Глава 44. Продолжить или уйти?

Ну, вы поняли... 🌚Включите офигенную песню Maroon 5 в закрепе в нужный момент.😏♥️

~ чувственный коллаж от моей Катюшки Costumier 💋Любожаю тебя 🥰♥️

Я привязан к тебе, словно я твоя тень. Ничего не встанет между нами, детка, мы так долго ждали этого мгновения. Когда я прикасаюсь к тебе губами, я чувствую, как по моей спине пробегает дрожь. Я слышу, как твой голос всю ночь отдаётся эхом для меня, детка, умоляй меня, когда я прикасаюсь к тебе губами...

Maroon 5 «Lips On You»

Ливия

Я проснулась рано, когда слабые солнечные лучи играли на ресницах, заставляя приоткрыть веки. За окнами виднелись только верхушки деревьев и чистое предрассветное небо нежно-голубого оттенка, доносилось пение птиц. На губах расцвела счастливая улыбка, а внутри поселилось умиротворение и убежденность, что сегодняшний день – особенный.

Когда я попыталась пошевелиться, попытка увенчалась тотальным провалом: наши ноги с Лавлесом переплелись, а весил этот лось немало. Я, пыхтя, еле выбралась из-под тяжелой туши гитариста, стараясь создавать как можно меньше шума. Парень слегка нахмурился, повернулся на другой бок, но не проснулся.

Интересно, все мужчины такие милые во сне?

Сейчас была уникальная возможность наблюдать за безмятежным Габриэлем, с расслабленными чертами лица, растрепавшимися волосами... Даже будить не хочется, хотя он вчера кричал, что выйдем ни свет, ни заря, а сам-то... Сопит в две дырочки. Я улыбнулась, убрала пшенично-блондинистые пряди со лба и отдернула в тот час пугливо руку, боясь, что он проснется.

Глупая...

Откинула сантименты и пошла принимать душ, умываться и приводить себя в порядок. Надела спортивный костюм и вышла на балкон, откуда открывался потрясающий вид на горы и леса. Природа только пробуждалась, небо приобретало более насыщенные оттенки, а лучики солнца приятно щекотали лицо.

Вдохнула в себя утренний воздух и решила спуститься на первый этаж, захватив фотоаппарат. В такое раннее время меня встретил только официант и предложил утренний кофе, чтобы взбодриться и получить заряд энергии на день. Я считала, что это один из многих мифов, но от чашечки свежезаваренного кофе не отказалась, и села за столик возле окна.

Вскоре в кафе зашел пожилой мужчина, поздоровался с официантом и сел недалеко от меня. Внутри поселилось странное ощущение, что он сюда приходит изо дня в день, садится за тот же самый столик, а официанты общаются с ним, как со старым знакомым, и знают, что он любит. Лицо мужчины было испещрено множеством глубоких морщин, но все же выглядел он крепким. Наталкивало на мысли, что незнакомец один из жителей долины. Показался он весьма интересным, глубоко задумавшимся над чем-то, поэтому я настроила объектив и сделала несколько снимков, пока мужчина не посмотрел удивленно в камеру. Я виновато улыбнулась и смущенно произнесла:

- Извините.

Он послал доброжелательную улыбку и пригласил жестом присесть к нему за столик. Я замешкалась, но все-таки пересела, взяв кофе.

- Вы фотограф? – голос у него был весьма сильным, как и внешний облик, в светло-зеленых глазах, из уголков которых разбегались «гусиные лапки», светилось любопытство. Официант поставил перед ним ароматный травяной чай и поинтересовался, не желаем ли мы еще что-нибудь. Я хотела отказаться, но, вспомнив о длительной прогулке, все же заказала традиционный завтрак, мой знакомый поступил так же.

- Да, фотограф, прошу прощения, что без спроса... - я запнулась и скрыла улыбку, держа в руках чашку.

- Все в порядке, - мужчина добродушно улыбнулся и протянул руку: - Меня зовут Аэрн Уолш.

Я в знак приветствия пожала ее, представившись:

- Ливия Осборн.

- Путешествуете? – поинтересовался мистер Уолш, сделав глоток чая.

- Да, ловим возможность посетить знаменитые достопримечательности.

- То есть, вы не одна?

- Нет, со мной еще прис... мой друг, - быстро пробормотала и слабо улыбнулась. «Друг... да-да, кому ты врешь».

Пока мы беседовали за завтраком, несколько столиков заняли посетители. Мистер Уолш, как я и предполагала, жил в долине уже больше десяти лет, когда не стало его жены. Говорил о ней он с любовью и грустью в глазах, глядя немного отрешенно в окно. Каждое утро Аэрн прогуливался по любимым местам в долине, ухаживал за садом и помогал садовнику при отеле.

- Мы купили дом в долине, когда жена заболела, - мистер Уолш поглаживал пальцы, вспоминая прошлое. Почему-то я подумала, что говорил об умершей жене мужчина нечасто. – Рак крови.

Я удивленно заморгала, чувствуя жжение в глазах и поток хлынувших эмоций из прошлого. Сцепила пальцы в замок, стараясь не подавать вида, как в грудь впились острые шпили и задели старые шрамы.

- Увы, Таллия отказалась от лечения, так как прогнозы врачей были неутешительными, - его интонация изменилась, стала более трагичной, навевая на меня воспоминания первого снега. Омерзительное, зябкое чувство, будто скользкая змея, поползло по коже: запах смерти, бездушные стены, которые относились равнодушно к чужим смертям и маленькое тело Коди... В горле стал ком, и я спешно отложила вилку. К счастью, мистер Уолш не заметил ухудшений в моем состоянии, погрузившись в далекие воспоминания. – Люди хватают любую возможность, словно спасительную соломинку, готовы поверить в чудо, лишь бы уберечь близкого от неминуемого.

Да... Мне прекрасно известно чувство безнадежности и беспомощности, когда готов стоять на коленях сколько угодно, только бы он прожил день. Один... несчастный... день... Я глотала, обжигающий горло, водопад слез, сцепив пальцы в замок и держа на лице невозмутимое выражение, и слушала до боли знакомую печальную историю Аэрна.

- Существуют такие места на Земле, где веришь, что высшая сила поможет, исцелит или... даст возможность хоть немного прожить в этом мире, - мистер Уолш вздохнул, уголки потрескавшихся сухих губ опустились. – Тогда я свято верил, что постоянные молитвы, разные поверья о пещере Кевина, жившего в шестом веке, где он провел несколько лет в углубленных молитвах и аскезе, помогут. Кевин славился чудесным воздействием на зверей, птиц и растения. Чего местный люд только не рассказывал о волшебстве, на кое был способен Кевин. За годы, проведенные в долине, я видел множество опустошенных глаз, утративших надежду, но побывав здесь, в них загорался огонек. Я так же ходил каждый день к монастырю, пил воду из горных ручьев и верил, что чудо случится. Во мне тогда жил наивный ребенок... - мужчина замолчал на несколько секунд, собрался с силами и промолвил чуть тише: - Но чуда не случилось.

Я опустила взгляд на сцепленные пальцы, удерживая нестерпимую бурю, клокотавшую внутри и разрывавшую вновь на атомы. Деньги, надежда на операцию, молитвы, вера в будущее – жалкие крохи и попытки, кои дарует судьба. С насмешкой, зная, что произойдет... Когда свет в глазах угасает, она говорит: «Наивный... Жизнь показалась бы сахаром, если бы на каждую молитву отзывались и посылали шанс; бедность, эпидемии, войны, стихийные бедствия – отлично закаляют людскую сущность и подают пример поколениям». Когда ломаешься и думаешь, что не поднимешься, находишь силы просыпаться, работать... жить. Интересно... в следующий раз тоже будет так больно, словно ребра и внутренности сжигают? Если бы после потерь появлялся иммунитет ничего не чувствовать в дальнейшем...

Я и не заметила, как в кафе заиграл ирландский фольклор, количество посетителей значительно увеличилось, но наш столик находился где-то далеко, на необитаемом острове, скрытый от людских глаз и ушей.

- Давно не говорил ни с кем о Таллии, - мистер Уолш незаметно промокнул глаза, в которых отражались сочная листва и зелень. – Простите, за столь болезненные воспоминания.

- Нет, что вы, я... - быстро произнесла, запнувшись на полуслове. «Я знаю, каково терять близких» – рвалось изнутри, но я промолчала, сказав совершенно другое: – Понимаю, что иногда следуют поделиться с тяжелым прошлым, пусть и с малознакомым человеком. Завтра меня уже не будет в долине, но вам, надеюсь, стало легче.

- Вы очень хорошая девушка, Ливия, - Аэрн слабо улыбнулся, отчего я смутилась, потупив взор. – Мы говорим только тридцать минут, но я вижу, насколько вы светлая и добрая. Вашему молодому человеку повезло.

Какому еще молодому человеку? В этот момент телефон издал трель, сообщив о входящем... Вспомнишь кхм, кхм, вот и оно – поговорка про *овно так актуальна.

«Ты где шляешься, Осборн?».

Поморщилась, как от зубной боли, читая «миленькое» послание от мистера Высокомерие, когда рядом раздался недовольный голос:

- Эй, - на плечо легла рука Лавлеса. – Почему тебя надо постоянно искать?

Когда «постоянно» он меня искал? Габриэль вопросительно взглянул на улыбающегося мистера Уолша, в глазах которого горел лукавый огонек. «Это не мой молодой человек – это демон в людском обличии!» - хотелось громко сказать, но Аэрн поднялся, поблагодарил за приятную беседу, знакомство и пригласил в гости. Я немного удивилась, но поблагодарила за приглашение. Мужчина что-то тихо сказал хмурому Лавлесу, брови того сошлись на переносице. Он проводил моего неожиданного знакомого задумчивым взглядом, затем потянул за рукав кофты, шипя на ухо:

- Какого хера я должен тебя искать? И почему ты не отвечаешь на сообщения?

- Я не просила меня искать, - процедила сквозь зубы, дергая рукой. Некоторые посетители смотрели на нас с неким недоверием. Черт, а если они узнали Лавлеса? Этот тупой человек не надел маску, что за беспечность!

В номере на столике перед окном ждал завтрак. Лавлес опустил свое седло в кресло и приступил к трапезе, кидая в мою сторону мрачный взгляд.

- Я позавтракала, - налила свежевыжатого апельсинового сока и присела напротив.

- И шем ты жанимаешься с утра пошаньше, Осборн? – Лавлес параллельно жевал еду, поэтому вышло невнятно и смешно. – Охмуряешь местных дедков?

- Ты ешь, ешь, не подавись, - с иронией сказала, попивая сок и смотря исподлобья на прищуренного гитариста.

После завтрака, мы собрали все необходимое, в туристическом офисе купили схему пеших маршрутов и пошли исследовать долину.

Глендалох с кельтского означает «долина двух озер». Она сформировалась во время ледникового периода, когда огромная расщелина разделилась на два водоема – верхнее и нижнее. В древний город вели двойные арочные ворота из гранитных блоков. Только ступив на мощеную улицу, по коже пробегал озноб. В руках я держала «лейку» и не забывала фотографировать старинные памятки. Дорога привела на монашеское кладбище с каменными плитами и кельтскими крестами, покрытыми мхом и плесенью, покренившимися, возможно, от времени или ирландских ветров. Лавлес со скепсисом взирал на захоронения и ходил мимо надгробий с кислым видом. Его явно не поражала исходящая от древнего места странная энергетика. Я почему-то думала, что кладбище вызовет скорбь, уныние и страх, но внутри царило умиротворение. Побродив по монашескому городку, мы последовали далее – к Нижнему озеру. Лавлес почти ничего не говорил, осматриваясь кругом. Погодка выдалась чудесная, и настроение, испорченное неприятными воспоминаниями с утра, заметно улучшилось.

Мы шли по вытоптанной дороге мимо эльфийско-зеленого леса, тонкие стволы деревьев которого были покрыты многолетним медно-рыжим мхом, и стекающих с гор ручейков. Тропа расширялась, а над ней возвышались кроны могучих елей, не пропускавших солнечный свет, и дымчато-зеленые сосны – прозрачно-изумрудный хвойный лес. Деревянный настил вел по холму вверх, землю укрывали сухие иголки, шишки, которые сменили через время просторные поля с вереском и голубыми колокольчиками. Внезапно, вынырнув из-за сосен, мы попали на вершину горы. Далеко внизу под нами раскинулось Нижнее озеро, и выглядывал краешек Верхнего – долина Глендалох открывалась, как на ладони. Тонкой волнистой нитью вилась тропинка среди густой зелени и склонов. Над нами возвышалось только лазурное небо, с проплывающими кусочками облаков, и ветерок, приятно остужавший кожу. Я вдохнула полной грудью, ощутив, как гудят с непривычки ноги. Легла на траву, раскинула руки и подставила под ласковые солнечные лучи лицо, блаженно улыбаясь. Точно сказка, даже не верится, что я созерцаю такие красоты природы. Я подозрительно покосилась на Габриэля, опирающегося одной ногой о камень и смотрящего куда-то вдаль.

- Только без фокусов, - мрачно пробубнила я, на что он только хохотнул и полностью забрался на огромную, не внушающую доверия, глыбу. Так и хочется попытать судьбу этому камикадзе, ей Богу! Я скрестила ноги и направила объектив на Лавлеса. Снимки вышли поразительными, но волнение, после вчерашней выходки на скалах, не покидало.

Мы сделали небольшой привал, достали сэндвичи и термос с кофе, пополняя запасы энергии, требовавшейся на остаток дня. Впереди ждала дорога к Верхнему озеру. Подкрепившись, Лавлес лег на землю, закинув руки под голову, я сидела рядом с термосом в руках, наслаждаясь видом окружающей красоты.

- О чем ты говорила с тем стариком?

Я обхватила ноги руками и положила подбородок на согнутые колени.

- Он рассказывал о своей жизни в долине, - размыто ответила, не вдаваясь в грустные воспоминания мистера Уолша. В аквамариновых водах Нижнего озера купалось небо, солнце, верхушки изумрудных деревьев, и пробегала рябь небольших волн.

- Он здесь живет?

- Да, больше десяти лет. Что он тебе сказал, когда уходил? – вспомнила, как Аэрн остановился рядом с Габриэлем, шепнув что-то.

- С какой целью интересуешься? – подразнил парень, закинув одну ногу на другую перпендикулярно земли.

- Ты просто несносный тип, - я покосилась на парня, лежащего с ленивой улыбочкой на лице, и язвительно подметила: - Как ребята терпят такую занозу, как ты.

- Они не меньшие занозы, чем я, детка, - хмыкнул музыкант, облизывая губы, и приоткрыл один глаз.

- Вы давно знакомы? – я немного расслабилась и развернулась к нему. Взгляд метнулся на слегка смугловатое лицо, светлые волосы. Вспомнился утренний порыв, как я убираю мягкие пряди со лба.

- Да, с младшей школы, - сказал он как-то безэмоционально. В его нефритовых глазах, словно в зеркале, отражались бегущие по небу облака.

- Кто был инициатором создания группы? – пусть в интернете и была общая информация, но интереснее послушать рассказ из первых уст, тем более, пока Лавлес расположен говорить.

- Син, кто же еще, - губы Габриэля изогнулись в кривоватой улыбке. – Он заразил нас общей целью – писать свою музыку, покорить сцену, и оставить след в истории, - он сделал паузу, над чем-то задумавшись. – Начинали с малого, как и многие – исполняли каверы. Тогда я даже не представлял, что Эванс поет и пишет тексты, музыку.

- Как это? – удивилась я, глядя в лицо Габриэля.

- Обычно, Ливия. Даже от друзей мы что-то скрываем, - он выразительно посмотрел на меня и устремил глаза в небо. – После прихода Джи, Эванс будто пробудился. Это было лучшее время: репетиции в гараже Шема и затем на студии, выступления в местных пабах и клубах.

- А что изменилось сейчас? Разве не этого вы упорно добивались – стать известными? – я с непониманием рассматривала мужественное лицо Габриэля, помрачневшее из-за мелькнувшей тени.

- Многое изменилось... - больше он ничего не сказал, сея внутри тревожные мысли. Лавлес поднялся, протянул руку и сказал беззаботным тоном: - Нам надо идти к Верхнему озеру.

Нежные розовато-фиолетовые облачка вереска гармонично переплетались с сочной зеленью и дикой черникой, устилавшей склоны, по которым продолжался наш путь. Нижнее озеро было небольшим и округлым, Верхнее – сильно вытянутым, темным, манящим и занимало большую площадь. В него впадала живописная речушка, зигзагообразной формы и казалась тонкой серебристой лентой, среди обступающих аспидно-серых скал.

Тропа шла по самой кромке, открывая в полной мере кругозор на раскинувшиеся внизу озера и леса. Когда мы достигли точки, откуда видно всю долину, гудящие ноги показались мелочью перед безупречной дикой природой. Даже чурбан Лавлес оценил великолепие Глендалох, присвистнул и предложил сделать селфи.

Возвращались в отель только под вечер, очень вовремя, потому что небо затянуло тяжелыми тучами, и запахло приближающейся грозой. Когда мы зашли в номер, за окнами уже шумел ливень, и раздавались раскаты грома. Я обессилено рухнула на кровать. От кончиков пальцев по икрам прошлась электрическая волна, но на лице все равно блуждала довольная улыбка. Во-первых, «лейка» пополнилась завораживающими снимками, и память о поездке не исчезнет бесследно, останется на фото; во-вторых – полученные эмоции; в-третьих... я счастлива, что согласилась полететь в Ирландию и увидела – пусть даже малую часть – сокровенные и невероятные места.

Габриэль захватил сигареты, телефон и вышел на балкон, а я заставила себя сползти с кровати и сходить в душ. Не успела выйти, как меня грубо втолкнули обратно, закрыли дверь и прижали лицом к холодной плитке. Рот зажали ладонью, руки заломили за спину, оборвав возможность сопротивляться. Я возмущенно замычала, стала брыкаться, хотя сил, после длительной прогулки, не было. Тело разомлело после душа, и в неравной борьбе я вновь проигрывала. Губы Лавлеса впились в шею: жестко, агрессивно, без намека на нежность. Он так яростно целовал, будто наказывал и безмолвно говорил: «Мучайся. Посмотрим, надолго ли тебя хватит». Но я уже напоминала кусок растаявшего масла: дыхание участилось, ноги дрожали, по коже струился ток, словно кто-то подключил питание. Миллионы иголок взрывались от переполняющих чувств, когда он кусал шею, плечи, затылок.

Приятно-болезненная пытка продолжалась, пока я окончательно не провалилась в беспамятство. Он провел пальцами по моим губам, из которых вырвался протяжный вдох-выдох, и сжал слегка горло, развязывая другой рукой халат. Горячая ладонь скользнула по внутренней части моего бедра, между ног и сжала грудь. Габриэль целовал сильно, слегка посасывая кожу – изнутри рвался хриплый стон из-за умопомрачительных прикосновений и поглаживаний. Я положила голову ему на плечо, кусая губы от нетерпения, и подавила желание сказать: «Перестань меня мучать». Но он ведь этого добивался: вновь показать, кто сильная сторона, а кто – слабая.

Лавлес, будто прочитав мысли, погладил мой живот и скользнул одним пальцем внутрь. От неожиданности я сначала вздрогнула, но прикрыла от удовольствия глаза, расслабляя мышцы и ощущая теплые волны, растекающиеся под кожей. Они накатывали одна за другой, погружая в нирвану зыбких чувств. Поток мыслей прервался, эмоции заморозились, оставляя место лишь наслаждению. Горячие поцелуи вместе с быстрыми движениями, смешались в упоительную взрывную смесь. Я летела ввысь к звездам и неизвестным Галактикам, но резко упала - все внезапно прекратилось. Свет резанул глаза, ноги подкосились, и я чуть не скатилась по стенке на пол, не понимая, что произошло. Красноречивый, хищный взгляд Лавлеса говорил сам за себя, когда зрение сфокусировалось на его потемневших нефритовых глазах – он сделал это намеренно. Довел до крайности и показал, как я ошибаюсь. Эйфория растворялась в разочаровании, когда я с ненавистью смотрела на его губы, дрогнувшие в улыбке. Вот подонок... Габриэль отступил назад к душевой кабинке, оценивающе разглядывая мое тело, ставши таким чувствительным от его умелых рук. Он удовлетворенно ухмыльнулся, видя, какого результата добился.

- Хочешь продолжить... или уйти? – голос был обманчиво мягким, на самом деле тая угрозу. Я знала, чего Лавлес хотел... Он тоже знал, что я выберу, поэтому включил подсветку в душе и откинул в сторону одежду.

Холодный голубой свет разлился в пространстве, делая черты Габриэля резкими, точенными и острыми. Он остановился напротив, разглядывая мое лицо. Еле уловимый сигаретный запах и аромат парфюма, окутывал и ломал защиту. Я терялась в потемневших глазах и многообещающем взгляде, таяла от легких касаний к рукам, плечам и лицу. Сильные пальцы, натренированные за годы игры на гитаре, дотронулись к влажным волосам. Мы неотрывно смотрели друг на друга, и воздух вокруг тяжелел, сгущался и накалялся от выброса дофамина. Дыхание становилось более глубоким, мысли – запретными, а притяжение столь ощутимым, что не было иного выхода, как поддаться искушению и соблазну. Я безропотно и безмолвно подчинялась, нуждаясь в его прикосновениях, как в кислороде. Габриэль склонился, поглаживая ладонью скулу, и коснулся моих губ.

Этот поцелуй отличался от предыдущих. Я так долго сопротивлялась, отказывалась верить, искала сотню причин, но все теряло смысл, когда Габриэль был рядом. Необъяснимое влечение и борьба с чувствами. Сегодня он поставил шах и мат, доказывая, что бесполезно убегать, бесполезно обманывать себя, бесполезно искать другой путь. Покориться неизбежному, получать кайф и не думать ни о чем – все дороги вели к этому.

Я нуждалась в Габриэле, как пересохшая земля во влаге. Поцелуй напоминал обещанную грозу и ливень, с молниями и громом. Он насыщал меня, оживлял и не давал усомниться, что я поступила верно. Потом происходило все, как в тумане: душевая кабинка, теплая вода, стекающая по нашей коже, и спокойная мелодия. Сейчас все было по-другому: ярче, чувственней, проникновенней... Я не ощущала себя неопытной или неуклюжей, делала так, как подсказывало сердце и разум. Они единогласно твердили, чтобы я не сдерживалась и отдавалась без сомнения порывам.

Нас обволакивал пар, в котором терялся голубой свет, и слова. Они эхом отскакивали от стен, вибрировали во влажном воздухе и проникали под кожу. Кажется, я их шептала постоянно, пока песня играла на повторе, как мантра.

- Ничего не встанет между нами, детка. Мы так долго ждали этого мгновения. Ты хочешь быть безрассудной и неугомонной до завтрашнего утра...

Снова и снова... Я полностью доверяла ему и отдавалась, цепляясь пальцами за мокрые плечи и волосы, ловя губами капли воды и горячее дыхание. Габриэль сегодня не осторожничал, превращаясь в хищника: дикого, опасного и необузданного, не знающего правил и рамок. Когда-то я считала, что это неправильно, поступать так с женщиной – неуважительно и некрасиво. Но только не сейчас... Это было поразительно. Потому что я так сильно была в него влюблена? Действия Габриэля казались чем-то ирреальным, высшей степенью удовольствия.

- Когда я прикасаюсь к тебе губами, я чувствую, как по моей спине пробегает дрожь. Ты умоляешь меня. Когда я прикасаюсь к тебе губами, я слышу, как твой голос всю ночь отдаётся эхом для меня. Детка, умоляй меня, когда я прикасаюсь к тебе губами, когда я прикасаюсь к тебе губами...

Когда он прикасался, я повторяла слова песни снова и снова, Габриэль издевательски улыбался и говорил, чтобы я просила лучше, или он лишит меня вознаграждения. Он побеждал, слыша, как я стону «Пожалуйста, Габриэль», сильнее сжимал мои бедра и доводил до исступления. По кругу... Вновь полет к звездам.

- Детка, умоляй меня, когда я прикасаюсь к тебе губами, когда я прикасаюсь к тебе губами, когда я прикасаюсь к тебе губами...

По нашим лицам и телам струилась вода, разряды и миллионы искр. Руки, скользящие по коже и вызывающие бурю, рваные хаотичные движения... Он шептал на ухо что-то пошлое, грязное, и мне это безумно нравилось. Так нравилось, что я разрешала абсолютно все.

Я несколько раз распадалась на частицы, задыхалась от неземных ощущений и растворялась в окутывающем прозрачном мареве.

- Еще не все, детка. Я не разрешал отключаться, - возбужденно шептал Габриэль и продолжал горько-сладкую пытку. Губы сливались в жарком поцелуе, и он грубо прижимал меня к себе, резко разворачивал спиной или подхватывал на руки, опираясь рукой о стенку. В какой-то момент я перестала соображать, ноги дрожали, тело размякло, но Габриэль удержал за талию, не давая упасть.

- В тебе никакой выдержки, - сказал он мягко и взял меня на руки.

Я лежала на его груди, не ощущая совсем конечностей и пребывая в странном коматозе. В комнату врывались звуки дождя, а воздух приятно холодил разгоряченную кожу. Я слушала равномерное биение сердца Габриэля, и думала: умирать от удовольствия – это самый прекрасный грех.

- Я не хочу возвращаться, - пробормотала, не узнавая севший голос. Я лежала неподвижно, вдыхая запах его кожи.

- Почему? – спросил он, нежно поглаживая мои волосы и плечи.

- Потому что... все изменится, - веки тяжелели, я засыпала, даже не понимая, что говорю.

- С чего ты это взяла? – донесся издалека убаюкивающий голос Габриэля.

- Ты вновь будешь Оззи из «Потерянного поколения», - прошептала, почти проваливаясь в сон.

- Важно, не каким меня видят другие, важно, каким меня видишь ты, Ливия...

Хотелось бы верить... Я улыбнулась и уснула, под голос Адама Левина. Или это мое разыгравшееся воображение.