Глава 11

Глеб

Любил ли я ее?

Однозначно.

И это чувство во мне намного глубже, чем я мог себе представить.

Она спала, пока мы ехали к стадиону, и я боялся ее будить. Усталость покрывала каждую клеточку ее прекрасного лица, и я смотрел на Ариану долгие минуты, прежде чем она открыла глаза. Невозможно поверить ее словам, я и сейчас не могу осознать происходящего.

Заехав на парковку, я выключил радио и погрузился в тишину. В эти дни ее было слишком мало, и сейчас я наслаждался ею, девушкой, которая однажды спался меня от темноты. Дотянувшись до мягкой кожи Арианы, я провел линию по щеке к губам, после чего опустился к шее и прикоснулся к пульсирующей венке. Дыхание у нее было рваным, выражение лица – чуть напряженным. Где-то там, в глубоком сне, она сражалась с болезнью, и я гордился тем, сколько сил ей удавалось хранить в себе. Несмотря ни на что я знал, что она не уйдет без боя, но я также видел, какими глазами Ариана смотрела на меня в тот день.

Ей было страшно. Она боялась своей болезни. Боялась, что проиграет. Вероятно, это и заставило меня поверить ей. Я мог противиться, отрицать и ругаться, но стоило только сосредоточиться на Ариане, как я тотчас все осознал. Она никому из нас не будет врать.

Чем-то ее болезнь напомнила мне год после смерти родителей – самое худшее время в моей жизни. Двенадцать ненавистных месяцев, которые буквально убили во мне обычного парня, коим я был еще совсем недавно. Родители Арианы и Андрея боялись, что со мной может произойти нечто подобное, но питали надежду на мое благоразумие и силу. Им казалось, что я могу справиться с потерей и не сойти с ума. Раз мама с папой были такими, то и я должен.

Однако я доказал обратное. Грубый и молчаливый, я начал влезать во множество бессмысленных драк, пил, не просыхая, и не появлялся дома неделями. Да и разве кто-то меня там ждал? Может быть, он и стал моим, но я был чужим для него. Он словно пытался отторгнуть меня от себя, поэтому я часто зависал в доме у Мико, где мне отвели отдельную кровать в гостевой комнате. Именно туда я приводил всех, кто мог помочь мне справиться с навязчивыми мыслями и гранью, пересечь которую я собирался очень скоро. Пускай все было временным, девушки отвлекали меня и уносили в совершенно иной мир. Я забывался, наслаждался, тонул, а потом возвращался к прежней жизни и просил их проваливать к чертовой матери.

Ублюдок во мне достигал немыслимых пределов. Это плохо сказывалось на хоккее, потому что я был злым и часто взваливал подобные эмоции на других игроков. И ведь я пользовался этим! Тренер прекрасно понимал, что без меня играть будет тяжело. Они просто не могли оставить меня на скамейке запасных, так что я брал все, что мог брать.

Прошло полгода, когда мозг окончательно отключился. Я заставил себя это сделать, поскольку в глубине души начало просыпаться чувство вины и советь. А я не хотел, чтобы они каким-то образом прокрадывались в мою голову. Я ничего не соображал, действовал на автомате. Жизнь стала сплошным комком злости, нервов и диких истерик. Крепкие напитки настолько затуманивали разум, что я даже мог запутаться в днях и месяцах. Мысли плыли где-то за пределами моего разума, мне редко удавалось вспомнить трезвые будни.

И однажды вечером я потерял контроль. Ровно год после аварии. Я вернулся домой после долгой тренировки, где выложился на полную, и чувствовал себя выжатым физически и морально. Наверное, это было связано не столько с хоккеем, сколько с проблемами в голове, которые так резко обрушились на меня. Весь день в мыслях был полный сумбур. Меня трясло. Я стянул с себя тяжелую зимнюю одежду и пока переодевался, из глаз у меня лились горячие слезы. Мне казалось, я уже мертвый, но все-таки сквозь боль кое-как умылся и метнулся к кухне. У меня так разрывало душу, что я стал кричать и бросать посуду в стену, чтобы хоть как-то прекратить этот поток бесконтрольной чертовщины в своей голове. Все летело куда попало, я бился в конвульсиях и обвинял родителей в том, что они бросили меня одного среди целого мира, которому я даже не сдался.

В один момент на моей ладони оказались двадцать белых таблеток. Я смотрел на них и ощущал странную тягу к чему-то необъятному. Хотелось вернуться на тысячу дней назад к своим любимым родителям, чтобы вновь обнять папу и поцеловать маму, посмотреть с ними очередную старую комедию и пить горячий шоколад.

Я захотел увидеть конец этой истории. Поставить жирную точку в последней тяжелой главе. Ведь тогда не будет никакой боли, которая постепенно угнетала меня еще больше, пробиралась по венам к самому центру сердца. Поэтому я запил эту горсть таблеток стаканом водки и уселся в углу кухни в ожидании новой жизни.

И совсем не важно, как они нашли меня, лежащим на кафельном полу, как я открыл глаза и попросил вернуть меня обратно, потому что там, где я был, мне стало хорошо. Не важно, как им всем удалось вытянуть хорошего Глеба и оттолкнуть плохого. Не важно. Я не помню. До меня дошло, что я попытался совершить самоубийство только через несколько месяцев, когда я вышел из клиники и ощутил приятный поток новой жизни.

То, что сидело в моей голове в течение целого года, исчезло. Словно оборвал целый кусок чего-то важного, хотя ничего важного там и не было. Я потерял счет времени, забыл про себя и своих родителей, друзей и близких. Забыл про Ариану, которая каждый день настаивала, чтобы я вернулся к ней, если мы действительно друзья.

Я был на грани. Стоял у самого обрыва.

Они успели меня подхватить. Ариана успела подхватить меня и не дала мне упасть.

И вот в чем вопрос: сможет ли кто-нибудь снова спасти меня, если с Арианой что-нибудь случится?

Я думал об этом три дня, пока скитался по городу в поисках тихого местечка. Быть может, я просто пытался уехать подальше, чтобы скрыться от навязчивого состояния, которое рвалось из «плохого Глеба». Не знаю. Я не хотел встречаться с ним еще раз.

— Давно мы тут?

Вздрогнув от тихого голоска Арианы, я резко повернулся к ней. Она потерла сонные глаза и мило зевнула. Сердце ухнуло от такого вида.

— Нет, – соврал я. — Хочешь, посидим тут?

Она тотчас покачала головой.

— Идем на лед.

Разумеется, мы пошли. Охранник – дядя Женя – впустил нас без промедления, но дал нам всего лишь час и попросил не задерживаться. У стадиона свое расписание и мы не могли занимать его просто так. Ариана шла впереди и тянула меня за собой, крепко удерживая за руку. Я просто хотел, чтобы она вела меня вот так каждый день, и мне вообще все равно, куда мы могли прийти. Ариана рядом – и это все, что мне нужно.

Я следил за тем, как она распахнула маленькую дверцу и с восторгом шагнула на лед. Он был ровным и гладким. Уверен, сейчас Ари́ вспоминала свои лучшие выступления. Раз уж я подумал об этом, мне стоит сказать – катание в ее исполнении всегда были невероятными, необыкновенными, чувственными и эмоциональными. Она жила этим видом спорта и важным условием была любовь. Любовь к музыке, льду, костюмам, настроению, тренеру. Любовь ко всем составляющим фигурного катания.

— Я скучаю по этому, – громко сказала она и скользнула по льду на своих черных кроссовках. Ее маленькие ножки помнили все движения. Свет горел только в центре катка, именно там, куда устремилась Ариана. Она остановилась, легко прокрутилась и поклонилась пустой арене со всем своим изяществом. Я демонстративно похлопал и последовал за ней.

— Мы можем взять коньки, – предложил я.

— Не стоит. Я все равно не смогу. – Она улыбалась, но грусть поблескивала в уголках глаз.

Некоторое время Ариана все скользила и скользила, смеялась, вспоминая что-то, а я сел на лед и прижал к себе колени, предпочитая просто наблюдать за девушкой, которая совершенно не отдавала отчет в своей ангельской красоте. Она заставляла мое сердце биться наперебой, я задыхался, глядя на нее, слушая ее, прикасаясь к ней.

Для счастливой жизни мне не хватало Арианы. Клянусь, я мог бы простоять всю жизнь, удерживая ее в своих руках. С ней все становилось каким-то правильным, и я шел по той дороге, которая постоянно приводила меня к хорошему. К любви. К окончательному значению. Раньше я не придавал значения этому и думал, мол, коснется и коснется. Рано или поздно у меня появится семья – жена и дети. Большой дом. Работа. Деньги. Но, оказывается, многие вещи происходят совсем не так, как ты думаешь.

Любовь стала до черта значимой. Она успокаивала бушующие волны внутри меня. Я смягчился, сделался спокойным, доброжелательным и...нежным. Непоколебимость, передавшаяся мне от отца, была моим главным стрежнем, и вместе с тем во мне зародилось что-то приятное. Благодаря маме.

Ариана не была похожа на других знакомых мне девушек.

Красота таилась не в ее новом прикиде, макияже и прочих внешних переменах. Она пряталась в огоньке в глазах, когда Ариана рассказывала о заинтересовавших ее вещах. В ее мыслях. В душе. В бесконечной возможности доставлять людям радость, смешить и поддерживать их. Быть душой компании, восхищаться тем, на что другие не обратят внимания. В чувствах, потому что это и есть настоящее доказательство человеческой красоты.

Это имело огромный смысл.

— Я люблю тебя, Ари́.

Она присела рядом. Мне почудилось, что ее губы исказились в отвращении, но она продолжала улыбаться и даже взяла мое лицо в руки. Я закрыл глаза и поблагодарил Бога за все прелести прошлых минут, нынешних и будущих.

За эти три дня я многое понял и решил для себя. Что бы ни предстояло нам всем пережить, я готов быть рядом с ней, хочет она этого или нет. Я уверен, что вместе мы можем пережить все трудности и никто не сможет доказать мне обратное.

— Я умираю, Глеб, – ответила она. Как будто вонзила мне нож в сердце, при этом удерживая другой конец в своем.

— Значит, со мной происходит то же самое. Мы или вместе, или нет.

— Ты – отдельный человек. Личность. С полным набором чувств и эмоций.

— Если в моей жизни нет Арианы, то жизни вообще нет.

— Не смей так говорить, – прошептала Ариана. Я не хотел доводить ее до слез, но мне самому хотелось зайтись слезами.

— Тогда что мне делать, если ты исчезаешь? Я не собираюсь верить в конец, Ари́, пойми. Ты всегда была такой...невероятно сильной и стремилась...

— К горизонту. Чтобы постичь непостижимое. Стать совершенным совершенством. Идеалом всех идеалов этого мира.

Мы засмеялись. Я прислонил ее спиной к своей груди и на секунду невозможно прижался к ней, вдохнув привычный аромат роз, не омраченный запахами препаратов.

— А теперь я постигла неизбежное. Совершенное прошмыгнуло мимо меня, и идеалы утратили смысл.

— Когда ты получишь новое сердце, мы с тобой поедем в путешествие. Мы пройдемся по всем нашим мечтам, разобьем их в пух и прах и докажем наконец, что все вот в этих руках! Слышишь?

— Да... – мечтательно вздохнула Ариана. — А что будем делать, когда вернемся?

— Жить, разумеется. Ты – со мной, а я – с тобой. Главное: выбрать такое место, где нам обоим будет хорошо. Даже не просто хорошо, а отлично. Море или океан, наша страна или другая.

— Если я скажу, что хочу ребенка?

— Тогда мы заведем малыша и у него будет прекрасная мама.

Она отстранилась от меня и повернулась лицом. Боже, со мной с каждой секундой происходило что-то странное. Я будто бы держал в руках всю свою жизнь, но через мгновение она от меня ускользала. Мне казалось, что Ариана жила в таком подвешенном состоянии многие месяцы. Чем она заслужила такие муки?

— Я счастлива с тобой, Глеб. Я люблю мечтать с тобой. Я люблю вообще все, что с связано с тобой. Мне тяжело это дается, потому что я больна и могу взорваться в любую минуту. Но я так по-настоящему счастлива, когда смотрю на тебя. Как мне избежать этой темноты?

Ответа не было. Только надежда.

— Мой организм может отторгнуть новое сердце, даже если оно идеально мне подойдет. Просто откажется и все. Возможно, я успею открыть глаза и поговорить со всеми вами. В лучшем случае. Бывают случаи, когда сердце отторгается через год. Какой у меня шанс? Какой?

Наверное, Ариана не замечает слез. Я быстро стираю их с щек и целую ее.

— Прости меня. Мне стоило рассказать тебе намного раньше.

— Я тоже долго молчал. Разве кто-нибудь догадался, что со мной не все в порядке? Я сам решил уйти.

— Ох, Глеб! – Она бросается на меня и громко стонет. Ее рыдания обрушиваются с головой, и в груди все сжимается от боли.

— Ты же понимаешь, что мы больше не можем быть по отдельности? Не хочу терять ни минуты, Ариана. Та ночь была доказательством...всего! Ты видела и чувствовала, что я люблю тебя. Боже, да я никогда не жалел о том, что между нами произошло. Оно должно было быть так.

Я грузно выдохнул, продолжая бороться с комком в горле.

— Позволь мне любить тебя. Я хочу проводить с тобой каждый день, хочу говорить с тобой, хочу целовать тебя и обнимать. Хочу, чтобы ты стала только моей, ведь ты тоже меня любишь. Ты же любишь меня, Ариана?

Руки, обвивающие ее крохотную талию, задрожали. Я одновременно ощутил прилив и холода, и жара.

— Я люблю тебя. Как я могу позволить? Кажется, ты не понимаешь, о чем идет речь! Я умираю. Мое сердце медленно останавливается. Через мгновение я превращусь в прикованную к кровати девушку, которая даже встать самостоятельно не сможет. Они подключат меня к аппаратам, напичкают лекарствами и попросят вас попрощаться со мной. Ты хочешь этого? Хочешь видеть, как я ускользну от тебя и предам твою любовь ко мне? Хочешь вечно жить с мыслями обо мне? О девушке, которую ты когда-то любил и потерял? Это погубит тебя.

— Причини мне боль, Ариана. Это станет гребаной честью для меня! И ты не можешь запретить мне, не можешь выбирать за меня! Я уже сказал – боли меньше от этого не станет. Мне плевать. Я готов быть рядом в любую трудную минуту. Нужно ухаживать – я сделаю это. Если ты хочешь этого услышать, то слушай. Я пробуду с тобой до самой последней минуты, но, надеюсь, за ней последует следующая и все благодаря новому сердцу. Я не могу просто так отказаться от тебя, от любви, от нас. Двадцать три года. И двадцать из них мы были вместе.

— С самого начала и до конца, да? – Она грустно засмеялась. Это заставило меня последовать ее примеру.

— Именно это я хочу сказать. Как ты бы не старалась огородить меня от себя, я все равно буду околачиваться вокруг тебя и в итоге прикую себя цепями к твоей кровати. Вот, насколько сильно это сидит во мне.

— Будет больно, – шепчет она, приближаясь к моим губам.

— Без боли мы бы не были живыми людьми.

Я накрываю ее губы своими, и мы замираем. Секунду. Вторую. Третью. Трепет разливается по каждой клеточке моего тела, и я вздрагиваю от очередного импульса в сердце. Он доводит меня до вершины высокой горы, и я кричу. Кричу так сильно, как только могу. Ариана скользит руками по моей шее, затем по волосам, а я смакую ее пухлые губы, стараясь запечатлеть каждое мгновение этой ласки.

Я усаживаю ее к себе на колени. Услышав короткий стон, вырвавшийся из ее уст, я прихожу в еще больший восторг и теперь на место крику встают слезы. Счастья или боли – неизвестно. Известно только то, что любовь вновь стала моим источником жизни. Когда-нибудь я доберусь до сути этого непонятного и сложного существования, но сейчас я буду наслаждаться губами Арианы.

До тех пор, пока это является возможным.