Глава 16

Алена.

Я захлопнула дверь. Боже, я была просто в бешенстве! На ум приходили самые грубые выражения, но я попыталась взять себя в руки. Взглянув на распятие, я перекрестилась, стыдливо вспоминая события, произошедшие меньше пяти минут назад прямо здесь — в прихожей!

Сейчас мне было по-настоящему страшно. Страшно не от того, что Узлов чуть не сделал со мной, а от того, что еще немного, и я бы позволила ему это. Видит Бог, я была готова утонуть во грехе с этим демоном!

Без всякой возможности забыть о случившемся, я забрала пустой стакан, из которого пил Костя, и пошла искать новую лампочку.

Я зашла на кухню, все так же погруженная в свои мысли. На автопилоте достала лампочку и взяла стул. Сейчас я не беспокоилась о засосах и способах их маскировки, о Таньке и о том, что завтра мне придется говорить отцу. Сейчас я думала лишь о том, что сгорю заживо, если наши «отношения» продолжатся. Их необходимо было закончить. И это причиняло невыносимую боль. Когда я вообще успела к нему привязаться? Как так вышло, что закрыв дверь, я закрыла себе доступ к кислороду?

Не выдержав, я осела на пол и разревелась. За что? Почему все это происходит со мной? Утопая в слезах и жалости к себе, я начала вспоминать его горячие руки, его губы… Узлов всегда казался мне холодным, а он просто полыхал от страсти. Жаль, что только от нее. Ведь если бы он испытывал ко мне нечто большее, он бы не стал переступать черту. Костя пообещал мне, что не будет заходить слишком далеко, но он нарушил свое слово.

Постепенно успокаиваясь, я встала, умыла лицо холодной водой и пошла менять треклятую лампочку.

Когда в прихожей снова стало светло, то все воспоминания с Костиным членом у меня во рту отступили, подобно демонам, бегущим от гнева Господня.

«Вот, так-то лучше!»

Внезапно, мой взгляд упал на что-то, блеснувшее на полу под обувницей. Я наклонилась и полезла за этим блестящим предметом, вспоминая, что он выпал из Костиной толстовки.

«О, Господи!» — подумала я, когда увидела что это было — «Мой крестик!».

— Как он у тебя оказался? — гневно спросила я в пустоту и снова разревелась, уже совершенно не понимая, от радости плачу, или от злости.

После очередного приступа истерики, я нашла в себе силы пойти в душ. Тщательно смыв косметику, я всматривалась в свое отражение, чтобы оценить масштаб ущерба.

Синяков было больше, чем я предполагала. Я мысленно отправила благодарность Ленке за то, что она подарила мне крутой тональник, которым я намеревалась с утра скрыть весь нанесенный ущерб. Также подготовила бежевую водолазку на утро.

Платье я старательно спрятала в шкафу, положив его в пакет, чтобы утром отнести его Ленке. Порванные колготки я тоже спрятала, решив выбросить незаметно, когда буду выносить мусор.

Есть совсем не хотелось, поэтому я сразу пошла спать. Только вот сон не шел. Мозг метался между воспоминаниями и собственными мыслями.

В итоге, не выдержав, я включила свет, взяла в руки карандаш и начала выводить линии на бумаге. Сначала сделала набросок. Потом, взяв карандаш помягче, я начала старательно прорисовывать объект. Порой, уходя с головой в рисунок, я теряла счет времени. Все мои печали, сомнения, желания выплескивались на бумагу. Вот и сейчас я направила свои переживания в рисунок. И вот тебе сюрприз! Из моего альбома на меня смотрел Узлов.

«Ну надо же!»

Убрав карандаши и надежно спрятав альбом, я снова легла в кровать. Через некоторое время я все-таки погрузилась в тревожный, лихорадочный сон.

Костя.

Когда я вышел от Алёны, транспорт уже не ходил, так что вернулся домой я далеко за полночь.

В дверях меня встретил сонный Миша. Я тихо разделся в коридоре и вместе с мохнатым другом закрылся в своей комнате. Затем тяжело осел на пол. Миша, почувствовавший мое настроение, тут же лизнул меня в лицо, выражая поддержку, и я уткнулся в его мохнатый бок.

— Я все испортил, Миша, — пожаловался я другу. — Скажи, что со мной не так? Я конченный псих, да?

Мишка уселся рядом и грустно положил морду мне на плечо, доверительно заглядывая в глаза и еле слышно поскуливая. Я почесал ему загривок.

— Не знаю, что это было. Прямо в глазах все потемнело. Ничего не видел, ничего не соображал. Я чуть ее не...!

Свободная рука непроизвольно сжалась в кулак: вот же идиот! Теперь она никогда меня не простит.

Или все-таки есть шанс? Что мне сделать, чтобы загладить свою вину перед Алёной?

Но уставший воспаленный мозг уже совсем не соображал. Решив, что утром обязательно что-нибудь придумаю на свежую голову, я, вместе с Мишкой, забрался на кровать и погрузился в тревожный сон.

Мне снилась Алёна; ее изумрудные глаза, ее идеальные изгибы. Жар ее тела манил, окутывал меня, и я непроизвольно тянулся к нему, как мотылек к пламени. В голове засела мысль «Не трогай ее. Не причиняй ей боль. Не смей», и я изо всех сил старался держаться от девушки на расстоянии. Но сила тяготения была непреодолимой. В конце-концов я набросился на нее, и начал рвать и терзать, как хищник свою добычу. И вот уже она без одежды извивалась подо мной, в то время как я навалился на нее всем своим весом. Ее глаза говорили «да», а рот кричал «нет», и все это одновременно сводило меня с ума. Я снова терял контроль, но на этот раз ничто не могло меня остановить. Резким рывком я вторгся в нее, чувствуя, как что-то внутри ее тела надрывается, разрывается, впуская меня внутрь. Жар и агония охватили меня, я снова ослеп и оглох, мог чувствовать лишь одно: как скользит, как чудесно скользит мой член внутри чего-то тугого, влажного и горячего. Как нежное хрупкое тело подо мной извивается в судорогах оргазма. Как текут жидкости: из меня, из нее, из ее наполненных слезами глаз. Как все вокруг заливает темной горячей кровью порванной плевы.

Мы залиты кровью; она булькает, как кипяток, пенится и пузырится вокруг. Кровь у меня на руках, на лице, во рту; ее медный привкус сводит с ума мои вкусовые рецепторы. Я снова и снова кончаю, как будто мои яйца — бездонные баки, которые мне необходимо опустошить до конца. Чувствую потребность до краев наполнить Алёну своей спермой: возможно, тогда я наконец почувствую, что она действительно принадлежит мне.

Замечаю, что девушка подо мной совсем перестала кричать, да что там — она даже не двигается. Резко останавливаюсь и наконец прозревшими глазами смотрю на Алёну. Подо мной лежит ее растерзанное бренное тело: она больше не дышит. Что я наделал?! Пытаюсь вернуть ее к жизни, но все бесполезно — ее больше нет.

Я не сдержался! Не сдержался и вот он — результат. Мертвая Алёна на моих руках. Чувствую, как узел в моей груди с треском разрывается, причиняя невыносимую боль. Поднимаю глаза к потолку и кричу, кричу, что есть силы...

Просыпаюсь от резкого крика и лая собаки. Понимаю, что кричу я сам, и что я напугал Мишу, а еще, наверное, успел перебудить весь дом. Грудь, спину, лоб — все покрывает холодный липкий пот. Сердце бьется так, что сейчас буквально вырвется из груди. Судорожно дышу, пытаясь хоть немного успокоиться.

«Это сон, это всего лишь сон! Я не навредил Алёне!»

Наконец мне удается немного успокоиться. Я замечаю, как сильно напуган Миша, и притягиваю его к себе.

— Прости, дружище, — обнимаю пса за шею, — Я не хотел тебя напугать.

Вдруг слышу за дверью быстрый топот ног, и из коридора до меня доносится встревоженный голос мамы:

— Костенька, с тобой все в порядке? Можно зайти?

Моя дверь закрыта на щеколду: я сам установил ее пару лет назад, чтобы никто не вламывался ко мне без спроса.

Пошатываясь, встаю с дивана и открываю маме дверь. Когда она видит меня, ее лицо искажается от ужаса. Мама поднимает руку и дотрагивается до моего лба.

— Костя, ты весь мокрый! Что случилось?

— Ничего, мам, просто кошмар приснился, — спешу успокоить ее я, — Очень жуткий. А так — со мной все в порядке.

— И что тебе приснилось? — встревоженно спрашивает мама.

— Да ничего, монстры всякие, — отмахиваюсь от нее я, осознавая, что единственный монстр в моем сне — это я сам.