17. Всегда

Дневник,

Мне нечего сказать. И это чертовски обидно.

Ваш вопрос: «Вы бы дружили с самим собой?»

Если вы фанат дружбы с кем-то вроде меня, то будьте готовы к последствиям: периодически я буду пропадать из вашей жизни, а затем возвращаться, будь то через день или год; я эксцентричная зараза, которая опозорит вас и глазом не моргнёт. Да, кстати, время от времени я буду заставлять вас сомневаться в собственной психической уравновешенности, уж очень мне нравится быть свидетелем человеческих смятений. Иногда, хочу я этого или нет, я могу вас обидеть, а то и вовсе морально растоптать.

Так что мой ответ — нет. Я бы не дружила с собой.

Но если таков герой найдётся — я открыта для предложений.

С ненавистью,Рейн Дуарте.

***

После ночных откровений с Хиллом её самочувствие утром лишь ухудшилось: к мерзкой боли в спине добавилась головная. Сегодня один из тех ужасных деньков, когда солнце било по полной, и от настырных лучей не спасали даже два слоя чёрных штор. Рейн жмурилась изо всех сил. Когда она наконец смогла подняться с кровати, оказалось, что повязка на груди протекла почти полностью — вся постель и ночнушка были залиты кровью.

— С добрым, мать его, утром, — прохрипела она, с особой яростью опуская жалюзи. Стало намного легче. Теперь ни один назойливый луч не ослеплял её рассудок.

Оперев руки в бока, Рейн призадумалась. Ну конечно. Она пропустила вчерашнюю смену бинтов и, к тому же, после виски уснула на спине — вот тебе и последствия. Сама же виновата.

Достав из-под кровати медицинский контейнер, она уселась перед зеркалом и обнажила верх. Смотреть на это было, мягко говоря, неприятно — её живот, грудь и даже ягодицы покрывала кровь, а спину противно саднило. Она отделила повязку от участка кожи, морщась от болезненных ощущений, и повернулась к зеркалу шрамами.

— Так, ребята... я быстро...

В ответ — боль. Спеллман или Хилл справились бы с этим куда лучше. Она презирала и боялась второго, факт оставался фактом, но в роли врача тот действительно был хорош.

А Спеллман... Ещё вчера Куратор пугал её приходом, и Рейн ощущала животный страх за свою дальнейшую судьбу. От прогнозов Спеллман зависело, останется она в Рехабе или уедет на принудительное лечение... хорошо, что та не спешит. В конце концов, Рейн не единственная из её пациенток.

Она дёрнула за повязку, прилипшую к ранам, и та с чудовищной болью оторвалась.

— Чё-ёрт... — замычала Рейн, сжимаясь всем телом. — Не так резко... хорошо... хорошо...

Она судорожно дышала, пытаясь успокоить тело и разум — получалось плохо. Просто катастрофически. Затем начала глушить одну боль другой, прокусывая клыками нижнюю губу изнутри. Привкус металла отрезвил. В мозгу стали проявляться разумные мысли. Чем быстрее она начнет, тем быстрее закончит. Ей нужно научиться перевязывать раны самостоятельно. Идея всегда надеяться на кого-то — глупее и не придумаешь.

Вытерев губы ладонью, Рейн издала тяжкий вздох. Пора. Она взяла в руки мазь, выдавливая нужное количество на пальцы, смешивая её с собственной кровью — казалось, та была везде. Не только в жилах Рейн, но и на языке, коже, в каждой детали этой комнаты. Этой квартиры...

«На Его постели...»

Кое-как размазав препарат по спине и несколько раз задев шрамы ногтями, шипя от боли и проклиная всё на белом свете, Рейн закончила. Дело осталось за малым — повязка. Обматывать себя было проблематично из-за скованности движений — начни она выкручивать руки, чтобы сделать круг, и раны снова пустят кровь.

— Оставить вас так? Хотелось бы... — промямлила она, скривившись от последующей мысли. — И как скоро мне ждать заражения крови?

Звонок в дверь. От резкого звука она не вздрогнула, а подскочила прямо на месте, да так, что кость в заднице улетела куда-то в пах. Чёртовы незваные гости. Или кто это? Куратор? Спеллман? От мысли о последней её снова начало трясти. Если пришла доктор, раны опять потревожат, а это значило одно — здравствуй новая порция боли.

И билет в наркодиспансер.

Второй звонок. Она что, одна в квартире? Сейчас утро. Около девяти или десяти — сидя на полу, перевязывая раны, она давно сбилась со счёта времени, но знала одно. Хилл был где-то рядом. Рейн чувствовала его энергетику сквозь стены.

Третий. Четвёртый. Настырных гостей в их квартире давненько не бывало — Адам всё время возился с Каином, Куратор со своими делами, а больше-то никого и не было. Рыкнув что-то под нос, Рейн поднялась с пола и накинула сверху чёрный халатик, явно игнорируя тот факт, что ноги и руки были измазаны кровью. К чёрту. Подумаешь, Хилл, он видел её даже при смерти.

Толкнув двери, она вышла в кухню, смежную с гостиной, и увидела за барным столом мирно читающего мужчину.

«Издевается!»

— Открыть не судьба?

Звонки продолжались. Ушные перепонки Рейн грозились лопнуть.

— Извини. Руки заняты, — сдержанно произнёс брюнет, даже головы не подняв. — К тому же, если это кто-то из твоих маленьких друзей, я ненароком спущу их с лестницы.

— Какого хера...

Она шумно вздохнула и понеслась к двери, в которую уже не стесняясь долбили кулаками, грозясь выбить. Повернув ключ, она отошла на несколько шагов, соблюдая разумную дистанцию — и правильно, ведь злющее, как у фурии, лицо Стеллы предвещало беду.

— Да вы что тут, оглохли?! Я уже вечность звоню!

— Да, Стелла, мы слышали.

В руках у неё был серый кейс. В таких обычно перевозят деньги.

— Зачем ты здесь?

Проигнорировав недружелюбный тон, блондинка молнией пронеслась мимо неё, прямо на кухню. Рейн скривилась. Запах тяжелых духов сделал лишь хуже: головная боль в разы усилилась. Она закрыла входную дверь и, размахивая руками перед носом, поплелась следом.

— Ради всего святого, Стелла... смени парфюм...

Там уже вырисовалась знакомая картинка: блондинка, одетая в мини-юбку, вылезла на барную стойку, а ноги сложила одну на другую. На белом личике сияла очаровательная улыбка, посвящённая Дамиану.

— Зачем? Ему нравится, — она потянулась к мужчине, оставляя на его щеке полный нежности поцелуй. Он отреагировал... нормально.

Даже слишком. Будто ему приятно. Отложив книгу, он отдал своё внимание Стелле, целиком и полностью, и теперь эти двое находились в собственном мире, где для Рейн места не нашлось.

Не то чтобы она хотела. Но быть молчаливым свидетелем — до глубины костей неприятно.

«Значит, пора вернуться к перевязке...»

Но... нет. Не так быстро.

— Ты принесла нам подарок? — взгляд Рейн снова упал на серый кейс. — Что внутри?

Стелла, хихикая над какой-то шуткой Дамиана, лишь небрежно махнула рукой.

— Бабки. Ривер передал.

Рейн вспомнила о долге Каине и на её лице отразился секундный стопор — как удачно, ведь это заметил Дамиан. Он улыбался, но после слов Стеллы его улыбка стала похожей на хищный оскал. Он знал. Он понял, для чего эти деньги.

— Ну и зачем вам столько? — недоумевала Стелла.

— Да, Дуарте, зачем тебе столько?

Теперь на неё смотрели двое. Она закатила глаза, забирая кейс, и направилась в свою комнату.

— Не ваше дело.

— Какая угрюмая! Признайся, деньги на сиськи пойдут? — засмеялась ей вслед Стелла. — В этом нет ничего такого! Всем нужно счастье!

— Иди нахер, ладно?

— Ладно-ладно. Но сперва пойдём поболтаем.

Стелла спрыгнула с барной стойки, догоняя брюнетку в дверях спальни.

— Твою мать!!! — вскрикнула та. — У тебя был аборт в домашних условиях или ты вырезала грёбанную почку?!

Рейн кинула кейс с деньгами на окровавленную кровать, закатив глаза. Этого ещё не хватало. Стелла знала и видела слишком много, и это, мягко говоря, раздражало.

— Что хотела?

— Снова твои шрамы, да? Халатик сексапильный, признаю, но им ты их не скроешь, — блондинка брезгливо поморщилась, осматривая кровавую спальню, и устремилась к окну, открывая на полную. — Вот так. Уже лучше.

— Какого хрена? Закрой!

— Здесь воняет, как в морге, ладно? Расслабься. Дай мне помочь.

Излишняя доброжелательность Стеллы действовала на нервы — особенно, когда знаешь, что она пропитана ложью.

— О чём ты хотела поговорить? У меня нет времени.

Стелла подошла к ней со спины, нежно отбрасывая чёрные локоны и приспуская халатик. Рейн дёрнулась в протесте.

— Что ты делаешь?

— Тише... я буду аккуратной.

— Я не просила об этом.

— Ты никогда не просишь о помощи, глупая девчонка.

Она усадила Рейн на кровать, утянула за собой контейнер с медикаментами и безмолвно, будто зная своё дело, приступила к работе.

— Почему ты меня избегаешь? — с лёгкой обидой спросила Стелла.

— А ты язык поменьше распускай.

Стелла на мгновение остановилась.

— Объяснись.

— Да нечего объяснять. Я зла не держу. Уже забыла, — ответила раздражительно Рейн. — Но на этом мы ставим точку.

Она вздохнула и продолжила накладывать бинты.

— Тебе Адам что-то наплёл? Ты ему не верь. Чувак патологический лжец.

— Я никому не верю.

— Правильно. Чрезмерное доверие может погубить.

Рейн хмыкнула.

— Личный опыт?

— Я бы сказала урок. Знаешь, как я попала в Рехаб? — не дожидаясь реакции, Стелла продолжила: — Меня завлёк в проституцию старый друг. Обещал золотые горы, кучу брендовых шмоток и крутые тачки. Мечта пятнадцатилетки из семьи алкоголиков.

Рейн безучастно молчала.

— Там я снова кому-то доверилась. Старым проституткам, которые завидовали моей юности и отбивали «клиентов». Противным мужикам, приходящим ко мне втайне от своих жён, называющих меня «свежим мясом» и всё время талдычащих о том, как сильно я похожа на их дочерей.

— Бедные девочки.

— А я — нет?

Рейн снова промолчала.

— Затем я доверилась ему. Он был богатеньким сынком бизнесмена, всё время крутил разговоры про наше светлое и безбедное будущее, ведь я ему нравилась. Была не такой, как все, — последние слова она прошептала Рейн на ухо. — Еще одна ложь, которой нельзя верить, моя милая Рейна.

— К чему всё это? Хочешь, чтобы я пожалела тебя?

— К чёрту твои сожаления. Я даже тогда в них не нуждалась.

— Хорошо.

— Он выкупил меня, и я была на седьмом небе от счастья. Думала всё по-настоящему. Была уверена — он любит меня, — она засмеялась. — Но, как оказалось, любви у нас не было. Была игра, придуманная им, и правил я не знала. Обречена на провал.

Рейн посмотрела на часы. С тех пор, как Стелла вошла в её комнату, прошло семь минут. Быть наедине с ней — настоящая пытка.

— Он всегда получал то, что хотел. Но его старик вдруг упёрся: никакого наследства, пока тот не остепенится с гулянками и не станет образцовым сыном...

— В двух словах: чем это закончилось?

— Я убила старика. Ой, извини, вышло в трёх, — Стелла затянула бинт потуже. — Готово.

Удивительно, но блондинка сдержала своё обещание — процесс перевязки прошёл максимально безболезненно. Рейн повела плечом, фокусируясь на ощущениях свежести, и хмуро бросила:

— Спасибо.

— Не стоит. Ты же не просила.

Не оборачиваясь, Стелла ушла. Шлейф её духов ещё оставался в комнате. На стенах. На Рейн. И неожиданно... это было приятно. Желание вернуть девушку, чтобы пропитаться этим запахом до костей, навязчиво крутилось в мыслях.

— Дурдом какой-то...

Она собрала в мусорный мешок постельное, грязную одежду и кровавые старые бинты, чтобы смрад исчез как можно быстрее. Находиться здесь было тяжело. Белые стены казались слишком белыми, а солнечный свет, льющийся из открытого окна, грозил лишить её зрения.

Она наскоро вытерлась влажными салфетками, оделась в неизменно чёрную одежду и покинула спальню. Следовало ожидать встречи с Хиллом, но его не было. Звук льющейся воды дал ей понять — он ещё не ушёл. Это хорошо. Ведь она будет идти следом.

Вместо него в кухне осталась лишь чашка с недопитым кофе и чёрная книга. Подойдя ближе, Рейн поняла — это его дневник.

«Попался...»

Она хотела прочесть его. Нет, желала. Отчаянно нуждалась, будто после этого её жизнь изменится. Ей хотелось залезть в нутро Дамиана, поглотить его мысли и узнать парочку секретов. Какой он, когда выполняет чьи-то приказы? Когда должен отчитываться за каждый шаг, отвечать на каждый тупой вопрос? Она не знала. В конце каждой недели они обменивались Дневниками, чтобы поставить внизу страницы свои инициалы — знак Опорных. Ничего за такое время не прочтёшь. Но сейчас... идеальный шанс!

Она села за барный столик, сгорая от любопытства. Всё время следила за звуком струящейся воды, чтобы не попасться. Даже рука зудела от желания. Аккуратно подцепив ногтём обложку Дневника, она раскрыла его на первой странице. На ней ничего, кроме сводки правил и имени владельца — Дамиан Хилл.

И вошла в кураж. Страница номер два отличалась — вместо напечатанного жирного шрифта на ней ровный человеческий почерк, красивые завитки букв и немногословность. Их первый день в коттедже, первый вопрос:

«Что вы испытываете к своим родителям/опекунам? Какие чувства одолевают вас, когда вы видите их/думаете о них?»

«Ты знаешь, что я не думаю о них.»

И больше ничего. Рейн задала себе вопрос — к кому он обращался? Почему так краток? В свой первый день она исписала полный лист, выбрасывая на него весь отравляющий душу негатив. Она всегда обращалась на «вы», думая, что её Дневник читает множество людей. Какие-нибудь психологи, может, даже терапевты, Ривер, полиция и кто-то ещё.

Но Дамиан знал, к кому обращается. Он отвечал лишь одному человеку.

Третий лист. Снова никакой конкретики, одинокий ответ на вопрос:

«Чего вы боитесь больше всего?»

«Себя. Думаю, мне стоит бояться себя. А ты?»

Рейн нахмурилась. Ей казалось, что обязательным условием «Помощи Утопающим» было расписывать свой день, чувства, переживания, а не только отвечать на вопрос. Хотелось пойти и сжечь свой Дневник дотла.

Она резко перевернула страницу.

«Что заставляет вас улыбаться?»

«Она»

Здесь Рейн не сдержалась — фыркнула. Значит, есть некая «она», кто-то, заставляющий Дамиана Хилла улыбаться. Занимательно. И слегка неожиданно.

Она замерла. Вдруг поняла, что перестала следить за потоком воды в душевой. Было тихо. Оглянулась по сторонам, ожидая увидеть Хилла, застукавшего её за постыдным делом, но в кухне была лишь она.

И тут дверь открылась.

Рейн отложила Дневник подальше, замерев с чашкой кофе у рта, стараясь выглядеть совершенно обычно.

— Что делаешь? — мужчина вышел из ванной в домашних штанах, вытирая влажные волосы полотенцем. Его взгляд упал на Дневник.

— Допиваю твой кофе.

— Он слишком горький для тебя.

Она сделала глоток.

— Нормальный.

Омерзительный.

Дамиан подошёл к барной стойке, не разрывая зрительный контакт.

— Как твоя спина? — вкрадчиво спросил он.

— Отлично. Как вода?

— Как вода, — ухмыльнулся он. — По поводу кейса. Уверена, что не хочешь отдать его мне?

— С чего бы это? — изогнула бровь Рейн.

— Чтобы ты не пересекалась с Блэйком.

Логично. Даже галантно, учитывая, как сильно Рейн не хотела видеться с главарём этой бандитской шайки.

— И вдруг ему стало не плевать... — с язвительной улыбкой сказала Рейн. — Каков джентельмен.

Дамиан опёрся о стойку, с его влажных волос всё ещё капала вода, стекая на грудь и голый татуированный торс.

— Я же не хочу, чтобы у моей Опорной были неприятности, — криво улыбнулся тот.

— Что тебе с этого?

— Ты мне нравишься, — сказал он. — Если ты пойдёшь против меня, я, разумеется, убью тебя, но мне будет очень, очень тяжело.

Сердце пропустило удар. Но притворство — её всё.

— Мы оба знаем, что ты никогда не сделаешь это, — вдруг рассмеялась она. — Я уже засветилась везде, где только возможно. За мной Ривер.

Повисло молчание.

— Рейн, ты знаешь... — Хилл спокойно затарабанил пальцами по бару. — Я не верю в «никогда».

Она фыркнула.

— Как неожиданно. Я не верю во «всегда».

— Смотри-ка, противоположности притягиваются.

— Никогда, — резко ответила Дуарте.

Он снова ухмыльнулся, забрав свой Дневник.

— Всегда.