1 глава. Удар в лицо и билет в Бостон.

Ванесса

— О, гляньте, чья тушь снова потекла. Ты плакала из-за своей дешёвой помады или снова пыталась выпросить у папочки внимание? — Лекси Фишер щёлкает ногтями, как пистолетом.Позади неё — её блондинистая свита, ржут как на шоу, забыв, что я в этом коридоре — не жертва. А охотник.

— Не волнуйся, Лекси, — я оборачиваюсь к ней, бросая учебник в шкафчик. — Тебе бы мои слёзы подошли к лицу. Может, хоть один мускул на этом ботоксном фейсе шевельнулся бы.

— Прости, ты сейчас сказала "лицо"? Я просто отвлеклась на твою футболку из секонда. Это что, попытка в стиле "бедная, но злая"?

— Лучше "бедная, но настоящая", чем твоя версия "богатая, но пустая, как твоя голова". — Я улыбаюсь. Беззлобно. Почти.На самом деле — меня трясёт. Не от страха. От того, как она посмотрела на меня, как на грязь под своими новыми белыми кроссовками.

— Слушай, — говорит она, приближаясь. — Никому не интересно, что ты дочка того юриста, который не может даже справиться с одной девочкой. Ты просто позор.

Она. Назвала. Меня. Позором.На секунду всё замирает. Я чувствую, как в груди взрывается пульс, как будто вены наполнились огнём. Моя мама — это табу. Мой отец — это порох. И Лекси только что кинула в него зажигалку.

— Повтори, — тихо прошептала я.

— Я сказала, ты позо— УДАР.

Мой кулак встретил её щеку раньше, чем она успела выдохнуть.И да, черт возьми, я это сделала. Со всей злости, со всеми годами молчания, с каждой попыткой стать "хорошей девочкой", которой всё равно никто не был доволен.

Она отлетает к шкафчику, её друзья орут, я стою над ней, вытирая кровь с разбитой костяшки.Мимо проходит учитель биологии и выронив кофе. В идеале — прямо на свою рубашку. Но это я уже додумываю.

— В кабинет директора. Сейчас же! — кричит биолог.

А я улыбаюсь. Чуть-чуть.Потому что больно. Потому что приятно. Потому что впервые за долгое время я себя чувствую живой.

Кулак пульсирует, будто я вмазала не ей, а бетонной стене. Я уже разворачиваюсь, чтобы уйти — потому что момент сделан, финальный аккорд сыгран.

Но не тут-то было.

— Ах ты, сука! — визжит Лекси.

Я успеваю обернуться только наполовину, когда она налетает на меня сзади, как бешеная кукла Барби, и вцепляется в мои волосы.

— Вот сука! — рычу я, теряя равновесие. Нас заносит, и мы обе с грохотом влетаем в шкафчики.Она орёт, дерёт, скребёт, как будто экзамены на ведьму сдаёт.

Я хватаю её за плечи, разворачиваю — и вторым ударом разбиваю ей губу. Красиво. Мощно. Почти в слоумо, если бы кто-то снимал это на камеру.

— Брейк, девочки! — кричит кто-то сзади.

Руки — сильные, мужские — хватают нас с обеих сторон. Это парни из баскетбольной команды. Джейден держит Лекси, Фил — меня. Он пахнет потом, спортивным дезиком и растерянностью.

— Что, чёрт возьми, здесь происходит?! — уже визжит мисс Тёрнер, её каблуки стучат по полу, как сигналы тревоги. — Ванесса Линдерманн! Лекси Фишер! Немедленно в кабинет директора!

— Она меня провоцировала! — орёт Лекси, вытирая кровь с губ.— Не ври, — бросаю я, — ты просто не выдержала правды.

И вот мы уже идём по коридору, как две героини дешёвого подросткового сериала: одна — растрёпанная, в крови, с горящими глазами, вторая — шипящая, со сдутыми губами и упавшей короной.

А я иду, будто по красной дорожке.Всё, Ванесса, теперь точно вылетишь.

И знаешь что?Чёрт с ним.

Мисс Тёрнер орала как не в себя. Громко, с надрывом, будто ей платят за децибелы. Губы у неё дергались, глаза вот-вот должны были вылезти из орбит, а нос странно морщился, когда она говорила «внеурочное поведение».

Я же...Я уже даже не слушала.

Сидела на стуле перед её столом, чуть завалившись назад, и спокойно рассматривала свои ногти. Длинные, аккуратно подпиленные, покрытые фиолетовым лаком, который я на днях украла из косметички Ви . Ну, technically, одолжила без спроса. Но звучит не так дерзко.

Они сверкали под тусклым светом кабинета. Красиво. Стильно. Абсолютно неуместно на фоне чужой истерики.

— ВАНЕССА! — голос мисс Тёрнер, кажется, пробил мне левое ухо. — Ты меня вообще слушаешь?!

Я медленно подняла взгляд.— Простите, мисс Тёрнер, что вы сказали? Что Лекси — жертва? Или что я — позор школы? Просто хочу понимать, где я должна драматично закатить глаза.

— Вон из моей школы, — прошипела она.

— Это, знаете ли, было неожиданно.Хотя нет. Ни капли.

— Ваш отец уже едет. И не вздумай бежать, Ванесса. Это — конец.

Я только усмехнулась.«Конец» был в тот момент, когда он в очередной раз сказал: "Ты всё только портишь. Лучше бы ты жила с матерью."

Так что да, пусть едет. Пусть заберёт. Пусть снова избавляется от проблемы.Я больше не собиралась цепляться за него. За школу. За этот гнилой образ "паиньки".

Я аккуратно сложила руки на коленях, вновь любуясь ногтями.Фиолетовый был к лицу моему хаосу.

В кабинет ворвалась мать Лекси — высокая, надушенная, с лицом, натянутым ботоксом до состояния «всегда в шоке». Её каблуки громко стучали по полу, пальцы были сжаты в кулаки, как будто она сейчас сама врежет — мне, мисс Тёрнер или воздуху, не важно.

— Это возмутительно! — завизжала она. — Моя дочь избита! В этой школе небезопасно! Эту девчонку нужно исключить немедленно!

Мисс Тёрнер тут же начала что-то бурчать про «объективное расследование» и «двусторонний конфликт», но я опять отключилась.

Господи, сколько раз я уже сидела в этом кабинете?

Когда нагрубила учителю химии, потому что он вечно ставил мне заниженные баллы.Когда послала девочку с параллели за то, что она распускала слухи.Когда Лекси... опять Лекси... нарвалась на мои нервы, как будто у неё подписка на мои истерики.

И каждый раз — эти лица. Эти фальшивые речи. Эти «мы беспокоимся» и «ты можешь быть лучше».

А никто не спрашивает, зачем я это делаю.

Почему я устраиваю скандалы. Почему не могу молчать. Почему плюю на последствия.

Возможно, потому что это единственный способ, когда меня хоть кто-то замечает.

Пусть и в бешенстве. Пусть и с обвинениями.

Мисс Тёрнер стукнула ладонью по столу:

— Тишина! Все! Я уже вызвала отца Ванессы. Он в пути.

И тут Лекси — с разбитой губой, слезами в глазах и полным набором "я бедняжка" — вскидывает подбородок и смотрит на меня, как на прокажённую.

— Она просто завидует. У неё нет ничего. Ни семьи, ни друзей, ни нормальной жизни. Вот она и срывается.

Больно?Чуть-чуть.Но обидно?Нет.

Я медленно повернула голову, посмотрела ей прямо в глаза и, не моргнув:

— Ну, по крайней мере, у меня есть характер. А не просто идеально уложенные локоны и мама с деньгами.

Бум.

Лицо миссис Фишер вытянулось, будто она проглотила лимон.Лекси вскипела.А я...Я просто откинулась на спинку стула и приготовилась ждать отца.Он скажет то, что всегда."Собирай вещи."И я не сопротивлялась.

Потому что, если честно, всё уже давно сгорело внутри.

Дверь хлопнула. Резко, грубо, так, что миссис Фишер подскочила, будто её током ударило.

Он вошёл, как шторм в костюме от Hugo Boss.Мартин Линдеманн.Мой отец.Мужчина с лицом, будто вырезанным из мрамора, и с голосом, который мог бы озвучивать приговоры в суде.Да и, по сути, он этим и занимался — только в роли отца.

Он окинул комнату взглядом, задержался на моей разбитой губе, на миссис Фишер, на Лекси, на её слезах.

— Где директор? — спросил он сухо, не смотря на меня.

— Уехал на собрание. Я занимаюсь ситуацией, — вмешалась мисс Тёрнер, выпрямляя спину. — Ваша дочь... снова... устроила драку.

— Разумеется, — отрезал он.Ни удивления. Ни расспросов. Ни «как ты, Ванесса?».Он даже не посмотрел мне в глаза.

Я отвела взгляд. Потому что уже знала, что будет дальше.

— Забираю её прямо сейчас, — сказал он. — Документы оформим позже.

— А как же дисциплинарная комиссия?! — в панике подала голос миссис Фишер.

Он повернулся к ней.Спокойно. С ледяным выражением лица, которое всегда действовало безотказно.

— Я найду для неё другую школу. Спасибо за беспокойство.

А потом, наконец, посмотрел на меня.Холодно. Словно я просто чемодан, который нужно упаковать и отправить на новую станцию.

— Пошли.

— А где хотя бы «привет»? — усмехнулась я, поднимаясь со стула. — Или это теперь вообще не входит в обязанности родителей?

Он не ответил.

И я не ждала. Просто взяла рюкзак, прошла мимо Лекси, специально задев её плечом.— До встречи, кукла, — бросила я ей. — Береги лицо. Оно у тебя единственное рабочее.

И вышла в коридор вслед за отцом.

Машина пахла кожей, мужским парфюмом и холодом.Причём холодом не температурным — атмосферным.Таким, каким пахнет одиночество.

Я плюхнулась на переднее сиденье, громко хлопнув дверью. Он завёл двигатель, молча. Ни одного взгляда в мою сторону.

— Тебя не интересует, как я? — спросила я, уставившись в лобовое стекло.

Молчание.

— Круто, — хмыкнула. — Мне кажется, если бы я пришла домой с пулей в плече, ты бы просто сказал: «Не забудь снять обувь».

Он медленно повернул голову. Его голос был всё такой же ровный и чужой:

— Ты сама довела до этого.

— Серьёзно? — Я рассмеялась. — То есть Лекси невинная овечка? Она меня за волосы дёргала, между прочим. Хочешь посмотреть клочок, который она вырвала?

— Я не собираюсь это обсуждать, — отрезал он. — Тебе семнадцать. Ты должна понимать последствия.

— Знаешь, что я понимаю? — обернулась я к нему. — Что ты никогда не хотел разбираться. Тебе проще отослать. Куда угодно. Главное — подальше.

Он не ответил. Просто включил поворотник и свернул на шоссе.Пальцы на руле — сдержанно напряжённые. Челюсть — сжата.Молчание — как стена.

— И что теперь? — спросила я, скрестив руки на груди. — Ты отвезёшь меня к какой-нибудь тёте на острове? Или снова в интернат?

— Ты переезжаешь к матери, — спокойно произнёс он.

Тишина.А потом... щелчок.

— Что? — я чуть не захлебнулась от неожиданности. — Ты шутишь?

— Клара хочет наладить отношения. У неё есть для этого условия. У них с Томасом большой дом, тебе будет комфортно.

Клара.Имя, от которого внутри загорается костёр.Мать, которая когда-то говорила, что любит меня.А потом просто отпустила.

— Комфортно, — повторила я тихо. — Ага. В доме чужого мужчины. Со сводным братом. В городе, где я никого не знаю. Звучит как отпуск.

— Ты сама виновата, — бросил он. — Сделай выводы. Может, это тебе на пользу.

Я отвернулась к окну.Сквозь стекло проносились дома, деревья, небо.И всё, что я чувствовала — это тошноту.

Я ехала не домой.Я ехала в чужую жизнь.Снова.

Глаза заслезились, но я моргнула резко, смахнув всё это к чёрту.Я не плачу. Никогда при нём.Слёзы — это слабость.А я им уже показала, что умею быть сильной.

Как же я их ненавижу.Их нелепую историю любви. Их глупость. Их беспечность.

Почему они не предохранялись?Разве это было так сложно?

Мама забеременела в семнадцать.Моём возрасте.Они были детьми, которые играли во взрослых, и проиграли.А расплачиваться — мне.

Развелись через восемь лет.Сначала я осталась с мамой, которая пыталась выживать на двух работах, и не справлялась.Потом — с отцом, который считал, что деньги могут заменить разговоры.И понеслось: мама — папа, папа — мама, чемоданы — маршрутки — переезды.

В четырнадцать — интернат.Суровые стены. Правила. Дисциплина.И, конечно, меня оттуда выгнали.

Ненавижу.

Сжала кулаки так, что ногти врезались в ладони.Боль — реальная, жгучая — и единственное, что держит меня в моменте.В реальности, где я снова — нежеланная.Просто чья-то ошибка, которую теперь перекладывают с рук на руки, как грязное бельё.

— Мы приехали, — наконец сказал отец, глуша мотор.

Я подняла глаза. Узнала родной дом — высокие ступени, облупленный почтовый ящик, те самые жалюзи, которые вечно косо висят в моей комнате.

Моей.

На считанные часы.

Не дожидаясь, пока он что-то скажет, я распахнула дверь машины и вылетела наружу.

— Ванесса! — окликнул он.

Но я уже взбегала по ступеням, будто убегая.Хотя куда ещё, кроме как внутрь?

Открыла дверь, грохнув её об стену, и почти сразу — по привычке — закричала:

— Мне тридцать минут на сборы, иначе я возьму только чёрное и прокляну всех!

Молчание. Пусто.

Я прошла вглубь дома, сбрасывая кеды.

Чемодан уже стоял в прихожей.Конечно. Всё как всегда — собрать меня, упаковать и передать по назначению.

Сломанный товар.Отправляется обратно к поставщику.В душе мне было больно, какой ребенок хочет узнать, что никому он на самом деле не нужен?

Я не стала мелочиться.Собрала всё самое любимое. Самое короткое. Самое откровенное.Пусть привыкают ко мне такой, какая я есть. Или не привыкают — мне, если честно, плевать.

Чемодан захлопнулся с щелчком, как капкан.Я кинула в рюкзак косметичку, телефон, пачку жвачки и упаковку мятных сигарет.Всё. Готова.

Вылетела из комнаты — и врезалась в спину отца.Он говорил по телефону, не замечая, что стоит посреди прохода.

— Да, она собирается. Вечером прилетит, — сухо, ровно. Без эмоций.Будто речь идёт не о живом человеке, а о багажном месте с надписью "осторожно, повреждено."

Я закатила глаза и нарочно громко хлопнула дверью.Пусть знает, что я слышала.

Он обернулся и посмотрел на меня. Как всегда — немного раздражённо, немного устало. И абсолютно отстранённо.

— Поторопись, — сказал он. — Самолёт в семь.

— Ага, не переживай, груз доставят вовремя, — бросила я, проскакивая мимо.

Да, я ехала в Бостон. К маме.В город, где не была лет пять.К женщине, с которой мы больше похожи на незнакомых соседок, чем на мать и дочь.

Из Вашингтона, где я вроде как жила.Но никогда не чувствовала себя дома.

Мы сидели в зале ожидания, окружённые чужими голосами, чемоданами и запахом кофе из ближайшей кофейни.Он смотрел в телефон. Я — в окно.

Молча.

Сколько себя помню, у нас всегда были эти паузы. Тягучие, как жвачка, прилипшая к ботинку. Только раньше я пыталась их заполнить — разговорами, вопросами, шутками.А теперь просто молчала.

Слова не имели смысла, если собеседник тебя не слышит.

— Твоя мама обещала, что встретит, — сказал он наконец, не отрывая взгляда от экрана.

— Потрясающе, — ответила я, не меняя интонации. — Осталось только взлететь, не разбиться и не начать плакать на борту.

Он усмехнулся. Так, будто я пошутила. Хотя я ни капли не шутила.

— Ванесса...

Я подняла глаза. Он смотрел на меня — как на взрослую. Но не из уважения. А потому что перестал воспринимать как дочь. Забавно. Ведь я была его точной копией. Чёрные волосы, почти такие же глаза.

— Надеюсь, ты поймёшь, что всё это — не против тебя. Ты просто... больше не можешь оставаться в той школе.

— Угу, — кивнула я. — Потому что с Лекси ты, конечно же, разговаривать не поехал.

Он не ответил. Только сжал переносицу пальцами, как будто от головной боли.

Объявили посадку.

Я поднялась, взяла чемодан. Он тоже встал — неуклюже, неуверенно.

— Ладно. Пока, — сказала я, глядя сквозь него.

— Береги себя, — ответил он и сжал моё плечо.

Ничего не почувствовала.

Отошла. Не оглянулась.

Если бы он знал, как долго я мечтала, чтобы он меня остановил. Хоть раз.Сказал бы: "Не уезжай."Но нет. Хоть слёзы и подкатили к глазам, я не стала плакать. Значит, всё правильно. Значит, так и должно быть.

Конечно,

Самолёт набрал высоту.Город подо мной быстро превратился в сеть тонких огоньков, похожих на разбитую гирлянду.

Я уставилась в иллюминатор, вжавшись в кресло.В наушниках тихо играла музыка — что-то глухое, с рваным битом. И даже сквозь неё я слышала, как стучит моё сердце.

Новая жизнь.Ненавижу, как это звучит. Словно до этого у меня вообще жизни не было.

Я лечу к маме.К Кларе.

Пять лет.Пять лет, как мы не виделись.Перезванивались по праздникам — да и то разговоры были холодные, формальные.«С днём рождения, Ванесса.»«Спасибо.»«Как учёба?»«Нормально.»

Всё.Тишина. Как после взрыва.

И вот теперь мне снова придётся её видеть.Жить с ней. Под одной крышей.И ещё с её новым мужем. И с сыном от первого брака, которого я даже не знаю.

От одной этой мысли хотелось вырвать.

Я провела пальцами по ребру, нащупывая тонкую полоску татуировки под кожей — крошечная роза, набитая в пятнадцать в подвале знакомого.

Единственное, что я выбрала сама.

На стекле отразилось моё лицо — усталое, бледное. Черные длинные волосы , глаза чуть припухшие.Я выглядела так, как чувствовала себя внутри: чужой на этом празднике жизни.

Сдавленно вздохнула и закрыла глаза.Не думать. Не мечтать. Не строить надежд.

Ничего не ждать — тогда, может, будет не так больно.

Толпа в терминале казалась слишком шумной. Кто-то встречал с шариками и объятиями, кто-то с цветами. Меня — просто с запоздалым «привет».

Она стояла чуть в стороне, у стеклянной стены, в длинном пальто цвета верблюжьей шерсти. Волосы — завиты, губы — в лёгкой помаде, руки сжаты в тонкую сумочку. И эта натянутая улыбка, которую я узнала сразу. Как будто она тренировалась перед зеркалом.

Клара.

— Привет, Ванесса, — сказала она, шагнув ближе. Голос дрогнул.— Здорово, — ответила я и не притормозила. Чемодан катился мимо неё, как и я сама.

Она повернулась, пошла рядом. Молчала секунду. Потом — как будто бы по сценарию:— Ты... изменилась. Повзрослела.

Я чуть усмехнулась.

— Пять лет всё-таки. Не только ж голос ломается.

Мама не ответила. Только взгляд её цеплялся за каждую деталь: за фиолетовый лак на ногтях, за короткий чёрный топ, обнажающий белую кожу над поясом. И — да, кольцо в пупке. Маленькое, с блестящим камнем. Она уставилась на него чуть дольше, чем нужно.

Я резко остановилась.

— Хочешь потрогать? — спросила я с холодной ухмылкой.

Она замерла.

— Нет, просто... неожиданно.

— Да уж. Не так неожиданно, как когда ты перестаёшь быть мамой и начинаешь быть голосом в телефоне. По праздникам.

Мама сглотнула, опустила глаза.Я снова пошла к выходу.

— Томас ждёт нас у парковки, — сказала она, догоняя.

Я пожала плечами.

— Удобно, что у тебя теперь есть муж. Осталось только вспомнить, что у тебя ещё и дочь есть.

Она не ответила.

Я шла первой. Я не обнимала. Я не смотрела.Потому что обида за пять лет не испаряется в одном зале прилёта.

Машина стояла у самого выхода — блестящий чёрный «Range Rover», новый, с зеркальными стёклами. Прямо как в кино, где у богатых всегда есть водитель и слишком идеальная жизнь.

Нет, водителя не было. За рулём сидел он.

Томас.

Мужчина с резкими чертами лица, сединой на висках и взглядом, от которого мурашки — не от страха, а от ощущения, будто он всё видит и про себя уже всё решил.Он вышел из машины, открыл багажник, и мы на секунду встретились глазами.

— Ванесса, — кивнул он.Без улыбки. Просто констатация.

— Томас, — ответила я в том же духе и бросила чемодан внутрь.Я оценивающе посмотрела на салон — кожа, экран навигации, всё как на выставке. И это моя «новая семья», да? Прямо из рекламного буклета. Осталось только надпись добавить: «Ваша жизнь может стать идеальной... если забыть, какая была раньше».

Я плюхнулась на заднее сиденье и вытянула ноги.Мама устроилась рядом, пахнущая дорогими духами и напряжением. Томас сел за руль, завёл машину — и на секунду в салоне повисла тишина, такая густая, будто звук не рискнул появиться.

— Как долетела? — спросил он после долгой паузы, не поворачиваясь.

— Прекрасно, — фальшиво-сладко ответила я. — Ни одна стюардесса не умерла от моих колкостей. Уже успех.

Он не ответил. Только чуть сильнее сжал руль.

Мама выдохнула, будто собиралась что-то сказать, но передумала.Скорее всего — как всегда. Как все эти годы.

Я развернулась к окну, глядя на пролетающий за стеклом Бостон. Город, в котором я теперь должна жить. Учиться. Существовать.

На секунду в груди кольнуло что-то похожее на страх. Но я тут же задушила это. Страх — слабость, а слабость давно запрещена в моём внутреннем уставе.

— У тебя будет своя комната, — произнесла мама неуверенно, словно предлагала мне мир.

— Вау. Комната. А можно ещё и личную жизнь? Или она не входит в комплект «блудной дочери»?

— Ванесса, — сказал Томас, тихо, но строго.

Я фыркнула, смотря в окно:

— Что? Правила озвучим за ужином?

Особняк появился за поворотом — огромный, белоснежный, с высокими окнами, колоннами и аккуратно подстриженными кустами вдоль подъездной дорожки. Идеальный. Слишком идеальный.

— Надеюсь, это не отель, — пробормотала я, прислонившись лбом к стеклу. — Потому что даже для дома «на продажу» тут как-то слишком пафосно.

— Это просто дом, Ванесса, — спокойно ответила мама.

Я ничего не ответила. Просто смотрела на фасад, который казался чужим как обложка дорогого журнала. Он не знал меня. Я не знала его. Мы не подходили друг другу.

Томас остановил машину, и я сразу вышла, чувствуя, как майский ветер треплет мои распущенные волосы. Натянула рюкзак на плечо, выпрямилась, как будто и не спала всю ночь в самолёте, и пошла к двери, пока мама что-то мягко говорила за спиной.

Это твой новый дом.

Это твоя новая жизнь.

Да уж. Не самая тёплая надпись на табличке «Добро пожаловать», но и на этом спасибо.

— Пойдём, — сказала мама и подошла к двери, открывая её. — Я покажу тебе всё...

Внутри пахло свежей выпечкой и каким-то дорогим древесным ароматом. Просторный холл, винтовая лестница, мраморный пол, картины в рамах. Словно я оказалась на экскурсии, а не у себя дома. И тут снова это чувство — я будто вторглась в чужое, красивое, но абсолютно не моё пространство.

— Твоя комната на втором этаже, — мама поднялась на ступеньку, затем обернулась. — Хочешь передохнуть? Или поесть?

— Я хочу, чтобы всё это оказалось просто плохим сном, — пробормотала я и пошла следом, гулко ступая по лестнице.

И вдруг я почувствовала на себе взгляд.

Я резко повернулась.

Наверху, у перил второго этажа, стоял он. Сводный брат. Я узнала его, ведь на Рождество, мама прислала их фотографию. Где не было мне места.

Он смотрел на меня с выражением, которое не спутать ни с чем.

Презрение.Скука.Раздражение.

И я поняла: вот оно. Моё добро пожаловать.Адаптация начинается. С первой секунды.

— Хантер, — позвала мама, как только мы переступили порог. — Спустись, пожалуйста. Ванесса приехала.

Я внутренне закатила глаза. Слишком торжественно. Как будто я вернулась с фронта, а не с чемоданом и полным равнодушием.

Глухие шаги на лестнице. Я подняла голову.

Он спускался неторопливо, будто делал одолжение. Высокий, с растрёпанными тёмными волосами, в серой футболке и джинсах, руки в карманах. У него был тот тип лица, что сразу хочется назвать «самодовольным». А может, это просто у него взгляд такой — как будто ты уже не прошла его тест, хотя он ещё ни слова не сказал.

— Это Ванесса, — произнесла мама с какой-то искусственной лёгкостью. — Моя дочь.

Его глаза скользнули по мне. Без стеснения. Сначала лицо, потом пупок — и задержались там на секунду дольше, чем нужно. Бровь у него чуть приподнялась, и я увидела мелькнувшую в уголке губ полуулыбку. Типа: «Ага. Проблема с характером, но в симпатичной упаковке».

— Ты, должно быть, Хантер, — произнесла я, скрестив руки на груди. — Легендарный братец, который не выносит никого в доме.

— Я вообще мало кого выношу, — ответил он лениво.

Вот и отлично. Мы на одной волне.

— Надеюсь, вы подружитесь, — вставила мама, явно нервно. — Ну, или хотя бы не передерётесь в первую неделю.

Я одарила её вежливой, но фальшивой улыбкой.

— Всё нормально, мам. Я не дерусь с незнакомцами. Только с идиотами.

Он усмехнулся и отвернулся.

— Комната справа на втором, — сказал, уходя. — Если заблудишься — не ори. Никто всё равно не побежит тебе на помощь.

Хлопнула дверь наверху.

— Милый мальчик, — буркнула я. — Такой тёплый и радушный. Как и весь этот дом.Мама провела меня в комнату и оставила меня одну. Комната была светлой. Не той стерильной белизной, от которой веет больницей, а тёплой — кремовые стены, большое окно с тонкими светло-серыми шторами и деревянный пол. На окне — крошечный подоконник, идеально подходящий, чтобы сидеть на нём с книгой или чашкой чая, смотря на задний двор. Там кстати был бассейн. Только я не пила чай. И не любила сидеть на подоконнике.

Кровать была аккуратно застелена серым покрывалом, на подушке лежала декоративная плюшевая подушка в форме сердца. Меня передёрнуло.

Я прошлась взглядом по остальному. Комод, письменный стол, настольная лампа, в углу — пустая книжная полка. И всё. Ни фото, ни запаха чьей-то жизни. Комната будто стояла в ожидании кого-то, кто придаст ей смысл. Или хотя бы разбросает по полу пару футболок.

Я поставила чемодан у двери и тяжело вздохнула.

— Уютно, но пусто, — пробормотала я. — Как все мои отношения.

Смеха, разумеется, никто не услышал. Я села на край кровати, проводя рукой по гладкому покрывалу. Всё слишком новое, слишком тихое. Даже мои тату и пирсинг, казалось, выглядели здесь неуместно — как вызов этому чистому, спокойному пространству.

— Ну что, домик, — шепнула я. — Придётся привыкать ко мне. Я не милая девочка с обложки. Но ты теперь мой.

Я достала из чемодана колонку, включила любимый трек и бросилась на кровать, раскинув руки в стороны. Плевать, что обо мне думает этот Хантер. Плевать, что мама старается. Я просто хочу дышать. Хотя бы здесь.

Я не поняла, как заснула. Кажется, просто легла на кровать, обняла подушку, в голове крутилось слишком много мыслей — и всё. Тьма. Тишина. Как будто тело сказало «хватит» и отключилось.

— Ванесса, — мягкий голос прорезал мой сон, заставляя морщиться.Я с трудом приоткрыла один глаз. В дверях стояла мама, прижимая к груди ладони. — Ужинать будешь?

Её лицо казалось осторожным, будто она боялась меня спугнуть. Или нарваться.

Я просто махнула рукой и отвернулась на бок, пряча лицо в подушку.— Нет, — буркнула я. — Не голодна.

Она постояла ещё секунду, наверное, надеясь, что я передумаю. Но я не передумала.

Шаги удалились. Дверь тихо прикрылась.

А я снова закрыла глаза. Плевать, что я не поела. Плевать, что я в другом доме, в другом городе, рядом с чужими людьми, которых вроде как должна звать семьёй. Сегодня — просто нет.Сегодня я выбираю царство Морфея. Там, где нет Мартинов, Клар, Хантеров и вечно сочувствующих взглядов.

Там, где я могу быть одна.