20 глава

Знаю, он жалеет обо всем этом. Жалеет, что я узнала, ведь он всегда берег мои чувства. Но мы уже почти чужие, лишь с родным прошлым, которое, оказывается, не такое простое, как я думала — а точнее, я знала не все сложности.

Два года назад

Сегодня была вечеринка у Ингрид, которая отметила свой юбилей. Ее дом был усыпан весельем, народ пил алкоголь, отчего у них срывало башню. Все танцевали, будто в последний раз, двигая бедрам в такт безумной музыке. Кто-то целовался, без остатка отдавая себя страсти незнакомому человеку, который наутро может и не вспомнить об этом. Разноцветные огни освещали комнаты, заполненные веселящимися взрослыми, которые вновь почувствовали себя детьми — отрывались с таким же детским рвением и наивной беззаботностью, вот только развлечения теперь совсем не детские. Ингрид же была сегодня на высоте, как и подобает имениннице — на ее светлой голове с короткими волосами красовалась изящная корона, будто она и вправду не так давно прошла коронацию; платье ее было до безумия коротким, оно постоянно задиралось, но, кажется, всем было плевать.

Я же пошла на эту вечеринку с Робертом, так как Эми не переваривает Ингрид, а одной мне идти совсем не хотелось. Роб, конечно, был не в восторге, но что не сделаешь ради меня. Поэтому я одела его в приличный вечерний наряд и под локоть повела в дом, в котором уже началась вечеринка с громкими песнями и морем алкоголя. Мы танцевали, потом пили, снова танцевали — следом я устала и решила идти домой. Роб же нашел себе какую-то компанию и, пригубив стопку крепкого алкоголя, захотел остаться; видно, давно он не отдыхал подобным подростковым методом. Но на меня так давили все эти стены, шум и толпа людей, что я вызвала такси и уехала к Робу домой, предупредив его об этом.

Прошло уже два часа, в Сиэтле ночь, а я сижу и жду своего парня, который должен скоро приехать. Сижу и волнуюсь, но стараюсь отвлечься фильмами, ведь знаю, что с ним все хорошо. Что он придет более-менее трезвый — в чем я уже сомневаюсь.

И спустя полчаса моих переживаний и самобичеваний о том, на кой хрен я оставила его там одного, дверь открывается, и мужское тело буквально вваливается в проход. Я вскакиваю с дивана и направляюсь в коридор, наблюдая за Робертом, который снимает обувь, не включая свет, аккуратно стаскивает пиджак, едва покачиваясь, и проверяет телефон, словно там может быть что-то важное в столь позднее время. Когда он видит меня, в шортах и футболке, осматривающую его с легким презрением и особой нежностью, тот озаряется в улыбке, будто так сильно рад меня видеть.

— Ну и как повеселился? Что делали? — спрашиваю я, приняв объятия Роберта, который сжимает меня так крепко, что невозможно устоять.

Я обнимаю его, укутываюсь в плечи, а он в мои светлые волосы, мы просто стоим, немного покачиваясь и вздыхая.

— Все хорошо, — пьяно говорит он и плюхается на диван в гостиной, прикрыв глаза.

— Ну правда, — возражаю я, аккуратно двигаясь к дивану и поправляя короткие шорты, которые давно надо было выбросить, но я их ношу дома. — Ты там долго был.

Он притягивает меня к себе так резко, что я вздрагиваю, но с особым желанием плюхаюсь на него, дрожа от его холодных рук, но такого горячего тела, щек, губ...

— Разве это важно? — почти шепчет он, начиная подбираться к моим губам.

Его пьяные мысли возбуждают, хотя я их даже не слышу.

Усмехаюсь и принимаю его страстный поцелуй, который разжигает во мне огонь, ярое желание, будто я не наслаждалась им несколько месяцев. Он целует меня — отчаянно и надежно, его короткие вздохи говорят о том, что тот не хочет упускать возможность. Роб как можно дольше ласкает мои губы, горячие и мягкие. Я чувствую его, чувствую его желание и любовь, которую можно ощутить сквозь лишь один поцелуй — но он такой жаркий и страстный, что хочется утонуть в этих чувствах, просто отключить голову, чтобы всегда быть в этом моменте.

Роберт спускается к моей шее, целуя столь нежно и аккуратно, чтобы не оставить никаких следов. Чтобы меня ласкала нежность, а не страсть. Но меня так же сильно обжигает и возбуждает страсть, и Роберт знает это, поэтому ласкает мое тело так, как любит это делать. Я отвечаю ему тем же, чувствуя его тело так, как никогда раньше.

Между нами страсть, которая просыпается очень редко, потому что всегда мы выражаем больше нежность — мягкую, спокойную и искреннюю.

Мы любили друг друга в тот вечер, будто никогда не делали этого раньше. Словно нам открылась какая-то новая возможность почувствовать друг друга по-другому. Это было незабываемо.

И был ли в этом виноват алкоголь, который ударил в наши головы? Или последствия бурной вечеринки, на которой проснулись все эндорфины и чувства страсти? В любом случае, меня это не волновало, потому что я наслаждалась безумным сексом, в котором были я и Роб. В котором мы были наравне. И который был настолько искренним, что наутро я поцеловала его в щеку с особой нежностью, он улыбнулся и чмокнул в лоб, посмотрев на меня так, как не смотрел никто.

Наши дни

Я смотрю на Роба, который угнетается из-за своей глупости. Который готов себе разорвать на куски от столь нелепой ошибки. Но я больше его не узнаю. Минуту назад он был старым добрым Робертом, которого я так сильно любила, а сейчас это лжец, посмевший ранить меня после того, как мы расстались.

— Как ты посмел? — жалобно шепчу я, спрятав лицо в ладони от такого ножа в спину. Совсем забываю об Алексе, который наверняка хочет подойти и забрать меня, но нет — не сейчас.

Даже не знаю, нужны ли мне объяснения. Как он мог изменить, так отчаянно клянясь в своей любви ко мне, моему телу, глазам и всему остальному? Неужели он позволил себе целовать кого-то другого, когда я так просила его о поцелуях? Черт!

— Венера, это была ошибка, чертова ошибка! — оправдывается Роберт. Я слушаю его — так внимательно, но в то же время и нет. — Пожалуйста, я понимаю, как тебе паршиво сейчас, я сам виню себя все это время, — говорит он.

Боже, как он посмел сделать это? Как ему было не противно все это время?

— Я был пьян до усрачки, а Ингрид воспользовалась этим. У нас был секс, да, но это было лишь похотливое и животное желание пьяного пацана. Это было ужасно. Я даже не закончил, спустя минуту осознал, что творю, и в панике убежал оттуда.

Я до сих пор прячу лицо в руках, пытаясь осознать, что я только что узнала. Все мысли о хранителях уже давно исчезли — пытаюсь свыкнуться с мыслью, что однажды была полной дурой, не знающей о его измене. Начинаю представлять эту чертову суку Ингрид и в прошлом моего Роберта — как же противно!

Конечно, сейчас это уже ничего не значит и практически ничего не изменит, но это ужасно. Хотя я даже не пускаю женские слезы от обиды или простой злости, потому что и вправду — это было в прошлом. Но как мне относиться к Робу после такого?

— Венера, прости, пожалуйста. Если б ты знала, как я винил себя за это, но я не хотел терять тебя, Венера. Я так любил, что не мог позволить себе потерять тебя.

Я поднимаю взгляд, всматриваясь в зеленые глаза Роберта, которые блестят, как стеклышки. Но в этих стеклышках отражается боль, сочувствие и отчаяние. Я знаю, что он говорит правду, потому что знаю его и его чувства. Знаю, что тот готов убить себя за это. Но это ничего не меняет.

Кажется, и в моем взгляде есть боль, отчаяние и надежда. Надежда простить его, просто забыть это все. Я так хочу, чтобы он вновь стал скучным Робертом, который дал мне столько всего. Но будет ли теперь так?

— Как ты посмел, Роб? — горько говорю я, отчего он жмурится, словно ему больно слышать меня.

— Не знаю, — качает он головой. — Я... Правда — я винил себя так сильно, что чуть ли не сошел с ума. Я бы повернул время вспять, но, сама знаешь, не могу. И к сожалению, никогда не мог. — Он прикладывает пальцы к еле заметной щетине, которую никогда не отращивал.

— Это было на вечеринке, да?

Он кивает. Так медленно — так глубоко раня меня. Мы оба знаем, что это значит, потому что та ночь была одной из лучших ночей в наших отношениях. И он прекрасно знает, о чем я сейчас думаю и о чем боюсь спросить.

— Та ночь... Она никакое отношение не имело к этому.

— Да неужели?

— Я был искренен, правда. Не знаю, как я могу это доказать, но знаешь, я просто в сотый раз попрошу прощения у тебя. Понимаю, мы в таких обстоятельствах, в которых это не имеет столь большого значения, как если бы месяц назад — но прости меня. Я всегда любил тебя и продолжаю это делать. Как бы я хотел стереть это из твоей памяти, Венера! — обреченно и пронзительно нежно произносит Роберт.

Знаю, он жалеет обо всем этом. Жалеет, что я узнала, ведь он всегда берег мои чувства. Но мы уже почти чужие, лишь с родным прошлым, которое, оказывается, не такое простое, как я думала — а точнее, я знала не все сложности. Не знаю, что с этим делать. Наверное, мне нужно просто принять это и пропустить через себя, отпустить, словно это сделал незнакомый мне человек. Я не хочу таить обиду на Роберта всю жизнь. Не хочу, чтобы, проходя мимо, мы лишь взглянули на друг друга без тени улыбки. Я не хочу этого от человека, которого так сильно любила и который так много значил в моей жизни.

— Это был единственный раз?

— Да.

Я киваю. Пожалуй, на этом можно закончить наш разговор. Хочу просто прийти домой, лечь на кровать и уснуть, не беспокоясь ни о чем и не раня себя мыслями о том, что занималась сексом с Робертом спустя час после того, как он переспал с другой. Но меня успокаивает тот факт, что он ничего не испытывал к Ингрид.

— И что дальше? Мы будем просто незнакомцами? — Конечно, Роб тоже не хочет, чтобы мы стали теми, над которыми всегда смеялись, называя их маленькими обиженными детьми.

— Конечно, нет, — выдавливаю я из себя улыбку. — Просто мне нужно привыкнуть к этому и простить. Это сложно и...

— Я понимаю.

— Я могу идти?

— Конечно... Погоди, а о чем ты тогда хотела сказать? — спрашивает Роберт, когда я уже собралась уходить, прихватив сумку и увидев, что Алекс ждет меня у входа.

Черт, и что же мне сказать?

— Эм, — думаю я, ища спасение в пустом стуле, на котором был Алекс некоторое время назад. — Знаешь, забудь, это было не так важно, я уже растеряла все мысли, — говорю я и буквально выбегаю из кафе, минуя все вопросы в мою сторону.

Выхожу и вдыхаю аромат весны. Сейчас мне так необходимо вздохнуть полной грудью после того, что я узнала. Все это как камень обрушилось на меня и теперь мне необходимо передохнуть. Просто необходимо!

— Мне жаль, — говорит Алекс, подойдя ко мне.

Я кусая губу, чувствуя металлический привкус крови, но совсем не замечая этого. Ощущаю лишь прохладный ветер, так нежно касающийся меня — и я точно знаю, что он меня никогда не предаст. Хочется просто упасть в воду и по течению плыть и плыть, пока меня не прибьет к какому-нибудь берегу на другом конце мира.

— Ты знал об этом? — спрашиваю я, начав движение вперед — поскорей домой, пока Алекс идет вслед за мной.

— Да.

— Но не сказал.

— На тот момент ты уже рассталась с Робертом. По крайней мере, приняла это решение, — пожимает он плечами. — Так что особого смысла в этом я не видел.

Я чувствую укол обиды, но понимаю, что тот прав. Поэтому возвращаюсь в реальность и жалобно всматриваюсь в Алекса, который сочувственно берет меня за руку, пытаясь утешить. Кажется, сейчас не помогут никакие слова — лишь я и мое смирение.

Мы проходим светофоры, обгоняем людные улица, стараясь не задеть своей скорбью прохожих. Я даже не замечаю яркого солнца, которое ненадолго выглядывает, согревая лучами — не могу переключиться со своих мыслей в голове.

Кажется, и вправду, мы уже с Робертом не вместе и его измена не должна для меня что-то значить, но как тогда можно объяснить то паршивое чувство внутри? Мне больно и я ничего не могу с этим поделать. Хотя, наверное, я смогу простить его и отпустить, потому что держать обиду на него — последнее, что мне сейчас нужно. В конце концов, он тот же Роберт, который тоже совершает ошибки — даже такие большие и непоправимые.

— Как ты? — спрашивает меня Алекс, когда мы оказываемся в парке, который вижу в последнее время так часто.

Пожимаю плечами. А что я могу сказать, если даже сама не понимаю своих чувств?

— Странно, — вырывается у меня. — С одной стороны, это больно, но с другой — мы уже не вместе. — Я смотрю на Алекса, чтобы понять его реакцию. — Мне должно быть плевать, но как-то паршиво.

Алекс понимающе кивает, и я чувствую, как его рука, про которую совсем забыла, сжимает мою ладонь сильней, будто я ухожу. Но я здесь, с ним — и иду только за ним.

— Это нормально, — успокаивает меня Алекс, улыбнувшись. Так нежно и беззаботно, отчего внутри становится по-настоящему тепло, и, кажется, это заставляет меня успокоиться. — Ты ведь любила его очень сильно, я знаю, как билось твое сердце, когда ты была с ним. Это нормально, потому что твои чувства искренние. Пожалуйста, не обесценивай их, — почти умоляет меня Алекс, хотя эти слова я должна говорить сама себе. Но может, именно хранитель это понимает, а я пока на это даже не способна? — Ты так любишь это делать, но не надо. Это плохая привычка.

Я улыбаюсь. Просто смотрю на зеленые глаза Алекса, стараясь в них раствориться. Не хочу быть в этой реальности, принимать решения, забывать что-то важное и свыкаться с тем, что я не хочу принимать. Не хочу этой земной жизни, где люди умирают и вновь перерождаются, не зная о своих бедных хранителях, так искренне любящих их. Жизни, где есть черные и белые полосы, которые могут чередоваться, как этого захочет судьба. Не хочу, чтобы все зависело от меня, хочу быть просто второстепенным персонажем, который живет обычной и неинтересной жизнью. Но это была лишь секунда моих мыслей, которые я откинула в сторону. Нет, не ради этого я столько прошла.

— Ты прав, — более уверенно говорю я. — Это ничего, это было давно, и Роб сам сказал, что сильно жалеет об этом. Думаешь, это правда? — с искренним интересом и верой спрашиваю я Алекса. Хотя откуда ему знать?

— Ты сама знаешь ответ, Венера.

Я киваю. Он прав. Как всегда.

Мимо пробегает большая собака, отчего я дергаюсь и еле заметно примыкаю к Алексу, но тот лишь усмехается.

Спустя некоторое время мы уже стоим напротив моего дома, разглядывая друг друга, словно что-то потеряли. То, что все никак не можем найти.

— Значит, мы ошиблись?

Раз уж Роберт не тот, кого мы искали, то куда двигаться дальше? Кто тогда этот таинственный хранитель, так жадно берущий силы у Алекса? У меня уже опускаются руки, но я вспоминаю Алекса, его улыбку, черты лица и сразу же одергиваю себя. Ведь как я могу сдаться после того, как он спасал меня тысячи раз? Как я могу посметь поступить так с ним? Но, черт, я перебрала уже всех знакомых — и все тщетно!

Алекс мотает головой, и я издаю тяжелейших вздох, уткнувшись лбом в его плечо, как сделала бы, если бы потерпела самое большое поражение в моей жизни.

— И что нам дальше делать, Алекс? Времени же все меньше. А что, если мы так и не найдем его? Что будет? — Я начинаю переживать не на шутку, но вот Алекс, кажется, совсем не беспокоится, будто его жизнь не висит на волоске. Хотя я знаю, что о себе он совсем не волнуется — лишь обо мне и о моей судьбе как самый сумасшедший альтруист.

— Успокойся, все хорошо, — почти шепчет он, тщетно надеясь, что это меня успокоит. — Мы найдем, обязательно найдем и все будет хорошо. Думаешь, я смогу покинуть тебя?

— Знаю, что нет. Но вот кто-то — запросто.

— Отвлекись от этого, Венера. Не хочу, чтобы тебя это тревожило.

Он отрицательно мотает головой и притягивает меня к себе, обнимая так крепко, что я просто хочу остаться с ним, никуда не уходя. Почему нельзя просто остаться и провести вместе день? Но потом вспоминаю, кто он и кто я. Хранитель и душа — как они могут быть так близко друг к другу?

К сожалению для меня, спустя почти минуту Алекс прерывает наше объятие, заставив меня отпрянуть от его тела и снова забыть его аромат. Это похоже на пытку, но я терплю, прекрасно зная, что никогда его не забуду. Потому что проведу с ним всю жизнь.

— Надо продолжать поиски, — говорю я.

Глаза ослепляет солнце.

— Лучше приди домой и прими ванну. На сегодня потрясений достаточно, — произносит Алекс и, кокетливо мигнув, растворяется в солнечной улице Сиэтла, даже не оборачиваясь на девушку, которая провожает его влюбленным взглядом, сжимая в обеих руках красную сумочку.

А я ведь и вправду стою, будто чего-то жду. Но опять же — ждать нечего, поэтому спокойно поднимаюсь по лестнице, пытаясь не выдавать своего потрясения.

Я долго думала, рассказывать ли о Роберте и Ингрид Эмили, которая бы сочувственно сжала губки и обняла бы меня крепко-крепко. Знаю, она бы приняла это и лишь поддержала меня, назвав тех двоих парочкой добрых слов. Как подруге мне, наверное, следует сказать ей об этом, но что-то внутри говорит не делать этого, потому что не хочу портить и ее отношение к Робу. К тому же она и так недолюбливает его. Пусть он и для нее останется тем самым пепельным парнем, в которого была по уши влюблена ее подруга и который потом ей так наскучил, что она бросила того. Для меня он будет нечто большим, но не менее пепельным и скучным.

Даже пара бокальчиков вина не развязывает мой язык, когда мы с Эми вспоминаем былые времена, как любим это делать, погрузившись в ностальгию. После подруга рассказывает о Брюсе, совсем не подозревая, что я знаю его настоящее имя и предназначение. Для нее это лишь клиент, которого она иногда забывает. Рассказывает о Генри и ее невыносимой любви к нему, его телу и чувствам. Она говорит, что он всегда целует ее и обнимает, из-за чего она чувствует себя любимой. Я радуюсь за нее, хоть все равно мне этот Генри не особо нравится, но он вроде лучше, чем ее бывшие, поэтому совет да любовь этим влюбленным.

Кажется, я даже отвлекаюсь от всех мыслей о Роберте и Алексе, которые уже сводят меня с ума, но я все не могу успокоиться, будто это мои проблемы. Алекс стал мне слишком близким человеком — хранителем, — отчего я не могу его бросить. И никогда не смогу. Кажется, мы оба в одной ловушке.

И лишь перед сном я снова вспоминаю Роберта, ту ночь, его пьяные признания и Ингрид, от которой теперь меня тошнит. Вроде бы я должна проклинать его, ведь отдала ему лучшие годы, выжила все соки из себя — я должна кричать об этом, но почему-то совсем не хочется. Наш союз до некоторых пор был прекрасным, я многое из него получила и, уверена, Роберт тоже, поэтому почему я должна жалеть? В конце концов, если бы не тот случай, может, наши отношения бы закончились раньше? К тому же теперь я никогда больше не поделю с ним постель, поэтому:

— Спасибо тебе за все и пошел ты к черту, Роб, — говорю я, укрываясь одеялом, и по-настоящему отпускаю его и все его ошибки. В конце концов, сколько можно переживать о нем?

После проваливаюсь в глубокий сон, наслаждаясь красочными снами, где нет проблем и тайн. Где есть просто я и моя любовь к миру.