Глава 17. Я рядом

Я отодвинулась от Доминика, когда он позволил своему отцу войти в помещение. Укутавшись в одеяло, я устремила взор на стену и полки, уставленные наградами, размышляя о том, как изысканно выглядят обои и интерьер.

Я нахмурилась, поскольку Данте начал что-то говорить Доминику на итальянском. Чёрт возьми, я не понимаю ни слова!

Нью-Йорк?

Это было первое, что я уловила из быстрой и чётко произнесённой речи Данте.

Краем глаза я замечаю подозрительно пристальный взгляд Данте, я нервно сглотнула. Мужчина, восставший из ада. Кончики пальцев моих ног ощутимо похолодели, отчего я съежилась.

— Офелия, — резко обратился ко мне тот, кого я боюсь сильнее всех.

В очередной раз я делаю глубокий вдох и, собравшись с духом, решаюсь повернуть голову в его сторону. Встретившись взглядом с тёмными глазами Данте, я чувствую, как моё сердце замирает от страха, и начинаю опасаться, что оно может остановиться под его взглядом.

— Поедешь с Домиником? — он хватается за ручку двери, намереваясь уйти.

Да, пожалуйста, уходи.

— Куда?

Зачем? Они хотят отправить меня домой или увезти в лес, чтобы мучительно убить? Господи, я не знаю, что от них ожидать, эта пытка преследует меня с самого начала пребывания здесь. Я смотрю на Доминика, словно он должен принять решение вместо меня.

— Она поедет, — сказал Доминик уверенно, не спрашивая разрешения.

Интересно, а меня он спросил?

— Выбитую дверь в ванную будешь чинить сам, — отец указывает на поломанную дверь.

В моём сознании сразу же возникли яркие воспоминания о нашей близости. Я невольно сглатываю, вспоминая, как его пальцы проникали в меня, доставляя неземное наслаждение. Всё моё тело охвачено сладкой истомой, и я страстно желаю вновь ощутить его прикосновения. Мне хочется снова пережить ту страсть и волнующую грубость Доминика.

— Я найму рабочих, не волнуйся.

Данте бросил на него презрительный взгляд и усмехнулся.

— Нет уж, ты сам ее купишь и сам же установишь.

— Нахрена мне это делать?

— Чтобы перестал ломать.

Данте одобрительно взглянул на Доминика и, окончательно дёрнув ручку двери, покинул комнату. Мои плечи опустились, и я смогла перестать прикрываться. Мелкий пот стекал по виску, я чувствую влагу на спине и то, как мне становится жарче под напором Доминика.

Он вытянул руку и поправил непослушные пряди, прилипшие к мокрому лицу, за ухо. Я вздрогнула и коснулась его груди, чувствуя, как бьётся его сердце под моей ладонью.

— Ты горяч, — вырвалось из моих уст.

Я устремила взор в его очи. В них читался целый калейдоскоп эмоций и черт характера. Нежность, перемежаемая с грубостью, которая была ему присуща и определяла его натуру. Я невольно придвинулась к нему и прильнула к его груди.

Доминик уверенно властно обнял меня за талию и притянул к себе, заключив в крепкие объятия. Я оказалась на его коленях и, глядя в его глаза, инстинктивно прикрылась одеялом, словно он не видел и не касался меня в тех местах, которые не предназначены для чужих глаз.

Я прислоняюсь к нему, жаждя оказаться ближе, лишь бы он не исчезал в воздухе. Не растворялся. Он проводит горячими пальцами по талии под футболкой. Я дрожу.

Боже...

— Собирайся, — утыкается носом в мою шею и целует ее.

Я ахнула.

— Зачем? Куда мы собираемся? — сквозь вздохи я закрываю глаза.

— По рабочим делам следует посетить Нью-Йорк, — он гладит мои волосы у корней, массируя голову, я расслабляюсь от касаний его мозолистых пальцев.

— Надолго?

— Дня два, не более. Ты поедешь с нами в ресторан и недолго посидишь одна, если хочешь, можем взять с собой Лорелей.

Я поперхнулась и распахнула веки, недовольно глядя на него.

— Я не лажу с детьми, — скрещиваю руки на груди и отстраняюсь от Доминика.

Он не стал меня удерживать, и в какой-то степени это расстраивает, будто он не хочет, чтобы я была с ним постоянно. В его сильных руках, где я наконец могу почувствовать себя той, кем являюсь на самом деле. Расслабленной, нежной и умиротворенной.

— С Лоре поладишь, — Доминик встает с кровати. — Не волнуйся, наедине вы вряд ли останетесь.

— Почему?

— С ней всегда либо Массимо, либо няня. Одна она никогда не остается.

Я наклоняю голову, вопросительно смотря на него. Он выдыхает.

— Массимо чрезмерно ее опекает.

— А ее родители?

— Он и отец, — объясняет мужчина, открывая шкаф. — Отец-одиночка.

— А где ее мама?

Внезапно он замолчал, думая, стоит ли рассказывать об этом.

— Его супруга умерла, — говорит он медленно, доставая из шкафа рубашки и выбирая, какую надеть. — Всего через пару недель после родов.

— Приношу свои соболезнования, — отвечаю я чуть тише. Мне так жаль, что девочка осталась без матери. — Отчего она ушла из жизни?

— Массимо не обсуждал это ни с кем, кроме Дианы и Аарона. Они его родители, и им всё известно.

На мгновение воцаряется тишина. Я закусываю щёку и откидываю одеяло, продолжая сидеть на кровати в одних трусиках и футболке цвета фуксии.

— Мне так жаль Лоре, — говорю я вслух, погружаясь в размышления. — Она такая маленькая и не знает, что такое настоящая мать. Она спрашивала его об этом?

Доминик вздыхает, доставая спортивную сумку из шкафа. Я внимательно наблюдаю за каждым его движением, стараясь запечатлеть в памяти каждую деталь. Вены на его руках вздуваются, когда он аккуратно укладывает необходимые вещи в сумку.

— Неоднократно, — наконец отвечает он. — Она задавала и мне этот вопрос, и ей было больно осознавать, что у других детей есть мать, а у неё нет.

— Вероятно, она много плакала?

— Рыдала.

— Поэтому Массимо её контролирует? — вопрошаю я у мужчины, свесив ноги с кровати и наблюдая, как ярко сияет моя светлая кожа, словно подожженный магний. — Опасается, что её кто-то обидит? Или она узнает правду?

— Не могу сказать, — бормочет он. — Массимо сам по себе такой человек. В его характере.

— Какой же?

— Властный, любит всё контролировать, собственник, ревнив и упрям.

— Ты точно его описываешь, а не себя? — насмешливо говорю я, прикрывая рот рукой и смеясь.

Доминик закатывает глаза и захлопывает шкаф.

— Собирайся, жемчужина, скоро вылет.

Я неохотно поднимаюсь и беру рюкзак, лежащий около кровати.

— Я скоро вернусь, одевайся и выходи.

Он забирает сумку и выходит из спальни, оставляя меня наедине с собой. Своими мыслями и другими чувствами. Я грустно взяла новое нижнее белье и ушла в ванную. К сожалению, запереться в ней я не смогла, поскольку дверь... Немного сломана.

Я включаю воду и забираюсь под горячие струи. Вода помогла расслабить бушующее возбуждение и жажду вновь оказаться во власти единственного мужчины, который первый, кто прикоснулся к моему телу и моим губам. Тот, кто первый поцеловал меня и заставил извиваться в наслаждении. Тот, кто первый позволил льдинке во мне начать таять.

Черт.

Я влюбляюсь?

Ну уж нет!

Я резко переключаю воду с горячей на холодную, чтобы охладить разгорячённое тело. Сердце постепенно замедляет свой ритм, переставая биться с прежней страстью. Сделав глубокий вдох, я выхожу из душевой кабины.

Обёртываю влажное тело мягким махровым полотенцем, стараясь впитать каждую каплю воды. Будучи полностью обнажённой, я высушиваю волосы горячим воздухом фена и пропитываю кончики приятно пахнущим маслом. Затем неторопливо надеваю недавно приобретённое новое бельё. Белые кружева подчёркивают мои формы, создавая элегантный образ. Наконец, застёгиваю лифчик и, подняв глаза, замечаю мужские ноги... Мужскую фигуру...

Доминик.

Его взор скользит по моему облику, внимательно исследуя его. В его глазах сверкает опасный хищный блеск.

— Чертов невоспитанный извращенец! — воскликнула я, не задумываясь, и метко бросила в него влажное полотенце, попав прямо в лицо! — Разве тебя родители не учили стучаться?!

Он указал на распахнутую дверь, которая держалась на одной петле.

— Я пришёл, чтобы снять её, а ты, оказывается, уже здесь... — с ухмылкой произнёс он, снимая полотенце и осматривая меня с ног до головы хищным взглядом. — Ты выглядишь весьма привлекательно. Так горячо, что...

— Хватит! — вскрикиваю, затыкая его. — Оставь свой стояк стоять в своих штанах и не трогай меня, я только что помылась и опять потеть и пачкаться не намерена! Воздержись!

Я гордо вздёрнула подбородок и отпихнула его в сторону, заходя обратно в спальню, где на постели уже разложила.

— Неоднозначная, — усмехается он. — Сначала ты с радостью раздвигаешь ноги и даришь наслаждение, течешь, а затем смущаешься, словно ты самое невинное создание на свете.

Я не отвечаю на его слова, лишь слегка морщу лоб. Натягивая термобельё, я периодически бросаю на него взгляды, полные презрения. Доминик же, с ловкостью ювелира, орудует отвёрткой, аккуратно откручивая шурупы, чтобы снять дверь.

Термобельё, на вид похожее на чёрные капроновые колготки, мягко прилегает к телу. Тёплый белый свитер и элегантная того же цвета атласная юбка намного выше колена. Расчесываю волнистые пряди и оставляю их покоиться на плечах. Краситься я не стала, только обвела губы прозрачным увлажняющим блеском и надела цепочку, сделанную из чистого золота на заказ.

Я почувствовала на своей талии горячие руки, и моё тело отреагировало лёгкой дрожью. Глядя на его ладони, я расслабилась и прижалась к нему спиной, наслаждаясь его прикосновениями. Доминик наклонился к моему уху и нежно поцеловал его, как бы подчёркивая свою тактильность.

О, боже...

— Ты, конечно, очень красивая, не спорю, но ты не замёрзнешь, жемчужина? — обеспокоенно спросил мужчина. — Переоденься в штаны, боюсь, отморозишь себе одно место и будешь мучиться с болью.

Последние слова звучат весьма категорично. Он ожидает моего повиновения, но его не последует. Я не привыкла беспрекословно подчиняться.

— Мне тепло, — я начала поглаживать кончиками пальцев тыльную сторону его ладони, чувствуя пульсацию вен.

Он нахмурился и слегка ударил меня по бедру. Я вскрикнула.

— Ты где мозги свои оставил?!

— Ты одета слишком легко, переоденься, — произнёс он более резко и сжал мою юбку.

— Ну, Доминик, я тепло одета в термобельё, — произношу я с некоторой досадой, словно оправдываясь.

Я отодвигаюсь от него и поворачиваюсь лицом, скрещивая руки на груди. Он внимательно осматривает меня, изучая каждую деталь. Его взгляд останавливается на цепочке и скользит выше, к причесанным волосам. Ухмылка касается кончиков его губ.

— Ты выглядишь просто потрясающе, — внезапно сказал он и поднял руки, касаясь кончиками пальцев моих щек.

Я ахаю.

— Твоя неземная красота подобна драгоценному камню, она ослепляет меня, и её ценность, кажется, измеряется триллионами долларов, — продолжает он, осыпая меня комплиментами, от которых я не могу сдержать улыбку. — Знаешь, что ещё мне безумно нравится в тебе?

— Что же?

Я смотрю на него, положив ладони на его широкую грудь. Расстёгнутые верхние пуговицы придают его образу сексуальность, а распахнутый пиджак добавляет дерзости.

— Твои волосы, — правая рука мужчины скользнула в сторону, он накрутил на палец мои пряди и прижался к макушке, вдыхая трепетный аромат шампуня.

Я оказалась совсем близко к нему. От него исходил такой пьянящий аромат тёмного рома, табака и парфюма, что я с трудом могла сдержать охватившее меня волнение. Нежность переполняла меня, и я не удержалась и прильнула к Доминику, словно он был единственным смыслом моей жизни, лишенной всякого смысла.

Может быть, мне всё же стоит открыться ему?

Нет!

Я остановила себя и крепко зажмурилась, чтобы не вскрикнуть и не начать корить себя вслух.

Доминик не должен знать, зачем я здесь.

Никогда и ни при каких обстоятельствах.

— Пойдем, нам пора, — произносит он и оставляет сильный поцелуй на моей макушке.

***

Когда мы покинули спальню, Доминик взял мой рюкзак и повёл меня вниз по лестнице. После того, как мы вышли, в спальню зашли два охранника и вынесли дверь, которую Доминик снял с петель.

Я накинула на плечи зимнее пальто и, прижавшись к Доминику, мы направились к автомобилю. Я не успела замёрзнуть, поскольку лимузин уже ожидал нас у главного входа.

— Все ли братья твои поедут? — вопросила я, глядя в глаза Доминика. Они сияли от радости, и я подумала, что отдала бы всё на свете, лишь бы вечно смотреть в них.

— Да, — он делает затяг сигаретой и выдыхает дым в сторону, не на меня, его это так волнует, когда он трезв.

— А Данте?

— Если он уедет, то некому будет следить за... — он запинается, подбирая слова. Видимо, не хочет произносить слово «мафия» в моем присутствии, — рабочими делами, поэтому он остается.

Ты бы знал, Доминик, я знаю, что ты мафиози, как и остальные мужчины твоей семьи.

— А почему ты обязательно должен присутствовать? Есть же другие братья, тот же Маттео или же твой отец сам.

Мужчина вновь затягивается и бросил окурок в пепельницу, предоставленную охранником. Он прокашлялся и посмотрел на меня.

— Я всегда с братьями по рабочим делам, мало ли пригодится помощь.

— То есть, вы никогда не работаете раздельно?

Он качает головой.

— А если поругались?

— Наши конфликты остаются за пределами работы, на работе мы бок о бок, а не друг против друга. Так правильнее.

Я раскрываю уста, намереваясь произнести слово, но Доминик решительно втолкал меня в автомобиль и занял место рядом. Я было хотела выразить протест, но, осознав, что мы не одни, я внутренне сжалась. Боже мой, в машине одни мужчины, из представительниц прекрасного пола здесь только я и маленькая Лорелей, сидящая на коленях Массимо и играющая в куклы.

— Что за оргия? Я не давала согласия на подобное! — я не сразу поняла, что сказала это вслух.

Послышался сдавленный смешок Аида и Стефано, и они едва не выронили свои мобильные устройства. Массимо мгновенно отреагировал и прикрыл уши дочери, а я зажала рот обеими руками. Мои щёки вспыхнули ярким румянцем. Я обернулась к Доминику, который с трудом сдерживал смех.

Только Массимо и Маттео оставались серьёзными, в то время как Лора недоумевала, почему её любимый папа закрыл ей уши.

— Понимаю, гормоны играют, выплескивай их куда угодно, но только не при Лоре, — прошептал Массимо. — Ей нет необходимости знать подробности в четыре года.

— Пап, что ты делаешь?

Лоре смотрит на отца. Я прокашливаюсь и отворачиваюсь, испытывая стыд. Черт, как можно было ляпнуть такое при маленьком ребенке?!

Я почувствовала, как лимузин двинулся вперед. Доминик притянул меня к себе, я удобнее устроилась в его теплых объятиях и легла на плечо. Я наблюдая за Лоре и Массимо. Мужчина, у которого такие выраженные голубые глаза, поникший. Нет блеска. Он старается натянуть улыбку, разговаривая с дочерью.

Лоре, обнимая отца за шею, прижимается к нему, держа в руках куклу. Отец, ответно обнимая дочь, что-то шепчет ей на ухо, и она улыбается. Он целует её в щёку и прижимает к себе, страшась отпустить, словно она может затеряться, если не будет находиться под его неусыпным контролем.

— Папочка, — говорит девочка на превосходном английском, и я сразу понимаю её речь.

— Что, моя маленькая? — спросил он, и его сердце сжалось.

Моя маленькая.

Слеза скользнула по моей щеке, и я поспешила её смахнуть.

— А когда мама придёт? — с грустью спросила она.

Увы, мама не придёт, Лоре.

— Не знаю, моя маленькая, скоро, — повторил он, обнимая её. Она — единственный дорогой ему человек, и кроме неё, ему никто не нужен, кроме его покойной жены.

Лоре ложится на него. По сравнению с Массимо, она такая маленькая, и спокойно умещается на груди. Она расслабляется в объятиях папы и готовится ко сну. Мужчина же раскрывает большую сумку, достает плед и укрывает им ребенка. Куртка Лорелей лежит на сиденье, а ботинки стоят снизу. 

Я ощущаю нежные прикосновения Доминика к моей голове, и это также способствует моему расслаблению. Мои веки тяжелеют, и я готова погрузиться в сон под воздействием этих чар. Медленные поцелуи Доминика позволяют мне забыться, забыть о том, что мои родители не нуждаются во мне и никогда не будут нуждаться. Они не испытывают ко мне любви, и мне жаль, что я не знаю, по какой причине они относятся ко мне с таким презрением.

— Ты прекрасна, жемчужина моя, — шепчет Доминик.

Он уложил меня на своей груди и теперь мы так похожи на Массимо с Лорелей, отличие только в наших статусах. Они папа и дочь, а мы пара. Временная пара.

Я окончательно засыпаю на нем. Мне становится настолько комфортно, что я больше не нуждаюсь ни в чем. Только в нем одном. Нежные прикосновения к моей голове, я посапываю и наслаждаюсь каждой минутой. 

***

Я провела в объятиях Морфея всё время полёта до самого Нью-Йорка. И я ощущала, как Доминик нежно гладил меня по волосам и шептал, как он восхищается их цветом и запахом. Я улыбалась, и даже сейчас, стоя перед величественным небоскрёбом, я улыбаюсь. Лёгкий снег скрипит под ногами, и я слышу этот звук. Лорелей весело бежит впереди, а Массимо следует за ней по пятам, внимательно следя за каждым её шагом. С одной стороны, это хорошо, ведь она ещё так юна и нуждается в заботе и защите, но с другой стороны, это кажется несколько удушающим.

— Почему именно Нью-Йорк и именно Манхэттен? — вопрошаю я, беря мужчину за локоть и устремляя на него взгляд.

— Во-первых, в Нью-Йорке, в одном из дорогих ресторанов, у нас состоится важная встреча, — поясняет Доминик, увлекая меня за собой внутрь. — Во-вторых, на днях Массимо и Лорелей перебрались сюда из Лас-Вегаса, поэтому мы здесь.

Я понимающе киваю, и мы продолжаем свой путь. Лорелей бежит впереди всех, а Массимо едва поспевает за этой маленькой, но весьма проворной девочкой.

Мы приближаемся к...

Лифту...

О нет! Я испытываю непреодолимый страх перед замкнутыми пространствами, а лифты особенно пугают меня.

— Я... Я, пожалуй, предпочту воспользоваться лестницей. Где здесь лестница? — начинаю я запинаться и нервно спрашиваю Доминика.

Страх овладел моим телом, словно я начала тонуть в океане. Сердце билось так неистово, что казалось, оно вот-вот вырвется из груди. Я мгновенно выпустила руку мужчины и отступила назад, ощущая на себе недоуменные взгляды окружающих.

— Только не говори, что ты боишься лифтов, — закатывает глаза мужчина.

Мои щёки запылали от волнения. Я нервно прикусила уголок губы, но тут же отпустила его, оставив на коже след от зубов.

— Не скажу. Я пойду по лестнице, езжайте без меня!

В воздухе зависло молчание.

Боже, и почему столько проблем?

Я издала неловкий звук, нечто вроде смущённого смешка, и обратила взор на того, с кем мне предстояло сблизиться почти до уровня брачных уз и интимных отношений. Он был чертовски привлекателен, но в тот момент мне было не до этого.

— Ты шутишь? — В наш разговор вмешался Маттео, и его голос, как всегда, был полон недовольства. — Мы же не можем подняться на 94-й этаж пешком? У нас нет времени на...

— Заткнись и не лезь, — произнёс Доминик, и от его резкого тона у меня по спине пробежали мурашки.

Я стояла у дверей лифта, чувствуя, как сердце колотится в груди. Мои руки дрожали, а дыхание становилось все более поверхностным. Лифт казался мне узким, как туннель, в который невозможно было бы втиснуться, особенно когда он должен подняться на 94 этаж. Мне становилось страшно даже от одного взгляда на кнопку, пока я пыталась представить, как это — оказаться в замкнутом пространстве, где нет выхода.

— Лифт не страшен! — поддерживающе произнесла Лоре, держа Массимо за руку. — И ты с Домиником, он защитит тебя! Я не боюсь, потому что знаю, что со мной папа, и ты не бойся.

Я горько усмехнулась.

Даже она не боится, а я, взрослая девушка, боюсь как огня.

— Офелия, жемчужина моя, — с лаской проговаривает мужчина и обхватывает мои щеки, придерживая лицо на уровне своих глаз. — Я рядом, не бойся. Я помогу тебе справиться со страхом. Дыши. Дыши, моя маленькая жемчужина. Ты в безопасности.

Внезапно я почувствовала сильные и теплые объятия мужчины. Его руки обняли меня, прижимая к себе. Все мои страхи вдруг немного отступили. Я слышала его тихий, успокаивающий голос:

— Все будет хорошо, я рядом. Ты в безопасности. Я рядом. Со мной тебе совершенно нечего бояться.

Его слова были как бальзам на сердце. Я старалась сосредоточиться на его голосе, на его тепле.

С каждой секундой, проведенной в его объятиях, тревога постепенно становилась менее острой. Я чувствовала его уверенность, и это давало мне силы. Но слезы все равно наворачивались на глаза. Я не хотела казаться слабой, но страх был таким большим, что сдерживать эмоции стало невозможно. Я тихо всхлипывала, и он прижал меня еще крепче.

— Ты сможешь, я с тобой, — повторял он, поглаживая мои волосы, словно пытаясь вытянуть мой страх, забрать на поверхность и разорвать его в клочья.

В его близости я ощущала поддержку, и даже если впереди меня ждал 94 этаж, я уже не чувствовала себя одинокой. Впервые я не чувствую себя одной. С каждым мгновением, проведенным с ним, я понимала, что моя смелость растет, и, возможно, мне действительно удастся преодолеть свою фобию. Важно было знать, что я не одна.

— Пойдем, я с тобой, — шепнул мужчина и, держа меня в объятиях, подвел ближе к источнику моего страха. — Чтобы побороть его, нужно встретиться со страхом лицом к лицу.

Я сделала шаг к дверям лифта. Они открылись, и черный туннель внутри пригласил меня. Я почувствовала, как тело напряглось, но он крепко держал меня за руку. Я посмотрела на него, и в его глазах увидела поддержку.

— Ты справишься, — тихо сказал он, и эта простая фраза вложила в меня каплю надежды.

Он сжал мою руку, и мы вошли. Двери закрылись, и я ощутила, как весь мир замер. Внутри лифта стало тихо, и я ощущала, как страх снова нарастает. Но его объятия не отпускали, они были моей защитой, моим щитом от паники. Я закрыла глаза и сосредоточилась на его дыхании, пытаясь вернуть себя обратно в это мгновение.

— Дыши со мной.

Я попыталась сделать вдох, но он застрял в горле, превращаясь в комок страха. В тот момент, когда двери начали закрываться, я почувствовала панику. Внутри все замерло, и я едва не закричала. Я вспомнила каждую историю о том, как люди застревали в лифтах. Неужели я тоже стану одной из них вновь?

Да, именно вновь.

— Я не... пожалуйста, останови! Я выйду и пойду по лестнице! — мой голос сорвался.

Слёзы овладели зрением, я плачу сильнее обычного.

— Тише, тише, — говорил мужчина, сжимая меня в своих руках.

Вдруг меня охватило ощущение, будто мир вокруг потемнел. Сердце колотилось в груди, как будто хотело вырваться наружу. Я взглянула на панель с кнопками, пока Массимо нажимал на 94 этаж, и при мысли о том, чтобы оказаться в этой металлической коробке, меня прошила волна ужаса. Зачем я согласилась подняться на такой высокий этаж? Мысли о замкнутом пространстве, которое захлопнется вокруг меня навсегда, начинали кружиться в голове, вызывая знакомые цепочки страха.

Я сделала шаг назад и уперлась в холодную стену, дрожа и рыдая, как маленькая девочка, но в это мгновение он подошел ко мне и обнял. Его тепло ощущалось на коже, как спасение. Я всхлипнула, чувствуя, как страх нарастает, как прилив, но прилив гораздо приятнее, чем этот ад.

— Это всего лишь лифт, — прошептал он. — Не бойся, ты не одна, Офелия.

Но в моих ушах его слова казались далекими, почти неслышными. Я вдруг осознала, что тащу за собой не только свой страх, но и страх, который накапливался годами. Замкнутое пространство, запах металла, звуки механизма — всё это наводило на меня панические мысли.

— Я рядом, ты не одна, — продолжал он, прижимая меня к себе. В его объятиях я чувствовала не только тепло, но и уверенность. — Ты никогда не будешь одна.

Мои слезы начали катиться по щекам, и я не могла сдержаться. Я не хотела выглядеть слабой, но страх овладел мной, как непередаваемое чувство безысходности. Я плакала, зная, что он понимает.

— Давай просто сделаем это вместе, — сказал он, и его голос звучал уверенно и спокойно. — Я твой оберег, жемчужина.

Я глотнула, пытаясь успокоиться, но слезы не прекращались. Он поцеловал меня в лоб и продолжал придерживать меня, как будто мы вместе могли справиться с этим страхом.

— Представь, что ты уже на верху, дыши глубже, — его слова становились якорем в море моих эмоций. Я старалась сосредоточиться, и вскоре, благодаря его присутствию, стало немного легче.

С каждой секундой я чувствовала, как меня охватывает не только страх, но и его сила. На временном промежутке, пока мы поднимались, я успокоилась чуть больше. Представила перед собой картину, как я стою на 94 этаже, и ощущение высоты не пугало, а манило. Мысли о будущем, где страх уже не владел мной, начали медленно вытеснять панику.

Когда двери наконец открылись, я почувствовала, как силы покинули меня. Я вышла наружу, шагая под его опекой.