

— Ты знаешь, что не обязана быть сильной. Уже нет.

Я прижалась к её плечу и прошептала:

— А если я не могу быть слабой?

Муза кивнула, как будто знала ответ с самого начала:

— Тогда будь честной. Хотя бы с собой. И с тем, кто рядом.

***

Комната тонет в полумраке. За окном — тишина, только редкие порывы ветра стучат по стеклу, будто кто-то там — снаружи — тоже не может уснуть. Я сижу, обхватив колени, и смотрю на экран телефона. Контакт: «Мама и папа». Обычная строка. Такая же, как была всегда. Но сейчас она кажется другой. Как будто это не просто имена — а целая жизнь, которую я могла бы потерять.

Я нажала вызов. Один гудок. Второй. И вот — щелчок соединения. Голос мамы, чуть сонный:

— Ари? Малыш, что-то случилось?

— Привет... — голос дрогнул. Я прикусила губу, вцепилась в одеяло. — Нет... Просто... Просто захотелось позвонить.

— Боже, ты нас напугала, — в трубке послышался голос папы. — Ты в порядке?

— Да. Наверное. Просто соскучилась.

Мама вздохнула.

— Мы тоже, крошка. Я каждый день думаю: как ты там? Ты ведь почти не пишешь...

— Прости. Я... просто всё время уходит на занятия. Тут много всего...

— Ты же знаешь, что можешь нам всё рассказать, да? — тихо сказал папа.

— Знаю, — прошептала я. — Я просто... устала. Но всё хорошо. Правда. Я просто хотела услышать вас. Хотела сказать... ...что очень люблю вас. Очень. До звёзд.

На несколько секунд повисла тишина. А потом:

— Мы тоже тебя любим, зайчонок, — мама говорила медленно, будто боялась спугнуть моё хрупкое состояние. — Всегда будем рядом. Как бы далеко ты ни была. — Всегда, — повторил папа.

Я зажмурилась. Потому что знала: я лгу. Я не просто устала. Я раздавлена. Я не просто «далеко». Я — в другом мире. В другом слое реальности. И в этой реальности я не уверена, что когда-нибудь ещё обниму их.

— Я приеду к вам, как только смогу, — прошептала я. — Обещаю.

Они ничего не ответили. Только дышали в трубку. И я тоже молчала. Не хотела вешать трубку. Не могла.

Но в какой-то момент — просто не выдержала. Нажала «завершить».

И в ту же секунду — разрыдалась.

Не просто слёзы — это был крик души. Глухой, сдавленный. Я уткнулась лицом в подушку и дала себе слабость. Дала себе боль. Позволила себе горевать, как будто уже всё решено.

Будто я уже никогда не вернусь. Будто это прощание. И будто мне придётся умереть здесь, в этом красивом, волшебном, холодном мире,так и не рассказав им всю правду.

Ривен

Я стучал кулаками в магическую грушу до тех пор, пока пальцы не перестали слушаться. Пока кожа на костяшках не разошлась, и кровь не смешалась с потом.Может, так легче. Может, боль в теле — это способ заглушить ту, что разрывает изнутри.

Я не подходил к ней весь день. Не потому что злился. А потому что боялся: она улыбнётся — и мне станет хуже. Или она не улыбнётся — и мне станет хуже. Всё, что касалось Ари, последнее время имело одно последствие: боль.

Проклятье, да пусть хоть с этим Асгаром, если ей так спокойнее. Пусть. Лишь бы её никто больше не трогал. Лишь бы она была в безопасности. Лишь бы не смотрела на меня так... Словно я — один из тех, кто её предал.

Я допинал грушу, поднял взгляд и понял, что за окном уже темно. Пора было возвращаться. Я взял куртку, вытер руки и вышел из зала.

На пути в общагу я замедлился — что-то заставило меня обернуться к парковке. И тут я вспомнил её. Вчера. Ари. С мотоцикла. Асгар снял с неё шлем, и она... смеялась. Тихо, искренне. Он что-то сказал, она кивнула, придержала его за плечо. Они были близко. Необидно. Ненавязчиво. Но достаточно.

Что-то внутри меня сжалось. И в то же время... разжалось. Она жива. Она дышит. Она смеётся. И пусть не со мной.

Почему не подошёл? Почему молчал, когда она смотрела в мою сторону? Ответов не было. Только удары. Глухие. Бессмысленные. Но хоть что-то.

Я стоял у окна, отдышавшись, когда её увидел.

Ари шла по коридору. Шла с кем-то, смеялась. Помахала рукой — кому-то, не мне. На ней был свитер с чужого плеча, волосы собраны в небрежный пучок. Улыбка — чуть усталая, но настоящая. И вдруг мне показалось, что я вижу её впервые. Ту, которой она становится.

Я опустил взгляд.

Если ей действительно лучше без меня... значит, она заслужила покой. Заслужила что-то светлое. Без моей тени.

Но внутри всё сжалось, как кулак.

— Ну, наконец-то тебя нашёл, — послышался голос Ская за спиной. Он подошёл, не дожидаясь приглашения. — У нас тут с Блум идея... романтическая, как ты любишь.

— Я сейчас не про свидания, — отмахнулся я, опуская полотенце на плечи.

— Не про свидания, а про логистику, — ухмыльнулся он. — Мы подумали: раз ты вечно торчишь в нашей комнате, а теперь у нас будет... эм, совместное проживание, — он сделал драматичную паузу, — то тебе, братец, пора искать новое место.

Я закатил глаза, но промолчал.

— У Ари в комнате есть диван, — продолжил он. — Она не откажет. Не после всего. Да и... ты же хотел быть рядом, правда?

— Это не... — я начал, но сам не знал, что хотел сказать. Что это не честно? Что я не хочу вторгаться? Или наоборот, хочу — до боли?

— Просто подумай, — сказал Скай уже мягче. — Не как влюблённый идиот. А как... тот, кто хочет, чтобы она была в порядке.

Он ушёл, оставив меня в пустом зале с тяжестью мыслей и холодом на шее.

А где-то там, в другой части школы, Ари всё ещё улыбалась. И я не знал, готов ли снова быть рядом. Или уже слишком поздно.

Ауриель

Я вышла ближе к ночи, не предупредив никого. Хотелось тишины. Пространства. Воздуха, в котором никто не знал, кто ты такая.

Школа спала, только вдалеке мерцали огоньки поздних лекций и дежурных магических фонарей. Я шла туда, куда никогда раньше не заходила одна — к старой теплице, стоящей на краю разрушенного крыла Алфеи. Когда-то это был сад. Теперь — каменные руины, пронизанные корнями, затянутые мхом. Живое и мёртвое, переплетённое в одном дыхании.

Я пробралась внутрь, сквозь покосившуюся дверь. Здесь пахло влажной землёй, старыми страницами и временем.

Села на остаток каменной скамьи.

Достала книгу.

Ту самую.

Она лежала в моих руках почти мирно — будто не хранила в себе никакой силы. Но стоило открыть первую страницу, как где-то в глубине щёлкнуло — будто замок отозвался на прикосновение.

Страница перелистнулась сама собой.

Появилась новая надпись. Её не было раньше — я перечитывала книгу десятки раз.

Строчки проступили, словно из тумана. Переплетающиеся знаки, будто оживающие:

"Когда огонь встречает разум — начинается слияние. Но если Сирин откроет всё — врата падут."

Я замираю. Слова будто отдаются в теле пульсом, эхом в груди.

Слияние? Врата? Падение?..

Что это значит? Почему я? Почему это здесь, сейчас?

Внезапно вдалеке — скрип. Кто-то ступает по мху, осторожно, почти неслышно. Но я слышу. Я чувствую шаги — сдержанные, но настоящие.

Я быстро закрываю книгу, прижимая её к груди. Теплица снова наполняется тишиной. Только сердце стучит, как барабан.

Кто-то идёт.