Глава 4.

Телефон завибрировал, вырывая меня из сна. Я подскочила на кровати, хватая его с тумбочки, пока сердце колотилось. Голова раскалывалась, во рту пересохло, а комната общаги пахла перегаром. Экран показывал незнакомый номер. Я напряглась.

— Алло, — мой голос был хриплым.

— Мисс Эверхарт? — голос мужчины, резкий, с ноткой тревоги. — Доктор Кларк, клиника на Уэст-Роуд. Это насчёт вашего брата, Эммета. Он сбежал.

Я замерла, пальцы сжали телефон так, что суставы побелели.

— Сбежал? Какого хрена? Вы же должны были следить!

— Он был под наблюдением, — Кларк кашлянул, его тон стал жёстче. — Ночью он вырубил санитара и вылез через окно. Мы вызвали полицию, но пока нет следов. Он оставил записку. Вам лучше приехать, обсудим.

— Записку? — я сглотнула, чувствуя, как холод окутывает всё тело. — Что там было?

— На записке было только ваше имя, её содержание я не читал, — Кларк помолчал. — Если он свяжется с вами, сообщите. Это серьёзно. Жду вас.

Я сбросила вызов, не ответив. Телефон выпал из рук на кровать, а я уставилась в стену, где трещина в штукатурке казалась глубже, чем вчера. Эммет сбежал. Вырубил санитара. Какого хрена ты творишь, Эммет? Я закрыла глаза, но перед ними всплыли его лицо — бледное, с синяками под глазами — и его «прости» на складе.

Дверь распахнулась с грохотом, и Кейт ввалилась, как пьяный тайфун. Её фиолетовые волосы торчали во все стороны, тушь размазалась, а кожаная юбка была мятая, как будто она спала в канаве. От неё несло пивом и травкой, а в руке болтался один каблук, второй, видимо, потерялся в ночи.

— Эллин, мать твою! — она хихикнула, споткнувшись о мой рюкзак и чуть не рухнув. — Ты где пропала? Я тебя искала, а ты... свалила, да? Или развлекалась с каким-нибудь красавчиком из братства на верхнем этаже?

— Кейт, ты выглядишь, как бомж, — я встала, подавляя желание рявкнуть. — Ложись. Пока ты не вырубилась прям на полу.

— Вырубилась? — она захихикала, шатаясь к столу и опрокидывая мою кружку. — Я в норме! Мы с Лукасом до утра... о, это был кайф! — она икнула, падая на стул. — Ты чё такая злая?

— Потому что ты пьяная, а мне сейчас не до этого, — я схватила её за руку, подтаскивая к её кровати. — Спи, Кейт.

— Ой, не бубни, — она плюхнулась на матрас, но тут же попыталась встать. — Я ещё могу! Лукас сказал, что...

— С Лукасом я разберусь, — я толкнула её обратно. — Спи, или я вылью на тебя воду.

— Ты... лучшая, — пробормотала Кейт, сворачиваясь под одеялом. Её храп начался раньше, чем я успела ответить. Я посмотрела на неё, чувствуя укол раздражения. Она написала мне ночью кучу сообщений с «где ты» и смайлами, — но я не видела. Она жива, а я не её мама.

Я села за стол, потирая виски. Телефон показывал 7:50 утра. Сегодня две пары: первая — гражданское право, вторая — юридическая этика. Я должна была идти, но побег Эммета не вылазил из головы. Он где-то там, а я сижу с конспектами? Но пропускать было нельзя. Это лишний повод для отца.

Я открыла ноутбук, пытаясь вчитаться в лекцию по обязательствам в гражданском праве, но буквы плыли. Всё, что я видела — это Эммет, бегущий по тёмным улицам. Мозг начал рисовать ужасные картины того, что с ним могло случиться. Вдруг его пырнули где-нибудь в подворотне? Или может он снова обдолбался своей дрянью? Хотелось взвыть от незнания.

Я встала, натянув джинсы и чёрную толстовку. Волосы завязала в хвост, плеснула водой в лицо, чтобы прогнать похмелье, и схватила рюкзак. Кофе из автомата в коридоре был, как моча, но я выпила, скривившись. Кампус гудел: студенты тащились на пары, кто-то курил у входа, кто-то повторял домашку.

Я шла в аудиторию, и каждый шаг давался с невероятным трудом. Ступени лестницы, казалось, были сделаны из свинца. Я чувствовала себя так, словно всю ночь таскала камни, а не провела её в бесплодных попытках притвориться, что ещё контролирую свою жизнь..

Я вошла в аудиторию — длинное помещение, пропитанное запахом старой пыли, пота и дешёвого кофе. Обычный студенческий гомон казался сейчас невыносимо громким, раздражающим. Я увидела свою парту в середине ряда. Одно из немногих мест, где я чувствовала себя неприкосновенной, защищенной своей ролью прилежной студентки.

Я сбросила рюкзак, и его глухой удар о пол отозвался в моей голове острым эхом. Когда я села, что-то сразу пошло не так. Мой старый учебник по конституционному праву, весь в пометках и загнутых углах, лежал не совсем ровно. Неприметный сдвиг, но я всегда клала его идеально параллельно краю.

Пальцы замерли над обложкой. Я чувствовала это. Сквозь толстую обложку учебника ощущалось чужеродное, тонкое, почти невесомое присутствие. Словно тонкая плёнка льда, покрывшая моё единственное тёплое место.

Дыхание застряло где-то между горлом и легкими. Это был не любопытный студенческий инстинкт, а животный, древний страх. Моё тело знало раньше, чем мозг. 

Я медленно, почти ритуально приподняла учебник, словно под ним была змея. На грязной, исцарапанной поверхности стола лежала бумажка, сложенная вчетверо. Белая. Слишком чистая для этого места. 

Мои руки не дрожали, они просто онемели. Я схватила её. Бумага была плотной, холодной. Развернула.

Всё, что я успела увидеть, прежде чем мир вокруг меня потерял звук и цвет, были эти небрежно напечатанные буквы. Безличные. Неумолимые.

«15 тысяч взамен на твою жизнь? Что выберешь, Эллин Эверхарт?»

Каждое слово было ударом под дых, выбивающим остатки воздуха, остатки надежды, остатки моего «Я». Это не был подвал. Это не был тёмный переулок. Это было посреди белого дня, в аудитории, где учат справедливости и закону. Это было вторжение. Наглое, бесцеремонное, всеобъемлющее. Моё убежище было осквернено.

Я сжала бумажку в кулаке. Мой мозг лихорадочно искал ответ: Кто? Как? Когда? Меня видели? Все видели? Они наблюдали, как я сажусь? Как я ищу записку? Или она лежала там, как приманка, и ждала меня?

Этот вопрос выдернул меня из панического ступора. Я резко подняла голову.

И увидела их.

Гул в аудитории действительно стих, или это просто моя внутренняя тишина стала настолько громкой, что заглушила внешний мир. Я не знала. Я только видела их лица. Десятки студентов, сидящих вокруг, спереди, сзади. И все они смотрели. Не отводили глаз.

Это был не обычный любопытный взгляд. Это было что-то холодное, оценивающее. В некоторых глазах я видела пустоту. В других — странную, едва заметную усмешку. Несколько человек, сидевших ближе, поспешно отвернулись, будто я поймала их за преступлением. Но большинство продолжало смотреть, и от этого взгляда мне стало физически дурно.

Казалось, они знали, что я читаю. Они были частью этого. Они были Его глазами. 

Паранойя хлынула на меня как ледяная вода. В эту секунду я не могла отличить соучастника от невинного наблюдателя. Весь класс превратился в сборище потенциальных врагов, судей, или, что хуже, палачей.  Я свернула записку и положила её в задний карман.

Парень слева, с дебильной стрижкой, ухмыльнулся, отводя глаза. Девчонка впереди хихикнула, ткнув подругу локтем. Я сжала ручку, чувствуя, как кожа на шее горит. Что за хрень? Я огляделась, но взгляды ускользали.

— ...слыхала? Эллин вчера на тусовке у Бета-Гамма, — голос Кэри, резкий, донёсся с переднего ряда. Она сидела с Милой, их идеальные причёски и ядовитые улыбки врезались в глаза. — Прямо в туалете с Даниэлем Торресом. Трахалась, как шлюха, пока все тусовались.

— Серьёзно? — Мила хихикнула, её голос сочился завистью. — Эта серая мышь? Я думала, она вся из себя правильная, а тут — с Торресом, в сортире? Похоже, он её теперь по кампусу за собой таскает.

— Ага, — Кэри фыркнула, обернувшись. Её глаза поймали мои, и она улыбнулась, как змея. — Дешевка. Думала, влезет к Даниэлю и станет королевой? Он таких, как она, на завтрак жрёт.

Я застыла, кровь ударила в виски. Трахались? В туалете? Это ложь. Мы целовались, и то... чёрт, я ненавидела себя за это. Его губы, его руки, его запах — всё вспыхнуло в памяти снова. Но кто-то видел? Или это их гнилая фантазия? Я хотела встать, врезать им, вырвать их языки, но ноги приросли к полу. Все взгляды жгли, как будто на мне теперь клеймо. Шлюха. Дешевка. Я сжала кулаки, ногти впились в ладони, оставляя красные полумесяцы. Это не правда. Но почему тогда я чувствую себя грязной? Я ненавидела тот момент в туалете, ненавидела, как моё тело предало, как я ответила ему. И теперь весь кампус знает?

Я сглотнула, заставляя себя дышать. Плевать на этих сук. Плевать на Даниэля. Я должна найти брата. Он где-то там, один. Я не могла позволить сплетням сломать меня.  Я не была шлюхой. Но чувствовала себя именно так.

Моё тело приняло решение раньше, чем я успела осознать. Я не могла оставаться здесь. Не могла сидеть под этим коллективным, осуждающим взглядом, зная, что в моем кармане приговор моему брату, а, возможно, и мне самой.

Я собрала вещи, игнорируя миссис Харрис, и вышла, чувствуя, как их глаза провожают. К чёрту пары. К чёрту юрфак. Я вызвала такси в холле, пальцы дрожали. Клиника ждала. Эммет ждал.

Клиника на Уэст-Роуд торчала посреди промзоны, как забытая коробка: серое здание с облупленной краской, окружённое ржавой сеткой. Такси остановилось у входа, я кинула водителю десятку и вылезла. Воздух пах мокрым асфальтом и выхлопами, где-то вдали гудела трасса. Я толкнула стеклянную дверь, и в лицо ударил резкий запах антисептика. Холл был пустым, только женщина за стойкой регистратуры листала журнал, не поднимая глаз.

— Мне к доктору Кларку, — я подошла, голос дрожал, но я старалась держать себя в руках. — Эллин Эверхарт. По поводу Эммета.

Она кивнула, ткнув в планшет.

— Второй этаж, кабинет 156. Он ждёт.

Я рванула по лестнице, ботинки стучали по линолеуму. Коридор второго этажа был узким, с тусклыми лампами и дверями, на которых висели таблички с именами. Я нашла 156 кабинет, постучала и вошла, не дожидаясь ответа.

Доктор Кларк сидел за столом, заваленным бумагами и кофейными стаканами. Лет пятьдесят, лысеющий, в мятом белом халате. Его глаза, усталые и красные, пробежались по мне, как будто сканируя. На столе лежала папка с надписью «Эммет Эверхарт», и моё сердце сжалось.

— Мисс Эверхарт, — он указал на стул напротив. — Садитесь. У нас мало времени.

Я плюхнулась на стул, рюкзак бросила на пол.

— Где Эммет? — я выпалила, сжимая подлокотники. — Как он сбежал? Вы же должны были следить!

Кларк вздохнул, потирая переносицу.

— Он был под наблюдением, — его голос был сухим, но с ноткой раздражения. — Вчера ночью, около двух, он напал на санитара — ударил стулом по голове. Потом выбил окно в своей палате и спустился по пожарной лестнице. Мы вызвали полицию, но он исчез. Никаких следов.

Я задохнулась, чувствуя, как холод растекается по груди. Отлично, теперь его ещё будет искать полиция.

— Напал? — я покачала головой, не веря. — Эммет? Он... он не такой. Он не стал бы...

— У него была ломка, — Кларк перебил, его взгляд стал жёстче. — Лекарства не помогали, он кричал что-то про долг, про то, что «они придут». Мы пытались его успокоить, но он был не в себе.

— Долг? — я сглотнула, записка в кармане будто стала тяжелее. — Что он говорил? Точно?

Кларк открыл папку, вытащив листок, засунутый в прозрачный файл.

— Вот, — он подвинул его ко мне. — Это нашли в его палате, под матрасом.

Я схватила листок. Дрожащий почерк Эммета, карандашом, почти неразборчиво: «Эллин, не лезь. Прости. Они не остановятся». Последнее слово — «остановятся» — было зачёркано так, что бумага порвалась. Я уставилась на слова, чувствуя, как горло сжимается. Они. Кто они?

Доктор Кларк откинулся на стуле, его усталые глаза пробежались по мне. Я сидела напротив, сжимая подлокотники, пока записка Эммета жгла руки. Я должна была найти его. Но как, чёрт возьми, если он сам просит не лезть?

— Есть ещё кое-что, — Кларк кашлянул, потянувшись к ящику стола. Он вытащил потрёпанный чёрный рюкзак, закинутый пятнами грязи, и поставил его передо мной. — Это вещи Эммета. Он оставил их в палате. Может, найдёте что-то полезное.

Я уставилась на рюкзак. Вещи Эммета. Как будто он уже не вернётся. Я схватила его, пальцы дрожали, молния заела, но я рванула её, вывалив содержимое на стол. Футболка, мятая пачка сигарет, зажигалка, пара долларов мелочью. А в боковом кармане — ключ. Старый, с ржавчиной, на кожаном брелоке с выжженным адресом. Я сжала ключ, чувствуя, как металл впивается в ладонь. Квартира? Чья?

— Это всё? — я посмотрела на Кларка, голос дрожал. — Он не сказал, что это за место?

— Ничего, — Кларк покачал головой. — Он был в бреду, кричал про долг, про вас. Если знаете, где он может быть, скажите. Полиция ищет, но...

— Не знаю, — сказала, сунув ключ в карман джинсов, рядом с запиской. Сказать? И что потом? Я сгребла вещи обратно в рюкзак, чувствуя, как вина душит. Эммет, почему ты не сказал мне? Я должна была вытащить его раньше, до клиники, до этого долга. Но я была слишком занята своими парами, своей жизнью. А теперь он сбежал, и я могу потерять его навсегда.

— Не играйте в героев, — Кларк посмотрел мне в глаза, его голос был холодным. — Эммет связался с опасными людьми. Вы не справитесь одна.

— Я найду его, — я встала, подхватывая рюкзак. — Звоните, если что-то узнаете.

Коридор встретил холодом и запахом дезинфекции. Я спустилась в холл, толкнув стеклянную дверь. Ветер ударил в лицо. Уэст-Роуд была пустой, только ржавая сетка скрипела. Я решила вернуться в общагу, переодеться — джинсы и толстовка воняли потом после пар, а сплетни Кэри и Милы — «трахались с Торресом», «дешевка» — всё ещё были в голове. Я не хотела думать о Даниэле, о его губах, о том, как я ответила. Но стыд тлел, мешаясь с виной за Эммета.

Я вызвала такси, стоя у входа. Пока ждала, заметила чёрный затонированный седан через дорогу. Он стоял, мотор гудел, стёкла затонированы. Я нахмурилась, чувствуя, как кожа покрывается мурашками. Случайность? Или... Я шагнула ближе к обочине, и седан мигнул фарами — раз, два, как сигнал. Моё сердце ухнуло. Они следят. Или это паранойя? Такси подъехало, и я рванула к нему, захлопнув дверь.

Я буркнула водителю адрес, глядя в заднее стекло. Седан тронулся, медленно, но не поехал за нами. Его фары мигнули ещё раз, и он свернул за угол. Я сжала рюкзак, чувствуя, как страх мешается с яростью. Так можно в дурку уехать.

Такси мчалось к кампусу, но я не могла расслабиться. Кросс-стрит, 47. Я найду эту квартиру. Найду тех, кому он должен. И, чёрт возьми, я вытащу своего брата. Я сжала кулаки, ногти впились в ладони. Я не сломаюсь. Не сейчас.

Машина остановилась у общаги. Я вылезла, бросив водителю пару купюр, и поднялась в комнату. Кейт всё ещё храпела, её фиолетовые волосы торчали из-под одеяла. Я бросила рюкзак Эммета на кровать, вытащив ключ.

Угрозы, что нависали надо мной, и чёрный седан с мигающими фарами у клиники прожигали всё в голове. Я сбросила толстовку, натянув чёрную майку и кожанку. Джинсы, ботинки, волосы в хвост. Схватила рюкзак и вышла, не оглядываясь.

Водитель, парень с наушниками, молчал, пока кампус сменялся обшарпанными домами. Кросс-стрит была в пятнадцати минутах, в районе, где фонари мигали, а асфальт трескался. Я сжимала ключ, сердце колотилось. Эммет, кому ты, чёрт возьми, задолжал?

Машина остановилась у облезлой пятиэтажки. Граффити на стенах, заколоченные окна, ржавый фургон во дворе. Я расплатилась, вылезла, и такси укатило. Подъезд пах мочой и гнилью, лестница скрипела, лифт был мёртв. На четвёртом этаже я нашла квартиру 12, дверь в облупленной краске. Ключ вошёл с трудом, замок щёлкнул, и я шагнула внутрь, закрыв за собой.

Воздух был тяжёлым, пропитанным травкой, химией и чем-то ещё. Я включила фонарик на телефоне, луч выхватил хаос. Пол усыпан окурками, пустыми пивными бутылками, смятыми пачками от фастфуда. Продавленный диван в углу покрыт пятнами, от которых тошнило. Стены в потёках, с царапинами, будто кто-то драл их ногтями. На столе — блюдце с белым порошком, почерневшая ложка, шприц с засохшей кровью на игле. Я задохнулась, чувствуя, как грудь сжимает. Неужели ты жил здесь, Эммет?

Я шагала по комнате, луч фонарика дрожал. Кухня — ржавая раковина, заваленная грязной посудой, липкий пол. Холодильник гудел, как умирающий. Я открыла его — банка энергетика, пакет с чем-то тухлым. На дверце, приклеенная скотчем, записка: «Тео, позвонить. Не забыть».  И снизу номер. Я сорвала её, сжимая в руке. Тео? Друг? Или тот, кто тянет его на дно? 

Вина хлынула на меня волной. 

Мама, прости. Ты просила меня присматривать за ним, а я... я провалилась. Я вспомнила её лицо перед смертью — бледное, с морщинами от тревоги.

«Береги Эммета, Эллин. Вы близнецы, вы одно целое».

А я не уберегла. Бросила его, пока грызла юрфак, пока тусовалась. Теперь он тонет, а я стою в этой помойке, и смотрю на то, где он убивал себя. Слёзы жгли глаза, я пыталась дышать, но воздуха будто не хватало.

Я сползла по стене, ноги подкосились. Плевать, что на полу грязно. Рука нащупала пачку сигарет Эммета в рюкзаке. Достала одну, чиркнула зажигалкой. Пламя дрогнуло, дым обжёг горло, но я затянулась, чувствуя, как он заполняет лёгкие. Слёзы текли, я не сдерживала их. Эммет, прости. Я должна была быть рядом. Должна была видеть, как ты падаешь. Я вытащу тебя, клянусь. Любой ценой. Даже если этой ценой стану я сама. Даже если они придут за мной.

Дым вился, и я закрыла глаза. Передо мной всплыло лето, нам по семь. Мы с Эмметом — близнецы, одинаковые, как отражение. Те же волосы, те же серо-голубые глаза, те же черты лица. Мы сбежали в поле за домом, где росла высокая трава. Лежали на спине, держась за руки, глядя в небо.

— Мы всегда будем вместе, да? — спросил он, его голос дрожал, как у птенца.

— Всегда, — я сжала его ладонь, чувствуя, как его пульс бьётся в унисон с моим.

Мы были одним целым, как мама говорила. Он смеялся, когда я щекотала его, а я знала, что он чувствует мою радость, как я — его. Мы были связаны, неразрывно, как звёзды в созвездии. Я открыла глаза, слёзы катились по щекам как водопад. Где та связь, Эммет? Почему я не чувствую тебя теперь?

Не знаю, сколько я здесь просидела, сколько сигарет скурила. Я затянулась ещё раз, дым щипал глаза. Последняя сигарета. Квартира давила, как гроб. Каждый шприц, каждый окурок кричал, как глубоко он упал. А я не остановила. Мама, я подвела тебя. Подвела его. Но я не сдамся. Я найду этого Тео. Найду тех, кому он должен. Я затушила сигарету о пол, вытерла лицо рукавом. Слёзы высохли, но появилась решимость. Я вытащу его, даже если это убьёт меня.

Я поднялась, сунув записку с номером Тео в рюкзак. Телефон показывал девять вечера. Я вышла, заперла дверь и спустилась вниз. Улица встретила холодом и лаем собак. Я вызвала такси, сжимая рюкзак.