2. Злость и ничего больше

Гермиона по своему обыкновению сидела за читательским столом в дальнем углу библиотеки. Она склонилась над книгой по расширенному курсу по трансфигурации и с увлечением читала, пытаясь узнать что-то новое. Но все, что девушка прочла, было ей уже известно. Она ознакомилась с каждой книгой в уже давно знакомой и такой родной библиотеке. Грейнджер отчаянно пыталась получить разрешение на посещение запретной секции, но все было тщетно. Как бы она не уговаривала МакГонаглл о получении разрешения, та только отрицательно качала головой.

Вдруг книга перед лицом гриффиндорки захлопнулась с оглушительным треском. Звук от хлопка эхом отозвался от стен, раздаваясь по всей библиотеке. Гермиона почувствовала чье-то теплое дыхание у своей шеи, что щекотало девушке слух. Дыхание было спокойное, равномерное, согревающее. По спине девушки пробеглись мурашки, сердце заколотилось от страха, кровь закипала от гнева, а взгляд нервно бегал по сторонам, то ли от недоумения, то ли от неожиданности. Так много смешанных чувств сейчас наполняли Гермиону.

Гриффиндорка попыталась вскочить, но на плечо девушки грубо легла чья-то рука, прижимая Гермиону обратно к месту. Она боязливо смотрела вдаль, боясь поднять глаза вверх, но было не трудно понять, кто стоял за ее спиной.

Внезапно рука недоброжелателя сжала плечо девушки. Гермиона поежилась. Он одним толчком развернул стул девушки на себя. Раздался неприятный звук — скольжения ножек стула об пол.

— Грязнокровка! — голос Малфоя заставил девушку сжаться. Она боялась поднять на него взгляд, но, набравшись смелости, она подняла свой взор на него и сказала:

— Что ты тут делаешь? — ее голос не содрогнулся, во взгляде читалось недоумение, а руки судорожно дрожали от страха, предательски выдавая девушку. Гермиона увидела перед собой блондина с серыми глазами, чей образ навевал раздражение и злость, а теперь еще и страх. Кровь, которая текла по венам девушки начала кипеть от злости. Взгляд Драко был наполнен холодом и чем-то иным, незнакомым для Грейнджер. То, чего никогда раньше в нем не замечала. Неужели это было чувство, которое никогда нельзя связать с ним.

Малфой старательно держал себя в руках. Он не хотел, чтобы его смешанные чувства к грязнокровке вылезали наружу. Но глаза явно выдали его: он прочел удивление в пристальном взгляде девушки. Она, наверное, смогла заметить искру в его взоре, такую добрую и мимолетную, которая сразу же погасла. Малфой всегда держал себя под контролем, и вообще у него все всегда было под контролем. Конечно же, все, кроме непонятных чувств, которые он испытывает к Грейнджер. Это и ненависть, и привязанность, боль, разочарование, гнев, ярость, симпатия и много других чувств.

Малфою было проще для себя делать все возможное для того, чтобы заставить себя возненавидеть грязнокровку; он пытался. Каждый раз, когда оказывался в одном месте с Грейнджер, Драко всегда показывал свою брезгливость к ней, будто Гермиона постоянно облита грязью, которую невозможно смыть.

Но чувства, которые он к ней испытывал, всегда рвутся наружу, как только он видит девушку. Чувства, которые он старательно скрывает, запирает в самом дальнем, темном уголке своей души.

Малфой постоянно ищет встреч со своим объектом наблюдения, пусть это будет даже самая обычная встреча в библиотеке, при которой он сразу выкинет пару гадостей. Его всегда заводило то, когда Гермиона злится. Ему доставляло невероятное удовольствие видеть, как грязнокровка ненавидит его. А еще больше он любил заставать Грейнджер одну, без своих дружков, когда в ней можно было найти нотки страха. Когда Драко видел страх Грейнджер, он понимал, что это дает парню некую власть над ней, ведь людей проще контролировать, ими проще манипулировать, когда они боятся. Ему нравилось, что гриффиндорка его боится.

«Зачем он сюда пришел? Ему заняться нечем?» — подумала Грейнджер.

— У меня к тебе встречный вопрос, грязнокровка!

— Тебе какое дело? Ты-то уж точно не пришел сюда книжки читать, тебе до учебы, наверное, никакого дела нет! — с ухмылкой на лице сказала Гермиона.

— Если ты не заметила, я в прошлом году вошел в десятку лучших учеников Хогвартса, в отличие от Поттера! — последние слова Драко выплюнул, не желая произносить имя своего недоброжелателя. — Если тебе помнится, мы не закончили разговор. Так на чем мы остановились вчера? — он снова надавил на ее плечо, так как девушка опять попыталась вскочить. — Уймись, наконец!

— Пусти, мне больно, — эти слова Гермиона выдавила сквозь зубы. — Пусти меня! — она сорвалась на крик.

Малфою нравилось причинять боль, а еще больше ему нравилось прикасаться к Грейнджер. Он сжимал плечо девушки, ощущая ее тоненькое и худощавое тельце. Он также смотрел на нее с любопытством, медленно перевел свой взгляд с ее глаз, оглядел с ног до головы и заметил, как нервно дергается ее рука. Опять.

— Тихо, ты видела, сколько времени? — он склонился над ее ухом и тихо прошептал: — Два часа уже. Я к тебе по делу пришел.

— Говори, чего тебе, и убирайся! — она вскочила со стула и смахнула руку Малфоя со своего плеча. Тогда он схватил ее с обеих сторон, за плечи, своими сильными руками и снова усадил на место. От такого грубого обращения с девушкой стул пошатнулся, и гриффиндорка чуть не свалилась.

Гермиона отвела свой взгляд на пол, потом снова на него. Она заметила, что Драко пристально смотрит на ее руку, которая дрожит от страха. Девушка сию же секунду ухватила свою руку другой рукой и прижала к груди. При виде Малфоя у Грейнджер в последнее время всегда дрожит одна и та же рука — левая.

Блондин не отводил взгляд от руки девушки. Когда грязнокровка прижала руку к груди, рубашка, в которой сидела Гермиона, немного сползла. И Драко открылся взор на ее запястье, за которое он ухватился еще в поезде. Оно было в синяках. От этой картины у Драко сжалось сердце — он явно сожалел о причиненной ей боли. Парень перевел взгляд на Грейнджер и посмотрел на нее таким взглядом, будто просил — нет, вымаливал — прощение.

Осознав свои действия и то, что творит, Малфой убрал свою руку с плеча девушки. В глубине души он очень сожалел об этом. Вдруг, Драко опять испугался, что снова оставит на ее хрупком теле еще больше синяков, теперь парень сожалел еще больше прежнего. В его взгляде снова читалась мольба о прощении.

Ну и что это? Он опять дал слабостям выйти наружу, они опять лились из него рекой, заполняя собой все свободное пространство в его сознании. Драко тут же взял себя в руки и снова включил безразличие и холодность ко всему. Его взгляд вновь переменился.

Гермиона смотрела ему прямо в глаза и все больше удивлялась своим мыслям. Неужели она только что видела сожаление, страх и ненависть к самому себе во взгляде Малфоя? Что это было? Неужели он к ней испытывает какие-то чувства? Нет. Быть не может.

— Сиди смирно! Или еще огребешь, — приказал Драко, усаживаясь напротив. — МакГонаглл сказала, что нам нужно составить график дежурств по школе. Надеюсь, тебе не составит сложности его заполнить. Сдача на следующей неделе. Ты помнишь, что в этом году мы старосты? — он достал пергамент с таблицей и бросил его на стол.

— С чего ты взял, что я стану это делать? — и снова в голосе Гермионы прозвучала та дерзость, которая так раздражала Малфоя. Он сжал кулаки под столом, да так сильно, что кости побелели, а ногти больно упивались в ладони. Драко старательно сдерживался. Теперь он точно знал, что испытывает на данный момент.

— С того, что ты боишься за свою шкуру, — с этими словами, которые прозвучали, как угроза, Драко направился в сторону выхода из библиотеки. И почти остановившись, не оборачиваясь к ней, он кинул: — И не смей заходить в мою комнату в башне старост. — Он скрылся за поворотом и направился к лестницам, оставив Гермиону одну.

«Больно надо! Как же мне надоело притворяться беспомощной, когда я столько умею! Дурацкая маска лжи! Зачем я дала этот непреложный обет миссис Малфой?! Малфои — змеи! Ненавижу!» — гневалась волшебница.

После того, как Малфой ушел, гриффиндорка почувствовала усталость. Она отнесла книгу на место и отправилась в башню старост.