Глава 40. Вreithlá shona, máthair (Часть I)

от моей талантливой малышки Adele-Morel 🥰💋

Ливия

Перелет из Лос-Анджелеса в Ирландию я запомню на всю жизнь, которая могла закончиться самой глупой смертью на свете. Удивляюсь ли я? Уже нет, ведь в моей чуднОй жизни возможно абсолютно все. У Судьбы отменные шуточки в мой адрес. Чем дальше, тем веселее.

Все началось с задержки самолета в Бостоне из-за каких-то технических неполадок, но у Лавлеса было свое паранормальное объяснение. Конечно, есть же я, Ливия Осборн – тридцать три несчастья!

- Еще бы, со мной летит главный источник, притягивающий проблемы, - подшучивал звездуля, прячась за маской и объемным капюшоном свитшота. Голос при этом у него был о-о-очень серьезный, но я прекрасно знала, что он нарывается на то, чтобы реактор, сдерживающий нецензурную брань внутри меня, сгорел, и случился масштабный взрыв. Как себя развлечь в аэропорту, ожидая рейс? Разозлить Ливию Осборн.

- У тебя виноват, кто угодно, даже птицы, - хмыкнула, разглядывая непрерывный поток пассажиров и встречающих.

- Твой прелестный зад так и приманивает разную хрень, Осборн.

- Например, тебя, - буркнула, сверля хмурым взглядом таблоиды с расписанием и разной информацией.

Мне уже «нравится» эта незапланированная поездочка. Интересно, что Лавлес наплел друзьям? Боюсь представить, если он все же никого не предупредил. К тому же, я беспокоилась о конфиденциальности, ведь Габриэля могли узнать, слить информацию в интернет, и СМИ затопит тьма пикантных новостей, что у знаменитого бабника Оззи из «Потерянного поколения» появилось новое увлечение. По коже пробегал неприятный озноб, когда в голове вспыхивали картинки выпрыгивающих из ниоткуда папарацци, бешенных фанаток и ревнивых бывших. Перекошенное лицо менеджера-зануды и покрасневшего/побледневшего/посиневшего/позеленевшего директора лейбла. Удивленная Джи, которой я приврала. Да, каюсь. Ненавижу ложь даже во благо, но пришлось выкручиваться и выдумывать небылицы из-за светловолосого репейника. Сказала, что отлучусь на пару дней в Нью-Йорк по личным вопросам. Следующие съемки запланированы к выходу альбома и первому выступлению с заглавным треком на радиоэфире, поэтому подозрений мой временный отъезд не вызвал.

- Как же не клюнуть на такой персик? - бормочет надоедливый идиот. Мой красноречивый ответ заглушает объявление о рейсе в Дублин. Лавлес подхватывает наш багаж, сверкая насмешливо глазами. Не сомневаюсь, что за черной маской скрывается хитрая ухмылочка.

В самолете произошло «самое запоминающее, приятное и поразительное» приключение. Хотите получить смесь жесткого адреналина и трэша? Побывайте в шкуре «везунчика» Ливии Осборн. Мне же покровительствует богиня бед и неудач Ата. Поэтому я любимица ее насмешек и издевательств. Она просто «обожает» создавать «комфортные» условия и наблюдать, как же я решу новую проблему.

Из всех пассажиров, именно мне приспичило идти в туалет, когда самолет попал в зону турбулентности. Пока стюардесса просила пристегнуться и сидеть на местах, мой мочевой пузырь дал команду, что сидеть надо в туалете, а не в безопасности. «Кто не успел выйти, молитесь, чтобы толчок не засосал и не отгрыз ваш зад». Конечно, смерть в унитазе как раз для таких неудачников, как Ливия Осборн. Я справляла нужду и почувствовала, как мой зад пытаются сожрать. При этом испытываешь такой адреналин, что мозг моментально выдает сигнал бедствия. Пока я спасала свою несчастную задницу (это проклятие Лавлеса о хрени, липнувшей к пятой точке), которую хотел засосать серый монстр, замок в туалете заклинило. Еще бы его не заклинило!

- Я умру в туалете самолета, - твердила с ужасом, пытаясь как-то выбраться из камеры смерти, и переворачивала все на своем пути. Внутри – паника.

Это была моя персональная маленькая пыточная. Унитаз издавал угрожающие чавкающие звуки, завывал, что-то открывалось и закрывалось, словно пасть, готовая полакомиться жертвой. Пока одной рукой я старалась натянуть трусы и спасти голый зад, другая хваталась за все подряд. Не зря зону турбулентности еще болтанкой называют, потому что меня изрядно кидало, словно мячик, отфутболившийся от стенки к стенке. Казалось, это будет длиться вечно – на деле, не больше пяти минут, но за это время я постарела на лет сто. Самолет проваливался в воздушные ямы, вокруг стоял гул и странные звуки, словно кто-то рычал: «Я тебя засосу-у-у. Смерть неминуема-а-а». Тогда я молилась, чтобы не упасть в унитаз и не родиться из самолета в воздух. Превращаться в голубя я не собиралась. Заманчивая перспектива, но я хотела еще пожить. Молиться в «чистилище или уголке раздумий и тишины» нельзя, но я все же судорожно шептала, что нет иного выхода, как надеяться на милосердие Господа.

- Боженька, прости, что приходится просить об этом в туалете, но, пожалуйста, не дай мне умереть в унитазе!

Внезапно накрыла тишина, тряска прекратилась, и от неожиданности я стукнулась лбом о железную дверь. Отлично, для полного счастья заработала шишку. Повернула замок трясущимися пальцами и – о чудо! механизм сработал, выпуская из клетки. Вылетела с ошалелыми глазами, натыкаясь на пристегнутую стюардессу, которая разглядывала меня с немым удивлением. Конечно, это ведь не ее колбасило в «комнате боли и страданий». Видок у меня, наверное, очень привлекательный, как будто после хорошей взбучки. Шагаю, до сих пор пошатываясь, к своему месту, не обращая внимания на изумленные взгляды пассажиров, и вижу озадаченное выражение Габриэля.

- Только попробуй что-то вякнуть, - говорю с отдышкой, словно пробежала несколько миль, и все еще пребываю под впечатлением. Лучше потерплю пять часов, чем еще раз обреку себя на пытку и пойду в «уединенное местечко для облегчения». Да моя голова за три минуты поседела!

«Рок-идол» давится безмолвным смехом, из него так и рвется бурный поток колких фразочек, но он благоразумно молчит, бросая через пару минут:

- Шикарная прическа, словно ты сбежала из ада, mo peacach.

Роюсь в сумке, достаю зеркало и прикрываю на пару секунд глаза. Я точно похожа на пациентку психушки. Из отражения взирает чучело: щеки насыщенно свекольного оттенка, светлые волосы сбились в безобразное кубло, глаза сверкают, будто я приняла что-то запрещенное. Отлично буду отпугивать ворон в поле! Привожу себя в божеский вид, потирая порозовевший ушиб, рядом хмыкает Лавлес, который точно «хочет» отхватить по почкам. Я сейчас очень-очень зла и могу накостылять. Ведь это из-за него я попала вновь в дурацкую ситуацию и стала жертвой серого монстра, чуть не лишившись зада и жизни!

Из-за взвинченного состояния и полученной дозы адреналина, даже в сон не клонит, поэтому отрезок пути я слушаю музыку и поглядываю в иллюминатор на серое небо с нежно-персиковыми полосами. Вспоминаю Метрополитен-музей в Нью-Йорке, который я когда-то посетила и долго простояла возле картин Моне. Когда-то его стиль не признавали, смеялись и называли «грубыми невежественными мазками». Но для художника важно было передать не реалистичность и точность, в первую очередь, а характер, атмосферу окружающей природы в определенный промежуток времени. Ведь само слово impressionnisme буквально означало «впечатление». И я впечатлялась мастерством Моне, растворяясь и забывая о времени, уплывая в девятнадцатый век. Словно стою у вод зеркально-чистой Сены, вокруг желто-зеленый ковер полевых душистых цветов, а напротив – серые здания Ветёя. Переношусь в раннюю весну: по темной воде, окутанной туманом, плывет лед, течение несет его в неизвестность, и я одна из льдинок, таю и становлюсь частью реки. Затем старинный Лондон и величественный Вестминстерский дворец в угольно-синих сумерках. Кое-где проступает багряное марево заходящего солнца, а по водам Темзы плывут небольшие судна. Уловить момент и запечатлеть мгновение, свое восприятие от увиденного – вот, что преследовали импрессионисты. Всего несколько минут, игра света и тени – и миг утерян. Нарисовать не четкость линий, а состояние души в тот особенный момент и перенести на белый холст. «Я пытался сделать невозможное – нарисовать сам свет». Жаль, но Моне так и не узнал, что невозможное стало возможным, оживая на его картинах.

Это предрассветное небо никогда не будет так прекрасно, как сейчас. Только миг, один крохотный миг... Оно вбирает множество красок, переливаясь серым, синим, лиловым. Я хочу поделиться странными эмоциями с Габриэлем, но через пелену и обрывки облаков, предстает живописная картина зеленого покрывала. Мгновенно прилипаю к иллюминатору и чуть ли не вдавливаю нос, безропотно восхищаясь. Мозаика... Изумрудный калейдоскоп из разноцветных прямоугольников. Затаиваю дыхание и фотографирую глазами красоту, не находя подходящих слов, чтобы выразить чувства.

- Я уже влюбилась в Ирландию, - тихо произношу неосознанно вслух и ощущаю рядом дыхание Габриэля. Поначалу он молчит и затем с иронией шепчет:

- Ты сейчас продавишь стекло и бесплатно полетаешь.

В этот момент я не прочь стать голубем и парить над утесами, горами и лугами, покрытыми вереском.

Ирландия... «Ирландия была зеленая. Не просто заурядно зелёная, а всех тонов и оттенков», - написал Рэй Брэдбери в своем автобиографическом романе «Зеленые тени, Белый кит», когда посетил Ирландию. Не зря ее прозвали «Зеленым островом», потому что весь полет над страной преобладал именно цвет жизни. Теперь я не возражала, что рейс в Бостоне задержали на два часа, дабы в полной мере насладиться первым впечатлением на рассвете. Равнина, над которой плывут клочья вечных туманов, а холмы и долины устилает изумрудный ковер. Край мира и времени, пространство эпичных саг, легенд о великанах, викингах и земля кельтской культуры – это Ирландия.

Самолет приземлился в серых утренних сумерках в аэропорту Дублина. Только ступив на землю, проникаешься глубиной и величественностью этой древней страны, которая боролась веками за свою независимость.

- О, не надо рассыпаться в благодарностях, милая, - высокомерно брякнул придурок, видя мое неподдельное восхищение, написанное на лице. Конечно, если бы не мистер Великая рок-звезда, мой рот не напоминал букву «О». Даже не хотела ввязываться в бессмысленный спор, чтобы не упустить трепетное состояние. По коже пробежал холодок, но не от ветра. Воздух пах тайнами, которые хранила Ирландия.

Наш путь лежал на юго-восток через графство Уотерфорд в трех часах езды от Дублина, где находился Ардмор, поэтому первым делом Габриэль арендовал машину. Я молча разглядывала необычную архитектуру, пока автомобиль вилял по улочкам столицы, на которых встречались немногочисленные горожане. Каждый переулок или проспект напоминали о средних веках ушедших тысячелетий. Дух прошлого незримо витал над городом, предавая загадочный романтический ореол, гармонично сочетающийся с современными технологиями, давно ставшими неотъемлемой частью нынешней цивилизации. Невысокие старинные постройки, увитые плющом; пабы, которым насчитывался не один десяток лет и даже столетий; ресторанчики, магазины и различные памятки. После Лос-Анджелеса, Ирландия казалась очень уютной, домашней и обычной. Но красота ведь в простоте?

За шквалом пережитых эмоций от дикого ужаса до восторга, я позабыла, зачем вообще мы прилетели в Ирландию. Сегодня день рождения матери Габриэля, с которой мне еще предстоит знакомство. Я волнительно вздохнула, не отрывая взора от окна, и задумалась.

- Ты купил подарок?

Габриэль отрицательно качнул головой. Теперь он играет в мистера Молчуна? Где непрерывный поток безобразных пошлых шуточек и подколов?

- Ты приедешь к маме на день рождения без подарка? Серьезно? – я не хотела нарываться, потому что видела, как напряглись и побелели костяшки его рук, но теплила надежду, что все же он подумает над моими словами в стеклянном замке. Надежда умерла последней.

- Для нее подарок вообще, что я приеду, - пренебрежительно бросил парень, выруливая на автостраду, ведущую к графству Уотерфорд. «Не начинай, молчи», - твердо сказала себе. Зачем портить настроение, обижаться, лезть не в свое дело и нагнетать обстановку? Я могу лишь догадываться о степени и количестве нанесенных шрамов Габриэлю его любимым и самым дорогим человеком, но касаться и лечить... Их разве можно вылечить, если они глубоко под кожей?

Откинула голову на сиденье, рассматривая красивый профиль Габриэля: волевой подбородок, челюсть напряжена, внимание сосредоточено на дороге. Знаменитый гитарист выглядел серьезным, молчаливым и погруженным в свои мысли. Одна рука свободно лежала на открытом окне, второй он умело вел автомобиль. Думаю, парень переживал, но не показывал волнения. Я тоже нервничала, воображая, как выглядит его мать, найдем ли мы общий язык или наше знакомство окажется не из легких. Надеюсь, она очень добрая женщина, потому что ее сын... Габриэль хороший человек, пусть и козел редкостный временами. Он ни словом не обмолвился, кто она и чем занимается, оставляя в неведении. Как бы любопытство не жгло, я все же боялась навязываться с расспросами.

- Заедем в цветочный магазин. Не знаешь, какие ее любимые цветы? – спросила немного погодя, любуясь невероятной окружающей красотой. Дух захватывало от созерцания бесконечных лугов, полей, усеянных розовыми, желтыми, голубыми, сиреневыми цветами. Все же не выдержала и выудила из сумки «лейку», сохраняя незабываемые кадры: они просто обязаны «жить». Солнце только поднималось над землей, по небу неторопливо плыли облака, и вокруг все переливалось зелеными оттенками. Чтобы привлечь к себе внимание, направила камеру на профиль Лавлеса и несколько раз щелкнула.

- Ей нравятся орхидеи и лилии, - рассеяно ответил парень.

Он знает, какие цветы нравятся его матери – уже хорошо, значит, делает «рожу кирпичом» намеренно, показывая напускное безразличие. Все же незримый страх ощущался от каждого из нас. Я кивнула, рассматривая кадры, и закусила губу, чтобы не запищать от счастья. Из меня била ключом радость, несмотря на долгий перелет и полученный стресс – это стоило всех пережитых мучений.

Иногда нам встречались деревушки с редкими домами, раскиданными друг от друга на мили, фермы, пасшиеся стада овец, коров и лошадей. Холмистые возвышенности и сверкающие голубизной небольшие озера. Я составляла маршрут мест, которые стоит непременно посетить. В Ирландии мы только на несколько дней, а достопримечательностей и живописных пейзажей – много. Кто знает, выпадет ли еще возможность вернуться в загадочную страну фей и лепреконов?

Въехав по пути в небольшой город Дангарван, нам любезно подсказали, где можно купить цветы. Я переживала, что в Ардморе цветочного магазина не окажется, так как численность населения деревушки составляла до пятисот человек. Приезжать на день рождения без букета цветов – неправильно и даже некрасиво. Я понимала, что Габриэлю откровенно плевать, заморачиваться и выискивать магазин он точно не станет, но совесть не позволяла приехать с пустыми руками. Поэтому на моих коленях лежал благоухающий букет шикарных белых лилий, на который косо поглядывал хмурый парень. Габриэль не одобрял такого энтузиазма, аргументируя, что «веник» через пару дней завянет и толку от него ноль. Он не привык к проявлению чувств, открытым эмоциям, считая это бесполезной тратой времени. Я ответила, что главное внимание и полученные эмоции.

- Она будет рада букету даже полевых цветов, потому что они от сына, - выразительно сказала, мельком поглядывая на упрямого музыканта. Лавлес оставил мое замечание без комментария и закурил. Он переживал, судя по тому, с какой скоростью пустела пачка «Pall Mall».

Как только машина въехала в Ардмор, внутри поднялась паника. Нога дергалась под ритмичную ирландскую музыку, льющуюся из проигрывателя, пальцы теребили край ветровки, а глаза прилипли к стеклу, разглядывая однотипные скромные дома, пабы и продовольственные магазинчики. На улицах, как ни странно, было довольно людно в такое время, но я это списала на туристический сезон. Куда ни глянь – зеленая мозаика полей и лугов, бесконечная гладь переливающейся в лучах солнца Атлантики. Доезжаем до окраины деревни, где только скалы и безмятежная синь воды – край мира – и останавливаемся возле небольшого аккуратного домика. Его окружает живая изумрудная ограда, небольшие ухоженные туйки, разные кустарники и деревья. Отстегиваю ремень безопасности, облизываю пересохшие губы и смотрю на не менее серьезного Габриэля. Момент истины, обратного пути нет.

- Ты ведь предупредил, что мы приедем? – хрипло произношу и прочищаю горло.

По одному брошенному взгляду исподлобья делаю вывод, что он ничего не сказал. Закатываю глаза и тяжело вздыхаю. Как это похоже на Габриэля Лавлеса.

- Это не та ситуация, чтобы делать сюрпризы. А если ее не будет дома, ты об этом подумал?

Но меня грубо игнорируют и хлопают дверями. Снова закатываю глаза и выползаю из арендованной машины. Я уже давно должна зарубить на носу, что этот упертый парень неисправим. Если его матери не окажется дома, он даже ничего не разузнает, развернется и спокойно уедет. Ах, да, скажет что-то наподобие: «Да пофигу, что, мы зря прилетели? Будем колесить по Ирландии». Разве тут есть знаменитые брутальные гитаристы, на которых ведут охоту жадные до сенсаций папарацци? Нет, конечно, нет.

Обхожу внедорожник, и навстречу выбегает невысокая черношерстная собака. Пес не рычит, только подозрительно поглядывает темными глазами-бусинками на нежданных гостей.

- Хэй, привет, - присаживаюсь на корточки и треплю четвероногого охранника по голове. У меня никогда не было возможности завести домашнего питомца. Работа отнимала много сил и времени, а «друзья меньшие» требовали ухода и внимания.

- Хочешь без руки остаться?

Скептически поднимаю брови на глупое заявление и хмыкаю:

- Это же не крокодил. Смотри, какой он милашка.

«Милашка» обнюхивает меня и, виляя пушистым хвостом, подбегает к Габриэлю, но в этот момент внезапно открывается дверь. Мои глаза округляются от удивления, а челюсть отвисает до земли. На пороге стоит знакомая блондинка, постер которой висел на стене Карнеги-холла в Нью-Йорке года три назад. Женщина тоже пребывает в не меньшем шоке, нежели я, разглядывая ошарашенно Габриэля, словно он призрак, сотканный из тумана.

- Габриэль? – произносит она недоверчиво, голос ее дрожит от переполняющих чувств, в нефритовых глазах блестят слезы. В горле собирается комок от трогательной встречи матери и сына, руки так и чешутся сохранить этот момент на «лейку», но я сдерживаюсь.

Парень делает шаг и протягивает букет белоснежных лилий со словами:

- Вreithlá shona, máthair. (с ирл. С днем рождения, мама).