6 глава

Не хочу встречаться с прошлой мной — с девушкой, которая ненавидела весь мир, думая, что он к ней неблагосклонен, хотя на самом же деле мир любил ее всей душой, поэтому и тяготил ее испытаниями, чтобы все земные проблемы казались полной чепухой.

Никогда бы не подумала, что в двадцать шесть лет буду сидеть в кофейне почти в центре Сиэтла, чувствовать во рту обжигающий напиток и слушать красивого зеленоглазого мужчину, который будет утверждать, что он не человек, а хранитель, мать его, земных душ, защищающий и знающий меня даже лучше, чем я сама. Ему известны все тайны обо мне. Или не все?..

— Погоди, ответь на вопрос, — перебиваю я, — почему тогда я не поцеловала его?

На первый взгляд это может показаться бредом. Кто? Когда? Почему? Но так и должно быть. На этот вопрос знаю ответ только я — ну, или же человек, который следит за мной несколько веков.

Алекс ухмыляется, словно я спрашиваю два плюс два, и разваливается на стуле.

— На выпускном ты не поцеловала Калеба, потому что до этого тебе снился сон — где Калеб целуется с твоей подругой. Помню, как ты сидела и ругала себя за столь неуместные мысли. Ведь тебе было противно. Поэтому и не поцеловала.

Я киваю, словно так и должно быть. Он и вправду знает все мои тайны — может, даже те, о которых неизвестно мне? Это должно пугать, но меня только приятно будоражит. Я готова принять эти изменения. Готова принять в моей жизни хоть что-то стоящее и интересное, чтобы больше никогда не возвращаться в те времена. Не хочу встречаться с прошлой мной — с девушкой, которая ненавидела весь мир, думая, что он к ней неблагосклонен, хотя на самом же деле мир любил ее всей душой, поэтому и тяготил ее испытаниями, чтобы все земные проблемы казались ей полной чепухой. И понимаю я это только сейчас. И слава Богу! Ведь лучше поздно, чем никогда. Хотя никогда не бывает поздно, даже если солнце уже скрылось за горизонт.

Алекс прочищает горло — так по-человечески, к чему я до сих пор не могу привыкнуть. Кажется, он все должен делать по-другому.

— Почему ты выбрал именно мою душу?

— Просто увидел эти голубые глаза и подумал — почему бы и нет?.. Ладно, — признается Алекс, — это была обычная лотерея, которую я выиграл.

— Откуда вы появились? Как давно?

Алекс улыбается, словно ему нравится поток моих вопросов.

— Стоп, любой может стать хранителем? — недоверчиво спрашиваю я.

— В принципе, да. Те, кто реально готов... Это сложно, потому что ваш земной мозг слишком ограничен в мышлении. Людям этого не понять. Но мы — души будущего. Сопровождаем земные души на их пути, чтобы те развивались, повышали вибрации и жили счастливо. Чтобы потом тоже стать чем-то большим, — уже более вожделенно рассказывает Алекс. Кажется, он погружается в атмосферу своего мира. — Поэтому мы и становимся хранителями земных душ. Живем как обычные люди, имея некоторое превосходство. Проживаем ту же боль, что и вы — так мы лучше понимаем человеческий разум, поведение и особенности. И таким образом лучше справляемся со своим долгом. Казалось бы, наша помощь никак не поощряется, это должно быть обидно, но на самом-то деле мы тоже получаем выгоду. Мир на Земле — это игра, в которую мы с удовольствием играем. Ведь наши души уже достигли предела, поэтому мы помогает это сделать земным душам. Хотя, Венера, запомни, что все бесконечно — предела не бывает. Мы как в Матрице — каждый создает свою жизнь, проживая ее в разных реальностях, телах, образах. В этой реальности, тире жизни, ты Венера Эстер, которая сейчас разговаривает со своим чокнутым хранителем. — Это точно, думаю я, улыбаясь. — Кто знает, может, в следующей жизни ты будешь президентом России — это другая игра, другой уровень.

Я пытаюсь переварить информацию. И вправду — для человеческого мозга это супер-сложно, но я пытаюсь подстраиваться под такт Алекса. Все-таки устройство нашего мира для моего мозга слишком сложное. Все эти реальности, жизни, реинкарнации — кажется, я никогда не смогу понять этого.

— Ты говорил, что половина человечества — это хранители. Как же их вычислить? — спрашиваю я вопрос попроще. Если в моем окружении есть хранители, то... Даже не знаю, какой степенью ужаса это назвать.

— Глаза, — отрезает мужчина. — Всегда смотри в них — зеленые, яркие, искренние и будто вставные! Как у меня, просто запомни.

— То есть все, у кого зеленые глаза — хранители?

— Нет, — отрицательно мотает головой Алекс, — у обычного человеком тоже могут быть зеленые глаза, но они... Не такие «хранительские», что ли...

— Хорошо, а память хранители могут стирать всем?

— А что по поводу миссии? Ты сказал про миссию человека.

Алекс опрокидывается на спинку стула, словно это длинный и тяжелый разговор. Но, кажется, ему нравится все то, что он делает. Запретный плод сладок. Наверное, он наслаждается тем, что совершает абсолютно беззаконные поступки, сидя здесь со мной и рассказывая про хранителей.

Я чувствую внутри долю разочарования.

— Что? Одинаковую миссию все жизни? И в чем тогда совершенствование, если урок один и тот же?

Алекс поджимает губы. Ах да, человеческий ограниченный разум не способен постичь настоящего устройства мира.

— Видимо, я не преуспеваю в этом, раз у меня позади столько жизней, — закатываю я глаза.

Алекс заразительно смеется. Его тембр голоса напоминает мне падающий лист — такой плавный, грациозный, а в конце сокрушительный.

— Думаешь, все так просто? Очень наивно считать, что миссия — это как какой-то там пустяковый уровень в игре.

— Ну, не уровень. А хотя бы часть, — пожимаю плечами я.

Алекса снова смеется, объясняя:

— Нет, Венера, это долгий и тернистый путь, с кочками и лужами грязи, но и падающими на дорогу лучами солнца и милыми щенятами в корзинке, — улыбается тот. — Это игра, но она более реалистичная.

— Ты перечитался книг, — отрезаю я. — К тому же я не люблю собак.

— Потому что несколько жизней назад одна собачонка отгрызла тебе палец, но это было сто лет назад, Венера, забудь ты уже! — почти ругает меня Алекс, взмахнув рукой.

Я выпучиваю на него глаза, словно маленький напуганный ребенок, которого впервые ругает мама. Даже не знаю, как реагировать на это.

— Хорошо, — уже спокойней начинаю я. — Какова же моя миссия?

— Еще чего. Ты должна сама пройти этот путь.

— Но для чего-то ты ведь рассказываешь мне все это!

Алекс вздыхает. Да, мой человеческий ограниченный разум и взрослое мышление довольно уперты и противны. Это я знаю!

— Потому что у меня нет выбора, — как-то опустошенно и сокрушительно разочарованно говорит тот. — Я не знаю, что делать с твоим телом, потому что оно больше не поддается моим чарам. Я в тупике.

— Есть предположения, что произошло? Ведь раньше ты мог стирать память, — отмечаю я. Меня напрягает, что с «моим телом что-то не так».

Алекс пожимает плечами, словно сам не уверен. Но, кажется, у него есть предположения.

— У меня нет предположений, Венера, — противоречит он моим мыслям.

— Это как? — удивляюсь я.

— Я в тупике, — повторяет тот. — Ничего подобного раньше не слышал, поэтому мне выгодно, чтобы ты все знала — с тобой у меня больше шансов узнать, что случилось. А что-то явно случилось, — вздыхает хранитель.

Необъяснимо, но внутри начинает гореть, словно адреналин хочет вырваться наружу. Я начинаю бояться, хотя мне сейчас ничего не угрожает — зрачки Алекса не расширены. Но это не успокаивает.

— Не бойся, — словно почувствовав мой угнетающий страх, говорит Алекс мягким голосом — сейчас он похож на облако, мягкое и пушистое, так и хочется дотронуться до его темных волос, словно они вата. — Это мои проблемы, тебе лишь придется включить свой человеческий разум и детектива где-то внутри.

— То есть ты хочешь сказать, что нас ждет расследование? — требую ответа я.

В моем голосе появляется даже некий азарт.

— Ничего я не хочу сказать. Просто знай, что если что-то заподозришь — сразу говори мне... Хотя об этом я вообще не должен был тебе рассказывать, — хмурит брови тот. — Сначала перевари информацию, которую я сейчас вылил на тебя. И самое главное: никому ни слова.

— Ага, чтобы меня посадили в психушку? — усмехаюсь я. — Нет уж, спасибо, я лучше сама подумаю над хранителями.

Алекс кивает, и я скажу, что довольно одобрительно, будто он не верил в то, что я сама приму решение оставить эту тайну между нами. Очень скользкую и сокрушительную тайну, которая не укладывается в моем человеческом ограниченном разуме. Да, теперь я понимаю Алекса.

— Главное, Венера, не включай свое взрослое мышление, не ищи опасностей или выходов из ситуации — это все на мне. Но будь начеку... Надеюсь, ты не потеряла мой номер?

Я вспоминаю про смятую бумажку в сумке. Даже не знаю, потерялась она или нет. Хотя Алекс все равно никуда не денется.

— Конечно, не потеряла, — вру я.

После еще какое-то время мы болтаем, словно давние знакомые. Он и вправду хорошо меня знает, находя правильный подход к моей натуре. Я растворяюсь в его иногда меняющемся тембре, наблюдая за его глазами, которые никогда не встречала — хотя я вру, ведь видела их сотни раз. И мне так жаль, что я не помню Алекса. Наверное, он был со мной, когда я жила в крошечной комнате с клопами и плакала навзрыд от того, что мир так несправедлив.

В голове сразу всплывает мрачная картина. Я посредине какого-то захолустья. Где-то неподалеку от Портленда, после ночной смены, которую терпеть не могла, как и всю свою жизнь. В тот день я пыталась зажечь свечку спичками, которые лежали в мокром от слез коробке. Естественно, ничего не получилось, а у соседей-наркоманов я ничего просить не хотела. За окном был мрак, ведь даже солнце не хотело освещать мое красное и опухшее лицо, потому что тогда бы я проклинала эти лучи. Ведь лишь сейчас я люблю их — да, иногда злюсь, но Солнце мой друг, которому я благодарна просто за то, что оно есть. Даже страшно вспоминать тот вечер — и это был не единственный ужасный вечер, день, утро... Из горла вырвался крик, оглушительный и сокрушительный. Казалось, он может вынести все окна. А дальше слезы. Я свернулась в комочек и плакала. Мне было так больно от кинжалов в сердце от жизни, от мира. Ведь я была уверена, что в этом виноват только он. Внутри горел огонь, сжигающий мою любовь, мою жизнь, мое сердце... Я плакала так сильно, словно это были последние секунды моей жизни. Плакала, пока не встало Солнце, на которое я смотрела сквозь слезы.

Интересно, что тогда делал Алекс? Вытирал мои слезы? Просто смотрел? Или же плакал вместе со мной, ожидая будущей и счастливой меня? Так может, моя миссия и есть в том, чтобы просто быть счастливой, думаю я. Хотя могла ли я так быстро понять это?

— Не думал, что ты мне поверишь так быстро, — удивленно говорит Алекс, посмотрев на наручные часы.

Я пожимаю плечами. Да я не была уверена, что вообще поверю в эту чушь! Но, кажется, я давно в яме бытия, из которой упорно пытаюсь выползти. Да, теперь я люблю свою жизнь, работу, друзей, Солнце — обожаю все на свете, кроме бега. Но даже стабильное счастье может надоедать. В конце концов, нужно выключать взрослое мышление, чтобы поверить в сказку. В чудо, которого вроде не бывает... Но в жизни случаются чудеса. И мне хочется верить, что это тот самый случай. Пора бы и мне расширять границы мышления.

— Ты слишком убедительный. Начал с козырей, а я хожу только дамками. И козырную я припасла не для тебя, — улыбаюсь я, Алекс отвечает тем же.

— Кажется, Глория тебя наругает, если ты прямо сейчас не поедешь в бутик, —растягивает Алекс, словно у меня много времени, посматривая на наручные часы.

Мать твою! Этот черт заболтал меня!

Алекс смеется, будто это смешно, черт бы его побрал! Если меня уволят, то он пойдет на дно вместе со мной, знает же, вот чего смеется, ругаюсь я, но не спешу пререкаться с ним.

— Да ладно тебе, такси уже ждет за углом, — ухмыляется тот, наблюдая за моим красным от гнева лицом.

Вот ведь жук!

— Ты просто подлец, — оставляя бумажные купюры на столе, сквозь зубы говорю я. — Но душка-хранитель, — напоследок добавляю, быстро сменив злость на великодушие. Кажется, ему нравится моя улыбка.

После я буквально бегом выхожу из кафе, через витрину заметив, как Алекс провожает меня взглядом, улыбаясь. После к нему подходит официантка, и он ей что-то говорит. Но дальше я не наблюдаю за его кокетством с милой девушкой, потому что сажусь в такси, которое действительно ждало меня. Ну, жук! После еду в бутик, перегруженная информацией Алекса. Но мне нравится. Нравится знать то, чего не знает ни один человек в мире. Нравится то, что теперь моя жизнь меняется, обретая настоящие чудеса.

***

Я не изменяю привычкам, поэтому буквально торпедой врываюсь в свежий бутик, который вот-вот откроется. Кажется, двери магазина одобрительно впускают меня, значит, Алекс вовремя спохватился, вызвав мне такси. Увидев Франческу, вылизывающую витрины, понимаю, что не опоздала.

— Боже, какие пробки! — демонстративным голосом говорю я, стягивая с шеи шелковый шарф бежевого цвета.

Коллега дергается, словно не слышала звенящий звук моих каблуков, и гневно пялится на меня, явно пребывая не в самом лучшем расположении духа. Как же она бесит меня своей категоричностью и синдромом «отличницы»! Но зато та лучший работник — явно лучше ленивой и не очень пунктуальной меня. Хотя несмотря на это, я все еще работаю здесь — среди модной одежды и антикварной бижутерии, которой Глория восхищается так, словно те висели на шее самой Клеопатры. Ну, каждый вкус имеет место быть.

— Боже, Венера, ты как всегда! — закатывает та глаза и продолжает наводить порядок.

Переодевшись, осматриваю бутик — да тут уже все сделано! Кажется, этот магазин готов принять саму Королеву. Ну конечно, Франческа всегда относится к проверке Глории очень серьезно, как и подобает главному консультанту. Лишь я и моя неаккуратность могут ввести в заблуждение директора магазина, будто мне все равно. Хотя на деле же я всегда стараюсь, просто не всегда выходит...

— Скажи, чем мне помочь? — все-таки спрашиваю я, надеясь, что и вправду все дела сделаны и моей долей лишь останется мило улыбаться Глории.

Но к моему разочарованию, Франческа указывает на стекло:

— Протри их еще раз, и двери тоже, — говорит она сосредоточенным голосом, отпаривателем разглаживая вещи на вешалке.

Я еле заметно закатываю глаза и протираю все и так идеально прозрачные стекла.

После Франческа поторапливает меня, ведь Глория уже где-то у центра. Она так кропотливо все вылизывает, словно к нам едет проверка. Каждый раз удивляюсь этой чертой коллеги. Интересно, в жизни она такая же? Всегда за всем следит и указывает, что делать? Как ее еще не повысили до директора?

— Да все нормально! В конце концов, к нам ведь не президент едет, — возмущаюсь я, пытаясь еще больше не нервировать Франческу, кладущую в вазу конфеты, которые я всегда забираю в конце рабочего дня.

— Конечно, тебе все равно ведь! — повышенным тоном говорит она. После, глубоко вздохнув, добавляет уже более мягко: — Ну, то есть... Прости, просто Глория так давно не приходила, что я за каждую мелочь боюсь.

Я сажусь на кресло и разваливаюсь, свысока смотря на клок волос, который выкидываю в пустую урну. Кажется, вот теперь все точно идеально.

— Я свое дело сделала, — победно хлопаю я, кивнув на клок в урне. — Так что будем ждать.

Франческа согласно кивает, но продолжает искать изъяны в идеальном бутике. Как и все люди, думаю я. Хм, иронично.

Спустя десяток минут в бутик заходит она. Луч Солнца. Корень дерева. Бриллиант в центре диадемы. Наша Глория.

Она, как всегда, выглядит идеальней идеального. Ее темные короткие волосы уложены в аккуратной волне, которые слегка прикрывает маленькая шапка с черной сеткой. Губы красные — как у охотницы, которая пьет кровь своих жертв. Ярко-зеленые глаза обведены черным, благодаря чему они выглядят шире, ярче, желанней. В общем, толк в макияже она явно знает. Глория идет медленной походкой, растягивая наше ожидание. Ее черное платье элегантно облегает тело — даже слегка выпирающий животик не портит ее утонченную фигуру. Она цокает каблуками, звук которых похож на часы — так медленно и таинственно: тик-так, тик-так.

На ее лице нет ни намека на улыбку. Словно она идет на нежеланную смерть. Глория аккуратно осматривает бутик, словно только взглядом боится двинуть какую-либо из вещей и нарушить порядок. Но это нормально — ее улыбка всегда опаздывает, словно Глория в какой-то определенный момент включает и выключает эмоции.

— Здравствуйте, Глория, — в унисон щебечем я и Франческа, наблюдая за нашим боссом, которая медленно, но верно подходит к нам.

Тут она смотрит на нас, пожирая этим проникновенным взглядом, словно лианы запутывают нас. Я тяжело глотаю – обычная реакция на эту женщину.

— Здравствуйте, девочки, — наконец улыбается она. Так же резко, словно вышла из транса. — Вижу, подготовились, — смиряет она холодной улыбкой, не переставая осматривать бутик.

Кажется, что она очень строгая, справедливая и сильная, будто прямо сейчас накричит холодным взглядом из-за какой-то мелочи. Но на самом деле она, как всегда, просто посмотрит, сделает пару замечаний и уйдет, так и не оценив упорные старания Франчески, которая так внимательно смотрит на начальницу.

Глория так же строго смиряет меня тяжелым взглядом, но в этот момент улыбается, стараясь не подрагивать уголками губ. Она так тщательно пытается обозначить свое превосходство, что я иногда сомневаюсь, правда ли она такая. Но сомнения пока не подтверждаются, так что я продолжаю с уважением смотреть на женщину в черном длинном платье с глубоким вырезом.

После Глория отходит от нас, обходя свой любимый бутик, щупая взглядом каждое платье, аксессуар и даже пыль, которая осталась в труднодоступных местах.

— Ух ты, даже новую коллекцию уже выставили, молодцы, — говорит нам Глория, но взглядом хвалит именно Франческу. — Кстати, Венера, ты по сей день опаздываешь? — спрашивает женщина, даже не смотря на меня.

И что? Мне ей соврать или сказать правду, которую она и так знает?

— Стараюсь исправляться, — мычу я, аккуратно потирая лопатку, которая предательски зачесалась.

— Я задала прямой вопрос, — твердо отчеканивает она, отчего кровь стынет в жилах.

Но меня этим не проймешь. Да, я ранима, но не настолько, чтобы теряться перед начальницей, словно школьница.

Я прямо отвечаю:

— Да, мэм, порою я задерживаюсь. Но это не мешает моей работе.

Глория смотрит на пустой взгляд Франчески, которая стоит около меня и демонстративно теребит пальцы, словно пытается показать, что она волнуется. Но она никогда не волнуется, лишь слегка нервничает — и то как-то театрально. Порою она даже странней меня.

Спустя минут двадцать Глория в последний раз на сегодня общается с Франческой по важным делам, которые я не особо люблю, но мне приходится встрять в разговор, чтобы хотя бы сделать вид, что я тоже работаю в этом бутике. Глория говорит, что скоро к нам поступит новая коллекция, которая очень важна для нее — это значит, что мы должны продать ее как можно скорей и не абы кому, а обеспеченным по внешнему виду людям. Да, у этой изумительной женщины тоже есть свои тараканы, которым мы должны повиноваться. Хотя иногда это даже весело — определять по человеку, какого он статуса, хотя и несправедливо. Но в жизни иногда помогает.

Глория говорит свою последнюю речь, прощаясь с нами, но, по ее словам, ненадолго.

— Даже легче, чем в прошлый раз, — делаю вывод я, проконсультировав мужчину, который хочет купить своей даме красное платье. Вот болван.

Франческа пересчитывает деньги в кассе и соглашается:

— Даже не перекладывала вещи, как обычно она это делает. Видимо, нам повезло и у нее было хорошее настроение. Даже тебя за опоздания почти не наругала!

Я закатываю глаза.

— Да уж и не так часто я теперь опаздываю, Франческа. Лишь изредка, — протягиваю я, и коллега кивает, но не так уверенно, как бы хотелось.

***

Я еле-еле доживаю до вечера, потому что спать хочется безумно! Больше, чем я думала. Даже две кружки кофе не смогли спасти меня, и в конце рабочего дня я чуть не уснула на мягком диване у примерочной. Хорошо, что Франческа никогда не дремлет.

Выходя из такси, я ковыляю ногами, пытаясь обувью нащупать асфальт, который, кажется, каждую секунду уходит у меня из-под ног. Я уже чувствую, как парю в небе, ощущая под головой мягкую подушку... Черт, очень хочется спать, но есть еще больше! Так как во время обеда я даже не смогла дойти до ближайшей пекарни, мне пришлось весь остаток дня и вечера ходить с урчащим животом в надежде, что этого никто не слышит. И поэтому сейчас я на всех парах мчусь по лестнице домой в надежде, что Эми что-то приготовила.

— Эми, я голодная как черт! — кричу я с порога, раздеваясь и пытаясь ощутить аромат хоть чего-то съедобного.

Подруга выходит, кажется, из ванны с телефоном в ухе, приложив палец к губам. Я закатываю глаза, после чего переодеваюсь в домашнюю одежду, жалостливо посмотрев на кровать, и иду в кухню, заглянув в духовку. О да, запеченная курица!

Быстро накладываю себе пищу и начинаю есть, даже ничего больше не сказав. Да и к тому же Эми сейчас где-то в глубине небольшой квартиры кокетливо смеется кому-то в трубку. Наверное, это заинтересовало бы меня, но сейчас я слишком поглощена процессом поедания пищи. Кажется, курица никогда не была такой вкусной.

Лишь спустя минут семь, когда я уже заканчиваю трапезу, ощутив внутри желанное чувство насыщения, Эми приходит в кухню, взяв молоко из холодильника.

— Ну как? Пойдешь сразу спать? — спрашивает она, сев напротив меня.

Ага, кажется, я была утром не такой тихой, как мне казалось.

— Что, все-таки разбудила?

Эми ухмыляется:

— Да я просыпаюсь даже от твоего храпа.

— Я не храплю!

— Еще как храпишь!

Мы обе заливаемся хохотом — таким звонким, будто колокольчики на дверях кафе, в котором я сидела сегодня с Алексом. Интересно, как он?

— М-мм, — мычит подруга, чуть не подавившись молоком, — кстати, как сегодняшний день? Сегодня же вроде Глория должна была прийти.

Эх, моя милая Эми помнит все. Иногда мне даже стыдно, что я забываю спросить, как у той прошел вечер. Но, кажется, та сама с удовольствием рассказывает свои новости.

— На удивление, хорошо. Не знаю, что на нее нашло, но сегодня она была милейшей из созданий. — Я кокетливо моргаю, пытаясь изобразить саму невинность.

Эми кивает, убрав с лица слегка мокрые темные волосы. А кстати, с кем она там кокетничала? Только я собираюсь спросить, как раздается удручающий звонок в дверь.

Мы обе словно по команде переглядываемся в полном непонимании, кто это может к нам заглянуть. Но по взгляду Эми понимаю, что она тоже понятия не имеет, кого занесло в нашу неприметную квартиру. По иронии судьбы, открывать иду я. Внутри какое-то тревожное чувство, которого обычно не бывает. Это всего лишь дверь.

Но когда я смотрю в зрачок, сразу же понимаю свое женское сердце и интуицию.

На пороге стоит высокий мужчина, нервно теребящий волосы. Я из тысячи узнаю этот греческий нос.

Чертов Роберт.