Глава 41. Я твоя

Опустошение комом легло внизу живота. Я замычала, находясь в объятиях Данте, чувствуя, как Эвелина ласкает мою голову своими нежными пальцами. Я сжимаю футболку папы и закрываю глаза, стараясь свернуться в клубочек и спрятаться в его груди.

— Что это вообще было? — Я стараюсь прийти в себя после той ситуации. Она произошла слишком быстро, и мое шоковое состояние осталось прежним уже долго.

— Покушение на убийство, — объясняет Данте, глядя куда-то вдаль.

Берег уже не виден, и мне становится холодно. Эвелина замечает мою дрожь и подхватывает плед с дивана, укрывая меня поплотнее.

— И что Доминик сделает с ней?

— Ты больше не увидишь ее. Никто больше не увидит ее.

Я подняла взгляд на округлившиеся глаза Эвелины. Она сжимает губы, понимая, о чем говорит Данте, а я еще не до конца поняла. Эвелина подозвала охранника и попросила его о чем-то на итальянском, принести воды, наверное. Данте осторожно переплетает их пальцы, успокаивая свою жену.

Никто больше не увидит.

Как это? Живого человека ты можешь увидеть много раз.

Мысли резко остановились. Живого. Доминик убьет ее или уже убил.

К горлу подступила тошнота от понимания, что мой мужчина — убийца. Доминик никогда не будет милосердным, он родился в крови, он погряз в убийствах, и для него смерти и мучения человека стали обыденностью, стали зависимостью, без которой он не сможет прожить жизнь. Он питается страхом и болью предателей и даже невинных людей: он выстрелил в журналиста.

— Он убьет ее?

— Уже убил, жемчужина, — я слышу голос и безошибочно узнаю характерные черты, присущие Доминику: он одновременно суров и требователен, но в нём есть харизма и властность, которые могут соблазнить. И он соблазняет меня.

Я оглядываюсь, видя статную фигуру Доминика. Его взгляд наполнен периодическими вспышками гнева, он демонстрирует динамику эмоционального состояния, а пульсирующие жилки на шее придают ему устрашающий облик. С грациозной уверенностью, но с замедленной поступью, он движется в моем направлении, сопровождая движение немым приказом всем присутствующим покинуть данную секцию лайнера.

Данте отпускает меня и берет свою жену в объятия, напоследок что-то сказав Доминику, они ушли, а следом и девочки. Я проводила их взглядом, и они поддерживающе подняли пальцы вверх, показали сердечко, но резкий глас Данте заставил их повиноваться и уйти.

Я осталась наедине с Домиником.

Я осталась наедине с монстром.

Я осталась наедине с убийцей.

Я осмотрела мужчину: капли крови на его футболке и запачканные руки отлично указывают на кровавое убийство. Я боюсь представить, какой способ он использовал, чтобы избавиться от нее. Явно не просто выстрелом, а чем-то другим, но чем?

Слова застревают у меня в горле, когда его губы прижимаются к моим во всепоглощающем поцелуе. Его губы требовательны и жестки, он не просто целует. Он пожирает и убивает. Он ломает, но я тянусь к нему, несмотря на осколки, на которые ступаю, не обращая внимания на боль и кровь от них.

Мое сердце сжимается при мысли об убийце Доминике. Это значит, что мои наивные мечты — сплошная туфта и бред. Доминик никогда не будет хорошим, он навсегда останется убийцей. Жестоким человеком, хорошо владеющим ножом. Он просто обожает ножи, черт. Я навсегда останусь в мире мафии, и всем плевать, хочу я того или нет.

Этот мир жесток и беспощаден, но все проблемы, с которыми я столкнулась, — цветочки, сладкий и одновременно горький шоколад, бывают и хуже, и даже могу предположить у кого.

Ева, связавшаяся с Массимо.

Как сильно Массимо сломает ее?

Он сломает ее.

Разрушит.

Уничтожит.

Эта боль будет хуже моей, если она сейчас не страдает от рук вдовца.

Сладкий запашок крови застыл в носу, вопросы вертятся на кончике языка, но я не смею произнести и слова.

Доминик оторвался от моих губ, утягивая за собой быстро исчезнувшую ниточку смешавшейся слюны. Я всхлипываю и дрожу в его руках. Я не заметила, как он расположил меня на диване и оказался сверху, полностью захватив меня в свой контроль.

— Ты просто монстр, — мое зрение затуманено и расплывчато, и все, что я вижу, это густые тени ресниц.

— Я знаю, — он притягивает меня к своей груди и запечатлевает мокрый поцелуй на моем лбу. — Я знаю все, что ты думаешь обо мне, жемчужина.

Доминик устроился рядом и плотнее притянул меня к себе так, что моя голова упала на его бицепс. Терпкий, грязный аромат крови наполнил мои ноздри, и я не могу удержаться, чтобы не перестать дышать. Кажется, я схожу с ума.

— Я ненавижу тебя, — шепчу я губами.

— Я люблю тебя.

Доминик снисходительно ухмыльнулся. Его сильные руки обнимают меня, когда он шепчет мне в ушко, обжигая нежную кожу горячим дыханием.

— Ты из тех женщин, которые губят.

— Ты из тех мужчин, которых стоит уничтожить первой.

Он рассмеялся, его голос разнесся по всему лайнеру, и я нахмурилась. Недовольство блестело в моих глазах, я окутала его взглядом.

— Тогда мы способны построить свой отдельный идеальный мир: и ты все-таки не сделаешь аборт и родишь близнецов.

— Пошел ты!

Я резко отрываюсь от него и подскакиваю с дивана. Нервно отряхиваясь, я стремилась избавиться от навязчивого запаха чужой крови. Доминик подавил злость на мое поведение, его внутреннее состояние можно было охарактеризовать как диссонанс, вызванный услышанным и ощущаемым посланием куда подальше.

— Я не собираюсь их рожать, тебе понятно? Я не справлюсь с детьми! — горло больно сдавило от крика, слезы застилают глаза, я почти ничего не вижу.

— Блять...

Никаких детей.

Это первая мысль, которая приходит в мое отрешенное и дико подавленное состояние, как я облокачиваюсь о ограждение лайнера и смотрю вниз на мягко движущиеся волны. Я свесила руки и склонила голову, пока дорожки слез капали на мои руки и стекали в Лигурийское море.

— Жемчужина, — его подбородок касается моей головы, и он обнимает мою талию, его руки легли на мой живот в ласковых прикосновениях. — Тебя пугает только то, что ты можешь не справиться?

Я киваю.

Волосы противно прилипают к мокрому лицу и торчат из головы, будто чертовы антенны. Доминик убирает блесые пряди и склоняется, целуя меня в скулу. Я вдыхаю его тепло. Так много тепла.

— Самих детей ты хочешь? — он тихо спросил меня, и что-то твердое прижалось к моей пояснице. Я поняла, что это его гребаный член.

Ох.

Черт.

Я задумчиво прикусываю язык и прислоняюсь грудью к перилам. Мои соски ужасно горят и болезненно трутся о ткань белой майки, несмотря на наличие купального бюстгальтера. Я стараюсь свободно дышать, но его касания, мои соски... Я схожу с ума по нему.

Мне приходится запрокинуть голову, чтобы отвлечься, и я уставилась в небо, разглядывая плывущие облака и яркое солнце, чьи лучи меня ослепляют.

Мои губы дрожат, и я сжимаю их в тонкую полоску.

— Ну?

— Я не знаю, — осипшим тоном наконец отвечаю я. — Наверное, хочу, но я не уверена, что смогу им дать должное воспитание. Я не уверена, что не умру в первые же две недели от трудностей, ведь дети кричат, что-то хотят, а пойму ли я их желания? Я не уверена, что это хорошая идея: рожать, не зная ничего. У меня нет опыта. Да, я нянчила Лоран, играла с ней, но это было, когда мы уже были в достаточно осознанном возрасте. Почему я такая?

— Потому что ты сломлена, и я хочу это исправить, — его пальцы находят мои волосы, нежно поглаживая их у корней. Слишком нежно. — Пробыть всю жизнь сама с собой — пытка.

— Почему это так важно для тебя?

— Отчасти тебя сломал я.

— И ты жалеешь?

— Безумно.

Я замолкаю и обреченно вздыхаю. Его большие ладони обхватывают мои хрупкие плечи, он бы мог меня сломать прямо сейчас и даже не моргнуть, но он гладит меня, нежно сжимая мои плечи и целуя блестящую кожу на них. Слишком нежно. Для него не характерна такая нежность.

— Мне жаль, что твой первый секс прошел болезненно, — он оставляет мокрый след на моей ключице. — Мне жаль, что я изрезал тебя, причинив физическую боль, — целует в шею, я вздыхаю. — Я сожалею, что так просто позволил тебе пропасть. Я виноват, что позволил тебе страдать столько времени. Я хочу излечить твои раны, Офелия, но ты сопротивляешься. Я не смогу тебя вылечить, когда ты отталкиваешь меня. Почему ты не доверяешь мне на все сто один процент?

— Дай мне повод доверять тебе.

— Повод?

— Именно, — соглашаюсь я. — Повод. Слова — пустота, а действия, Доминик?

— Меня расстраивает, что ты сомневаешься во мне. Почему?

— Ты жесток. Ты убийца. Я никогда не хотела связываться с мафией, и, если честно, в наших возобновленных отношениях я благодарна только Рафаэлю. Он сделал для нас больше, чем мы друг для друга.

— Я не искал тебя.

— Я не рассказала тебе правду.

— Я хочу исправить всё.

— Начать с чистого листа?

Я разворачиваюсь к мужчине и сталкиваюсь с его фиолетовыми глазами. Я тяжело дышу, и наши губы сливаются в эротическом танце губ. Я ощущаю себя слабой и маленькой рядом с ним, даже в безопасности, несмотря на его истинную сущность. Доминик напирает, пожирая меня с такой грубостью, что я начинаю задыхаться. Его поцелуи безумны, и он не пытается успокоиться, остановиться или вернуть контроль. Не хочет. Не станет.

Мое дыхание замедляется, когда он просовывает язык мне в рот и властвует надо мной. Доминик — доминация и власть над всем живым.

— Я говорил тебе, как сильно я люблю твои губы? — Доминик смотрел на меня по-другому. Не так, как смотрит на других, его взгляд даже не такой, какой к семье.

Мои пальцы впиваются в его футболку. Теперь, когда он взял на себя всю отвественность, я почувствовала, что могу расслабиться. Отпустить и отдаться ему целиком и полностью.

Доминик задирает мою майку и стаскивает лифчик, роняя ненужную ткань, закрывающую обзор на мою налитую кровью грудь. Его взгляд приковался к моим соскам, и Доминик сжал мою талию, затем приблизился и схватил зубами один сосок, второй сладко щипает пальцами.

Мои глаза закатываются далеко к затылку, и с горла срывается стон.

— Доминик...

— Молчи, моя жемчужина, — его твердая ладонь обхватывает мое горло, оказывая давление на кадык и тем самым блокируя поступление кислорода. В этот момент он также приступает к агрессивному воздействию на мой сосок: он кусает его с такой силой, что боль пульсацией проносится по моему позвоночнику. 

Я вскрикиваю

Черт, черт, черт!

— Доминик!

Он опускается на колени и скользит языком между ребер. Моя кожа покрывается мурашками, колени подгибаются, становясь неуправляемыми, словно их расплавили. Он трепетно целует мой живот и спускается к шортам, поспешно вытаскивая пуговицу и расстёгивая молнию, затем он бережно спустил их по моим бёдрам и впился губами в них.

— Лучше тебя мое тело не знает никто, — сладкий шёпот рвётся из моих губ, мне хочется коснуться его, хочется целовать и подарить себя полностью. Без памяти отдаться лишь ему. — Даже я.

Моё тело словно подожгли: я рушусь, пока его руки властно проождаются по моей коже. Электрический ток шокирует мои мышцы, и я жмурю глаза.

— Доминик...

Он на миг поднимает голову. Похоть и влюбленность — то, что его взгляд не скрывает и не собирается.

Мои пальцы впиваются в его футболку в попытках стянуть ее через его голову. Он обхватывает мое запястье и останавливает движения, отстраняет и крепко целует в тыльную сторону ладони, потом сам снял футболку и выронил ее. Моим глазам открылся обзор на красивое мужское тело. Резкие очертания бицепса и регулярно поддерживающийся пресс дают ему мощный облик.

Невыносимо.

Необходимость.

Он мне необходим.

— Насладись, жемчужина, — он сгибает руки и кидает меня на диван.

Я стону, когда его губы скользят по моему животу и зубами он стягивает мои влажные трусики по ногам, оставив их висеть на лодыжке.

Он гладит мой живот, бережно проходясь по нему трепетными прикосновениями. Тепло всачивается глубоко под кожу, и я чувствую свою дрожь. Когда моих сосков касается ласкающий ветер, я сжала зубы и ахнула.

Его губы легли между моих бедер, холодок за счет слюны прошелся по моей шикарно выбритой коже на лобке.

— Доминик, прекрати... — я просила, но Доминик не тот человек, которому нужно просить.

Он любит мольбу.

Его нужно умолять.

Но я слишком горда для этого.

— Сладкая жемчужина, — эти прозвища заставляют меня плавиться.

Я кричу, когда его язык впивается глубоко внутрь, разводя мои сжатые и достаточно мокрые стенки. Он мягко сосет мой клитор и прикусывает его, осторожно оттягивая. Эта нежность заставляет мою кожу пылать. Я ощущаю жар на щеках и как они краснеют.

Мои пальцы запутываются в его волосах, он приближается к моему лицу и целует с такой страстью, что весь мир для меня кажется незначительным листиком среди огромного океана.

Я утонула в нем.

Я захлебнулась в нем.

Он топит меня, но я получаю от этого эйфорию.

— Будь моей, жемчужина, — прохрипел мужчина, отрываясь от моих губ. — Будь моей навсегда, прошу. Я обещаю, я сделаю тебя, черт возьми, самой счастливой девушкой во вселенной, только скажи мне «да».

Следом мои пальцы скользят по его затылку вниз прямо по спине и проходясь по бокам, переходя к упругой части живота, заполненной твердыми мышцами. Тестостерон на поверхности внизу живота на самом деле никогда не привлекал меня, даже отвергал, но сейчас его едва ощутимое наличие волос кажется соблазнительным.

Ему идет буквально всё.

— Я твоя, — мое согласие похоже на зеленый свет. — Я только твоя уже давно, Доминик.

Доминик выпрямляется и стягивает с себя штаны вместе с боксерскими трусами.

Его член тех же внушительных и разрывающих размеров, но сейчас он почему-то кажется сильно больше, чем в прошлые разы.

Обхватывая мой сосок, он устраивается между моих ног и проводит пальцами между половых губ, осторожно раздвигая их, чтобы кожа не мешала и не причиняла боль.

Я кусаю губу.

— Я схожу с ума, Доминик. Ты сводишь меня с ума, и меня это пугает.

— Ты тоже сводишь меня с ума, жемчужина, потому что ты — мое слабое и мое любимое место, которое я никому не отдам и выберу перегрызть глотки тем, кто посмеет забрать тебя у меня. Ты моя, жемчужина, и все мужчины, посмевшие прикоснуться к тебе, лишатся своих грязных пальцев. По гребаной очереди.

Доминик навалился сверху и нежно поцеловал в шею, затем начал медленно облизывать ее влажным, слегка шершавым языком, помечая ее заметными засосами и следами укусов. Эта легкая покалывающая боль приносит мне ярое удовольствие.

Я не знаю, когда боль, которую он мне причиняет, стала для меня зависимостью.

Он дышит мне в шею, трется членом о мое влажное лоно, и я жмурюсь. Доминик обхватывает мою шею, сжимает мое горло и без предварительной ласки глубоко врывается в меня.

Он заставляет меня дрожать одним движением.

Я кричу ему в ухо.

И он ловит от моих криков наслаждение.

Удовольствие.

Черт возьми.

Это приятно.

Чертовски ужасно приятно!

Я чувствую себя шлюхой, которую давно не драли, давно не брали для удовольствия и не позволяли кончать в считанные минуты.

Мое тело выгибается навстречу Доминику. Я сжимаю его плечи так крепко, что мои ногти впиваются в его кожу.

— Моя маленькая жемчужина, — он плавно двигает бедрами, но, зная характер Доминика, нежность и плавность не про него, однако ради меня он меняется. Я его не вынуждала, это его выбор.

Его толчки мягкие и нежные. Мне это ужасно нравится. 

Я тихо постанываю и закрываю глаза, мое тело систематически расслабляется и отдается мужчине. Я разрешаю ему вытворять со мной всё, что только может прийти в голову. Это будоражит мою кровь, она кипит от наличия такой интриги.

Затем... он нежно целует меня.

Страстно, но нежно. Он сплетает наши языки в медленном эротичном танце. Он входит глубже настолько, насколько это возможно, и я стону ему в губы.

Я кричу.

Мы целуемся будто целую вечность, пытаемся насытиться друг другом перед долгой разлукой, словно это последний поцелуй в нашей никчемной жизни. Мужчина гладит мои бедра и вытворяет еще несколько неспешных, но таких ритмичных движений.

— Ты заставляешь мою кровь бежать, — сквозь стоны шептала я, когда на уголках моих глаз скапливались слезы смешанных эмоций.

— Ты заставляешь меня сгорать дотла, — шепотом отвечал Доминик, утирая мои слезы большим пальцем.

— Я...

— Кончай, жемчужина, — его горячие поцелуи обрушиваются на мое лицо, переходя от щек к скулам и обратно. — Кончи для меня, любимая.

Мне не требуется много времени.

Наверное, благодаря его словам.

Это нечто ошеломляющее пронзает меня, и я кричу, тысячи искр летят перед глазами, и я откидываюсь назад. Я содрогаюсь, когда он делает еще несколько плавных толчков, увеличив яркость оргазма. Он другой, необузданный, словно я испытала совершенно другие, новые эмоции. 

Доминик дотягивается до моего клитора и дразнит его, с умелой силой пощипывая и водя по нему кончиком пальца, прежде чем вонзиться в меня. Я снова кончаю с хриплым криком.

— Жемчужина, — стонет он, пока тепло наполняет мои внутренние места. Он притягивает меня к себе и хватает с дивана плед, накидывая его на мои плечи.

Он неспешно выходит из меня и крепко целует в губы. Я отвечаю ему с той же нежностью, пока мои веки не закрываются.

Безмятежность.

Именно такой я и представляла ее себе.

Доминик отрывается от меня и ложится на диван, тянет меня на себя, и моя голова падает на его грудь. Он лучше закутывает нас в плед, и его губы касаются моего лба, оставляя на коже свою отметину.

Я задрожала.

— Тебе не холодно? — с хрипотцой спросил он. Я услышала беспокойство в его голосе.

— Немного.

Мужчина крепче сжимает меня в своих руках и ложится так, что я оказываюсь под ним и закрыта его спиной. Я открываю глаза и смотрю в небо, плотнее прижимаясь к его теплой груди. Он мне нужен. Нужен как никто другой.

В носу все еще остается запах секса и пота, смешанный с ароматом мужского и женского парфюма. Я кладу ладони на его грудь и дышу, пока его губы накрывают мою щеку, а подросшая щетина щекотно прилегает и заставляет улыбаться.

Он мое счастье.

Доминик касается моей спины и ласково поглаживает ее, показывая всю свою трепетность. По позвоночнику прошла приятная дрожь, я только сильнее прислоняюсь к нему.

Я закрываю глаза и уже готовлюсь погрузиться в сон.

— Жемчужина.

— Что? — недовольно бормочу.

Мне хочется спать.

Ужасно хочу спать.

— Посмотри.

Доминик улыбается и отодвигается, открывая мне обзор.

Я тру глаза и ахаю. Черт, это так красиво!

Яркие красные розы устилают пол, создавая впечатление роскошного ковра. Эта впечатляющая инсталляция, состоящая из множества цветов, поражает своей красотой и вызывает у меня эмоциональный отклик.

Моя душа кричит от счастья.

Я смотрю на розы, и улыбка сама по себе расплывается по лицу. Столько букетов аккуратно сложены рядом, а запах просто невообразим. Я ложусь на живот, не скидывая пледа, и мой нос касается розочки. Я вдыхаю его аромат и улыбаюсь еще шире.

— Это так красиво! — слезы начинают застилать мои глаза. Я поднимаю голову и смотрю на мужчину.

Он мигом стирает мои слезы и бережно целует, тепло его губ согревает мою ледяную душу.

Я становлюсь теплой рядом с ним.

— Я не умею говорить красивых слов, жемчужина, — его пальцы зарываются в моих волосах. — Офелия, ты прекрасная девушка, и я действительно счастлив, что сейчас рядом со мной ты. Я хочу дать тебе безопасность и сделать счастливее, чем сейчас. Ты мой мир, жемчужина, часть моего сердца, без которого я умру.

Рука Доминика спадает вниз, к карману штанов. Когда он успел одеться? Моя сонливость сильно сбила мою бдительность, но рядом с Домиником мне спокойно настолько, что я хочу спать. Я чувствую себя в безопасности.

Я нервно прикусываю губу и перебираю браслет на запястье, подаренный им на четырнадцатое февраля.

Я никогда не снимаю браслет.

Он для меня символ любви.

Горло сжимает нервный комок, но он тут же спадает.

В руках Доминика оказалась небольшая темная коробочка. Мои глаза округляются, когда он открывает коробку, и я вижу в ней кольцо из розового золота. Украшение переливается на ярких лучах солнца, а...

Господи, это что?

Кохинур?

— Доминик, это...

— Выходи за меня, жемчужина.

Его предложение пролетело мимо ушей.

— Это что? Кохинур? — моё внимание было сосредоточено на безупречно белом бриллианте овальной формы. Я удивленно уставилась на него и постоянно облизывая губы в нервозности и не вере, что я вижу перед собой самый дорогой бриллиант.

— Офелия, это единственное, что тебя волнует? Исключительно этот, блять, аспект тебя интересует?

Он вскидывает бровь. 

Я с трепетом рассматриваю драгоценный камень, искусно вправленный в золотое кольцо. Его сияние напоминает солнечный свет, проходящий через призму, и завораживает, притягивая взгляд. Это оптическое чудо отражает и преломляет свет так, что его поверхность кажется бесконечным источником сияния.

Золотое обрамление подчеркивает красоту камня, создавая гармоничный союз формы и содержания. Это сочетание вызывает восхищение и глубокую удовлетворенность.

— Он стоит больше миллиарда долларов!

— Офелия, мать твою, ты выйдешь за меня или нет?! — его голос дрожал от напряжения, а терпение, казалось, было на грани разрыва. Я ощутила, как внезапное отрезвление проникло в мое сознание, словно холодный поток, прорезающий туман.

— Что?

— Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Я хочу связать нас узами брака и стать полноценной семьей.

Мне требуется около пяти минут, чтобы осознать происходящее.

Сердце бешено стучит.

Стук.

Стук.

Стук.

Я втягиваю воздух сквозь стиснутые зубы и плотнее закутываюсь в плед. Доминик сжимает коробку и пристально смотрит на меня.

Стать его женой.

Он моим мужем.

Я содрогаюсь и поднимаю взгляд на него, он заглянул прямо в мои глаза, ожидая ответа.

— Да, — мой голос едва заметно дрожит от нахлынувших эмоций, а пальцы, несмотря на теплую атмосферу, предательски холодеют, демонстрируя стресс. — Я полностью принадлежу тебе, Доминик, я твоя. Да!

Кольцо оказывается на моем пальце левой руки, и я заворожено наблюдаю за ним.

— Я люблю тебя, жемчужина.

— И я тебя люблю, Доминик, — шептала я.

Наши губы соприкасаются в поцелуе, полном любви. Он притягивает меня к себе и устраивает на коленях, пока мое сердце рядом с ним бьется сильнее.

Я наконец-то счастлива...

Его губы горячие, он целует меня с напором и старается сильнее прижать к себе. Я сливаюсь с ним в единое целое и ощущаю, как слезы капают в поцелуй, причем не только у меня. Я обхватываю мускулистую шею, и моя грудь расслабляется...

Это начало моей семейной жизни с ним.

Я только его, он только мой...