ГЛАВА 14

Смерть играла со мной в догонялки. Стоило боли хоть немного отпустить меня, дать спокойно вздохнуть, как вдруг приступ накатывал с новой силой, погружая мою оболочку в омут страданий и полного отчаяния. Я провела три дня в состоянии, близком к потере рассудка: под конец этого срока мне с трудом удавалось отличить реальность от бредовых снов, которые стали моими верными спутниками.

Закари постоянно появлялся перед моими невидящими глазами. Приносил еду, от которой я молчаливо отказывалась, пытался что-то спросить или просто привести меня в чувства. Безуспешно. Единственное, что могло помочь — доза сильнейших опиатов, доступа к которым не имели ни я, ни он.

В потоках моего воспаленного сознания постоянно появлялись воспоминания: как Моренди, так и мои собственные. Бесконечная череда событий моего детства, отрочества и жизни в Китае переплетались с тем, через что прошла эта оболочка в Грейсленде. Места, времена и люди смеялись со скоростью кадров на кинопленке, не давая мне зацепиться даже за самый незначительный момент.

Три дня проходили так. Бессмысленно, болезненно. Но на четвёртый день я открываю глаза и осознаю, что боль отступила. Не утихла полностью, но дала вздохнуть.

Мой взор способен разглядеть окружающую обстановку с непривычной чёткостью, слух чуток, а мысли не блуждают в глубинах подсознания, а сосредоточены на моменте «сейчас». Обвожу комнату взглядом.

Выцветшие синие обои кажутся чёрными в предрассветной темноте, по полу разбросаны вещи из раскрытого чемодана, телевизор транслирует какое-то бесполезное шоу, которое не ставят в дневной эфир — Зак забыл выключить телевизор, прежде чем уснуть.

Поворачиваю голову и замечаю Закари. Он лежит рядом со мной, его дыхание тихое и ровное, будто бы его ничего не тревожит. Будто бы совсем недавно мы не пережили две безумные погони и не были — в который раз — на волоске от смерти.

Вздыхаю. Несколько дней назад я и не надеялась увидеть его снова, а сейчас он лежит на соседней стороне кровати. Несколько дней назад я готова была сдаться: отдать себя в руки судьбы, которая так неблагосклонна ко мне все эти месяцы. Жизнь казалась мне бесполезной, как заведомо проигранная партия, которую нет смысла продолжать.

Но сейчас все иначе. Закари нашёл меня, снова вытащил на воздух с самого дна, привел в чувства.

И я не подведу его.

Теперь, когда мы снова вместе, перед нами открыты все дороги. Мы доберёмся до Нового Орлеана за несколько дней, отыщем Моренди и сделаем все, чтобы перестать танцевать на лезвии дьявольского ножа. Больше никаких промедлений — сегодня же мы сядем в машину и отправимся в Луизиану. Пусть мне будет плохо — плевать, я доползу до порога Моренди в любом состоянии.

Невзирая на неприятное ощущения в области рёбер, я придвинулась поближе к Закари и, закрыв глаза, вновь повторила про себя все эти мыли.

Скоро мы будем в Новом Орлеане. Скоро мы будем счастливы. Свободны. Вместе.

***

Не припомню, чтобы раньше передо мной становились на колени и складывали руки в мольбе. Что же, все когда-то происходит в первый раз.

Кастодиа — женщина средних лет, которая несколько лет приводит в порядок бесчисленное количество комнат в доме Иаго — оказалась самой непонятливой из всей обслуги. И мои слова о том, что весь штат домашнего персонала с этого дня сокращён, не дошли до её убитого бесконечными часами уборки мозга.

— Doña Karbera, no me eches de tu casa… — умоляет она сквозь рыдания. — ¡Mi familia morirá de hambre si no tengo trabajo![1]

Мне известно и о её муже-инвалиде, и о троих дочерях, которым нужно оплачивать обучение в школе. Мне также известно, что Кастодиа вряд ли сможет найти хоть мало-мальски оплачиваемую работу — её здоровье не так крепко, как хотелось бы. Иаго держал её из жалости и щедро платил лишь для того, чтобы её огромное семейство не пошло подбираться на улице. Я знаю об этом, но…

— ¡Me cago en tus familiar! — рявкаю я и резко взмахиваю в сторону двери. — Jodete…[2]

Но она не уходит, а лишь хватает меня за руку и начинает рыдать пуще прежнего:

— Pido… — только это Кастодиа и может выговорить в перерывах между всхлипами. — Por todos los muertos… [3]

Возможно, это могло бы растрогать любую женщину и заставить её задуматься над правильностью принятого решения. Эти слезы и мольбы сделали бы её податливой, мягкой, зародили бы в ней зерно сомнения…

Но я лишь вырываю свою руку из ладоней этой женщины и отталкиваю её с бешеной силой.

— Me cago en tus muertos, — только это я и произношу. [4]

Кастодиа, не способная удержать равновесия, с шумом падает на вымытый ею же до блеска пол гостиной, и вскрикивает.

В эту же секунду мой слух пронзает грохот знакомого голоса.

— Что ты творишь?! — кричит Закари на английском, сбегая вниз по лестнице. — Жанна, ты в конец обезумела…

Я не успеваю и глазом моргнуть, как охранник подлетает к нам и, схватив меня, отталкивает от Кастодии. Затем он опускается на корточки рядом с уборщицей, помогает ей встать, поддерживая за плечи.

— Если бы ты не была женой хозяина… — начинает рычать Зак, но я тут же перебиваю его.

— Если бы ты не был любимой шавкой моего мужа, то я бы вышвырнула тебя первым, ублюдок! — воскликнула я и, бросив взгляд на Кастодию, добавила: — Но, раз ты здесь, то выкинь эту тётку из моего дома и возвращайся к своей работе!..

Мне хочется сказать ещё кое-что. Раскрыть маленькую тайну, в которую посвящены лишь единицы. Тайну, которую Иаго не хотел раскрывать мне, но не смог удержаться.

Но я молчу. Разворачиваюсь и спокойно направляюсь к мраморной лестнице, которая приведёт меня в место, где будет твориться новая история Грейсленда. В кабинет Иаго.

***

И вот я сижу у старого стола, с которого на меня насмешливо смотрит пластиковая тарелка овсянки быстрого приготовления. Мой желудок сейчас больше напоминает поле боя, на котором одержал победу бравый воин Гастрит. Ничего удивительного, ведь голодовка и анальгетики — не самая полезная диета.

— Ты должна съесть хотя бы это, — уговаривает меня Зак, сидящий на соседнем стуле. — А то так и до язвы недалеко.

Качаю головой:

— Меня вырвет.

— Но мы хотя бы попробуем, — не унимается он.

«Попробуем» звучит так, словно нас обоих будет выворачивать наизнанку. Конечно, я прекрасно понимаю, что травить себя дальше — дело гиблое, но не могу ничего с собой поделать. От одной мысли о еде желудок болезненно скручивается, а к горлу подступает тошнота.

— Давай уже, мне это надоело.

— Думаешь, выкинул меня из машины, пару раз поцеловал, вырвал из рук какого-то сумасшедшего и уже можешь так командовать? — усмехаюсь, но, заметив его строгий взгляд, беру ложку и щёлкаю языком. — Ладно-ладно, не смотри так. Я попробую поесть.

Закари улыбается и говорит:

— Приятного аппетита, Велорен.

Тяжко вздыхаю и, морально подготовившись, наполняю ложку и отправляю кашу в рот. По рецепторам бьёт вкус химической клубники, а к горлу уже поступает жгучий желудочный сок. Закрываю рот ладонью и заставляю себя сглотнуть.

— Ну вот и отлично, — с облегчением произносит Закари.

Единственное, что заставляет меня бороться — желание покончить со всем, что навалилось на нас с Хаином. Бесконечный бег с препятствиями выглядит интересным только в фильмах. Но, стоит лишь столкнуться с этим лицом к лицу, получить пару травм и истрепать все нервы — аура романтики тает на глазах.

Мы должны поехать в Новый Орлеан, достать украденные деньги и найти Моренди. Он стал причиной стольких бед, что точно не останется безнаказанным.

***

Машина, серебристый седан, ждала нас у выхода из мотеля. Я оценивающе взглянула на новинку и произнесла:

— Надеюсь, это авто будет с нами до самого конца.

За всю жизнь я не меняла столько машин, как за время этой поездки, ведь наши механические кони всегда кончали предельно плохо. Закари лишь кивает и помогает мне забраться в салон.

— Можно спросить кое-что? — интересуюсь я, когда автомобиль выезжает на трассу. — Только ответить надо будет честно.

— Интересно… — тянет Зак, поворачивая на главную трассу, — задавай свой вопрос.

Я напрягаюсь. Столько раз я пыталась разобраться в этой истории с помощью воспоминаний Моренди, что сейчас просто не осознаю реальность происходящего. Вокруг Иаго и его приближенных столько загадок и тайн, что раскрытие одной из них не откроет мне глаза на этот огромный мир лжи и интриг, но…

— Когда Карбера впервые предложил работать на него, ты сразу же отказался… — начинаю я. — Но потом что-то заставило тебя изменить решение. Что тогда произошло?

Закари выдыхает слишком громко, чтобы быть незамеченным. Костяшки его пальцев бледнеют, когда он с силой сжимает руль и отводит взгляд влево, боясь заглянуть мне в глаза.

— Что ты видела? — сдавленно произносит он.

Я не хочу говорить об этом. Не хочу вспоминать, при каких обстоятельствах Иаго проговорился мне о судьбе Хаина.

— Ничего, — уверенно вру я, — просто… все последние дни в голову слишком много всего лезло, вот я и вспомнила про то, что ты говорил.

— Велорен, я… я не уверен, что ты хочешь знать правду. Она выставит не в лучшем свете как меня, так и Иаго…

Тут же накрываю его ладонь своей и решительно говорю:

— Ты спасал мою жизнь бесчисленное множество раз, лгал ради меня и жертвовал собой… Зак, в этом мире не осталось вещей, которые смогут изменить моё представление о тебе.

Сквозь лобовое стекло мы уже можем разглядеть дорожный знак, сообщающий, что территория штата кончается. Закари снова вздыхает, но на этот раз поворачивается ко мне и произносит:

— Хорошо, Велорен. Я расскажу тебе правду…

Он сильнее нажимает на педаль газа и крепче хватается за руль.

Мы покидаем Миннесоту.

[1] — Госпожа Карбера, не выгоняйте меня из Вашего дома, моя семья умрёт от голода, если у меня не будет работы!

[2] — Мне плевать на твою семью, проваливай!

[3] — Прошу… во имя всех мёртвых…

[4] — Плевала я на твоих мёртвых.