Глава 12. Джессика

— Но ты ведь поехала, кто же знал, что утро окажется недобрым? — спрашивает Чарли, пока я смотрю на никчемную цифру четыре рядом с именем Гарри. Столько раз я позвонила ему и столько раз отсутствие связи не позволило дозвониться.

— Кажется, жизнь всё чаще вставляет палки в колёса моим планам. — блокирую экран смартфона и кладу его рядом. — Может, с твоего получится? — воодушевленно спрашиваю. Чарли проверяет свой телефон на наличие связи.

Его удрученный взгляд даёт ответ. Даже слова не нужны.

— Скоро нас спасут из заточения. Тогда ты позвонишь и скажешь, что во всём виноват либо лифт, либо обслуживающая компания, либо спасатели, либо все вместе взятые.

Это отличный план, если бы не тот факт, что до Шанхая лететь почти сутки. Не знаю, сколько планируется пересадок на частном самолёте Гарри, но он точно не следует напрямую. Конечно, потерять сутки не так страшно, пока я не вспоминаю о полутора годах, которые прошли, по ощущениям, как один день.

Я прикрываю глаза и стучу затылком о стенку лифта. Господи, пусть всё происходящее окажется тревожным сном по причине мандража перед встречей с Гарри.

Наверное, весь мой вид говорит об отчаянии и грусти. Не повезло Чарли оказаться со мной в замкнутом пространстве.

И тут я понимаю, что не должна выглядеть отчаянной и грустной, как и не обязана ждать сутки, чтобы дозвониться до Гарри и сказать: «Я опоздала! Я бы приехала!».

— Я полечу следующим ближайшим рейсом!

Деньги у меня есть, а там... Нет, я погуглю заранее, какой филиал в этот раз выкупил Гарри. Найду адрес. Приеду. Взлечу на лифте. Снова осеклась! Нет. Я готова пройти десятки этажей, лишь бы ничего не помешало мне в этот раз. Я постучусь в дверь его ещё не переделанного кабинета. И скажу: «Я здесь».

«Я здесь, Гарри. Как я могла не приехать?»

И он перестанет злиться. Он выслушает историю о наиглупейших обстоятельствах, скажет что-то колкое типа: «Я засужу обслуживающую лифты компанию», и всё встанет на места. Встанет так, как должно быть. Он и я.

Я привыкла к реалиям своего нового мира. В этом мире я часто ощущаю вкус поражения и ошибок. Очень часто разочаровываю людей. Никогда не прощаюсь с обидами и одиночеством. Я окружена прекрасным, но понимаю это только тогда, когда его теряю.

А ещё я быстро привыкаю к сильному запаху цветов в оранжерее и нашем магазинчике. Он находится на углу людной улицы, и каждый раз, когда я подхожу к нему, не могу не смотреть с гордостью. Он моё дитя. Я стараюсь быть там реже, чтобы соскучиться и вернуться будто бы к себе домой.

Оранжерея находится на окраине города. Полтора года назад наши средства позволяли снять только одно помещение в более-менее приличном районе Майами, поэтому там расположился наш магазинчик. До оранжереи нужно долго добираться, я бы сказала, битый час. Удивительно, но одиночество, которое я так не любила, не страшило меня именно среди цветов.

Телефон вибрирует в заднем кармане, и это совершенно не вовремя. Я как раз пересаживала один цветок. Рискую, конечно, что делаю это не в сезон, но он не капризный и лишён привередливости в уходе. Хорошо, что не успела к нему притронуться.

Снимаю одноразовые тонкие перчатки и бросаю в кучку земли, случайно образовавшуюся из-за моей неуклюжести.

Нейтон.

Я уже получила парочку сообщений от него ещё утром. В них он красноречиво извинялся — я ничего не ответила.

— Я не обижаюсь, Нейтон. — произношу самым мягким тоном, на который способна, представляя, что говорю со своим котом. Его рыжая мордочка вызывает во мне только умиление, заставляя сомневаться в моём еще не приобретённом навыке воспитания детей.

— Но мне кажется, что должна. Я ведь пропускаю...

— Всё действительно в порядке. Ты никак не мог пропустить встречу со Стайлсом. Во сколько она, кстати?

Да, именно в этот день Гарри решил украсть моего вроде как жениха, чтобы что? Я не знала и не хотела гадать. Он может рассказать ему о нашем поцелуе, может поведать о прошлом, а может, ему плевать. Результаты приватной встречи я в любом случае почувствую на своей шкуре. Нейтон радуется, предвкушая продвижение в переговорах. Он готовится. Изучает статистику и аналитику их предшествующего партнёрства, которой попытается апеллировать на встрече. Ему нужно доказать, что он так же серьёзно относится к бизнесу, как и его отец, постепенно отходящий от дел.

— В три, то есть... через час. Должен ли я поделиться, что волнуюсь? — его голос звучал неуверенно, и я, прогуливаясь по оранжерее и поглядывая на цветы и растения, пытаюсь выделить те, которым нужна моя срочная забота. Есть тут несколько приверед.

— Я думаю, что всё пройдёт хорошо, Нейт. И если он упустит тебя, то это будет серьезная ошибка. В первую очередь, для него. — я беру пульверизатор и опрыскиваю прелестные орхидеи.

— Отец учил не показывать на переговорах другой стороне то, как сильно мы нуждаемся в успешном исходе. Кажется, у меня плохо получается. — горько хмыкает, видимо, осознавая, что не стоило тем вечером подсаживаться к нему и к Мэйбл. Это было немного навязчиво и чересчур дружелюбно. А я не уверена, что Гарри относится хоть к кому-то дружелюбно в ответ. Нет, в бизнесе он акула, а все остальные в иерархии всегда чуть ниже. Всегда.

— Будь собой на встрече. Не надо подстраиваться под стандарты Гарри Стайлса, иначе тебе и дальше придётся прятать свою замечательную личность.

Я слышу, как стучит железная дверь в оранжерею. Существует только один комплект ключей, и он находится у единственного человека.

— Спасибо, Джесси. Я обязательно искуплю вину перед тобой. Как насчёт завтра? — слышу его слова, а сама, быстрее продвигаясь с пульверизатором в руках ко входу по узкой дорожке, устремляю взгляд вперёд.

— Мне пора бежать. У тебя всё получится, Нейтон.

Я отключаюсь раньше, чем слышу, прощается ли со мной Нейтон, произнесёт ли он что-то ещё. Мои глаза обращаются к Дани, вошедшей в оранжерею. Она смотрит на меня и держит в руках ведёрко с клубничным мороженым.

Не говорю ничего. Оставляю пульверизатор на столике и направляюсь в небольшую комнатку, которая несёт в себе функции и кухни, и кабинета, и комнаты отдыха одновременно. Шаги Дани прокладывают тот же путь. Из небольшого красного холодильника, который мы купили за гроши, вынимаю точно такое же ведёрко только с ванильным вкусом и орешками. Единственная слабость моей лучшей подруги.

Она улыбается, когда смотрит на «примирительное ведро» вместо белого флага, с которым одна из нас обычно приходит к другой. Я собиралась заскочить к ней сегодня вечером и провести остаток этого дня с кричащим Лукасом и уже привыкшей к этому подругой.

— Из нас двоих только я вела себя, как сука. — произносит Дани виновато. Она не любила это чувство, не любила извиняться, поэтому старалась не косячить передо мной. Но на её счету около шести подобных ведёрок, а на моём — всего два. Я не стремилась быть идеальной подругой, но за многолетнюю дружбу с Дани провинилась лишь дважды.

Впервые это произошло, когда нам было по тринадцать. Я не пригласила её к себе, хотя собирала несколько наших общих подруг. Тогда я проходила через отвратительный подростковый период, который мы сейчас называем «Джесс-бешеная сучка», и мне казалось, что Дани забирает всё внимание на себя. А мне так хотелось, чтобы люди замечали меня не только тогда, когда Дани болеет и не приходит в школу, и не тогда, когда замолкает, и я могу вставить пару слов. Только пубертат закончился, а сейчас мне плевать на внимание. Дани — душа компании. А я наслаждаюсь её светом, которым она одаривает каждого.

Ведёрки тогда уже стали неким задабриванием и постепенно превращались в акт извинения без слов.

Во второй раз я принесла ведёрко, когда мы, учась в разных университетах, сильно повздорили. Её не нравился мой парень, от которого я была без ума. Тогда-то экзистенциальный вопрос, кто важнее: подруга или парень — научил меня хорошенько приглядываться к людям. Я ошиблась и не общалась с Дани целых три недели, пока правда о Колине (болван с третьего курса) не всплыла наружу. Я была не единственной, кого он зажимал в библиотеке Лондонского университета. Теперь, когда рядом со мной крутились не лучшие парни, Дани говорила поучительным тоном: «Осторожно, Колин!».

— Я не должна была так говорить о твоём сыне и... я так не считаю, так что... — протягиваю ведёрко и не желаю начинать спор о том, кто больше виноват. — Прости...

— Не смей, Джесс! Мы приносим друг другу ведёрки и ведём себя, как одиннадцатилетки, не извиняясь и ничего не обсуждая. Помнишь? — она не даёт мне закончить, и я улыбаюсь глуповатой улыбкой, забирая ведёрко с клубничным мороженым. — Я люблю тебя и просто считаю, что твои отношения с Гарри... не моё дело. — я знаю, что это не то, что она хотела сказать.

Передаю ей одну ложку, а вторую как можно скорее втыкаю в своё мороженое. Мы садимся за небольшой столик, заняв единственные свободные стулья. Больше, чем два человека, в этой оранжерее не было ни разу.

— Я взяла билеты в Лондон. Для себя и Лукаса. Не знаю, что скажут родители, когда увидят своего внука. Но лучше так, чем по FaceTime. — произносит подруга.

— Я могу полететь с тобой. Ты не должна принимать удар одна.

— Не переживай, я буду защищаться Лукасом. Они и голоса не повысят, если рядом ребёнок, так что я продумала всё.

В том, что она продумала всё, я сомневалась, но не стала об этом говорить. Она отлично импровизирует. Тем более её родители хоть и были строгими, но из-за наличия ребёнка ругаться не будут, а вот ложь...

— Думаю, я должна всё рассказать Гарри. Как только закончится наш договор, я скажу всё, как было. С самого начала. Удостоверюсь, что Нейтон заполучил место в учредительном собрании и долю. А потом поведаю большую страшную сказку, суть которой коротка: «Мы облажались в наших отношениях».

Мороженое прекрасно на вкус, и я довольствуюсь очередной порцией, облизывая ложку.

— И что будешь делать потом?

— Моя жизнь, итак, разваливалась пару раз — так происходит постоянно. Придумаю на ходу. Может, снова сменить страну?

— Не убегай, Джесс.

— Я приложила столько сил, чтобы Гарри узнал правду. Не думаю, что они останутся, когда мир снова начнёт уходить из-под ног. А он уйдёт. В этом я не сомневаюсь.

— Я буду рядом. — Дани кладёт руку на мои холодные, слегка влажные пальцы. Я готова расплакаться, потому что, по правде говоря, сил-то уже не осталось. — Между прочим, ты не должна быть такой сегодня. Ты ведь им...

— Молчи, прошу, просто заткнись! — угрожаю ей ложкой с мороженым. Несколько светло-розовых молочных капель падают на стол.

— Что бы ты хотела сделать сегодня? Или у тебя планы с Нейтоном? Он наверняка что-нибудь приготовит для тебя.

— Он занят. — и я не грущу по этому поводу. Почему-то мне нравится этот день такой, какой он есть. Депрессивный. Одинокий. Короткий.

— Он всё ближе к типу «Осторожно, Колин!».

Я смеюсь. Меня искренне веселят её слова. Дани зачерпывает мороженое из моего ведёрка, оставляя немного нежного ванильного взамен, и продолжает:

— Нет, серьёзно! Скажи ему, что за это он должен тебе два десятка извинений. Желательно в постеле.

— Мы не спали. — вновь облизываю ложку, наблюдая за шоком, который расцветает на лице лучшей подруги. Я давно догадывалась, что её реакция будет феноменальной.

— Ты не спала с тем, с кем проведёшь всю жизнь? А вдруг он никудышный...

Я ничего не отвечаю, потому что, если скажу, что планирую сделать, это удивит её ещё больше. Боюсь, мозг Дани не выдержит и взорвётся прямо тут. Оттирать кровавые ошмётки мне не так сильно уж хочется, да и подруга нужна. Лукас не простит меня, когда вырастет и узнает, что я прикончила его мать, открыв правду на свои глупые поступки, которыми наполнена моя жизнь.

— А его самого не смущает тот факт, что вы не спите? И не говори, что ему плевать на секс, не поверю.

— Я нравлюсь его родителям.

— Он так сказал? О, Боже, Джесс! — она вновь использует американский акцент, пока я въедаюсь в мороженое и чувствую, что оно волнует меня больше, чем нежелание Нейтона заниматься со мной сексом. — Он импотент. Я уверена.

Ещё полчаса она причитает, что я должна его совратить и проверить, всё ли там нормально и работает так, как должно. Мне приходится согласиться, лишь бы она отстала. Проверять я, конечно же, не собиралась. Но если признаюсь, то придётся объяснять, почему. Дани узнала бы и о той лжи, которая пролегла между нами. Тогда бы я не отделалась ведёрком.

Решено. Как только поговорю с Гарри, тогда решу все недосказанности с Нейтоном, а Дани будет рядом и не сможет на меня злиться. Я, итак, буду в дерьме — ей совесть не позволит. Таков был мой гениальный план глупой злодейки.

Она уезжает, чтобы забрать Лукаса с плавания, а я, поглядывая на время, иду встречать перевозчика цветов, готовых для продажи. Клэр должна сделать букеты перед закрытием. Уже вечереет.

Я привыкла к Джеймсу, который забирал цветы каждые две недели, поэтому, когда вижу новое лицо, чувствую себя не в своей тарелке. Вместо полноватого Джеймса с доброй американской улыбкой, я вижу молодого юношу, который уже открыл охлаждающую камеру своего грузовика и стоял рядом, полностью погруженный в телефон.

— Здравствуйте, мисс Кинг. — произносит он, не отрываясь от смартфона.

— Джеймс заболел?

— Отпуск. — протягивает недовольно. По всей видимости, он не особо горит желанием быть тут вместо своего коллеги. — Где груз?

Он наконец отвлекается от своего телефона, где был чем-то так увлечен. У него красивые карие глаза, блестящая серьга в ухе. Подстрижен коротко. И напоминает мне, что так молод. Не в этот день я бы хотела думать о своём возрасте.

Я провожаю его в холодильную комнату для цветов, где уже подготовлена партия для перевозки. Часть выращивается тут для создания авторских букетов, а часть мы закупаем у сторонних поставщиков. Юноша смотрит на цветы, будто изучает их впервые.

— Они на продажу? — спрашивает, пока я не понимаю, почему его это интересует.

— Так или иначе, да. Некоторые соберутся в букет.

— Вы делаете букеты? — мы действительно обсуждаем цветы. Хотя чему я удивлюсь? Наверное, тому, что не ожидала, что он может подобным заинтересоваться.

— Очень редко.

Он ничего не отвечает. Юноша, имени которого я не успела узнать, переносит коробку за коробкой в грузовик. Атлетичное, слаженное тело позволяет ему делать всё быстро и без особых усилий. Джеймс обычно брал передышку, прежде чем сесть за руль и отправиться в конечную точку, но не он. Парень хлопает дверьми грузовика, плотно закрывает и проверяет надежность.

— Могу я попросить вас сделать букет? — он лишён неуверенности — смотрит прямо на меня и не отводит взгляда в ожидании ответа. Кое-кто сразу приходит на ум.

— Для кого, могу спросить?

— Мамы. Что-то в виде извинений.

— Могу предложить классические розы цвета фуксии. Знаешь такой цвет?

— Только не фуксия. Думаю, цвет извинений должен быть... белый.

Я хмурюсь. Раздумываю над палитрой и о том, как представляю её сама, а ещё, как представляют её другие знакомые мне люди.

— Белый ближе к извинениям?

— Да, белые говорят: «Прости, я накосячил. Подобное, возможно, повторится, но я здесь, чтобы извиниться». Фуксия настороженно говорит: «Я схожу по тебе с ума». Жёлтые: «Ты очень хороший человек, и я так рад буду выпить с тобой кофе, а там посмотрим». Розовые по-простому признаются: «Я влюблён в тебя и, поверь, я не испытывал ни к кому подобного». Ну а красные... «Я здесь, чтобы отвести тебя на лучшее свидание в твоей жизни. Согласись, и весь мир будет у твоих ног».

— Кажется, я знаю, что написать на плакате в цветочном. — мне действительно понравилась его речь, учесть, что десять минут назад я не думала, что он сможет отличить розу от гвоздики, или же на полном серьёзе считает, что подсолнух выращивают только ради семечек, а гипсофилы — это засохшая покрашенная трава.

— Так что насчёт букета, мисс Кинг?

— Конечно. Оставь Клэр, девушке, которая тебя встретит в цветочном, более подробное описание букета, который хочешь подарить, и контакты. Сегодня я делать не буду, прости.

— День подошёл к концу? — почти догадывается парень, когда открывает дверь на водительское место.

— Именно.

Он уезжает, и я провожу в оранжерее ещё около часа. За это время ничего сверх полезного сделать не успеваю, но и когда переодеваюсь в уличную одежду, совершенно не чувствую, что день прошёл зря.

Дома меня ждёт рыжий здоровяк, мяукающий так, будто его не кормили со времён мезозойской эры, а ещё последний сезон Игры престолов, спойлеры о котором так надоели мне, что я даже не знаю, зачем вообще смотрю его. Не хватает только чего-то вкусненького. И свой вечерний десерт я точно найду в кофейне напротив оранжереи.

Это единственное место рядом, где делают вкусные макароны с фисташковым кремом. Лучшие во всём Майами. Но сегодня я выбираю не их, а джекпот. Либо эклеры, либо какой-нибудь бисквитный торт. В кофейне людно: выстроилась большущая очередь. Я занимаю место и оглядываюсь. Яркие огоньки, которыми увешаны два больших окна, напоминают мне о том, что совсем скоро Рождество. Суета ради подарков, украшений и новогоднего настроения.

Очередь двигается не спеша, и я приковываю взгляд к витрине. Времени на выбор предостаточно. Чёрт, иногда так сложно решить, чего хочется больше, тем более, если выбор между эклерами и тортиками. Может, скупить всего по одному? Нет, Джессика, нам не нужен ни диабет, ни лишние килограммы.

Колокольчик звенит, отвлекая меня. Я смотрю на вошедшую пару девушки и парня, которые держатся за руки. Почему-то мой взгляд ловит остатки блеска на губах светловолосого посетителя, который наверняка оказался там не потому, что он так уважает мужской уход и носит с собой розовую гигиеничку. Это вызволяет воспоминания, которые я пыталась успешно игнорировать. Гарри. Я вижу Гарри.

— Говорите дальше. — слышу звонкий голос девушки справа. Мои глаза находят кудрявого шатена, стоящего около входа в оранжерею. Он стучит в железную дверь и ждёт, когда никто не откроет ему. — Мисс, что будете?

Она обращается ко мне, понимаю я наконец.

— Простите. Заказывайте, я ещё не решила. — Обращаюсь к светловолосому парню позади и смотрю на его спутницу, которая поправляет смазанный блеск указательным пальцем. Бинго.

Я упускаю возможность заказать себе заслуженный десерт и покидаю очередь, чтобы открыть дверь и выйти на улицу. Только сейчас понимаю, как жарко было там, и как прохладно тут.

Гарри, одетый в одну белую рубашку и тёмно-синие брюки, немного расстроено смотрит на часы, держа в другой руке букет. Он опущен вниз, и я не вижу, что за цвет. С каким посылом он пришёл? Выпить кофе, а там посмотрим, что будет? Об этом скажет его выбор жёлтых цветов. Или он пришёл извиниться за поцелуй белыми цветами?

Он проводит рукой по волосам, как делает тогда, когда нервничает или не контролирует ситуацию. Я стою по другую сторону дороги и не двигаюсь с места. Рядом с оранжереей припаркован белый спорткар, который наверняка удивит местных.

Свободной рукой шатен вынимает телефон из брюк, а дальше я не вижу, что он делает. Гарри стоит ко мне спиной и пытается заглянуть в окна, где темно и ничего не видно. И только тогда, когда он нетерпеливо прижимает телефон к уху, я чувствую вибрацию в сумочке. Не знаю, зачем вообще проверяю. Наверное, подобным образом тешу свои сбывшиеся надежды, когда вижу его имя.

Я сбрасываю звонок и быстро перебегаю дорогу.

— Да-да, ты не можешь подойти к телефону, слышал сотни раз... — до меня доносится огорченный тон его голоса, и парочка ругательств в конце.

— Я могу подойти сюда. — наконец раскрываю своё присутствие. Гарри разворачивается, и я чертовски ненавижу его за особенность выглядеть всегда так... что я не могу отвести глаз. Зелёные изумруды пробегают по моему лицу немного встревоженно.

— Я думал, что опоздал. — облегчение пробегает по его уставшему лицу.

— К чему? Или куда? — знаю, что мой вопрос звучит наивно. Гарри нежно улыбается.

— Сказать: «С Днем Рождения, Джесс».

Букет протискивается между нами, и я не могу не опустить взгляд. Мне слишком любопытно попробовать теорию того юноши о цветах на деле. Розы алого цвета. С бордовым оттенком по краям лепестков. Они будто большие рубины, готовые в любую минуту засиять.

— Неужели ты думала, что я пропущу это редкое событие?

— Оно ежегодное, Гарри. — шатен улыбается моим словам — ямочки разрезают его щеки, покрытые двухдневной щетиной.

— Но мы не каждый год находимся в одной стране, замечала?

Задумываюсь, где он был в прошлом году, пока я в это время, только на год младше, тусовалась с серфингистами, с которыми познакомилась на пляже, и распивала самбуку впервые в своей жизни. Теперь меня тошнит при мысли о самбуке. Даже сейчас. Приходится наклониться к розам и вдохнуть аромат, который не надоест, даже если я поселюсь в оранжерее и даже если мои рецепторы забьются навсегда. Я люблю цветы.

— Не в этот раз. — негромко произношу и смотрю на него исподлобья.

Сердце сжимается, ведь я понимаю, что следующий день рождения я проведу, невесть, где, невесть с кем. Будет ли Джессика, ставшая на год старше, счастлива? Будет ли у неё наконец ребёнок? Будет ли в её сердце желанный покой, о котором мечтаю я сейчас.

Мой рот открывается, и я хочу сказать Гарри: «Моя жизнь порой похожа на ад, и я устала». Но, зная, что не смогу ответить, почему, я проглатываю слова... Я не смогу ответить на вопрос, почему он дарит мне цветы, хотя сказал, что двинулся дальше уже давно. Почему стоит здесь, когда даже мой жених, который должен был уже выйти с той же самой встречи, даже не позвонил? Он не приехал сюда, хотя знал, что я работаю сегодня в оранжерее. Но Гарри появился в месте, в котором был лишь однажды...

— Как ты нашёл меня, Гарри?

Он чешет подбородок, поджимая губы. Неужели подумывает над тем, чтобы соврать? О, нет, Гарри. Между нами слишком много лжи.

— Я позвонил в цветочный, и работница сказала, что ни одной из владелиц нет на месте. А затем выдала, что одна из вас работает в оранжерее, так что лучше перезвонить завтра.

— Я могла быть дома. — пожимаю плечами.

— Могла бы, — соглашается Гарри и внимательно наблюдает, как я вновь принюхиваюсь к цветам. Божественный запах, — но в окнах твоей квартиры не было света.

— Ты проезжал мимо моей квартиры? — я удивлена и не скрываю этого.

Мне не хочется сравнивать этот поступок с отсутствием поступков со стороны Нейтона, потому что понимаю, что это ни к чему. Нейтон всё равно не узнает, что Гарри был тут, а букет... Я смотрю на розы и думаю: неужели мне придётся от них избавиться?

— Проезжал.

— А если бы тут была Дани? — не знаю, зачем мне нужно было задавать вопрос. Ненавижу себя за длинный язык. А его — за задумчивое лицо, будто он в действительности взвешивает подобный расклад. — Вместо меня.

— Тогда я бы посчитал, что ты с Нейтоном где-то празднуешь. Пришлось бы оставить цветы у твоей квартиры и превратиться в плохого парня, который портит вечеринки своим присутствием.

Он бы не испортил, если бы появился. Если бы сорвал всем планы. Если бы выглядел хмуро и портил каждому настроение. Потому что это не коснулось бы не меня и не мои планы.

— Вы празднуете позже? — я не могу не заметить, что тон его голоса стал формальным.

— Хочешь попытаться сорвать вечеринку?

— Только если не приглашён.

Гарри сияет своей редкой мальчишеской улыбкой, и я в свете зелёных софитов понимаю, что делаю что-то неразумное сейчас, как тогда в кабинке женского туалета, позволив его губам пробудить воспоминания, погребённые вместе с болезненным прошлым. Возможно, мне действительно нужен хороший секс, чтобы я перестала себя вести, как мартовская кошка. К сожалению, сейчас я не могу сбежать на полчасика и вернуться с более трезвой головой, поэтому мартовская кошка во мне произносит:

— Вообще, я собиралась в кофейню взять себе что-то сладенькое и, возможно, чай. Могу ведь я себя побаловать в день рождения?

— И всё? — он хмурит брови, выдавая своё недоверие.

Я не хочу говорить ему о компании кота и Нетфликсе, а также о том, как бы сделала себе всевозможные маски, устроив небольшой и дешёвый спа на дому.

— Спокойный вечер — всё, что мне надо. Составишь компанию?

Прости, Бобби, но твоя хозяйка полная идиотка. Она обещает себе не наступать на всё те же грабли, и вот уже скачет на них, не замечая фантомную и реальную боль от череды ударов.

Гарри кивает, и мы направляемся к кофейне, где людей стало чуть меньше. Я боюсь неловкого молчания. Боюсь, что мы испортим момент, и я, бросив его здесь, поеду домой и буду с недовольством смотреть на цветы, представляя, что это его лицо.

— Хорошо, что ты без подарка. — произношу благодарно. К счастью, я не получила ни одного за сегодня. Ведёрко не считается.

Шатен подозрительно молчалив, но когда я смотрю на него, то вижу, что он просто немного отстранён и задумчив.

Наконец я точно знаю, чего хочу. Два миндальных эклера и облепиховый чай с апельсином. Гарри добавляет к заказу обыкновенный чёрный чай и оплачивает весь заказ целиком. Я непротив.

Мы не спрашиваем друг друга о планах и без слов решаем сесть за освободившийся столик у окна, попросив не упаковывать десерт. Я ставлю цветы и поздно понимаю, что они занимают большую часть пространства между нами. Как их лучше всего расположить, я не знала, поэтому начала бездумно перетягивать их от одной стороны стола к другой. Гарри, сдвинув хмуро брови, перекладывает их к противоположной стороне и, наклонившись в мою сторону, поддавшись слегка вперёд, подносит руку к стулу. На мгновение я думаю, что он хочет коснуться моего колена, но вместо этого шатен, крепко вцепившись в край сидушки стула, подтягивает меня вместе с ним к себе ближе.

Я натягиваюсь, как струна, от чёртовых мурашек и нахлынувшего тепла.

Зал оказывается за нашими спинами.

Когда девушка выкрикивает моё имя, что означает, что заказ можно забрать, Гарри встаёт со стула. Я пользуюсь моментом и начинаю размахивать ладошками перед лицом. Щёки горят. Я горю. Тут ведь должен быть огнетушитель? И хватит ли мне одного, чтобы привести себя в трезвое состояние?

— Теперь я жалею, что не взял себе эту вредную смесь из муки и сахара. — Гарри ставит чашки с чаем на стол и садится рядом.

Я не могу ничего ответить, потому что думаю, как сильно это похоже на свидание. Я вспоминаю нашу игру в гольф посреди открытого океана, куда мы прилетели на вертолёте. Ох, как же сильно оно отличается от этого. Как минимум, в цене.

— Возьми один. — наконец выдавливаю и перемещаю тарелочку чуть ближе к нему.

— Как я могу объедать ту, у которой сегодня день рождения? Я пока не хочу превращаться в того, кто портит вечеринки.

— Бери. Я настаиваю.

Зелёные глаза пытливо смотрят на сладость, и всё же он сдаётся и берёт эклер, чтобы сделать первый укус. Он качает головой, по достоинству оценивая творение. Сахар, тесто и побольше жира сделает любое так себе блюдо вкуснее.

— Хорошо, теперь я понял, что твой план не так уж плох. — Гарри кусает второй раз эклер. На губах остаётся немного начинки. — И всё же. Почему ты не устроила домашнюю вечеринку, например? Не пригласила друзей и жениха? — он внимательно смотрит на меня.

— У меня строгий босс, знаешь ли. Не любит опоздания и дурные поступки людей. — я ухожу от настоящего ответа, пряча правду в шутке. Но Гарри не улыбается.

— Это твой день рождения, я бы не ругался ни на опоздания, ни на похмелье, ни на тебя, Джесс. Знаю, ты считаешь меня монстром, но даже для монстра это слишком. — он не сыграл в шутливую перепалку со мной, как делал раньше. Чёрт, это ведь красные розы! Это «я отведу тебя на лучшее свидание в мире, а потом весь мир будет у твоих ног»!

Джесс, ты идиотка.

Да, идиотка, которая ещё и ослепла, ко всему прочему.

Я хочу спокойно смотреть на него. Не тогда, когда понимаю, что это он всё испортил. Именно он уничтожил мою надежду на возобновление того, что действительно было похоронено в Англии. Гарри разорвал в клочья мои попытки всё исправить, а теперь приезжает ко мне с шикарным букетом алых роз, проведя в дороге битый час, чтобы что? Мысли путаются, и я сжимаю слова, застрявшие в горле.

— Не смотри так на меня. — взмахивает рукой в мою сторону.

— «Так»? — переспрашиваю негромко.

— Так будто я всё же испортил вечеринку, явившись незваным гостем.

— Если хотел извиниться, надо было выбрать белый.

Больше не хочу продолжать этот разговор. Я встаю, так и не прикончив эклер.

— Не понимаю. — бурчит Гарри.

Он поднимается следом и бросает вслух, что подвезёт меня. Я должна быть против, но тащиться либо до автобусной остановки, либо ловить редкое такси, не хочу. Надо перетерпеть дорогу, затем пару недель бок о бок в офисе и наконец зарубить себе на носу: это всё те же какие-то игры бизнесмена, которые мне не понять, которые одержали победу над нашими отношениями.

Мы подходим к белому спорткару. Я стараюсь не смотреть на Гарри, когда он открывает дверь и располагает ладонь так, чтобы моя голова не стукнулась о крышу. Букет мешает пристегнуться, и я, поворачиваюсь к задним сиденьям, чтобы положить его туда. Красная праздничная коробочка, белой лентой стянутая по всем граням, была всё это время тут.

— Плохо, что с подарком? — произносит Гарри, занимая место рядом. Он смотрит на меня, молчаливую и тяжело дышащую. — Можешь не открывать. Там ничего такого, что сильно могло повлиять на мой кошелёк.

— Я так понимаю, Джек выбрал?

Раз Гарри не собирался выбирать свадебный подарок для нас с Нейтоном, значит, и то, что пряталось там в ожидании наконец удивить получателя, маловероятно было куплено напрямую им. Я видела расписание мистера Стайлса, генерального директора всего-всего. Плотное. Загруженное. И говорящее: «Мне не до шоппинга».

— Он отлично выполняет функции моего ассистента, даже находясь на другом полушарии. — я принимаю этот ответ за «да».

— Пусть его работа не пойдет насмарку. — холодно улыбаюсь. Гарри заводит спорткар, и мы покидаем парковочное место.

Наверное, он даже не знает, что в коробке. Могу спросить и даже поиздеваться, но это ни к чему.

Гарри упирается локтём в дверь со своей стороны и сжимает губы указательным и большим пальцами. Взгляд сфокусирован на дороге. Он будто забывает, что я сижу рядом. Интересно, если сейчас я открою дверь, отстегну ремень и выпрыгну на дорогу, он заметит?

Мы превратились в пепел после огненной бури, в конфетти на полу после громкой вечеринки, в рис, брошенный на свадьбе, от которого должны избавиться уборщики.

От «Я хочу быть только с тобой. Навсегда. До самой старости» до «Извините, мисс Кинг, он сейчас занят и не может вас принять».

Всю дорогу мы проводим в молчании. Несколько раз звонил его телефон, но он игнорировал все звонки, сбрасывая один за другим. Наконец спорткар останавливается напротив здания, в котором прячется мой скромный лофт. Нетфликс и кот теперь не то, чего я хочу. А вот кот в виде подушки и парочка часов самобичевания — то, как проводят женщины, которые ближе к тридцати, чем к двадцати.

— Гарри, — обращаюсь к нему, — скажи честно: когда закончится наш договор, ты не передумаешь насчёт Нейтона?

Он переводит затуманенные зелёные глаза на меня, будто вспоминая, что я действительно была тут всё это время.

— Не передумаю.

— Ни при каких обстоятельствах? — пытаюсь убедиться в искренности его слов.

— Пусть моё обещание будет твоим подарком сегодня.

Этого достаточно, чтобы я успокоилась.

— Спасибо.

Гарри молча наблюдает, как я забираю и подарок, и букет с заднего сидения, как открываю дверь и как смотрю напоследок пару секунд. Завтра мы вновь увидимся. Он будет вечно занятым боссом, а я отыграю роль его помощницы.

Дома я сначала глажу своего орущего кота, затем принимаю душ, наношу маску и делаю себе чай. Цветы ставлю в единственную большую вазу и только после этого беру в руки коробочку. Пора узнать, что выбрал Джек в качестве подарка малознакомой девушке.

Я срываю ленточку и бросаю её на пол, а затем открываю крышку. Непонятный прямоугольник встречает меня вместе с вдвое сложенной бумажкой. Я разворачиваю первым делом её, надеясь, что там указана инструкция по применения этого прямоугольника. Почерк Гарри я не могла не узнать.

«Джесс,

Не знаю, получила ли ты подарок лично от меня, или всё же кто-то передал его по причине того, что я так и не нашёл тебя в большом Майами. Сейчас это неважно, ведь, если ты читаешь, значит, получила.

Ещё, как мне кажется, важно то, что наши года идут. Когда время бесследно пролетело, о нём остаются лишь наши воспоминания. Эта мысль настигла меня вновь, здесь, в Лондоне, на дне рождения одного важного человека. Я проезжал мимо офиса (мимо только по той причине, что я пообещал этому важному человеку не работать), в котором мы с тобой познакомились, и понял, что что-то уже помню обрывками, и наверняка есть то, что я и вовсе забыл.

Эта фоторамка позволит тебе загрузить на неё столько фотографий, сколько захочешь, и все они каждый день, одна сменяясь другой, будут напоминать тебе о чём-то важном. О ком-то важном.

Я немного покопался в инструкции и загрузил несколько фотографий (жаль, что их так мало) — это довольно просто. Ты быстро разберёшься.

С Днём Рождения, дорогая моему сердцу, Джессика К.»

Слеза капнула на это замечательное письмо, и я поскорее убрала его в сторону, чтобы не испортить дрянной жидкостью, которая предательски заполнила глаза.

Осознавая, как плохо я обошлась с ним в машине, наговорив малоприятных вещей, быстро включила фоторамку, чтобы увидеть фотографии, загруженные Гарри.

Я почему-то не удивилась, когда сразу же узрела на первой нас, запечатлённых вдвоём на корпоративе, организованном мной в стиле казино. Мы сидели за столиком и играли тогда на желание. Мой проигрыш — его победа. Тогда мы ещё не знали исход игры, но Гарри уже хитро смотрел на меня, нацепив обольстительную улыбку, в которой даже сейчас, спустя два года, я терялась.

Фотография сменяется следующей. Мы на яхте. Лежим на шезлонге. Точнее я лежу, а он придавливает меня своим телом. Снимок пугает. Будто запечатлен момент «пять минут до взрыва». Будто я смотрю на предсмертное фото наших отношений. Слёзы текут по щекам.

Третья. Сделанная Джеммой. Фотография, которую я так и не заполучила вовремя. Мы смотрим куда-то за окно. Гарри крепко держит меня. А я позволяю держать, повиснув на нём, как влюбленная девчонка. Щека к щеке. Мы что-то шептали о планах на будущее. Тогда Гарри сказал величайшую глупость небрежно и как-то естественно — в своей манере:

«Ты ни разу не задумывалась, что твоё имя отлично сочетается с моей фамилией?».

После этого я думала об этом чаще обычного. Я надеялась, что стану Стайлс, потому что считала, будто принадлежность к его имени успокоит ревнивый нрав Гарри.

Было слишком поздно. Потому что эта фотография сделана за несколько секунд до взрыва, унесшего самое важное, что у нас было. Нас самих. И если мы погибли тогда, кем мы являемся сейчас? Неужели я просто призрак, который так и не нашёл покоя?

Подписывайся на мой телеграм-канал: https://t.me/vasha_vikusha