Глава 13. Ингрид

На престоле Русии сидела красивая статная женщина средних лет: светлые длинные волосы, слегка раскосые голубые глаза, прямая осанка, такая же прямая речь. Поверх своего бирюзового платья она носила лёгкие доспехи из дублёной кожи. Её звали Ладомирра. Когда я с маленьким Арроном на руках и Владимиром предстали перед ней, меня удивило то, что Владимир сразу же поднял меня с колен. Как потом он мне рассказал, у русов было не принято, как у нас в Воландрии, преклонять перед правителем колено и затем покорно ждать позволения подняться...

Гарольд часто в такие моменты тешил своё самолюбие очередной грязной шуточкой, заставляя посетителей часами стоять на одном колене, согнув спину перед его троном. Когда однажды я осмелилась вступиться за уже престарелого главного казначея, которого Гарольд не любил за то, что, как он говорил, тот постоянно «брюзжал по каждой моей трате», место этого казначея перед троном заняла я. В присутствии подданных Гарольд никогда не показывал ко мне своё истинное отношение – побаивался моего отца, который оплачивал все его захватнические походы. Но мой отец уже не молодел и не становился сильнее, и Гарольд это осознавал, поэтому с каждым разом его извращённые развлечения со мной заходили всё дальше и дальше.

В тот раз он заставил меня стоять на коленях всю ночь. Он сидел на своём троне, пил вино кубок за кубком и с горящими глазами смотрел на меня как на свою жертву. Когда ему надоело пить, он стал выливать вино прямо мне на голову, хотел, чтобы я пила тоже, но от вина мне всегда было плохо, и он это прекрасно знал. Я осмелилась спросить его, зачем он это делает, на что он мне ответил, что ему так просто хочется. Он взял свою кожаную плётку, которой он безжалостно хлестал свою лошадь, и стал также безжалостно хлестать по моей спине, заставляя меня, как загнанную до кровавого пота кобылу, лакать с пола разлитое им вино, и я это делала. Подчиняться его силе казалось мне единственным спасением, потому что своего отца я боялась ещё больше, хотя меня тот никогда не бил. Я надеялась, что когда-нибудь Гарольд просто устанет придумывать новые прихоти, или я ему наскучу, но вопреки моим ожиданиям его ненасытный аппетит разгорался с ещё большей силой.

«Покажи мне своё лицо. Ты не можешь быть такой безупречной, такой... послушной», – мой муж насмехался надо мной. – «Что-то в тебе должно быть», – он ходил вокруг меня, то и дело толкал меня. – «Давай, скажи, что ты меня ненавидишь. Ведь ты же ненавидишь?!»

Моя спина содрогнулась от новой порции боли.

«Смотри мне в глаза и отвечай», – он сел передо мной на корточки.

«Я не могу ненавидеть своего мужа. Я должна любить и слушаться его», – дрожащим голосом я говорила так, как велел мне отец.

«И это ты любишь?» – Гарольд встал, расстегнул свои штаны и помочился прямо мне на лицо.

Я молчала.

«А теперь ты попросишь прощения у своего короля за то, что ты стала ему плохой женой. Королю никто не имеет право возражать. Никто».

Гарольд взял меня за подбородок, открыл мой рот своими грубыми пальцами и вставил в него свой мужской орган. Мне стоило больших усилий сдерживать свои рвотные позывы и при этом не терять сознание, но и этому я уже научилась. Король был удовлетворён и несмотря на всё им выпитое вино твёрдой походкой пошёл спать, оставив меня стоять до утра на каменном полу в холодном тронном зале, освещавшемся только нескольким лампадами.

Как только за Гарольдом закрылась дверь, в зал вошёл Владимир и встал рядом со мной. Мой телохранитель должен был следить, чтобы я не встала с колен и не легла. Время практически остановилось для меня. Я была противна сама себе, молча проклинала себя, свою судьбу. По лицу хотели течь слёзы, но они не текли, потому что я плакала так, чтобы меня никто не мог слышать. Когда в замке совсем стало тихо, Владимир сел рядом со мной, протянул мне свой свёрнутый валиком плащ и на ломаном волиийском сказал, что я могу поспать. Я подняла голову и впервые посмотрела другому мужчине в глаза. Глаза моего телохранителя даже в этом зыбком полумраке светились яркой синевой летнего неба, у меня аж немного закружилась голова. Я решительно ответила нет, так как боялась снова навлечь на себя гнев своего мужа. Тогда Владимир сказал мне слово «ребёнок», и я поняла, что он уже знает то, что пока никому кроме меня не известно. Все мои внутренности сжимались от ужаса, но я стала вдруг понимать, что должна хоть как-то себе сейчас помочь, поэтому я согласилась на его заботу. Ночью я то и дело просыпалась, смотрела глазами загнанного в угол зверька на Владимира: он не спал, держал своё слово, позволяя мне хоть немного отдохнуть...

– Ты принёс в наши земли беду, Владимир, – спокойно ответила Ладомирра, внимательно выслушав его рассказ.

Я могла понимать только отдельные слова, но мне и так было ясно, что я здесь отнюдь не почётная гостья.

– Ты взял на себя свою судьбу, поэтому за эту женщину и её сына теперь ответ держишь ты, – продолжала таким же спокойным, даже немного холодным тоном правительница русов. – Ты пойдёшь в земли, которые мы отвели для беженцев с юга. Там мне нужен толковый воевода как ты. Да и тем, кто с тобой, – бровями она повела в сторону, где стояла я с Арроном, – там будет безопаснее.

– Благодарю тебя, Ладомирра. От тебя я не ждал другого решения, – Владимир разговаривал с правительницей совершенно на равных, что ещё больше меня удивляло.

– И будь всегда наготове расплатиться за то, что ты забрал у другого.

Эти слова я ещё долго буду помнить. Помедлив, Ладомирра добавила:

– Мы тоже будем. И научи её нашему языку, я хочу говорить с ней напрямую.

***

Зураб сам пришёл ко мне в храм жриц. Он хотел говорить наедине. С тех пор, как началась открытая война с пришлыми народами, он стал нетерпим к чужому мнению и резким. Он не скрывал своего презрения к своим врагам, и его сильно возмущало, что кто-то может осмеливаться забрать у него империю. У алланитов место правителя занимал только тот, кто для этого рождён, и Зураб был как раз на своём месте, потому что он принял свою судьбу в совсем детском возрасте, когда у него ещё не была закрыта та часть памяти души, которая отвечает за предназначение.

Как только я подошла к правителю в прихрамовом саду, в место, где благодаря водопаду нас никто из посторонних не мог услышать, он сразу же сказал мне то, что, как я уже давно догадывалась, не давало ему покоя:

– Я хочу, чтобы ты была моей вне ритуала.

– Я только провожу для Вас силу, вот моя миссия.

– Я хочу большего. Я хочу тебя.

Зураб был настойчив и мог в любой момент поддаться гневу, я это чувствовала.

– А как же Ялалла?

– Я не люблю её. И не хочу.

Меня немного напугал этот взгляд голодного хищника, но я сохраняла спокойствие:

– Я верховная жрица, я не могу предавать своих обязанностей.

Зураб отвернулся. Я видела, как он с силой сжал правую ладонь в кулак и разжал, немного постоял, не произнося ни слова, и вдруг сделал резкий шаг навстречу ко мне. Одной рукой он плотно прижал моё тело к себе, а другой приподнял мою голову так, чтобы наши глаза встретились. Я ощущала его неровное дыхание, его бесновавшийся внутри мужской огонь, который он сейчас пытался укротить. Правитель медленно склонился к моим распущенным волосам и сделал глубокий вдох, показавшийся мне целой вечностью:

– Твой запах...

Ещё один вдох.

И так же стремительно Зураб отпустил меня, сделал шаг назад:

– Ты знаешь, что можешь. И ты это сделаешь. – Он спешно удалился.

Я подошла к воде. «Убегай со мной», – шептал мне водопад, – «убегай». Я всмотрелась в воду, но она просто текла, может, немного быстрее чем обычно, но ничего мне не показывала.