Глава 73, Воспоминания

Комната была тёмной. Холодной. Слишком знакомой за два года: каждая трещина, каждая скрипнувшая доска, каждая отметина на стене, след её вечности в плену. На обратной стороне изголовья кровати которые уже выходили на лицевую част, тянулись выцарапанные ножом, который давно затупился, засечки, дни. Последние линии она не резала, а лишь царапала, выдавливала, словно сил на чёткие штрихи больше не было.

Она заснула под утро, беспокойно, вымотано. И проснулась от тихого, режущего ухо шепота:

— Вставай.

Эмилия резко открыла глаза. Перед койкой стоял Снейп, как тень, ещё темнее полумрака.

— Что... случилось? — она хрипнула, с трудом собирая мысли.

Снейп говорил холодно, как всегда, но в голосе было напряжение:

— Предупредить твоего мужа не удалось.

Эмилия не сразу поняла сказанное. Потом до неё дошло. Она резко поднялась.

— Как... не удалось?

Глаза Снейпа едва заметно сузились.

— Твой муж решил, что я пришёл как шпион. Он угрожал. Кричал. Сразу же пустил заклинания. В итоге я еле успел уйти. Он и слушать не стал.

Эмилия сдавленно выдохнула.

— Он... он идиот. Упрямый, гордый идиот!

На секунду Снейп словно хотел усмехнуться, но не стал.

— Глупость и принципы, не одно и то же. Блэк не понимает разницы.

— Он рискует не собой, — тихо, но так, что голос сорвался. — Он рискует Амандой.

Это имя изменило всё. В тишине оно звучало страшнее любого проклятия.

Снейп заговорил ниже, медленнее:

— Поэтому мы сделаем всё без него. Через тебя.

Он объяснил: после обеда к Эмилии придёт Нарцисса Малфой. Принесёт пергамент и перо. И всё, что нужно, написать письмо. Сириусу.

Эмилия нахмурилась.

— Но ему нельзя доверять письмам! Он подумает, что это ловушка Волан-де-Морта!

— Верно. Поэтому ты должна писать так, чтобы он узнал тебя. Только факты и личные, очень точные слова. Которые узнает только он.

Эмилия слушала, и у неё на секунду мелькнула надежда, хоть маленькая. хоть чужая. Но она спросила шёпотом:

— Нарцисса... не пострадает? За то, что поможет мне?

Снейп ответил сразу, без тени сомнения:

— Нет. Сейчас ты Волан-де-Морту не интересна. Он считает, что скоро получит новую ясновидящую. А тебя же он ищет способ... убрать.

Слова ударили так, что дыхание перехватило. Не потому, что она боялась за свою жизнь. Потому что сейчас она жалела не себя, а то, что её дочь может оказаться на её месте.

Снейп продолжил:

— Нарцисса помогает тебе не ради сострадания. А ради своей племянницы. Если Аманда попадет сюда, после того как ты умрёшь, то Нарцисса будет вынуждена наблюдать, как он мучает её. Она хочет избежать этого. Поэтому помогает тебе.

Эмилия медленно кивнула, проглатывая ком в горле.

— Значит... письмо должно помочь.

— Именно. И ещё одно.

Он подошёл ближе. Голос стал холоднее, чем раньше, но в нём была честность, почти человеческая:

— В письме ты должна прямо написать что бы он не искал способ спасти тебя. Если он придёт Волан-де-Морт выиграет.

Эмилия замерла. Никогда ещё эти слова не были произнесены вслух. Она всегда думала об этом сама, но никогда не осмеливалась сказать.

— Значит... я попрощаюсь. Пока ещё жива.

Он направился к двери. Но перед тем как исчезнуть, произнёс последнюю фразу:

— Сделай это ради девочки. Ну и ради... него тоже.

И ушёл.

А Эмилия осталась, впервые понимая: возможно, последняя отметка на дереве будет сделана совсем скоро.

Оставшись одна, Эмилия сидела на полу, прислонившись к холодной стене. Мысль, которую она всё утро пыталась принять, давила, как тяжёлый камень на грудь: её убьют. Не потому что она опасна, а потому что стала ненужной. Отслужила. Как вещь.

Пару дней назад она мечтала о смерти, искренне. Хотела конца боли. Хотела перестать быть инструментом. Но теперь... теперь вместо неё сюда приведут её дочь. Маленькую. Ничего не понимающую. Совсем беззащитную.

И лучше бы ей мучиться дальше, чем допустить это.

Она знала: переубедить Волан-де-Морта невозможно. Она пыталась однажды, защищая Марлин и её семью. Тогда она умоляла, кричала, оправдывала... результат она запомнила навсегда. Марлин, кроткая и храбрая. И вся её семья. Мёртвые.

Часы до обеда тянулись так медленно, что казалось, будто сама комната хочет растянуть её жизнь, мучая перед концом. Эмилия почти ловила каждый удар секунд, словно отсчитывала время.

Она знала, что напишет. Придумала каждую фразу. Она предупредит и о Снейпе, и о том, кому доверять. Сириус должен будет принять помощь от человека, которого ненавидит сильнее всех.

Это жестоко, но другого пути нет. Снейп когда-то спас её силу — и только он сможет научить Аманду, если дар проявится. Он помогал ей, когда они были школьниками; а здесь, когда она уже была пленницей, он ее не бросил. Он единственный, кто не бросил.

Наконец раздались шаги. Тихие, размеренные. Дверь открылась.

На пороге стояла Нарцисса, спокойная, бледная, в тёплой серебристой мантии. В её лице не было ни теплоты, ни холодной жестокости, только вежливая, осторожная отстранённость. Она достала из-за пояса небольшой свёрток: перо, чернила, плотный пергамент.

— Северус говорил, — тихо произнесла она. — Ты знаешь, что делать.

Эмилия лишь кивнула. Взяла. Опустилась на пол. Перо дрогнуло в пальцах. И она начала писать.

«Дорогой Сириус, наверное, ты не понимаешь от кого это письмо, но по другому, я его отправить тебе не смогла бы. Отправляя это письмо, я сильно рискую, не собственной жизнью, я боюсь, что подставлю Нарциссу, которая помогает мне.

Должно быть, ты все еще не понимаешь о чем речь, но я сейчас все объясню. В тот самый день, 11 ноября, ты думал, что я умерла, но это не так. Это все был план Беллатрисы, подмешав мне напиток живой смерти, она смогла обмануть всех, все думали, что я мертва, но я все это время нахожусь в плену у Волан-де-Морта.»

Её пальцы дрогнули... но она продолжила:

«Именно об этом нас предупреждал Дамблдор, он хочет, что бы я перешла на его сторону, и докладывала обо всех видениях, которые вижу. Сейчас я пишу тебе письмо, для того что бы предупредить, Волан-де-Морт узнал о Аманде. Так как от меня он не чего не узнает, он уверен, что она унаследовала мой дар. Мне сегодня сказали, что мои дни сочтены, Волан-де-Морт не видит смысла держать меня здесь, если есть Аманда, он похитит ее и будет ждать, пока у нее проявится дар. Прошу следи за ней, а лучше что бы вы уехали, далеко. Я не смогу быть с ней рядом, не смогу рассказать о том, как контролировать видения, но об этом может рассказать Снейп. Знаю, вы с ним не очень ладите, но он хороший, я точно это знаю. Он тоже находится здесь, он тоже помогает мне, без помощи я бы не знаю, как бы я тут справлялась. Поэтому прошу, как только у Аманды появятся хоть малейшие признаки видений, отведи ее к Снейпу, он поможет, я точно знаю. Я очень вас люблю, и надеюсь, что вы там не очень грустите. Знайте, что все это время я думала о вас, мысль о том, что вы в порядке давала мне силы бороться.

Блохастому, с любовью от Эми!»

Когда она поставила точку, слёзы упали на пергамент. Быстро, тепло, тяжело. Она выпрямилась, выдохнула, почти заставив себя снова стать каменной.

Сложила письмо. Передала Нарциссе.

— Спасибо, — сказала Эмилия. Сухо, честно. — Не знаю, как отблагодарить.

— Не нужно, — ответила Нарцисса так же спокойно. — Я защищаю свою племянницу. В ней кровь Блэков. И я не позволю, чтобы она выросла здесь... против своей воли.

На секунду в её голосе мелькнуло что-то почти похожее на боль.

Эмилия неожиданно спросила:

— Как... твой ребёнок? Ты... назвала его? Он родился в прошлом году...

Нарцисса, будто поняла, почему она спросила. Поняла одиночество. Поняла тишину, в которой Эмилия живёт почти два года. Поэтому ответила не коротко:

— Драко. Он очень спокойный... почти бесшумный. — Она даже слегка улыбнулась. — Похож на меня. Хотя Люциус уверен, что это он.

Пауза. Потом она сказала гораздо тише:

— Мне нельзя оставаться здесь долго. Я передам письмо, как только появится шанс. Не уверенна, что это будет скоро, но... время есть.

Пока Волан-де-Морт занят Поттерами, Аманду он не тронет. Эмилия кивнула. Выдохнула.

— Удачи тебе. И... здоровья твоему сыну.

Нарцисса чуть наклонила голову в благодарности. И ушла.

Следующее время она провела в комнате одна. Почти одна. Иногда дверь скрипела, и в комнату входил Томас, каждый раз с подносом с едой, которую сложно было даже назвать едой.

— Твоя любимая, — говорил он с издевкой, ставя тарелку.

Эмилия смотрела на бурое месиво и морщилась всем лицом.

— Это назвать «едой» можно только если ненавидеть вкусовые рецепторы.

— О, советую наслаждаться, — с тягучей ухмылкой отвечал Томас. — Это может быть последним, что ты съешь. Темный лорд может решить убить тебя в любой момент.

Эмилия вскидывала подбородок:

— Такое ощущение, что ты ждёшь моей смерти больше, чем сам Волан-де-Морт.

— Если этого хочет тёмный лорд... — Томас пожал плечами, — значит, и я хочу.

— Ты сумасшедший, — холодно бросала она. — Повернутый на Волан-де-Морте, фанатик.

Улыбка спадала с его лица.

— Всё могло быть иначе, если бы ты выбрала меня, — произнёс он вдруг, без издёвки.

Эмилия моргнула.

— Выбрала?.. Тебя?

Томас кивнул.

— Если бы ты тогда выбрала меня, а не этого наглого Блэка... Всё было бы по-другому. Возможно, ты бы даже не оказалась здесь.

Эмилия фыркнула.

— Я бы выбрала тебя только если бы полностью сошла с ума. Да ещё и разучилась дружить с головой. И уж точно не избежала бы попадания сюда, просто стала бы такой же ручной крысой, как ты. Послушной, безвольной игрушкой Волан-де-Морта.

У Томаса дёрнулась рука, он хотел ударить.

Но Эмилия резко поднялась на ноги.

— Не смей. Не смей даже думать об этом.

Он замер. Глядя в её глаза. Потом ухмыльнулся.

— Всё же, несмотря ни на что, ты осталась собой. Та же язвительная, дерзкая... как Эмилия, которую я помню из школы.

Эмилия отвела взгляд.

— Той Эмилии больше нет, — тихо сказала она. — Она умерла 11 ноября 1979 года. В тот день, когда меня притащили сюда.

Томас пожал плечами:

— Может ты и права. Возможно, это просто защитная реакция. Ты ведь была совсем другой ещё неделю назад, сломленной, тихой. А теперь... ожила. Может, потому что чувствуешь, что конец рядом?

Её брови резко сошлись, губы дрогнули но Томас уже вышел, не дав ей ответа.

Дверь закрылась. Комната снова наполнилась тишиной.

И тогда слёзы сами прорвались. Она не понимала, из-за чего именно плачет. Из-за того, что Томас оказался прав? Из-за страха? Или из-за воспоминаний о том первом дне, когда всё рухнуло?

11 ноября. День, когда её приволокли сюда. День, когда часть её души умерла.

Та Эмилия, уверенная, дерзкая, гордая, сильная, осталась там, в Святом Мунго. А та, что сейчас сидит в старом поместье, дрожащими руками вытирая слёзы со щёк,— это другая Эмилия. Сломленная. Уставшая. Пустая.

Та, что боится. Та, что страдает. Та, что больше не видит в себе силы. Эта Эмилия была слабой. И беспомощной.

Остальные дни Эмилия провела в своей комнате, почти не спала, не ела. Как будто всё, что она могла сделать, уже было сделано. Письмо написано. Теперь оставалось только ждать.

И чем сильнее она ждала, тем больше внутри разрасталось чёрное чувство, письмо не поможет. Или Нарцисса не успеет. Или Сириус... Сириус не поверит. Что-то внутри, в душе, упрямо шептало это, словно предупреждало: не надейся.

А Эмилия больше и не хотела.

Надежда стала для неё ядом. Она знала, что любая надежда в итоге рвётся, как тонкая нить. И боль от её разрыва всегда хуже.

Она лежала на кровати, глядя в потолок, и мысленно перебирала все надежды, которые когда-то спасали её, а потом убивали по кусочку.

Надежда, что её спасут, умерла тогда, когда ей сказали, что родные считают её мёртвой.

Надежда, что она сама сможет сбежать, умерла в первый же год пленения, когда она поняла, что даже страх больше не даёт ей сил.

Надежда, что появится ребёнок, способный уничтожить Волан-де-Морта, оказалась болезненной шуткой судьбы. Потому что этим ребёнком оказался её племянник.

Надежда на то, что Джеймс и Лили спрятаны достаточно хорошо, умерла, когда она узнала что Питер стал хранителем тайны.

И самая большая надежда...

Эмилия закрыла глаза. Её горло сжалось.

Самая большая надежда всегда была одна: что её дочь и муж будут жить счастливо. Что война пройдёт мимо их дома. Что Аманда будет знать только тепло. Только любовь. Но и эта надежда оборвалась, когда она поняла: Волан-де-Морт знает об Аманде.

Эмилия больше не надеялась. Она больше не могла. Она опустила руки полностью. Особенно после постоянных ежедневных визитов Томаса и его слов:

— Твои дни сочтены, Блэк. Наслаждайся тем, что осталось.

Он говорил это каждый раз, когда приносил еду, к которой она даже не прикасалась. И каждый раз она чувствовала всё меньше боли. Всё меньше страха. Смерти она не боялась уже давно. Иногда... она даже жаждала её. Как избавления. Только одно терзало: что будет после? Что станет с Сириусом? С Амандой? Что если её смерть ничего не изменит?

Конец октября подкрался тихо. Дни теряли запах, смысл, себя. Эмилия, и так исхудавшая, стала выглядеть ещё слабее. Щёки впали, кожа стала почти прозрачной, волосы, тусклыми, спутанными. Она почти перестала реагировать на звуки. Почти перестала различать дни. Почти перестала быть собой.

Когда в дверь, привычно скрипнув, вошёл Томас, она даже не подняла головы. Он приходил каждый день. Говорил колкости. Уходил. Всё повторялось, как бесконечный, бессмысленный круг.

Но в этот раз его голос звучал... иначе. Злобно довольным.

— Кажется, ты дождалась, — протянул он. — Темный Лорд выбрал день. Скоро нападение на Поттеров.

Эмилия медленно, будто через боль, подняла на него глаза. Томас смотрел на неё с мерзкой ухмылкой. Радовался. Смаковал. Ему нравилось видеть, как рушится её мир.

Она ничего не сказала. Просто опустила взгляд обратно. Он ждал реакции. Ждал слёз. Ждал боли. А она уже всё прожила. Томас слегка нахмурил брови:

— Ничего не скажешь? Даже не спросишь когда?

Эмилия тихо выдохнула, не поднимая головы:

— Какая разница? — голос звучал так, будто он принадлежал тени, не человеку.

Томас усмехнулся.

— Воистину. Разницы для тебя нет. Твои дни...

— ...сочтены. Да. Ты повторил это уже сотни раз, Томас. Я слышала, и смирилась — перебила она тихо, без злости.

Он будто хотел что-то бросить, но вдруг понял, ей всё равно. И именно это лишало его удовольствия. Он раздражённо дёрнул уголком губ.

— Тем лучше. Будет проще.

И он ушёл.

Дверь закрылась. Комната вновь стала тишиной. Тишина заполнила всё пространство, словно вода, и Эмилия почувствовала, как эта тишина может утопить. Давит. Сжимает горло. Проникает в лёгкие.

Снейп знает дату... Может, он успеет предупредить... Может...

И тут она резко оборвала мысль.

— Нет. Хватит. Хватит надеяться.

Она зажала руки в кулаки, заставив ногти впиться в кожу. Надежда была хуже пытки. Надежда убивает медленнее, чем Волан-де-Морт. И Эмилия больше не хотела умирать медленно. Она просто ждала конца.

***

В тот день Сириус был дома. Спокойный день, затишье перед бурей, но он об этом ещё не знал. Аманда сидела на ковре, окружённая мягкими игрушками и деревянными фигурками животных. Её звонкий смех и счастливое лепетание отдавались в комнате, словно этот дом вообще не принадлежал миру, где была война.

Сириус сидел рядом на полу, наблюдая за ней. Тепло в груди, тихая радость. Её кулачки барабанили по игрушечному дракону, она произносила что-то невнятное.

В этот момент сова резко постучала в стекло. Быстро. Нетерпеливо. У Сириуса неприятно кольнуло под рёбрами. Он встал, открыв окно. Сова Поттеров, значит от Джеймса. Пергамент в её клюве казался тяжелее обычного, словно хранил приговор.

Он развернул письмо.

«Дамблдор предупредил нас: Волан-де-Морт вскоре может напасть. Мы сохраняем спокойствие. Точной даты он не назвал. Дамблдор сказал, что источник ненадёжен. Щит заклинания действует, нам нечего бояться. Но вот только я уверен что Волан-де-Морт думает, что хранитель ты. Перед тем как он придёт к нам, он придёт за тобой. Будь готов.»

У Сириуса перехватило дыхание. Он знал что этот день настанет. Но когда видит что он гораздо ближе чем казалось...

Он сел к столу и быстро ответил:

«Буду готов. Аманду на время отведу к Мэри и Джека. Так будет лучше. Береги себя. И помни что ты мне обещал.»

Слова дрожали, но рука была твёрдой.

Когда письмо улетело, он долго стоял у окна, не отрывая взгляда от неба. Он придёт. И если что-то пойдет не так...

Сириус вспомнил разговор, который давно спрятал в памяти. Тот разговор, от которого тогда мутилось в груди, будто там зияла пустая рана.

«— Сириус, я не знаю, как благодарить тебя, — Джеймс тогда ходил по комнате, нервно теребя волосы. — Ты понимаешь, как... как опасно это?

— Понимаю, — коротко ответил Сириус, сидя на диване с непривычной серьёзностью. — Но это случилось бы в любом случае. Он бы подумал на меня, даже без плана. То что хранителем окажусь я, самый очевидный вариант.

— Но если...

— Не говори. Просто дай обещание.

Джеймс остановился. Сердце в горле.

Сириус поднял на него глаза, тяжёлые, усталые, полные решимости.

— Если я... не переживу... забери Аманду. Она должна быть в безопасности. У тебя.

Джеймс выдохнул, будто его ударили. Но ответил сразу:

— Она моя семья. Я клянусь.

Сириус, тогда, будто немного осел. Он сделал всё, что мог. И всё же...»

Теперь, сидя рядом с Амандой, он увидел её по-другому. Маленькие, короткие, мягкие кудряшки. Щёки, вспыхнувшие от возбуждения игры. Улыбка, счастливая, беззаботная. Ребёнок, который не знал, что весь мир вот-вот рухнет.

Он проглотил ком.

— Ами, иди сюда.

Аманда сразу подняла голову.

— Па?

Сириус улыбнулся, хотя сердце будто сжимали ледяные пальцы.

— Тебе... нужно будет немного пожить у Мэри и Джека. Ты их помнишь, да?

Аманда широко заулыбалась, и показала Сириусу что помнит их. Сириус облегчённо выдохнул, но облегчение было слишком горьким.

— Они будут играть с тобой. Но... ты поедешь туда одна. Как взрослая.

Аманда, ещё секунду назад радостная, застыла.

— Без па?

Сириус кивнул.

Она встала и, как могла быстро, подбежала к нему. Маленькие руки обвились вокруг его шеи. Она уткнулась лицом в его плечо и неожиданно тихо сказала:

— Не уходи. Я с па хочу.

Сириуса словно ударило внутри. Глаза непроизвольно наполнились влагой. Он медленно отцепил её руки от себя, хотя это было хуже пытки.

— Я ненадолго, маленькая. Ты даже не успеешь соскучиться. Мэри и Джек тебя так развлекут, что ты и не вспомнишь обо мне.

Аманда замотала головой. Её губы поджались, маленький подбородок задрожал.

Это было хуже, чем столкнуться с Волан-де-Мортом. Хуже, чем приговор. Сириус наклонился ближе, смягчив голос:

— Слушай... если ты будешь умницей, если хорошо посидишь у Мэри... я куплю тебе самую большую игрушку. Какую захочешь. Хорошо?

Аманда немного подумала. Грустно, но кивнула.

— Хочу мидведя!

— Ну раз хочешь, — прошептал он, и в голосе звенела боль. — Самого большого.

Он обнял её крепко. Словно в последний раз. И это чувство так сильно ударило в голову, что он отстранился первым, иначе не отпустил бы никогда.

— А теперь выбери игрушки, которые возьмёшь с собой, ладно?

Аманда, всё ещё грустная, послушно повернулась к своему «царству игрушек». А Сириус пошёл собирать её вещи. И впервые за всё это время он боялся. По-настоящему.

В тот же вечер Сириус не стал терять ни минуты. Волан-де-Морт мог прийти в любую секунду, на следующее утро, через час, через минуту. Тянуть было нельзя.

Он появился у дома Мэри и Джека с Амандой на руках. Девочка сонно теребила ворот папиной рубашки и всё ещё обиженно хмурилась от того, что отец уйдет на время.

Дверь открылась почти сразу, Мэри будто ждала их, будто чувствовала, что время поджимает. Лицо её просветлело, и, увидев Аманду, она широко улыбнулась:

— Привет, звёздочка! Иди ко мне.

Аманда чуть сомневалась, но, услышав знакомый ласковый голос, потянулась к Мэри. Она подхватила её, прижала к себе как родную.

И тут же, первым делом, почти деловито, Аманда объявила:

— Па... обещал... мне ОГЛОМНУЮ игрушку! Если я буду холошей девочкой.

Мэри засмеялась мягко, нежно, как будто ей очень хотелось хоть немного развеять этот кошмар, который навис над всеми:

— Какая ты молодец! Конечно, будешь. Ты же маленький ангел. А какую игрушку хочешь?

Они медленно скрывались за дверью детской комнаты, и Аманда, оживлённо вспоминая, что хочет. Сириус уже не слышал.

Мэри закрыла дверь нарочно. Чтобы Аманда не видела, как уходит отец. Чтобы не плакала, не просила остаться. Чтобы он не сорвался.

Чтобы он не умер ещё до встречи с Волан-де-Мортом от того, что придётся смотреть в глаза своей дочери, когда он уходит, возможно, навсегда.

Джек стоял рядом, взял из рук Сириуса сумку с вещами Аманды, не улыбался. Только тихо сказал:

— Всё будет хорошо.

Сириус кивнул, но он даже не посмотрел на него. Он смотрел на дверь, за которой только что исчезла его девочка. Не на Джека. Не на стены. Только туда.

— Самое страшное, Джек... не смерть. Не он — голос сорвался, но Сириус не прятал этого. — Самое страшное это прощание с ней.

Он говорил «ней», но в этих трех буквах была вся его жизнь.

Джек положил ему руку на плечо. Стиснул крепко:

— Может, он вообще не придёт. Ты сильный. Ты выдержишь.

И больше он просто не выдержал. Слишком чётко знал: если задержится ещё хотя бы на минуту, бросится в комнату, прижмёт Аманду, вдохнёт её запах, услышит её голос...

...и уже не сможет уйти.

Он только коротко сказал:

— Спасибо. Берегите её.

— Обещаю.

Сириус выдохнул и трансгрессировал.

Когда он вернулся домой, тишина встретила его первым ударом. Тяжёлая, будто в пустом доме стояла не тишина, а сам страх. В этой пустоте ему предстояло жить, пока не пройдёт шторм.

Он медленно прошёл в гостиную, чувствуя, как всё внутри будто крошится. На диван он рухнул, не сел. Просто опустился, как будто его наконец-то отпустила какая-то невидимая сила, которая держала на ногах всё время, пока нужно было быть отцом. Он увидел пару разбросанных по гостиной игрушек. Сириус закрыл лицо ладонями что бы не видеть их. Его локти упёрлись в колени.

Он думал о Аманде, о том, как она тянулась к его шее и говорила: «Не уходи. Я с па хочу»

И в этот ледяной, слишком чужой дом внезапно ворвалась память, вспышка, будто нож.

Эмилия.

Та, с которой можно было смеяться до слёз. Та, которая обнимала его точно так же, с силой, будто боялась потерять. Та, которую он любил больше жизни и не успел спасти.

Дом стал ещё холоднее. Пустота внутри вдруг обрела голос: тихий, но убийственный. Я уже однажды потерял родного человека. Что если сейчас теряю еще одного? Сириус сжал лицо руками ещё сильней. И впервые за долгое время, тихо, незаметно даже для себя, заплакал.

***

31 октября.

Холод пронизывал комнату намного сильнее, чем раньше. Эмилия почти не ощущала его. Она сидела на полу, прислонившись спиной к каменной стене, глаза потухшие, волосы спутаны. Она давно перестала считать время.

Лишь глухой удар двери заставил её поднять взгляд.

Томас вошёл без стука, как всегда. Его шаги были уверенными, даже торжественными. Он будто заходил не к узнице, а на сцену, где вот-вот начнётся представление для одного зрителя.

— Идём — сказал он сухо.

Эмилия моргнула, будто не поняла слов.

— Куда? — её голос прозвучал неожиданно спокойно, но хрипло.

Уголки губ Томаса дрогнули. Усмешка. Не радость, удовольствие.

— Подумай. Куда тебя ещё могут вести? — и он снова улыбнулся, словно наслаждался этим моментом.

Эмилия нахмурилась.

— Волан-де-Морт не может просто прийти в эту комнату и убить меня? — произнесла она, — Зачем всё это?

Томас расправил плечи, будто ему дали шанс прочитать величайшую истину.

— Лорд не убивает чистокровных волшебников бесцельно. Каждая капля чистой крови важна. Он сражается за чистоту, за порядок...

— За убийства — перебила его Эмилия, и в её голосе впервые за долгое время прозвучала ирония. — И за похищения детей. Великолепный лозунг для чистоты.

Улыбка исчезла. Томас резко сжал челюсть.

— Идём. — холодно приказал он.

Но Эмилия не сопротивлялась. Удивительно, но сейчас ей было всё равно. Она встала и пошла за ним. Эмилия шла прямо, спокойно. Страха не было. Впервые за долгое время смерть казалась избавлением.

Зал был темный, пустой, бесконечно холодный. Только трое, Волан-де-Морт, она, и Томас, закрывающий дверь позади.

Лорд стоял к ней спиной, будто заранее наслаждался тишиной перед убийством. Когда услышал её шаги, он заговорил, не оборачиваясь:

— Вечером Поттеры умрут.

Сердце Эмилии скривилось, будто кто-то сжал его ледяными пальцами.

Он продолжил, медленно разворачиваясь:

— И значит, скоро... я возьму то, что принадлежит мне. Дитя, что может погубить меня.

Взгляд его впился в неё, холодный, чёрный, как бездна.

— После их смерти я вновь стану неуязвим.

Эмилия подняла подбородок и тихо сказала:

— Время покажет.

Не надежда а вызов. Ему это понравилось.

— Ты умрёшь сегодня. Но не просто так. Я не убиваю тех, кто даже не пытается сражаться. Ты чистокровная. Хочешь ли ты чести умереть, пытаясь меня одолеть?

Эмилия едва заметно усмехнулась.

— У меня нет палочки.

Волан-де-Морт медленно повернул голову. Его глаза блеснули.

— Тогда... дадим тебе шанс.

Он резко посмотрел на Томаса. Тот напрягся будто его окатили ледяной водой.

— Отдай ей палочку.

Томас замер.

— Лорд... я—

— Отдай. — голос Волан-де-Морта прозвучал так тихо, что пол словно заскрипел от приказа.

Томас дрогнул, но подчиниться пришлось. Он вынул палочку и протянул её. Эмилия осторожно взяла её, как чужой острый нож. Дерево было холодным, почти мёртвым в её руках. Оно не хотело её признавать.

Волан-де-Морт одним взмахом своей палочки убрал длинный стол, оставив пустоту между ними.

Томас вышел, дверь закрылась. Остались только они.

— И что это даст? — спокойно спросила Эмилия. — Вы всё равно собираетесь убить меня.

— Если одолеешь меня, уйдёшь свободной, — произнёс он. Слова были ложью. Но что-то внутри Эмилии дрогнуло. Не вера. Месть.

Она думала о Марлин. О Джеймсе. О Лили. О своей дочери. О Сириусе.

Её рука сама сжала палочку. Глаза вспыхнули.

— Начнём? — спросила она.

— Давай — ответил он.

Она ударила первой.

— Expulso!

Палочка Томаса сопротивлялась, искрилась в её руках, будто желала вырваться. Заклятие вышло рывком, неровное, слабое, Волан-де-Морт отбил его, даже не моргнув.

— Stupefy! Impedimenta! Confringo! — Эмилия бросала заклятия почти без пауз, как молитву, как проклятие миру. Волан-де-Морт лениво отражал каждое, как будто разминался.

— Сколько страсти, — хмыкнул он. — Ты ненавидишь меня?

— Каждую секунду. За каждого, кого ты убил!

— За каждого? — усмешка. — Но ты не отомстишь. Ты слишком слаба.

Она не слышала. Кричала, била заклятиями, не замечая, как тело дрожит, как воздух режет лёгкие.

Она хотела убить его. Несмотря на то что знала: не сможет.

Волан-де-Морт отразил очередной удар, тихо, холодно:

— Довольно.

В следующий миг «её» палочка вылетела из руки.

Заклятие отбросило её в угол, она врезалась спиной в камень, воздух вырвало из лёгких. Мгновением позже Волан-де-Морт приблизился. Без спешки.

Эмилия медленно подняла голову. Чужая палочка лежала на полу, далеко.

— Ты... ничто. — сказал он тихо.

Она тяжело дышала. Глаза расширились. Страх впервые прорвался.

— Ты не победишь. Никто не победит. Я убью каждого, кто встанет на моём пути.

Он поднял палочку. Зеленое свечение зажглось, отражаясь в её глазах.

Эмилия выдохнула. Но не плакала. Она просто смотрела. С ненавистью. И сказала шёпотом:

— Люди умирают, но судьба живёт дольше тебя.

Зелёная вспышка сорвалась с кончика палочки Волан-де-Морта, будто он бросал не смертельное проклятие, а что-то совершенно обыденное. «Avada Kedavra» — слова, прозвучавшие мягче шёпота, но разорвавшие пространство.

Эмилия даже не успела вдохнуть. Палочка Томаса, выбитая из её пальцев минутой раньше, лежала где-то в стороне, бесполезная, чужая. Она сидела на холодном полу безоружная, измученная, но всё ещё живая. Слишком живая, чтобы просто принять смерть. Слишком сломанная, чтобы успеть испугаться.

Зеленый свет ударил в неё.

И вдруг... не боль. Не крик. Не темнота.

А будто кто-то резко выдернул её сознание из тела, и оно сорвалось вниз, в пустоту, где не существовало ни пола, ни воздуха, ни самого Волан-де-Морта.

Тело Эмилии обмякло, падая, но в последний миг звук мира исчез и его заменило другое.

Тишина.

Густая. Звенящая. Холодная.

Эмилия не понимала, она упала? Она умерла? Её дух вышел из тела? Она попыталась дёрнуться, не получилось. Попробовала вдохнуть, тишина не отзывалась дыханием. Попробовала открыть глаза и они открылись, но уже совсем в другом месте. Свет ослепляет. Потом всё исчезает.

Эмилия вдруг понимает, что стоит босыми ногами на мягкой тёплой траве. Трава щекочет ступни, ветерок играет её лёгкими детскими волосами. Она маленькая, совсем маленькая. На ней светлое летнее платье, и руки такие крошечные.

Перед ней, смеясь, несётся вперёд небольшая фигурка мальчика, растрёпанные чёрные волосы развеваются, очков ещё нет, но глаза, те же, родные, золотисто-карие.

Джеймс.

Он оглядывается, кричит через плечо:

— Эми! Быстрее! Ты отстаёшь!

Эмилия бежит за ним, звонко смеясь, смех детский, чистый, незамутнённый страхом и болью. Сердце в груди маленькое, лёгкое, как будто даже не она сама переживает это, а смотрит со стороны... но при этом чувствует всё так ярко, будто это было вчера.

Они бегут по широкому полю за домом, поле, на котором она уже давно не бывала даже во сне. Тепло. Солнце почти слепит. Трава шелестит под ногами.

Впереди вырастает огромный старый дуб, такой высокий, что кажется, достаёт ветвями до неба. Джеймс, сияя, подбегает к нему и сразу же начинает карабкаться.

— Джеймс, слезай! — детская Эмилия упирает руки в бока. — Ты упадёшь!

— Ничего я не упаду! — гордо цокает языком Джеймс, карабкаясь всё выше. — Я супергерой! Я всех спасаю! Вот, смотри! — он уже почти на второй толстой ветке.

Эмилия фыркает.

— Конечно! Спасёшь! Себя от очередного ушиба! Или от сломанной ноги! Только если слезешь.

Джеймс заливается смехом.

— Даже если ты ворчишь я всё равно буду тебя спасать! Я старший брат! И должен защищать свою младшую сестрёнку!

Эмилия возмущённо наклоняется, хватает с земли тонкую сухую ветку и швыряет в него:

— Ты старше всего на несколько минут, я сто раз говорила!

Джеймс ловко уклоняется, расхохотавшись, чуть не соскальзывает — но удерживается.

— Минуты считаются! — выкрикивает он победно.

— Ну конечно, мистер «я супергерой», — бурчит она, но улыбается.

Мир вокруг становится ещё ярче. Трава зеленее. Солнце теплее. Смех громче.

Она помнит... помнит, как это было, чувство, что жизнь бесконечна и безопасна. Что Джеймс всегда рядом. Что всё будет хорошо.

Двое маленьких Поттеров смеются под жёлтыми лучами заката. И в этот момент...

Картинка начинает дрожать. Как будто покрывается трещинами. Тёплый ветер гаснет. Солнечный свет меркнет.

Голос Джеймса, детский, звонкий, отдаляется.

—Эй... Эми, смотри!..

Поле растворяется. Дуб исчезает. Смех пропадает.

И тьма снова накрывает.

Картинка, будто нарисованная светом, дрогнула и сменилась. Зеленая вспышка растворилась, и она сидела в мягком кресле купе Хогвартс-экспресса, подтянув ноги, а пальцы нервно теребили край мантии.

Рядом Джеймс, такой же уверенный. Он сидел, вытянувшись, будто уже видел себя в форме Гриффиндора.

Около окна рыжая девочка. Лили Эванс. Она смотрела в окно, едва заметно хмуря брови, будто боялась дать эмоциям выйти наружу. Эмилия помнила Лили тогда был очень грустный день.

Внезапно дверь купе со стуком отъехала в сторону.

В дверях стоял мальчик был почти сверкающим в луче солнца, падавшем из коридора. Тёмные спутанные волосы, дерзкая полуулыбка и глаза, от которых сразу веяло чем-то опасным... но честным.

— Можно к вам? — мальчик говорил неуверенно, но держал подбородок высоко. — А то в других купе, камню негде упасть..

Джеймс первым оживился. Он всегда любил заводить друзей.

— Прошу! — широко улыбнулся он, жестом указывая на место.

Мальчик вошёл, сел аккуратно на край сиденья и перекинул чёрную прядь с глаз.

— Я Сириус, — представился он. Просто. Без фамилии. Так, словно она была чем-то, что лучше умолчать.

— Я Джеймс, — тут же ответил брат. — А это моя сестра. Эмилия.

Эмилия хотела что-то ответить, но картина начала дрожать, будто окрашенная в золотистый свет память растворялась.

Последнее, что она услышала это их смех. Тёплый. Детский. Настоящий. И всё исчезло. Картинка дрогнула, словно плёнка хлопнула от сильного света, и мир снова перетёк в другой.

Эмилия всё так же находилась в поезде, в коридоре Хогвартс-экспресса. Она стояла напротив мальчика с небольшими шрамами на лице.

— Привет, — сказала она. — Ты ищешь куда сесть?

— Да, — быстро и тихо сказал парень.

— Можешь сесть к нам, у нас есть свободные места.

Парень немного замялся.

— Вряд ли ты уже найдёшь свободное купе, поэтому пошли, — Эмилия показала ему идти за ней. — Ты же не хочешь всю дорогу простоять тут.

— Ну, хорошо... — сказал парень и направился за девочкой.

— Как тебя зовут? — спросила она, пока они шли.

— Римус, — тихо ответил парень.

— Приятно познакомиться, я Эмилия.

Кадр вновь сменился.

Рождество. Эмилия, Сириус и Джеймс устроились на полу в гостиной, вокруг мерцали огоньки гирлянд, а запах имбирного печенья и горячего шоколада наполнял комнату. На полу лежала их любимая настольная игра «33 волшебных шага». Они поочередно бросали кубики, смеялись, придумывали шутливые истории про свои фишки, когда проходили трудные испытания.

Постепенно Сириус и Эмилия начали замечать, что Джеймс вырывается вперёд.

— Так, Эми, мы не можем этого допустить, верно? — наклонился к ней Сириус. Эмилия задумчиво улыбнулась.

— Блохастый, думаю нам пора объединяться — шепнула она

Сговор был заключён без лишних слов. Как только Джеймс дошёл до 28-го шага, Эмилия, которая ходила до этого, незаметно изменила порядок карт, подложив ему одно из самых сложных заданий.

— «Испытание слизня»... — прочитал Джеймс и недоверчиво уставился на карточку. — Это что за гадость?

— О, дружище, похоже, тебе придётся ползти! — Сириус едва сдерживал смех.

— Это не честно! — возмущенно крикнул Джеймс.

— Правила есть правила, братец. — Эмилия ухмыльнулась.

Под их смех Джеймс, ворча, пополз по полу, бормоча себе под нос проклятия. Пока он пытался восстановить свою честь, Сириус и Эмилия быстро шли к финишу. В конце концов, им выпало финальное испытание они должны были одновременно подпрыгнуть и крикнуть «Сириус и Эмилия — величайшие волшебники на свете!»

— Что за наглая ложь?! — воскликнул Джеймс, всё ещё лёжа на полу.

— Поторопись, пока он не поднялся! — прошептал Сириус. Эмилия и Сириус одновременно подпрыгнули и закричали победную фразу. Игровое поле взорвалось золотыми искрами, а их фишки переместились на 33-й шаг.

— Мы победили! — радостно вскрикнула Эмилия.

Кадр снова поменялся. Эмилия проснулась от тихих, но странных шагов в своей комнате. Они были... неестественными. Словно кто-то мягко ступал на лапах, а не на ногах. Она, ещё не до конца очнувшись, подумала, что это может быть Лолли, решила принести ей завтрак или разбудить пораньше. Но открыв глаза, тут же отрезвела: на прикроватной тумбочке стоял небольшой букет полевых цветов, точно таких, какие она любила с детства. Ромашки, колокольчики, клевер. Её сердце дрогнуло, но прежде чем она успела удивиться, её взгляд поднялся и встретился с огромным чёрным псом, который отходил от тумбочки, стараясь ступать бесшумно.

— АААААА! — завопила она и швырнула подушкой в животное.

Пёс издал приглушённое «Уф!» и, отскакивая, стукнулся башкой о шкаф, жалобно взвизгнув. И тут Эмилия поняла. Эти глаза. Эти манеры. Это дурацкое желание эффектно появляться...

— БЛЭК! — взорвалась она, вскочив с кровати. — Что, чёрт возьми, ты делаешь у меня в комнате?! В анимагической форме?!

В этот момент дверь распахнулась, и на пороге показался Джеймс, сонный, с растрёпанными волосами, в мятой пижаме.

— Что за крик? Кто кого убивает? — пробормотал он и зевнул.

Эмилия указала рукой на чёрного пса, который уже начал обрастать человеческими чертами. Через пару секунд на полу сидел Сириус, взъерошенный, в мятой футболке, с пострадавшим лбом, который он теперь потирал с гримасой боли.

— Ты серьёзно?! — Джеймс моргнул. — Сириус, ты сбрендил?

— Я хотел сделать милый жест... — пробурчал Сириус, морщась. — Цветы и всё такое. Не думал, что она бросит в меня подушкой и пробьёт череп шкафом.

— Это не мило, это пугающе! — огрызнулась Эмилия. — И вообще, кто входит в чужую комнату в виде собаки?!

Картинка вновь сменилась. Эмилия гуляла по Лондону с Лили, Марлин и Мэри. Они заходили в маленькие уютные магазинчики, примеряли шляпы и шарфы, смеялись над смешными витринами. Иногда останавливались в магловских кафешках, заказывали горячий шоколад и пирожные, обсуждали последние события в школе и просто наслаждались компанией друг друга. Им было весело, они смеялись, фотографировались на память и наслаждались моментом, радуясь дружбе и беззаботным прогулкам по шумному городу.

Но и эта картинка сменилась другой.

— Сириус, я... — начала она и села чуть ближе, — Я не могу больше делать вид, что всё нормально. Не могу просто шутить, строить из себя равнодушную. Я думала, что это пройдёт, что это просто... — Она махнула рукой, — просто запутавшиеся мысли. Но с каждым днем это только сильнее.

Она взглянула ему в глаза, и голос её окреп:

— Я влюблена в тебя, Блэк. По-настоящему. По-серьёзному. И если ты сейчас начнёшь шутить, как всегда, я тебя прибью.

Секунда молчания. Сириус посмотрел на неё так, как никто и никогда не смотрел. А потом с тем самым привычным прищуром и нахальной полуулыбкой, сказал:

— Ух ты. Эмилия Поттер признаётся в любви. Срочно, где тут сова? Надо отправить письмо в «Пророк», такое раз в столетие бывает.

Эмилия закатила глаза и встала:

— Знаешь что? Всё, забудь. Считай, что тебе померещилось. Я пошла.

Она уже сделала шаг к двери, но Сириус, всё ещё сидя, быстро потянулся и поймал её за запястье. Эмилия обернулась, резко, почти возмущённо. Но он уже встал, и теперь они стояли совсем близко. Её рука в его ладони. Их дыхание смешивалось. Сириус смотрел на неё, и вся лёгкость, весь его привычный сарказм вдруг исчез. В его взгляде было всё, тревога, нежность, страх и такая глубокая, упрямая привязанность, от которой у Эмилии перехватило дыхание.

— Прости, — сказал он тихо. — Я просто... привык прятаться за шутками. Потому что если начну говорить серьёзно, всё становится по-настоящему. А "по-настоящему" это страшно.

Он замолчал на секунду, глядя ей в глаза.

— Но раз уж ты решилась, то я тоже. Я влюблён в тебя, Эмилия. Давно. И сильно. До безобразия сильно. Даже когда пытался отрицать это, даже когда избегал.

Она стояла, не отводя взгляда, и в груди всё сжалось от тепла, будто её только сейчас впервые по-настоящему поняли. Он наклонился чуть ближе.

— Так что... если ты всё ещё хочешь быть со мной — без шуток, без игр, по-настоящему... я здесь.

Эмилия смотрела на него, и сердце стучало, как будто вот-вот выпрыгнет из груди. На миг она замялась, а потом, тихо, но с твёрдостью в голосе, сказала:

— Я тебя тоже люблю, Сириус. Не на шутку. А всерьёз.

Словно что-то щёлкнуло в воздухе. На лице Сириуса появилась та самая настоящая, редкая улыбка, не самодовольная, не дерзкая, а по-настоящему тёплая и счастливая. Глаза его светились, как будто в них зажгли все звёзды, что носил он в своей родословной, только теперь они светили только для неё.

Он придвинулся ближе. Медленно. Осторожно, будто давая ей шанс передумать. Но она не отступила. Напротив сделала едва заметный шаг ему навстречу.

— Ну вот, теперь ты окончательно пропала, Поттер, — прошептал он, улыбаясь уголками губ. — Влюбиться в Блэка, это диагноз.

— Будешь лечить? — с усмешкой прошептала она.

— Ни за что, — ответил он. И в следующую секунду его губы коснулись её.

Силуэты вновь сменились.

Ночная улица. Снежная тишина окутывала дворики и аллеи. Эмилия и Сириус шли медленно, оставляя за собой следы на свежем снегу, который скрипел под ногами. Луна мягко освещала их лица, а свет фонарей играл на снежинках, словно маленькие звёзды рассыпались по земле.

Они прошли немного вперёд, пока не оказались на небольшой поляне возле парка. Снег здесь лежал ровным и белым слоем, никто ещё не ступал сюда. Сириус внезапно остановился и с хитрым взглядом наклонился к земле.

— Что ты... — начала Эмилия, но не успела договорить, как снежок аккуратно, но точно попал ей в плечо.

Она замерла, удивлённо распахнув глаза.

— Ты только что кинул в меня снежок?

— Хм... Возможно. Это было случайно, — сказал он, уже собирая второй.

— Случайно? — не стала ждать второго "случайного" Эмилия. Тут же наклонилась и с ловкостью, нехарактерной для аристократки, лепила в ладонях ответный снаряд.

— Ты сам напросился, Блэк.

И началась настоящая снежная битва. Смех Эмилии звенел в воздухе, перемешиваясь с возгласами Сириуса, который старался уклоняться от её метких попаданий, но иногда специально пропускал, просто чтобы видеть, как она радуется.

— Эми! Это был удар ниже пояса! — крикнул он, когда один из снежков угодил прямо в живот.

— А ты не подставляйся! — ответила она с торжествующей улыбкой.

Он бросался на неё с лёгкими окриками, падал в снег, пуская в ход целые горсти, а потом вдруг резко поскользнулся и с удивлённым восклицанием рухнул на спину. Эмилия сначала испугалась, но когда он, широко улыбаясь, раскинул руки и начал делать снежного ангела, она не удержалась и легла рядом, смеясь.

Смех постепенно стих, и картинка начала мягко перетекать. Снег на ветках деревьев мерцал серебряным светом, а их дыхание образовывало лёгкий пар в морозном воздухе. Ночная тишина снова стала доминировать. Они поднялись, вытирая снег с одежды, и на мгновение просто смотрели на лунный свет, отражающийся в снегу.

Следующий кадр медленно разворачивается: Эмилия сидит на метле, а Сириус держит её за руку, аккуратно взмахивая крыльями и поднимаясь в воздух. Сквозь прозрачные облака они парят над окрестностями Хогвартса. С высоты замок выглядит величественно, а блеск Чёрного озера отражает серебряный свет луны. Мягкий ветер развевает её волосы, а сердце бьётся учащённо от ощущения полёта.

Эмилия заметила дуб у кромки леса тот самый, где когда-то сидела с Джеймсом.

— Давай приземлимся там, — предложила она. — Оттуда красивый вид на озеро, и можно спуститься к берегу.

— Как скажешь, — легко согласился Сириус, но вместо плавного спуска сделал резкий вираж вниз.

— Сириус Орион Блэк!!! — Эмилия вцепилась в него мёртвой хваткой, осыпая его самыми изощрёнными угрозами. — Я тебя убью! Я тебя сама скину с этой метлы!

Он приземлился мягко и уверенно, а вот Эмилия, спрыгнув, едва держалась на ногах. Щёки её горели от ветра, страха и злости.

Сириус хохотал, едва сдерживая дыхание:

— Ты должна была видеть своё лицо!

— Очень смешно! — огрызнулась Эмилия и, скрестив руки на груди, пошла к озеру, даже не взглянув на него.

Он догнал её за пару шагов, обнял за плечи и прижал к себе:

— Ну прости, ведьмочка. Больше не буду. Клянусь своей метлой.

— Ха! — фыркнула она, закатив глаза.

— Хотя должен признать, — добавил он тише, наклоняясь ближе к её уху, — ты чертовски милая, когда злишься.

И в этот момент картинка снова смягчилась, снег перелился в серебристый свет луны, их дыхание стало смешиваться с ночным воздухом, а холодный мороз словно окутал их теплом, создавая атмосферу близости и доверия.

Кадр медленно смягчился, переливаясь золотистым светом свечей и мерцающих ламп на балу. Музыка тихо звучала в зале, создавая атмосферу праздника. Эмилия почувствовала, как кто-то слегка коснулся её плеча. Она обернулась и встретилась взглядом с Сириусом.

Сириус, облокотившись на спинку стула, глянул на Эмилию и приподнял бровь:

— Миледи, рискнёте составить компанию дворняге на танцполе?

Эмилия театрально закатила глаза.

— Только не наступай мне на ноги, Блэк. Я хочу дожить до конца бала с целыми пальцами.

Он протянул ей руку с самым невинным видом, и она, смеясь, всё-таки вложила в неё свою. Их пальцы переплелись, и камера словно задержалась на этом моменте смех и музыка слегка приглушились, а свет свечей окутал их мягким золотистым ореолом. Бал словно перестал существовать вокруг, оставив их наедине с маленькой магией мгновения.

Следующий кадр постепенно растворился, и перед глазами возник балкон под открытым ночным небом. Лёгкий мороз щекотал щеки, а Луна серебрила всё вокруг. Снег тихо лежал на перилах, а огни замка мягко светились внизу.

Сириус подошел к Эмилии, улыбка на его лице была мягкой, почти трепетной. Он медленно достал из кармана джинсов маленькую коробочку и раскрыл её. Внутри блеснуло кольцо, и не простое, а с гравировкой герба семьи Блэк. Эмилия ахнула, глаза её округлились, дыхание перехватило.

— Эми... — голос Сириуса дрогнул, но он продолжал. — Я всю жизнь считал, что любовь — это для других. Что я создан для шуток, для свободы, для вечного бунта. Но потом появилась ты. И я понял, что хочу не просто быть рядом. Я хочу прожить всю жизнь вместе. Не как парень и девушка, а как муж и жена. Я люблю тебя. Безумно. Всем сердцем. И хочу, чтобы ты стала моей женой.

Мир будто остановился. Эмилия смотрела то на кольцо, то на его глаза. В горле застрял ком. Она как будто потеряла дар речи. Каждая секунда её молчания тянулась для Сириуса вечностью. Внутри у него всё сжималось — вдруг он поторопился?

Но наконец Эмилия выдавила дрожащим голосом:

— ...Да.

Глаза её блеснули слезами счастья. Сириус вскочил, обнял её так крепко, будто боялся отпустить, и поцеловал, долгим, нежным, но полным страсти. Когда они отстранились, он осторожно надел кольцо на её палец.

Кадр медленно смягчился, воздух будто заискрился от счастья, и ночь на балконе растворилась, оставляя только сияние Луны и тихий шёпот их смеха, смешанного с трепетом первых мгновений совместной жизни.

Картинка постепенно растворилась, медленно переходя из теплого света комнаты Эмилии в лёгкое утреннее сияние её спальни. Тонкий золотистый свет пробивался сквозь шторы, играя на нежной ткани её свадебного платья. Камера медленно смещалась к двери, где слышались тихие шаги. Постепенно шаги становились чётче, и в дверном проёме появились Джеймс и Лили.

Джеймс, заметив сестру в её прекрасном наряде, на мгновение замер. Он уже не видел перед собой маленькую девочку, с которой когда-то бегал по полям; теперь перед ним стояла девушка, готовая выйти замуж за мужчину, которого любила всем сердцем. На лице брата заискрилась та гордость, что бывает только у братьев.

— Ты прекрасна, — тихо сказал он, подходя ближе и не делая лишней сценичности. Он обнял её на мгновение в братском жесте поддержки.

— Всё будет хорошо. Сириус тоже волнуется, — прошептал он ей в ухо, и Эмилия, не выдержав, почти неслышно захихикала.

Камера следовала за ними, когда Джеймс, с лёгкой улыбкой, взял Эмилию под руку. По правилам, к алтарю её должен был вести отец, но из-за их положения она шла с братом. Они медленно спускались по ступеням, и с каждым шагом свет летнего дня всё ярче обнимал их, словно приветствуя на этом пути.

Поляну украшала аккуратная деревянная беседка, увитая полевыми цветами и лентами, а ряды стульев были расставлены для самых близких людей. Тонкий ветерок шевелил траву, над которой ещё утром летали бабочки. Гостей было немного — только те, кто действительно имел значение: друзья, старые знакомые родителей, люди из Ордена Феникса, которые когда-то поддерживали их в трудные времена.

Когда они приблизились к арке, Эмилия почувствовала, как Джеймс сжимает её ладонь сильнее. Он стал выше, как-то взрослее, но в его взгляде всё ещё читалась та детская решимость, которой он когда-то спасал её от скучных уроков и доставал звёзды с самых высоких ветвей воображения.

— Я рядом, — сказал он коротко.

И вот она стояла напротив него — Сириус. Под цветочной аркой он казался центром мира. Вокруг словно исчезло всё остальное: шум, движения, смущённые шёпоты гостей. Его взгляд был полон удивления и обожания, и Эмилия ощущала дрожь по всему телу, как будто сама магия этого дня проходила через неё.

Следующий кадр мягко сменился, и они уже стояли, руки переплетены крепко, как будто никакая сила не могла их разъединить. Поляна шептала под лёгким ветерком, каждая травинка казалась свидетелем этого дня, каждая тень от солнечных лучей играла на лицах гостей. Перед ними стоял мужчина в возрасте, мудрый и мягкий, с глубокими глазами, словно видевшими всю глубину их души.

— Сириус Орион Блэк, — сказал он уверенно, но спокойно, — готовы ли вы взять в жены Эмилию Юфимию Поттер, быть с ней рядом в радости и горе, в здоровье и болезни, пока смерть не разлучит вас?

Сириус не колеблясь, не отводя взгляда от Эмилии, ответил твёрдым и спокойным голосом:

— Да.

Мужчина слегка кивнул и повторил вопрос, теперь обращаясь к Эмилии:

— Эмилия Юфимия Поттер, готовы ли вы взять в мужья Сириуса Ориона Блэка, быть с ним рядом в радости и горе, в здоровье и болезни, пока смерть не разлучит вас?

Эмилия посмотрела на Сириуса. В её глазах отражалось всё: любовь, уверенность, трепет и смелость. Она сжала его руку сильнее и произнесла:

— Да.

Кадр мягко растворился, словно солнечный свет смешался с золотыми оттенками арки и улыбками гостей, оставляя в памяти каждого присутствующего сияние этого совершенного мгновения, в мягкое вечернее сияние, когда Эмилия и Сириус сидели вдвоём, обнявшись. В воздухе висела тёплая, почти домашняя атмосфера, наполненная смехом, тихими вздохами и мягким светом ламп.

— Первые недели после твоего отъезда я чувствовала себя странно. Постоянная усталость, тошнота, запахи раздражали... — начала Эмилия, тихо опуская глаза.

Сириус нахмурился.

— Ты заболела? Почему мне никто не написал?

— Потому что это не болезнь, — тихо сказала она. — Ко мне приходила целительница...

Он сел ровно, взглядом приковав её к себе.

— Целительница? На обычную простуду целителей не зовут... Эмилия, что случилось?

Она посмотрела ему прямо в глаза.

— Когда она меня осмотрела, то сказала... что у нас скоро будет прибавление.

Несколько секунд Сириус просто молчал, будто мир вокруг замер. Потом приподнял брови.

— Прибавление... Это то, о чём я думаю?

Эмилия кивнула.

— Да, Сириус. Я беременна.

Молчание длилось долю секунды, и Сириус буквально взорвался от переполнявших его эмоций. Он резко встал, засмеялся, подхватил Эмилию в объятия, кружил её по комнате.

— Я стану отцом? Мерлин, я стану отцом! — воскликнул он, осыпая её поцелуями, что-то бормоча между смехом.

Эмилия смеялась сквозь слёзы.

— Осторожнее, — сказала она, прижимаясь к нему.

Он наконец опустил её на кровать, сел рядом, всё ещё улыбаясь, будто не веря своим ушам. Эмилия чувствовала, как её наполняют счастливые эмоции. Тёплое чувство радости, любви и защищённости разливалось по всему телу. Это были лишь маленькие отрывки её жизни. Но такие теплые. Большинство этих моментов связаны с Сириусом. Человеком, которого она безумно любит. С которым была готова прожить всю жизнь.

И всё это вспоминалось сейчас, в мельчайших подробностях: их первый снежный бой, вечерние прогулки по заснеженному Хогвартсу, смех на рождественском балу, слова признания в любви, их свадьба, первые моменты радости ожидания ребёнка. Все эти кадры будто складывались в один бесконечно тёплый фильм.

Но затем картина резко изменилась. Свет угас. Тепло и смех растворились. Наступила темнота. Давящая. Мертвая. Холодная.

Эмилия лежала на холодном полу старого поместья Реддлов. Тело было неподвижным, дыхание прервано. Её глаза были закрыты, а волосы, разбросанные вокруг, блестели в слабом свете, пробивающемся сквозь разбитые окна. Тело ощущалось пустым, но в памяти всплывали эти счастливые моменты, будто маленькие осколки жизни, которые она успела прожить с любовью.

В комнате царила тишина, нарушаемая лишь сквозняком, гулявшим по старым коридорам. Холод проникал в каждый уголок, и казалось, что сама старинная мебель замерла в ожидании. Мир вокруг потерял краски и форму, растворяясь в густой тьме. И эта тьма была окончательной.

Эмилия лежала на полу, одинокая, неподвижная, но с теплом на сердце, теплом, которое давала ей память о Сириусе, о детстве, о любви, о жизни, которой она прожила достаточно, чтобы знать: она жила счастливо, даже если эта жизнь была короткой.