Глава 6. Я хочу отомстить

— Нападение на особняк Вилларе закончилось благополучно, если не считать многочисленных ранений, полученных членами семьи Моретти. По словам известного Юлиана-Пьера Вилларе, Данте Клементе Моретти, который открыто демонстрировал свою любовь к семье, планировал убийство и направил на Вилларе своих сыновей. Как человек, открыто демонстрирующий свою любовь к семье, мог совершить столь жестокое преступление, как убийство, особенно учитывая, что у него пятеро детей? Желание мести или очередной конфликт между семьями? — слышался уверенный глас журналистки по телевизору.

Я внимательно смотрела прямой репортаж о событиях минувшей ночи, поглощая дубайский шоколад «Fix» с фисташковой начинкой. Эта новость... Она привела меня в негодование. В ужас. В страх. В... в смесь чувств. Самых негативных. Как я могла быть настолько недальновидной, чтобы полагать, будто Моретти не предпримут никаких действий против меня, против моей семьи, не зная ни моего облика, ни даже имени! Я, Офелия Клер Вилларе, проявила невероятную беспечность...

— Я не могла оплошаться так... — бормотала я себе под нос.

Слеза медленно скатилась по моей щеке и упала на пустую обёртку от шоколада. Судьба была ко мне жестока. Я с грустью обняла колени, прижав их к груди, и погрузилась в свои мысли. Я сидела, и только ярко-красный нос и опухшие от слёз глаза выдавали моё состояние.

— Я... я наивная дура, чёрт, если бы я согласилась на пожелание отца, может, всё сложилось бы иначе?

Я веду внутренний диалог, словно это единственный способ обрести утешение и найти ответ на волнующие меня вопросы. Мой взгляд скользит по обстановке моей спальни, и мои глаза задерживаются на алой розе, что стоит в вазе.

— Ненавижу...

С раздражением и недовольством я отбросила одеяло, поднялась с постели и взяла розу из вазы. Облачённая в шорты, я вышла на балкон и, сделав широкий взмах рукой, швырнула цветок далеко, ближе к каменной стене или, возможно, за неё. Наконец, с облегчением выдохнув, я вернулась в спальню. Теперь мне стало ясно, зачем отец приказал запереть нас здесь.

Доминик

С тобой всё хорошо? Совсем не пишешь. Даже не сказала, что дома, хотя я просил.

Я услышала характерный звук уведомления о новом сообщении и, взглянув на экран своего iPhone, ощутила, как во мне нарастает раздражение. Нужно бы ответить, иначе он может заподозрить неладное.

Офелия

Ты шутишь, что ли?

Яростно жму на самолетик справа, отправляя мужчине СМС.

Доминик

О чем ты, жемчужина?

Офелия

А ты подумай, мозги вроде не растерял пару дней назад.

Доминик

Дуешься из-за новостей, гуляющих по интернету?

Дуюсь?

Он что? На полном серьезе несет эту брехню?

Я разорву его на кусочки!

Офелия

Ты адекватный? Дуюсь? Что значит дуюсь? Да у меня зла не хватает! Как можно так жестоко отнестись к тем, кто ничего не сделал тебе?!

Доминик

Жемчужина, успокойся, ничего не было, это блеф.

Офелия

Блеф? Разве о вас, столь великой семьи, будут слухи пускать?

Врун.

Совсем заврался.

С каждой секундой во мне нарастает желание свернуть ему шею и задушить собственными руками. Чёрт возьми, так и чешутся руки, чтобы отбросить телефон подальше от себя, лишь бы он замолчал и перестал нести эту чушь.

Конечно, он знает меня только как простую цветочницу, как обычную флористку. Но врать-то так зачем? Ладно, мафия скрывает свои планы и мотивы, но ведь признаться, что он действительно хотел убить, — это же больше, чем просто гордость! Его гордость больше моего роста...

Мой рост всего лишь пять футов и шесть дюймов...

Но дело не в этом.

Доминик

Да. Успокойся, это абсолютная ложь, никто не собирался их убивать, нас оклеветали.

Офелия

Допустим, я верю тебе.

Ни в коем случае! Я прекрасно осведомлена о том, что все твои слова — не более чем наглая ложь. Ты и твоя семья намеревались уничтожить нас, устранить конкурентов, так сказать. Доминик, я не позволю тебе избежать возмездия и запудрить мне мозги, как глупой малолетке.

Он вновь прислал сообщение, но я не просмотрела.

Я приблизилась к зеркалу, занимавшему всю узкую стену в гардеробной, и принялась рассматривать своё отражение. В качестве фона выступала просторная комната, наполненная разнообразными предметами интерьера. Здесь были и огромная мягкая кровать с балдахином, и скрытые в стенах двери, ведущие в ванную комнату и гардеробную.

Кружась перед зеркалом, я сняла с вешалки длинное платье-модест, которое достигало пола. Это темно-синее платье, слегка подчёркивающее мою талию, сидело на мне идеально. Скользящая ткань приятно облегала тело, и я решительно направилась к выходу из спальни, а затем — прямиком в запретное крыло, в кабинет отца.

— Снежок!

Позади меня раздался оклик. И я сразу же осознала, что это был Клаус.

Улыбка невольно тронула мои губы, и я обернулась к мужчине, который стал для меня не только надёжным телохранителем и верным другом, но и своего рода вторым отцом.

— Я иду к отцу, — предупредила я сразу, чтобы избежать лишних расспросов.

— Юлиан в гневе, — сообщил он.

Улыбка, только что появившаяся на моём лице, мгновенно исчезла, словно дым.

— В гневе? Почему? — спросила я с недоумением.

— Из-за того, что произошло недавно, Моретти почти удалось избавиться от обвинений в «клевете». У них слишком влиятельные связи в правоохранительных органах и опытные адвокаты.

Черт...

Они не могли так скоро вновь обрести репутацию в обществе!

— Плохо, очень плохо, — бормочу я. — Мне все равно нужно поговорить с ним.

— Ты уверена, снежок?

— Да... да, я уверена.

Клаус с досадой вздохнул, и в его вздохе я различила слова, обращённые ко мне: «Офелия, снежок, ты дурочка».

От осознания того, что он искренне переживает за меня, мне стало тепло. Это тепло разливалось по моей душе, согревая её даже в самые холодные зимние дни.

Ощутив объятия мужчины, я почувствовала, как напряжение покидает моё тело. Родной отец никогда не проявлял ко мне любовь, только строгость, а Клаус... Он всегда был рядом со мной, словно родной отец.

Ложась щекой на его грудь, спрятанную под белой рубашкой и тёмно-синим пиджаком, я забыла о всех своих тревогах. Он обнял меня по-отцовски, и мы были близки, но существовали границы, которые нельзя было переступать.

— Ты мне как отец, — прошептала я.

Я услышала подозрительный вздох со стороны Клауса, словно он что-то таил в глубине светлой души, но я не могла понять, что беспокоит мужчину, который буквально полжизни провёл со мной, а я с ним всю жизнь. Я знаю его наизусть, он прекрасный друг и второй отец.

— Поспеши, у Юлиана через два часа вылет, — предупредил меня телохранитель, и я благодарно киваю.

— Спасибо, что ты у меня есть, Клаус, ты лучший!

Кроткий поцелуй в щеку.

Развернувшись, юбка платья колыхнулась по паркету, я направилась в запретное крыло особняка.

Я шла медленно, внимательно изучая интерьер. В прошлый раз мне не удалось осмотреть его столь тщательно. Позолоченные рамы картин, изображавших семьи всего рода, говорили о том, что этому дому было уже несколько веков. Его лишь реставрировали и ремонтировали, сохраняя стиль и цвета, которые были присущи предкам.

Неожиданно в моей памяти всплыли отрывки воспоминаний, связанные с Домиником и его семьёй.

Я ненавижу его.

Ненавижу его семью.

Он хотел убить меня.

Он хотел убить мою семью.

Я не хотела связывать свою жизнь с криминалом.

Однако его выходка, стремительно разлетевшаяся по новостям и всему интернету, сняла с меня розовые очки.

С этого момента я хочу отомстить.

— Пап, я принимаю твоё поручение.

Я появилась столь неожиданно, что он на мгновение растерялся, поражённый моим внезапным решением, которое, казалось, возникло буквально на лету. Я нервно закусила губу, надеясь, что ничего ужасного не случится ни со мной, ни с моей жизнью.

Отец резко развернулся в мою сторону, и его взгляд стал сосредоточенным. Он широко раскинул руки, словно демонстрируя свою уверенность и спокойствие.

— Одумалась, я заждался тебя.

— Ты знал, значит?

— Офелия, ты предсказуемая, я знал, что Моретти явятся на нас, знал, что новость разлетится быстрее яблочного пирога, который ты обожаешь печь на всю семью и...

— Пап, — я закатываю глаза, вынудив его умолкнуть. — Без лишней воды.

— Нудная, прямо как твоя мать, вся в мать, ничего от меня, от родного отца, не досталось, — презрительно вздохнул он и прокашлялся, переключая внимание. — И что же ты хочешь?

Я кусаю губу едва не до крови.

— Хочу отомстить.

— Уверена, Офелия?

Уверена ли я? Возможно, но не точно.

— Абсолютно.

Он взглянул на меня под подозрительным углом и ухмыльнулся.

— Готова отомстить... — сладко ворковал отец. — И пойти по головам ради этого, верно?

Он оказался передо мной. Высокая и статная отцовская фигура по сравнению со мной — настоящий великан, желающий уничтожить мелкую букашку, и он уничтожит в два движения пальцев. Отец провёл пальцем по моему подбородку, скользнул к шее и резко сжал её.

Черт!

Воздуха стало катастрофически не хватать. Я жадно захватала кислорода. Зажмурилась до светящихся искр в глазах, чувствуя приближение потери сознания. Но он отпустил меня. Также резко, как и схватил, отчего я рухнула на пол.

— Жалкая, — брезгливо бросил он. — Такая же, как твоя мать. Ничего не умеешь, даже справиться с самообороной не можешь.

В горле возникло неприятное першение, и я начала кашлять, судорожно хватаясь за горло. Я зажмурилась, пытаясь подавить кашель. Хватка отца была слишком крепкой, и ещё несколько мгновений — и я бы задохнулась, не успев в полной мере насладиться жизнью, не успела бы изучить его яркие и тусклые краски.

— Ты не готова, — вздохнул отец.

— Я готова, — произнесла я сквозь зубы, подавляя закипающий гнев глубоко внутри.

— Нет, ты постоять за себя не можешь, глупышка.

— Я смогу.

Отец окинул меня внимательным взором, полным интереса, словно спрашивая, каким образом я смогу быстро научиться самообороне и научусь стрелять, чтобы рука не могла ни разу вздрогнуть.

— Обучи меня всему.

— Обучить? — он рассмеялся, словно с ужасного анекдота. — Ты уверена?

Этот вопрос... Он заставляет меня сомневаться в себе. Я встаю и выпрямляю спину, хладнокровно осматривая стойкого отца. Наша битва взглядом выглядела как желание уничтожить друг друга в прах, невзирая на единую кровь.

— Уверена.

— Раз уж так, то жду тебя сегодня в восемь вечера здесь, а пока... — он задумчиво провел ладонью по деревянному столу, принявшись звонко постукивать по нему пальцами. — Я уезжаю. Сближайся с Домиником.

Он обошел меня, словно я несуществующий призрак. Я чувствовала его прожигающий взгляд, как вдруг дверь хлопнула.

Он ушел, оставив меня в полном одиночестве.

— Ублюдок, ничего не скажешь, — выплюнула я шëпотом, надеюсь, здесь нет камер, записывающих звук?

Я окинула пристальным взором кабинет, вновь изучая его во второй раз. Он остался неизменным, но атмосфера была гнетущей. С любопытством я провела рукой по столу, словно повторяя движения отца.

— Пора уходить, — сказала я себе. — Не нравится мне здесь.

Плюхнувшись на мягкую кровать, я закрыла глаза, чувствуя расслабление.

Веки кажутся чересчур тяжелыми, поэтому я едва ли не засыпаю, думая только о нем. Вернее, о мести! Я трясу головой, пытаясь сосредоточиться на обдумывании плана действий в дальнейшем. Мне нужно с ним сблизиться, вероятно, даже завести отношения, но как? Доминик хладнокровный мужчина, с его отцом замутить было бы проще... Но у него жена, которая с удовольствием вцепится и выдернет мне все волосы, если я хоть кончиком ногтя прикоснусь к нему.

— Ладно, позвони ему, Офелия, поговори с ним на спокойной ноте... — я успокаиваю себя, стараясь не думать о прошлом.

Превозмогая чувство собственного достоинства, я всё же решилась набрать номер Доминика. Длинные гудки уже начали внушать мне сомнения в целесообразности моего поступка, и я уже собиралась было сбросить вызов.

— Алло? — вдруг в трубке послышался голос.

Черт!

— О, Доминик, привет, как дела? — резко затараторила я, но тут же понимаю, что говорю это нервно. Что со мной?!

— Мы списывались буквально сорок минут назад.

— Забудь, — отмахнулась я. — Не хочешь прогуляться?

Личная встреча сближает лучше, нежели переписки и разговоры по телефону. Я нервно кусаю губу, надеясь на положительный ответ.

— Я не в Париже, жемчужина.

— В смысле?! — недоумевала я. — Ой, вернее... Где ты?

— В Италии, — кратко бросил он, как будто не желал разговаривать со мной.

— Что ты там делаешь?

— Блять, Офелия, что за допрос? Живу!

В голове заиграла музыка, показывающая неловкость. Мигом встряхнув головой, я начала повторять себе в мыслях: «Ты не должна быть уязвимой».

— И когда вернешься в Париж?

— Вернее, вернусь ли я вообще.

Я услышала нотки насмешки в его словах.

— Объясни, — некая тревога послышалась в моих словах, я сглотнула, пытаясь не показывать вид нервозности.

— Сама слышала новости,  — он выдыхает. — И допытывала меня. Мне нужно решить вопрос с репутацией, жемчужина, я не хочу бросать семью ради мимолетной прогулки и быстрого секса.

— Быстрого секса? — спокойно спросила я, внутри пытаясь справиться с бушующими эмоциями гнева. — Что ты имеешь в виду?

— Не думай, что я намереваюсь затащить тебя в постель, это не в моей компетенции. И зачем? Я лишь привел пример.

— Не в твоей компетенции? Я тебя не понимаю от слова совсем, Доминик...

— Мы практически незнакомые люди, и ты... младше меня на одиннадцать лет.

— Тебя напрягает наша разница?

Внезапно он умолк. Долгая пауза воцарилась в трубке и в пространстве.

— Да, — наконец произнёс он, — тебе только восемнадцать, ты ещё совсем... маленькая.

— У тебя маленький.

Повторяла я точь-в-точь как несколько дней назад у фонтана. Улыбка тронула губы, вспомнив комфорт рядом с ним в тот момент.

— Хочешь проверить? — ухмыляется он. — Мы могли бы проверить, но ты еще маленькая.

— Мне есть восемнадцать, — прорычала я, демонстрируя недовольство. — Прекрати стебаться надо мной!

— Для меня ты навсегда останешься малышкой.

Я ничего не сказала первые минуты две, размышляя над его словами. С такими принципами сложнее влюбить его в себя... Гораздо сложнее.

— Твоего отца не напрягало, — негромко сказала я. Со стороны наша беседа выглядит как выяснение отношений женатых людей.

— Подожди, — он рассмеялся. — Ты намекаешь на отношения? Или хочешь лечь ко мне в постель?

Черт.

— Нет! —резко отрезала я.

Стыд проник в щеки, заставив их покраснеть со скоростью света. Благо он не видит моё смущение, иначе я уничтожу его в прах!

— Я должен отойти по делам.

— Мы сможем увидеться?

— Подумаю над этим.

И он сбросил трубку.

Наполнив лёгкие воздухом, я откинула телефон подальше на другую сторону кровати, дабы не видеть и не вспоминать разговор с мужчиной

— Раздражает, — буркнула я. — И стойкий, безумно стойкий, нереально влюбить в себя быстро! Я переоценила свои силы.

Взор мой, обращённый к телефону, невольно обратился к мыслям о Доминике.

Его массивная фигура, подобно неприступной крепости, служит надёжной защитой не только от порывов ветра, но и от любых невзгод. Татуировка пышной розы на тыльной стороне его ладони, словно шипы, служит символом его любви к цветам и готовности оградить себя от нежелательных людей, поранив их острыми шипами.

— Недоступный недотрога и красивый мужчина... — протягиваю я со сладким стоном.

Я поднялась с постели, не забыв прихватить с собой телефон, и поспешила в ванную комнату.

Мой взгляд упал на раковину, выполненную из чистого кремового мрамора. В целом, весь дизайн был выполнен из красивого мрамора, и в помещении царила светлая атмосфера, лишённая мрачности. На дух не переношу тьму. Я встала перед раковиной и посмотрела на своё отражение. Включив подсветку за большим зеркалом, осветив себя и отражение, я глубоко вздохнула. Кто не рискует, тот не пьёт шампанского.

Я сбросила с себя великолепное платье, существующее в одном экземпляре, потому что папа велел дизайнеру создать платье лично для меня, и осталась в одном кружевном белье темно-синего цвета, которое подчеркивало изящность моей фигуры. Плавные изгибы моего тела позволяли окунуться в глубину красоты. Моя самооценка была не слишком низкой, и я искренне считала и считаю себя красивой девушкой. Мне хотелось, чтобы меня любили такой, какая я есть, и не пытались изменить в лучшую для них сторону. Для себя я идеальна. Помимо прочего, я бы хотела, чтобы и другие девушки умели любить себя.

Конечно, я не была идеальной на все сто процентов и не подходила под стандарты красоты. У меня был лёгкий целлюлит на ногах и небольшие, уже посветлевшие растяжки. Но даже эти так называемые изъяны не мешали мне любить себя.

Я смотрела на своё отражение в зеркале. Мой взгляд сразу же остановился на небольшой татуировке розы под правой ключицей, которая была очень похожа на рисунок Доминика. Если честно, я была удивлена, что наши татуировки были почти идентичны. Совпадение это или судьба?

Господи, Офелия, какая судьба? О чем ты вообще думаешь? Я и Доминик — совсем несовместимые вещи. Тем не менее он считает меня ребенком для себя, и вряд ли чудесным образом у меня получится вывести его из-под контроля и влюбить в себя в одно мгновенье ради своей же выгоды.

— Он неколебим, — прошептала я вслух и провела подушечками пальцев по татуировке. — И чертовски красив, — говорила я, едва не задыхаясь в моральном оргазме.

Я активировала камеру своего смартфона, намереваясь запечатлеть небольшой видеофрагмент. Стоя перед зеркалом в нижнем белье, я начала ласкать своё тело. Мои пальцы скользили по ключицам и выступающим очертаниям груди, вызывая мгновенное ощущение лёгкого покалывания в области живота. Я закрыла глаза и представила, что на моём месте стоит мужчина, желающий овладеть мной прямо здесь и сейчас.

— Почему я так... хочу... его... —шептала я будто пьяная.

Скользя ниже, я провела рукой по гладкому животу и коснулась нижнего белья, едва задевая чувствительную точку в форме небольшой бусинки — клитор. Прерывисто выдыхаю, ощущая лёгкую влажность. Боже мой...

Нажав на красную кнопку выключения камеры, будучи в затуманенном разуме, я нашла чат с Домиником, где написано малое количество сообщений за все время. Глубоко вздохнув, я отправляю ему видео.

— Раз по-хорошему не получается, будем переходить к тяжелой артиллерии.

Взглянув на загруженное видео и две галочки, свидетельствующие о том, что сообщение было просмотрено, я испытала чувство глубокого стыда.

«Чёрт побери!» — невольно вырвалось у меня.

Я нервно задышала, отбросила телефон в сторону и швырнула в него полотенце, чтобы не слышать звук нового сообщения от Доминика. Какая реакция будет у него? Возбуждение? У него моментально встал? Или мысль: «Фу, какая-то проститутка, надо прекратить с ней общение»? Или, может быть, мысль: «О, она мне нравится»?

Схватившись за голову, я готова была ударить себя ею о раковину. А зачем мне голова, если в ней всё равно нет мозгов? Люди сначала думают, а потом делают, а не наоборот.

— Дура! — воскликнула я.

Включив холодную воду в душевой кабине, я сбросила с себя остатки одежды и шагнула под струи ледяной воды. Я пыталась утихомирить бушующие чувства — гнев и смятение. Гнев на саму себя. «Что я натворила?» — проносилось в моей голове. «Офелия, ты разве умеешь думать? Неужели?» — повторяла я мысленно.

Струи холодной воды, обладающие мощным напором, нежно ласкали чувствительные участки моего тела. Соски затрепетали, предвкушая мужскую ласку, которая, увы, не скоро станет реальностью. Наконец, мои плечи расслабились, но возбуждение и желание тела Доминика не исчезли.