Глава 56. «Ты для меня ничего не значишь...» (Часть I)

~арт с Оззи от чудесной Anastasia Vensan 🤩🥰♥️

Оззи

Снег постоянно падает с черного покрывала, устилая бесконечно долгую дорогу, по которой я бреду. Не знаю, сколько времени прошло, но тропа никуда не сворачивает. К моим ногам будто привязали гири, и каждый шаг делаю с трудом, но все равно ищу выход. Снег хрустит – это единственный звук в гробовой тишине и окружающей мгле. Вокруг танцует метель, кусает ледяным дыханием кожу и зловеще улыбается. Она замораживает кровь, прекращая циркуляцию, и на мгновение я теряю зрение, ничего не видя. Я не дышу, не ощущаю тела и готов остановиться в любой момент – сдаться, так и не найти выхода из странного места. Погребенный под толщей снега навсегда, замерзший в ирреальном мире. Но впереди вспыхивает маленький золотой огонек. Я передвигаю ноги, почти их не чувствуя, но все же делаю крохотные шаги. Снег залетает в приоткрытый рот, свирепствует и шепчет, что это обман. Мираж. Золотого огонька нет – всего лишь морок.

В один момент все неожиданно стихает. Я дышу, чувствую тело, двигаю пальцами – холод отступает, снег больше не сыплется с неба. Теперь есть я и небольшой огонек. Языки пламени нежно касаются кожи, согревая озябшие конечности. Так тепло и хорошо, что я недоверчиво провожу пальцами, совсем не боясь обжечься.

Ее голос тихим шелестом кружится рядом. Оглядываюсь, но вокруг густая темнота, огонек тускнеет, и я открываю глаза.

Не понимаю, где я, но чувствую себя как никогда паршиво, словно меня перемололи несколько раз, выплюнули и снова перемололи. Внутри сгусток тревоги и жажда. Голову разрывает потребность и желание избавиться от некомфортных мыслей. Шевелю пальцами и сглатываю, постепенно осознавая по писку аппаратов, что я в заднице. При чем в конкретной. Ни хрена не помню – мой мозг, будто прополоскали в стиралке несколько раз. Предпринимаю провальную попытку снять кислородную маску, но пальцы не слушаются – слишком ослабли. Безнадежно прикрываю глаза, улавливая рядом шорох. Медленно поворачиваю голову, замечая светлую макушку – это наводит на ряд беспорядочных мыслей и вопросов, но сил не остается думать. Я проваливаюсь вновь в сон, где есть вьюжный город, колючий снег, и никогда не светит солнце.

Первое, что приходит на ум, когда открываю глаза: надо валить. Ощущения, словно по венам вместо крови течет хлорка, и вокруг стоит невероятная вонь, забивая дыхательные пути. Голова кружится, или кружится планета, когда я пытаюсь приподняться. Взбешенно сцепляю зубы и смотрю злобно в потолок. Что за гребаная хрень творится? Как я здесь оказался? Рядом кто-то вздыхает, прерывая мозговой штурм. Слегка наклоняю голову, чтобы удостовериться в отсутствии глюков и побочных эффектов. Нет, слух не подвел – рядом сидела Ливия, точнее спала, сложив руки на кровати. Несколько минут я молча смотрел и рылся в памяти, припоминая последние события. Концерт в Мэдисон-сквер-гарден и ослепительный свет. Затем черная дыра и больница. Неутешительный прогноз. Девушка пошевелилась, подняла голову и несколько раз недоверчиво моргнула, будто видела приведение.

- Привет, - еле слышно прошептала она с нотками страха.

- При... вет... - прохрипел по слогам, глядя на ее обеспокоенное и осунувшееся лицо. Ливия резко подскочила, и на пол что-то упало.

- Ты... куда?

- Надо позвать доктора, я сейчас вернусь, - она быстро выбежала за дверь, а через пару минут палату заполнили люди в халатах. Они что-то проверяли, задавали вопросы, спрашивали о самочувствии и до жути бесили, что башка вновь разболелась. В итоге, в помещение остался только мужчина средних лет. Он задумчиво листал какую-то книгу, пару раз хмыкнул и пристально заглянул в глаза.

- Ты знаешь, по какой причине здесь оказался?

В ответ хотелось огрызнуться, но мне настолько было плевать, что я промолчал, без интереса пялясь в белый потолок.

- Наркотики.

На лице не промелькнула ни одна эмоция.

- Не жаль невесту? – докапывается мозгоправ, и я недоуменно хриплю:

- Кого?

Он сдержано улыбается, переворачивая страницы.

- Она каждый день здесь, как и твои друзья, - доктор делает небольшую паузу, над чем-то задумывается, захлопывает книгу, и серьезно произносит: - Тебе нужна помощь профессионалов. От кокаиновой зависимости вылечиться сложнее, чем от более сильных и опасных наркотиков, советую обратиться в хорошую клинику, пока ты не умер в двадцать пять от сердечной недостаточности.

- Мне не нужна помощь, - грубо отрезаю и вновь смотрю бездумно в одну точку на стене.

- Странно так говорить, когда ты здесь неделю по этой причине, - с толикой скепсиса говорит лекарь.

- Неделю? – недоверчиво переспрашиваю.

- Да, поставили специальный укол, чтобы почистить кровь.

Вот почему внутри такое отвратительное чувство, будто повозили половой тряпкой и прохлорировали каждый орган. Он поднимается, кидая на мое лицо пытливый взгляд.

- Подумай над предложением. Ты же взрослый молодой парень и должен осознавать всю серьезность ситуации, пока не стало поздно.

Проглатываю маты, сдерживаясь, чтобы не предложить ему сходить куда подальше. Наконец, остаюсь один, но почти сразу же в палату заглядывает Ливия. Она осторожно смотрит, будто спрашивая, можно войти или нет. Ловлю себя на мысли, что окружающие раздражают, даже Осборн, но все же киваю. Только тогда девушка входит и садится рядом. Выглядит Ливия не очень: под глазами залегли темные круги, словно она не спала или долго плакала, лицо серое, а карие глаза потеряли золотой блеск. Но вместо «Как ты?», задаю другой вопрос.

- Он сказал, что я здесь валяюсь неделю. Это правда? – шевелю пересохшими губами.

- Да, - получаю короткий ответ и морщусь. – Я сказала ребятам, они скоро приедут.

- И всё? – слетает с языка вопрос, но Ливия непонимающе смотрит и, догадываясь, о чем я, опускает глаза.

- Да.

Что-то внутри шевелится, но я жестко убираю сантименты, отворачиваясь.

- Скажи всем, пусть приезжают завтра. Тебе бы тоже не помешало отдохнуть и выспаться, - безразлично говорю, сдерживая злость. Через отражение в стекле вижу, как она поднимается.

- Да, надо ехать... Я передам ребятам, чтобы заглянули завтра. Отдыхай, - девушка несколько секунд молчит и уже у дверей добавляет: - Я рада, что... С возвращением.

Звучит так глупо, что я делаю вид, будто не слышу, даже не разворачиваясь и не прощаясь. По коже пробегает озноб, на лбу выступает испарина, глаза хаотично метаются по палате в поисках... Я не знаю, но меня мучает непреодолимая жажда, а в голове пульсирует боль. Хочется выкурить сигарету или что-то покрепче, чтобы расслабить сжатую пружину в груди.

Чувствовать себя беспомощным – так убого. Меня выкидывает на десяток лет назад, когда у папаши улетала крыша, и моим спасением служил шкаф и все места, где я бы мог запрятаться, чтобы не отхватить. Сейчас я даже не в состоянии встать поссать и сходить в душ, не то, чтобы затянуться сигареткой или выпить вискаря. Ноги так онемели, будто их нет. Мне определенно стоит смываться из этого «веселого» местечка.

На следующий день состояние не меняется. Его можно назвать стабильно отстойным. Я по-прежнему чувствую себя дерьмово, но уже передвигаюсь по палате и, наконец, курю. Вскоре с возгласами заваливаются Шем, Райт и Син.

- О-о-о, наша спящая красавица проснулась, - громче всех орет драммер, хлопая меня по плечу. – Нормально так нашугал.

Пока Эванс и Шем шутят, Райт стоит молча, хмуро сведя брови. На его лице написано чувство вины и смятения. Вряд ли он по собственному желанию пришел. Несмотря на конфликт между нами и резкие высказывания, я не держу зла.

Медсестра делает замечание, чтобы вели себя тише, и выходит, качая с осуждением головой. Она точно не поклонница «Потерянного поколения».

- Ты должен Эвансу тусу, так что харэ прохлаждаться.

- В честь чего тусу? – удивленно осматриваю друзей, не до конца понимая намеки.

- Как в честь чего? Тебе память отшибло, Оз? – усмехается недоверчиво барабанщик, кидая на других недоуменный взгляд. – Син захотел связать себя узами брака, - официальным тоном, после паузы, объявляет он.

В замешательстве смотрю на Эванса, и тот в подтверждение кивает.

- Он в Мэдисон-сквер-гарден малышке Джи предложение сделал, а ты, наверное, так расстроился, что не тебе, и чуть не окочурился на сцене, - сквозь смех говорит Шем, но я все равно ни черта не помню, кроме яркого света. Перед выступлением в Мэдисон я глотнул какие-то таблетки, которые подсунул Рори, и меня нормально штырило. Надо будет пару ласковых ему сказать, чтобы не продавал всякое некачественное фуфло.

- Серьезно? – поворачиваюсь к Эвансу и тот, хмыкая, кивает.

- Ну да.

Многое я пропустил, пока в отключке находился.

- Всем кайф обломал, - с наездом полушутя говорит Шем, но у него звонит телефон, и он выскакивает за дверь.

- У СМИ работенка появилась, пресса на ушах стоит. Заметил охрану? – Син показывает глазами на дверь. – Несколько смельчаков хотели проскочить, чтобы эксклюзив получить.

- О предложении даже никто не заикнулся, только о тебе пишут, - прерывает молчание Райт и криво улыбается.

- О тебе и о Ливии, - Син мрачнеет и прищуривается. – Журналисты конкретно насели и взяли ее в обработку. Короче, ей досталось.

- Как им повезло, есть о чем писать, - говорю с сарказмом и вижу недовольство на лице Эванса.

- У нас проблемы. Точнее, их создал ты, Оз. На этот раз все куда более серьезно: потерю сознания связывают с наркотой. Тебе же не пять лет, ты должен понимать – все зашло слишком далеко. Ты в больнице.

Исподлобья смотрю на друга и отвожу взгляд. Такие разговоры утомляют и действуют на нервы. Что я должен сказать? Мне так жаль, я все осознал и больше не буду?

- Я не хочу потерять друга из-за этой дряни, - тембр Сина понижается, и я все больше мрачнею. – Сейчас нет контракта, Купера и Штейера. У нас закончился тур, поэтому мы решили, что надо устроить полноценный отдых.

Понимаю, к чему он клонит, и повторяю с ухмылкой:

- Мы решили... Да, мое мнение роли уже не играет. Что вы еще решили?

- Кажется, ты ни хрена не осознал, - в голосе Сина сквозило разочарование.

- Почему же? Отдых – это так круто! Подправлю как раз здоровье, - сказал я тем же тоном, не скрывая яда.

На лице Эванса – гамма смешанных эмоций, в глазах загораются синие огоньки недовольства и грусти. Он отодвигает со скрежетом стул, намереваясь что-то сказать, но разворачивается и уходит, кидая напоследок «Поправляйся». Звучит весьма странно, будто я чем-то болен. Приписывают непонятные болячки и сводят в могилу раньше времени. Хрен всем – я не собираюсь подыхать! Проглатываю ухмылку, чувствуя, как на лице ходят от ярости желваки.

- Стоило оставить на пять минут, как девочки поссорились, - шутливо брякнул драммер, вваливаясь в помещение, но видя накаленную обстановку заткнулся.

- Мы знакомы больше десяти лет, и сейчас я тебя не узнаю, - произносит неодобрительно Райт. После его фразы в палате остается только удивленный Шем.

- Та-а-ак... что это было? – протянул вопросительно друг, в ответ я только издевательски улыбнулся:

- Ничего, Шемми, обиделись.

Тот насупился, явно недовольный моей реакцией.

- В последнее время с тобой нет желания даже базарить, только настроение всем портишь своей кислой рожей, - с укором говорит барабанщик.

- Отлично, тогда, может, присоединишься к остальным, чтобы не видеть кислую рожу? – так и лился из меня водопадом сарказм. В данный момент я не задумывался, что задеваю словами – хотелось избавиться от раздражителей. Каждый вызывал скрежет в зубах, разговаривая со мной, будто с соплежуем и поучая уму-разуму. Выпускать из четырех стен так скоро доктор Айболит не собирался, а выбраться без спроса было довольно проблематично, хотя я уже прорабатывал план, как быстрее оттуда убраться. Я чуть больше суток в сознание, но уже успел пересраться с друзьями. Кто на очереди?

Желающий попасть под мое нестабильное настроение появился очень скоро. На следующий день в палату со слезами на глазах вошла моя «любимая» мамочка. Сказать, что я офигел – не сказать ничего. А она что тут забыла? Меня буквально тряхануло от накатившей волны гнева. Арин бормотала какую-то нелепую бессмыслицу, которую я почти не воспринимал и пренебрежительно наблюдал, как зеленые глаза блестят от слез. Она перепутала больничную палату со сценой, где выступает?

- Если бы не звонок Ливии, я бы ни за что...

Прикрыл глаза, отключая звук и считая до десяти. Так вот, кто постарался – Осборн с ее проклятой заботой. Думала, я обрадуюсь, расчувствуюсь... Такой бедный и несчастный, никому не нужный, всеми забытый. Еле сдержался, чтобы не выдать внешне, как меня мутило. Неимоверно бесили жалостливые взгляды, будто я смертельно болен и вот-вот откину копыта.

- Я уже договорилась с одной известной клиникой в Израиле, которая специализируется на...

- Что ты сделала? – тихо переспросил, думая, что послышалось, но Арин даже не почувствовала угрозы в голосе.

- Доктор Коулман сказал настоящую причину, почему ты в больнице, и порекомендовал хорошую клинику... - продолжала распинаться заботливая мамочка.

- Забирай свое мнимое беспокойство и уходи, лучше всего – навсегда, как ты это сделала четырнадцать лет назад, - четко проговорил сквозь зубы, глядя в ее заплаканные глаза. Неприятно? Не больнее, когда тебя пинают по почкам и выдирают волосы.

- Габриэль... - прошептала она отчаянно, прижимая руки к груди.

- Я не собираюсь играть в семью. Дверь – за спиной, - грубо бросаю и встаю, еще нетвердо держась на ногах. Лишь бы не видеть ее напускную заботу и переживания. Клиника? Я не законченный наркоман, который и думает о дозе. Я всего лишь иногда балуюсь, расслабляюсь, снимаю гребаный стресс. Да, везучий ублюдок, которого пронесло на сей раз. Я обязательно сломаю Рори челюсть за то, что он впихивает просроченный товар.

- Я думала... все наладилось. В Ирландии ведь было так замечательно, - твердит Арин, наверное, не до конца понимая, что я не шучу.

- Наладилось? – переспрашиваю и резко разворачиваюсь, нехорошо щурясь. – У кого наладилось? Разве что у тебя, когда ты избавилась от лишнего балласта и устраивала свою жизнь.

- Ты ведь знаешь причину, - виновато бормочет Арин, а внутри уже бушует адский огонь ярости.

- Жалкие оправдания. Плевал я... - подхожу чуть ближе и тихо, вкладывая в каждое слово презрение и злость, говорю: - Никогда не возвращайся в мою жизнь. Tá tú aon rud a dom. (с ирл. Ты мне никто).

Она будто отшатывается, отступая к дверям, и без слов уходит. Скатертью дорога, мамочка. Я физически чувствую, как отрицательные эмоции витают в воздухе и сворачиваются в огромный энергетический клубок. Накапливаются и буквально сжирают мозг, смешиваясь с потребностью скорее избавиться. Будто разрушительная сила, запечатанная внутри – в один момент вырывается и оставляет под собой только мертвую землю. Поэтому медсестры быстро убегают, не желая становиться жертвой чокнутого неуравновешенного музыканта. Когда в очередной раз задают вопрос о самочувствие, я рявкаю, что всесильный бессмертный бог и никогда не сдохну. Больше никто не рискует сунуться, кроме... Осборн.