Глава 2

Тихомир

— А я все чаще замечаю, что меня как будто кто-то подменил. О морях я не мечтаю, интернетик мне природу заменил, — напеваю я, и бренчу на гитаре.

В комнате Гиены и Сквозняка собрался костяк моей банды.

Всего восемь человек. Мы набились в небольшую комнату, озаренную только светом смартфонов и портативным фонариком, который светит в потолок.

Все сидят на полу. На соседней койке Марат и Стриж устроили перепих.

Под зимним одеялом их не видно, только ритмичные движения и прерывистое частое дыхание свидетельствуют о том, чем они там занимаются. Остальные играют в карты, пьют вино и рассказывают тупые шутки.

— Бальтазар, а ты вообще в интернете-то бываешь? — насмешливо спрашивает Гиена.

— А чего мне там бывать? На голые задницы смотреть? Так мне и ваших хватает в раздевалке, — усмехаюсь я.

Продолжая играть на гитаре какую-то навязчивую мелодию, я представляю, как Марат сейчас вколачивает в матрас Стрижа и давлю в себе жгучую ненависть и ревность.

Стриж всегда мне нравился. Я хотел замутить с ним, но он выбрал Марата.

Уже несколько месяцев я не могу понять, чем этот молчаливый, туповатый и мужланистый парень его привлёк. Просто деревенский мужик.

Может, у Стрижа такой вкус на парней? В любом случае мне ужасно хочется отомстить. Я отлично знаю, что это наш последний год в этой школе.

В мае мы разъедемся, кто куда и вряд ли когда-нибудь встретимся, но я хочу, чтобы Егор Стрижов был со мной в эту холодную слякотную зиму.

Спал у меня под боком, обнимая своими красивыми нежными руками...

Парни стараются не шуметь, играя в карты, занимаясь сексом и разговаривая. Комендантский час давно уже наступил.

Комендант общежития сделал свой обычный обход и завалился спать.

Будто ему надо каждый час проверять, чем занимаются ученики. Да ему плевать, если только мы не устроили поджог или драку с поножовщиной.

Когда я приехал сюда год назад, я впервые в жизни увидел такой высокий железный забор. На нём только не хватало мощного амбарного замка.

Вверху располагались декоративные и очень острые пики.

Я не собирался отсюда бежать, но живо увидел своих врагов, висящими на этих пиках и пронзённых этими железными наконечниками.

Врагов у меня было много, поэтому мой отец решил увезти меня подальше, пока меня не убили.

Ему несколько раз угрожали сделать это его конкуренты по бизнесу и мафиози, которым он перешел дорогу. Он решил, что мне будет безопасней где-нибудь в другом месте.

Место это находится далеко от столицы. Окружено непроходимым лесом, а ближайшая деревня в пятнадцати километрах отсюда.

Школа была основана в начале двухтысячных годов и уже была тогда интернатом для трудных подростков. Место для изоляции всякого отребья.

Как однажды сказал Назар, наш куратор, место для человеческого мусора.

Довольно большое расстояние до населенного пункта не мешало моим парням посещать деревню и покупать в тамошнем магазине спиртное, сигареты и всё необходимое.

Мы купили даже смартфоны, хоть и самые дешевые.

Наконец, возня на соседней койке стихает.

Появляется, вихрастая взмокшая голова Стрижа, он закуривает и удовлетворённо затягивается. Похоже, Айдаров — его любовничек, лёг спать, потому что так и остался под одеялом.

Стриж, скосив на меня зелёные блядские глаза, пошленько улыбается.

Мне хочется огреть его гитарой по башке. Да так, чтобы кровавые брызги разлетелись.

Гиена наливает в мой стакан новую порцию вина и нарезает ещё сыра.

Я выпиваю, закусываю сыром и говорю:

— Сегодня ровно год, как не стало Ярика. Давайте, помянем.

Эта фраза заставляет всех сразу обернуться и посмотреть на меня. Хорошо, что здесь не присутствуют мелкие шестёрки моей банды, иначе начался бы визг, писк и метание по стенам.

Настроение у всех сразу портится, игра в картишки больше не клеится, вино не пьётся.

В комнате повисает гнетущая тишина. Потом, словно придя в себя, Гиена наливает всем вина, чтобы помянуть Ярославцева.

Все молча опрокидывают стаканы, а Стриж, который выбрался из-под одеяла и светит голым рельефным торсом, включает рок, да так, словно у нас нет коменданта и охранников с собаками.

— Выключи, идиот! — говорю я и вышибаю у него из рук смартфон.

— А что вы тут расселись с мрачными рожами? Ярик был ещё тот гондон! — заявляет Стриж и сверкает ярко-зелёными глазами.

— Если ты не ладил с Ярославцевым, это не значит, что он был гондон. Это значит, что ты не умеешь уживаться с людьми, — усмехаюсь я.

— Ой, блядь, посмотрите-ка, какой уживчивый! — восклицает Стриж.

Подскочив с пола, Гиена пытается его усмирить. Он суёт ему в руку стакан вина, но парень отталкивает стакан.

Стриж хватает свой свитшот и направляется к двери. Я бы двинул ему пару раз в печень, чтобы потушить его наглость, но мне то ли лень вставать с койки, то ли жалко Стрижа.

Не пойму, почему я влюблён в этого продажного, борзого и язвительного паренька.

Возможно, потому, что он никогда не опускал передо мной глаза, никогда не льстил и не заискивал передо мной.

Всегда говорил правду и сначала делал, а потом думал.

Завтра я поговорю с ним и постараюсь не вышибить ему мозги.

Несмотря на то, что моя ненависть и ревность настолько огромны, что затмевает весь мир, идти в тюрягу из-за него мне совсем не хочется.

Когда Стриж распахивает дверь, чтобы покинуть комнату, мимо него проскальзывает невысокий смуглый паренёк.

Он подходит к моей койке, садится на корточки перед ней и опускает глаза в пол.

Я продолжаю полулежать в подушках, перебирая струны гитары.

Взглянув на вошедшего парня, в полутьме комнаты я узнаю в нём Ваньку Штыря.

Он состоит в моей банде на самых последних ролях. Принеси-подай, сбегай-спроси.

Уже два месяца он упрашивает меня повысить его статус в банде, чтобы его одноклассники не издевались над ним.

— Опять пришёл, маменькин сынок? Я же сказал тебе: нет, — рычу я раздражённо.

— Пожалуйста, Бальтазар... — едва слышно говорит он, а потом выкрикивает: — Пожалуйста!

Гиена даёт ему подзатыльник и шипит на него.

— Очень хочешь? — спрашиваю я.

— Да. Я сделаю, всё, что ты скажешь, — отвечает Штырь.

— Тогда одевайся и сейчас иди до Красного Холма.

Ванька вздрагивает, а все остальные с тревогой и удивлением смотрят на меня.

— Зачем до Холма? — дрожащим голосом спрашивает Штырь.

— Это такое задание для тебя, — поясняю я. — Как придёшь на Холм, оставь там свою вещь. Тогда я точно буду знать, что ты там был сегодня ночью.

— Но там же Ярославцев и другие ребята умерли... — робко продолжает протестовать Ванька.

— Тогда хлебало завали и выметайся отсюда, — говорю я и отворачиваюсь.

Штырь несколько мгновений раздумывает, потом поднимается с пола и кивает.

— Я пойду. На Красный Холм. Сейчас.

— Дайте ему куртку и шапку, — говорю я, не меняя позы и принимаясь настраивать струны гитары.

Кто-то протягивает Ваньке дутую куртку. Он быстро надевает её и заматывает шарф, который находит в кармане куртки.

— Гиена, открой окно, — командую я.

Генка шустро распахивает окно, в которое врывается ледяной ветер со снежинками.

Штырь садится на подоконник, перекидывает ноги на улицу и спрыгивает во двор.

— Дайте ему смартфон, — говорю я.

Лёшка Варвар протягивает ему в окно смартфон.

— Гадёныш, смотри его не потеряй! — стараясь не шуметь, говорит Лёшка, высунувшись в окно.

Все ребята поднимаются с пола и, сгрудившись перед окном, наблюдают за Ванькой, который наверняка сейчас шурует к забору в том месте, где погнуты прутья возле самой земли.

Чтобы пробраться за забор, нужно лечь на землю и проползти под прутьями. При этом лучше снять куртку и тёплую одежду, иначе это всё будет мешать.

В такую погоду я Штырю не завидую.

Поднявшись, наконец, с кровати, я расталкиваю ребят и высовываюсь в окно.

Пока что не видно фонариков охранников, зато хорошо видно Ваньку в лунном свете.

Сегодня ночь какая-то светлая, хотя обычно такая темень, что в полуметре от себя ничего не видно.

Ванька скидывает куртку, пролазит в дыру и оказывается по ту сторону забора.

Шустрый пацан!

Он хватает куртку через прутья забора, одевается и бодрым шагом, словно он собрался идти наперекор злой судьбе, направляется в сторону Красного Холма. Этот холм находится в двух километрах от школы. Его называют красным, потому что он густо порос кроваво-красным мхом.

Отчего издали создается впечатление, будто его облили кровью.

Мы наблюдаем за Ванькой, пока его фигурка не исчезает за снежными сугробами.

Только тогда я вспоминаю, что на Ваньке был намотан широкий длинный красный шарф.

Меня передергивает.

Все ребята, которые погибли на Красном Холме, были одеты во что-то красное. На Ярике была красная рубашка.

На Косте Прохорове была красная шапка.

Елисей Мартынов, который погиб пять лет назад на Красном Холме, щеголял в красных кедах.

Я видел его фотографию, где он был обут, как раз в эту обувь.

Чья это была куртка, которую дали Ваньке?

Я оглядываюсь и вижу Марата Айдарова.

Парень только проснулся и сидит на краю кровати, не понимая, что происходит и почему так холодно в комнате.

Я захлопываю окно, потому что сам уже конкретно замёрз.

Открываю пачку чипсов и начинаю задумчиво хрустеть, потом говорю Гиене:

— Раздавай!

Генка тасует колоду карт и мы начинаем играть в покер.

Марат спрашивает, где Стрижов. Я пытаюсь игнорировать его личность и его вопросы. Мечтаю о том, чтобы турнуть его из банды, но для этого нужна веская причина.

Я не могу выгнать его, обосновывая свой отказ тем, что он спит с парнем, который мне нравится.

Я проигрываю несколько тысяч рублей в покер. Ребята, которые выиграли у меня, напрочь забывают про Ваньку, который ушёл в метель.

Четверо ребят расползаются спать, а Варвар вспоминает о долбанутом новичке, который вчера днём разнимал дерущихся пацанов на уроке физики.

— Прикиньте, этот дебил Барсов сначала дал по морде Пушкарёву, потом Иванцову! Не знаю, что эти двое не поделили, но сначала они посрались на словах, а потом устроили такую драку, что парты полетели в разные стороны! Барсов разнял их и набил им морды. Кстати, у него очень эффективно получилось их усмирить.

— Они так швыряли парты, что разбили два окна, а физик спрятался под свой стол и стал звонить охранникам, — захлёбываясь от смеха, продолжает рассказывать Гиена. — Но смартфон у него разрядился или что там случилось с его телефоном, но он никак не мог дозвониться до охранников. Пушкарёв и Иванцов разнесли бы весь класс, но этот новенький таких пиздюлей им отвесил! Обоих увели в медпункт!

Все смеются и разливают новую бутылку вина по стаканам.

— Вот увидишь, Бальтазар, этого Барсова примет в свою банду Скорпион. По ходу Кристиан классный боец. Скорпион такого не упустит! — замечает Варвар.

— Нам в футбольной команде такие нужны, — вставляет редкое слово Сквозняк.

— Надо присмотреться к этому Барсову. Не хочется, чтобы у Скорпиона было хоть малейшее преимущество, — отвечаю я.

Мы играем в покер ещё около часа. Ждём Ваньку Штыря.

Но наступает рассвет, комната становится сиренево-серой, из ребят со мной остаётся только Гиена, Сквозняк и Лёшка Варвар, а ушедшего в метель Ваньки по-прежнему не видно.

— Я ему звонил, но абонент недоступен, — говорит Гиена.

— Посеял смартфончик! Чей телефон-то? — смеётся Лёшка.

— Лишь бы он там голову свою тупую не посеял, — зевая, говорю я.

Подождав ещё немного, я ухожу в свою комнату, которую делю со Стрижом.

Егор спит на своей кровати, укрывшись с головой. Некоторое время я сижу на своей койке и смотрю на него.

Мне обидно и мерзко, что этот пацан не со мной, а с другим.

Но всё сильнее меня начинает беспокоить отсутствие Штыря.

Я ложусь на кровать и сплю до подъёма буквально полчаса.

Когда я захожу в столовую вместе со всеми, ко мне подбегает Гиена с огромными испуганными глазами.

— Бальтазар, нашли Ваньку на холме. Он умер, — говорит Генка и трясётся, нервно пряча дрожащие руки в карманы.

— Где Штырь? — спрашиваю я.

— В медпункте! А где же ещё ему быть? Там какой-то мужик ехал мимо холма, увидел что-то красное на снегу. Подошёл, а это Ванька лежит. Он увидел его шарф, поэтому заметил. Мужик сказал, что Ванька был уже мёртв. Этот чувак вызвал полицию. Но Ваньку он привёз сюда, потому что знал, что он здесь учится.

— А полиция где? — спрашиваю я, меньше всего желая встретиться с ментами.

На мой вопрос Гиена не успевает ответить. В столовую входят менты и начинают допрашивать учеников.

Этим утром пожрать я не успеваю. Нас допрашивают три часа, от чего все учителя, кураторы и управляющие ходят злые и раздражённые. В столовой даже наш директор Лихачевский появляется.

Вид у него такой, словно он в аду побывал.

У Лихачевского сын умер на Красном холме двадцать лет назад. Теперь каждую смерть на холме, необъяснимую, ужасную и мистическую, он воспринимает так, словно заново переживает гибель своего сына.

— А ведь ты знал, что Штыря убьют, Бальтазар, — говорит Стриж, когда мы сидим на уроке литературы.

— Откуда мне было знать? — огрызаюсь я.

— Потому что на нём был красный шарф Марата, — злобно сверкая зелёными глазами, осуждающим тоном говорит Стрижов.

Действительно, лучше бы этот Айдаров пошёл в красном шарфе на холм и не вернулся, думаю я.

Мне представляется, как Марат входит на кроваво-красный холм, а из его глазниц, ушей и рта начинают течь потоки крови.

Именно таким образом погибли все парни, которые туда приходили. Судмедэксперты утверждали, что кровяное давление этих жертв поднималось настолько, что кровь просто фонтанировала из каждой поры.

Никакого разумного объяснения этому явлению не давалось. Все сразу начинали вспоминать местную языческую легенду о древнем божестве, которому славянские язычники века назад приносили в жертву красивых юношей и девушек, наряжая их в красные одежды.

Подобные жертвоприношения подтверждаются в Летописях, например, в «Повести временных лет». 

Где говорится о жертвоприношениях пленных богам. Эти летописи я читал в интернете, но жесть, которая творится здесь у нас, никак не укладывается в голове, а параллели с древними ритуалами кажутся мне мифическими и бредовыми...