Эпилог

Три недели спустя

Эти лицемерные, глупые, бессовестные люди. Они повесили её фото в коридоре и обклеили всё вокруг него сердечками и записками. Они говорят, что скучают по ней, они пишут на её стене во ВКонтакте соболезнования и признания в дружбе. Она вдруг стала такой хорошей в их глазах, будто и не было всей этой травли, унижений и издевательств. Будто никто из них не называл её самыми мерзкими и грязными словами. Теперь я знал всё, теперь я был в курсе всех ситуаций, всех поступков этих людей, теперь я ненавидел их ещё больше, чем раньше. И никто, никто не извинился, никто не сказал: "Я сожалею" или "Я был неправ". Соня стала не то чтобы знаменитостью, но всеобщей трагедией, значение которой большинство из них даже не понимали. И я ненавидел их за это.

Я всё ещё ходил с гипсом, но решил не пропускать школу и хоть немного подтянуть знания к предстоящим экзаменам. Соня была бы рада. Я просто сидел на большинстве уроков и слушал, иногда отвечал и обсуждал со всеми тему. Правая рука очень медленно восстанавливалась и иногда мне даже приходилось пить обезболивающие.

Серого посадили. Его друзей нет, потому что они не участвовали, а только наблюдали. Как будто это ещё не является преступлением. Не знаю, сожалеет ли он о том, что сделал. Это, разумеется, было случайностью, что Жужа поскользнулась и упала, но клокочущая внутри меня ненависть подсказывала, что наткнись я где-либо на этого урода, я вырву его глотку голыми руками. И я предпочитаю вообще об этом не думать.

Лёха перестал шутить. Теперь он похож всего лишь на тень того человека, которым был раньше. Я не знаю, сколько продлится его горе, но моё кажется мне бесконечным. Я понимаю, что должен жить дальше, постараться принять это и смириться, но пока лежащая на снегу Соня всё ещё появляется передо мной, когда я закрываю глаза. Ещё одна проблема - это кошмары. Каждую ночь я просыпаюсь в холодном поту. Во сне я кричу в пустоту, куда падает Жужа, всё больше отдаляясь от меня, хватаю руками воздух, но ничего не происходит; я просто вижу, как она исчезает навсегда, и внутри меня остаётся лишь кровоточащая пустота. Другой вариант кошмаров - я, лежащий на крыше и кричащий от боли.

Сегодня я вернулся домой позже обычного, потому что долго гулял по тем местам, где мы любили проводить время втроём с Соней и Лёхой. Родители уже были дома. Я переоделся и вошёл в гостиную, где мама и отец смотрели новости и пили кофе. Я вдруг подумал, что они невечны, что когда-нибудь я останусь один. Да, у меня будут и другие родственники, дети, друзья, но они - самые родные, и ведь никто не сможет их заменить. Даже отец с его тяжёлым характером, строгостью и любовью критиковать меня - моя семья.

Раньше мне всегда казалось, что я один против всего мира, этакий бунтарь, непохожий на остальных, что для меня не существует других правил, кроме своих собственных. Но ведь я никогда не был одинок. Мои самые близкие люди: мама, отец, Лёха... и Соня. Они всегда были рядом и в любой момент были готовы подать руку помощи, а я считал себя слишком самостоятельным и был чересчур самоуверен, горд и глуп, думал, что обойдусь своими силами. А сейчас я вдруг осознал, насколько я богат людьми, для которых я что-то значу: что-то важное в их жизни, что-то, без чего она безвозвратно изменится.

Такова была для меня Жужа. И я понял, что даже если моя жизнь изменилась, и ничего уже не вернуть, она не закончилась, а значит, я не имею права забивать на себя и людей вокруг, значит, я обязан жить дальше, зализывать раны, зашивать дыры в душе, но жить.

Мне захотелось рассказать всё. Выплеснуть наружу боль и освободиться от груза, который грудой камней лежал на сердце.

- Мама, папа, - сказал я надтреснутым голосом и резко втянул воздух сквозь зубы. Ком встал в горле.

Мама обернулась в кресле и озабоченно, с удивлением и волнением посмотрела на меня. Отец сразу выключил телевизор и даже встал, уставившись на меня глазами, полными шока. Ещё бы, ведь я уже лет сто не называл его папой. А теперь это слово так легко слетело с моего языка, что я даже сам понял только тогда, когда встретился с этим его взглядом.

Меня переполняло чувство вины, боль и раскаяние. Я сделал столько глупостей, но ни разу не просил у родителей прощения. Самое время.

- Я виноват, - сказал я. - Я виноват перед вами. Я не ценил, что имел, вёл себя, как последний дурак, разочаровывал вас и не оправдывал ожиданий.

- Никита... - начала мама, но я перебил её:

- Нет, просто послушайте.

Глядя в пол, я опустился на колени. Раздался удивлённый мамин вздох. Отец не издал ни звука.

Может быть, я и выглядел жалким и сломленным, но то, что я хотел сказать, было очень важно для меня. Впервые за семнадцать лет я просил у них прощения. От всего сердца.

- Я знаю, что не заслуживаю, чтобы вы меня простили. За последнее время я совершил слишком много ужасных поступков. Я никогда не смогу стать примерным сыном, потому что я лжец и эгоист. Мне всего семнадцать, но я уже успел всё испортить: свою жизнь, вашу и Сонину... - я прерывисто вдохнул, глаза защипало. Мне было больно говорить это, но эта боль была освободительной, лечебной, словно ты вытаскиваешь занозу или промываешь рану перекисью водорода. - Мне жаль, что я не слушал вас, не ценил ваши советы, упирался и не хотел попробовать стать лучше. Я угнал твою машину, папа. Просто взял и угнал. Мне угрожали, да, но это не уменьшает низости моего поступка. Из-за своей глупости я связался с плохими людьми, которые потом меня и подставили. Мне нужно было доказать, что я не завишу от ваших денег, что сам могу всего добиться, а ещё что вы во мне ошиблись. Это было глупо. Простите.

Я сжимал и разжимал кулак левой руки. Ладони были потными, а сердцебиение учащённым.

- Отец, прости, что был с тобой грубым и неуважительным, - сказал я. - Ты хотел как лучше, а я сделал как всегда, втоптал в грязь твои старания. Мне казалось, что ты не имеешь права мне указывать, потому что тебя долго не было рядом, и я думал, ты ненавидишь меня. Но теперь я понимаю, что всё, что ты делал, было для нас с мамой, - я взглянул отцу в глаза и увидел, что они влажные. Господи, я никогда ещё не видел его плачущим.

- Мама, - продолжил я, - прости за твои нервы и головную боль, прости за мои выходки и поздние возвращения домой, за гулянки и пьянки, за то, что тебе приходилось так много обо мне беспокоиться. Мне очень жаль.

- Никита, - вздохнула мама, проводя пальцами под глазами и смахивая слёзы. Она улыбалась и плакала и, кажется, была довольна мной.

- И ещё я хочу попросить прощения... - я хотел сказать: "...за деньги, которые пришлось на меня потратить, чтобы полиция успокоилась и мне ничего не было за угоны", но папа быстро подошёл ко мне и опустился рядом на колени.

- К чёрту! - сказал он и обнял меня.

Я растерялся. Не помню, когда мы с ним обнимались в последний раз. А сейчас его руки обхватили мои плечи, отец прижал меня к груди, такого уже немаленького мальчика одним ростом с ним. В следующую секунду подбежала мама и обняла меня с другой стороны, уткнувшись лицом в шею.

- Сынок, мы любим тебя! Мы прощаем! - восклицала она. - И ты нас прости! Никита, ты молодец, мальчик мой! Ты молодец!

- Я обещаю, что теперь мы будем проводить больше времени вместе, - сказал папа.

- Спасибо, - произнёс я.

- Ты поступил правильно, сынок! - мама чмокнула меня в щёку.

- Ты поступил, как мужчина, - отец отстранился и посмотрел на меня с улыбкой на губах и радостью в глазах, перемешанной с грустью и гордостью. Я всегда мечтал, чтобы он так смотрел на меня.

Я тоже улыбнулся ему в ответ, а отец снова обнял уже нас с мамой вместе. Я почувствовал, как сильно люблю их. Мне больше не хотелось спорить, врать и протестовать. Только находиться в кольце маминых и папиных рук, чувствуя, что я небезнадёжен.

Мне всё ещё было больно, я тосковал по Соне, тело ещё не восстановилось, а сердце было разбито. Но его осколки начинали постепенно склеиваться, я сам собирался по частям, находил самого себя и начинал эту жизнь заново.

Больше я не буду хулиганом. Теперь я просто Никита Ветров, сын, друг, брат, человек. Я беру новую тетрадь, открываю чистый лист и начинаю с красной строчки новый рассказ, который будет лучше этого.

Это твоя последняя страница, дорогой дневничок. Извини, если я швырял тебя в растроенных чувствах, проливал на тебя кофе или ронял крошки печенья, если твои листы мялись в моём рюкзаке, а обложка иногда рвалась. Это был тяжёлый путь для нас обоих. Теперь я не тот парень, который начал этот дневник. Теперь я совсем другой: более честный, более сильный, более добрый и ответственный. Я изменился. Раньше казалось, что всё дело в окружающем меня мире, но это не так. Дело во мне. Всё зависит только от меня и моего взгляда на это. И прежде чем менять всё вокруг, следует начать с себя.

Я думаю, есть два пути, чтобы измениться: что-то обрести или что-то потерять. Что ж, я прошёл оба.

КОНЕЦ