Глава 19. Скоро мы встретимся

Чудесные коллажики от моего солнышка StealerOfTheStars1 🖤🖤🖤

            То, что не уничтожает тебя, просто оставляет сломанным. Рана в моей душе становится всё глубже и глубже. Я не в порядке, и всё не так. Может, ты перейдешь через это озеро и снова заберешь меня домой? Кто теперь поможет мне? Кто бросится за мной, если я упал? Спаси меня от самого себя, не дай мне умереть.

Bring Me The Horizon «Drown»

Ливия

Раздражающее хихиканье из комнаты выводит из себя, и я на эмоциях хватаю пульт от плазмы, включая сразу рок-канал. Замечательно, как вовремя. Даже громкая музыка сейчас несказанно ласкает барабанные перепонки, чем противный смех его «пятиминуток». Когда же они соберут манатки и свалят? Неужели еще не натра... игрались?

В дверном проеме сию же секунду появляется взъерошенный Оззи... голый! Он совсем рехнулся?! Чем вообще думает этот идиот?! Явно не верхней головой. Заставляю себя не пялится на голого парня, но куда там... Глаза скользят по его торсу с татуировками и... Вспыхиваю, видя его хозяйство, и отворачиваюсь. О-БО-ЖЕ. Щеки напоминают спелый томат и пылают как никогда. Я готова просто сгореть от стыда, хотя стыдно должно быть кое-кому другому. Но он ведь не знает, что это такое.

- Ливия, что ты здесь делаешь?

Он ослеп? Убираю следы его бурной ночки в обществе двух красоток! Словарный запас куда-то испаряется, и я с трудом проговариваю сквозь зубы:

- А что не видно? Твои гостьи любезно дали свое согласие на уборку.

- Я не знал, что ты в номере, - произносит Оззи, и я сержусь еще больше. Конечно, не знал, ты ведь был занят! Оглох и ослеп, играясь со своими куклами!

- Пожалуйста, можешь что-нибудь надеть? – еле выговариваю, и чувствую, как горят не только щеки, но и все тело.

- Малыш, нам скучно, - доносится голос одной из «ночных бабочек», и мне хочется провалиться сквозь землю. Лучше бы я зашла позже, не видела и не слышала этого. Как же унизительно. Не идет ни в какое сравнение с плавающими презервативами в унитазе или клочками волос в душевой.

Импульсы грохочущего сердца слышны даже в ушах и, кажется, будто вибрирует все тело от переполняющих эмоций. Я смыкаю перед собой трясущиеся руки и устремляю взгляд в пол.

- Ливия, я рад, что ты стала нашей поклонницей, но убавь громкость, - раздается за спиной его спокойный голос и затем шаги.

Только сейчас доходит, что из колонок звучит до боли знакомая песня «Потерянного поколения». Убавить громкость – задачка не из простых на данный момент из-за пальцев, которые дергаются, как при параличе конечностей. Нажимаю на кнопку, и экран тухнет, зато теперь я отчетливо слышу разговор.

- Что произошло, котенок? Почему вдруг передумал?

- Это из-за нее?

- Мы могли бы еще развлечься, малыш.

- Закройте рты и выметайтесь нахер, понятно?

- А вчера был таким милашкой.

- Я вам заплатил и больше не нуждаюсь в услугах. Теперь катитесь, пока я добр.

Ого. Не думала, что он может так холодно и безразлично обращаться с девушками, словно они ненужные вещи. Попользовался и выбросил. Даже со мной он ведет себя, как ангелочек. Становится жаль их... «Жаль? Лив, ты ненормальная. Прям мать Тереза. Они – продажные девушки, которые вчера хорошенько развлеклись с долбанным Казановой».

В гостиной появляются «ночные бабочки» во всем своем великолепии, светя сногсшибательными фигурами и формами. Стараюсь не обращать на них внимания и отхожу в сторону, желая превратиться в невидимку. Зацепляюсь за что-то и чуть не оказываюсь на полу. Одна из брюнеток пронизывает ледяными голубыми глаза и бесцеремонно бросает:

- Подай платье.

Пару секунд моргаю и затем понимаю, что я зацепилась за красный клочок ткани. Поднимаю и передаю девушке, которая быстро выхватывает подобие платья и натягивает на свое идеальное тело.

Это самый отвратительный момент, который когда-либо случался со мной: застать парня с двумя девушками, с которыми он провел веселую ночку. Даже пристающий козел-начальник проигрывает по всем фронтам с сегодняшним «добрым утром».

«Ты же «везунчик» по жизни, Лив. Должна бы не удивляться и привыкнуть к таким казусам».

- Может, встретимся еще? – произносит одна из «пятиминуток», и я кошусь на Оззи. Он только молча показывает подбородком на дверь, и они беспрекословно выполняют приказ, покидая номер и оставляя только за собой шлейф приторно-тягучих духов. Не проходит и минуты, как дверь со стуком открывается, ударяясь о стенку, и влетает разъяренный мужчина, кидая в Оззи кипой газет. Ойкаю и прикрываю рот ладошкой, становясь свидетельницей еще одной ситуации не для моих глаз. Наверное, стоит ретироваться с места активных действий, пока не поздно.

- Ты совсем охренел?! – орет мужчина, тяжело дыша, и только сейчас замечает меня.

- Д-доброе утро, - тихо произношу, хлопая ресницами и пребывая все еще в ступоре от происходящего.

- Что ты устроил?! – продолжает яростно шатен, не обращая на меня внимания, но Оззи никак не реагирует на его выпады. Наверное, у них частенько такие перепалки. Я уже ничему не удивляюсь. – Твоя пьяная рожа на каждой полосе! Интернет кишит видео из караоке-бара и снимками с фанатками!

Присвистываю в уме. Значит, вчера кто-то хорошенько оторвался и погулял, забыв о том, что везде есть «глаза и уши», и он публичная личность.

- Когда ты будешь думать не только о своих потребностях, но и репутации группы, Оз?!

Вот-вот, когда он научится думать?

- А что не так с репутацией группы? – подает, наконец, хриплый голос «виновник торжества». Он проходит мимо разгневанного мужчины, скорее всего их менеджер, и берет кувшин с водой, осушая быстро стакан.

- Ты ее портишь, - выплевывает шатен, на его лбу и переносице пролегают складки. Почему-то в этот момент он напоминает мопса, и я тихо хихикаю в руку. Не хотелось бы попасть под его шквал ярости.

- Да? Кажется, это отличный пиар, - невозмутимо говорит «бирюзовое чудо».

- Пиар? – переспрашивает мужчина, все больше хмурясь.

- Чтобы о нас не забывали и ждали нового альбома, - пожимает плечами Оззи и наливает еще воды, падая в кресло.

- Для этого существует пиар-команда, которая занимается раскруткой и рекламой. Так что, займись делом: играй качественно и перестань вести себя, как дикарь, - бросает в ответ менеджер.

- Я подумаю, - тихо буркает под нос бирюзовый алкоголик, и я фыркаю.

- Что ты сказал?

- Я сказал «хорошо», мистер менеджер, - иронично произносит Оззи, глядя на рассерженного мужчину исподлобья. Да он мастер доводить до точки кипения. Сколько все же у Лавлеса талантов.

- Сегодня запись на студии. Приведи себя в порядок, - говорит напоследок шатен и хлопает за собой дверями. Почему-то не получаю наслаждения от того, что Оззи отчитали передо мной, как непослушного мальчишку, потому что тому до лампочки речи начальства, судя по его равнодушному выражению. Кажется, для него менеджер вообще пустое место.

В комнате повисает долгожданная тишина. Взгляд устремляется на раскиданные листки, где на каждой заглавной странице улыбающееся лицо Оззи.

- Думал, что они близняшки, - внезапно произносит он, и глаза упираются в его затылок.

- Чего?

- Да неважно, - отмахивается Лавлес, пропадая в комнате на минут двадцать. Сегодня он не в духе и немногословен, что очень странно, ведь Оззи не заткнуть. Вот бы так все время – просто идиллия. Его поганый рот, изрекающий пошлости, на замке – что может быть лучше?

- Я переведу деньги за лечение и операцию сегодня, - внезапно слышу голос за спиной и вздрагиваю, резко разворачиваясь и встречая свое отражение в солнцезащитных очках. – Но не смогу приехать в больницу, много дел.

- Э... ладно, - мычу в ответ.

Он кивает и проходит мимо, обдавая знакомым приятным ароматом. Смотрю на его спину, обтянутую кожанкой, и быстро тараторю:

- Оззи, спасибо.

Я ведь так и не поблагодарила его за помощь, пусть мы и не очень ладим, но сказать это обязана.

Парень останавливается, задумчиво почесывая затылок.

- Я ничего такого не сделал, Ливия. Не за что пока благодарить.

- Да, но...

- Забей. Деньги – это всего лишь бумажки, - безразлично произносит он и уходит, оставляя меня в подвешенном состоянии.

Я не успеваю за его сменой настроения. Вчера один, сегодня другой, завтра третий... Он напоминает огромную глыбу айсберга: такой холодный и бесчувственный, что пробегает иней по коже. Веселый и улыбчивый парень пропал с горизонта, на смену пришел мрачный Оззи. Почему первый вариант нравился мне куда больше?

***

Не знаю, чего я боюсь больше - увидеть тебя снова или не увидеть вообще.

х/ф «Одна встреча»

Оззи

Несколько дней спустя

Я наигрывал аккорды новой песни на студии, подбирая тональность и запоминая звучание. Мне нравилась некая трагичность и мрачность – ею были пропитаны практически все мелодии в новом альбоме. Я понимал, что это неспроста: музыка отражала внутреннее состояние души Эванса.

Син что-то черкал в табулатурах, время от времени попивая пиво и советуясь со звукачом. Купер зарылся в прессу и громко перелистывал листки. Этот звук ужасно раздражал, каждый раз вызывая желание заорать на него, и выкинуть гребаные газеты. Какого хрена он вообще здесь расселся? Я стиснул зубы и прикрыл глаза, сосредотачиваясь на игре, но новый шелест снова отвлек, пробудив всплеск злости.

Отборные маты вот-вот готовы были выплеснуться наружу, но застряли в горле, когда я открыл глаза и увидел ее фото. Пальцы скользнули по струнам, и гитара издала искажённый, расстроенный звук. Купер перевел вопросительный взгляд, но я только коротко процедил:

- Ничего.

Он продолжил громко шуршать, но уже было насрать. Негодование приглушило равнодушие. Я взял в руки газету с ее снимком и медленно прошелся по строчкам.

«Концерт всемирно известной пианистки, композитора Арин О'Кифф в Карнеги-холле», - гласила надпись и далее дата выступления. На лице расцвела ухмылка. Забавно, забавно... Это ведь совпадение? Концерт на мой день рождения. А что, если...

- Мэтью, ты сможешь достать билет на концерт? – показываю ему афишу и протягиваю газету.

Менеджер многозначительно хмыкает, несколько минут изучая, и убирает ее в кипу журналов.

- Зачем? Ты стал поклонником классики?

Я цыкаю и откладываю гитару в сторону. Не могу же сказать, что это моя мать. Все знают только одно: они с отцом в разводе, настоящие причины скрыты под слоями лжи, как и ее имя.

- Для моей знакомой. Она просто... обожает классику, - кое-как выкручиваюсь, делая безразличный тон. – Просто... жуткая фанатка.

Купер недоверчиво косится на меня, обдумывая что-то в уме, и качает головой. Сейчас пристанет с вопросами «что за знакомая», ведь у меня таких «знакомых» немерено.

- Все равно не получится, билеты на такие концерты раскупаются за считанные минуты, а выступление через пару дней. Так что, увы, Оз.

- Да ладно, я знаю, что один билетик в партер с твоими безграничными возможностями уж можно достать. Не в первый же ряд, - выбираю другую тактику. Меня уже не остановить: если что-то задумал, добьюсь этого любой ценой.

Просыпается любопытство. Что, если мы с ней встретимся? Узнает ли она меня? Вспомнит, что в этот день появился тот, кто мешал ей осуществить мечту десять лет?

- Безграничными возможностями? – переспрашивает Купер, поглаживая подбородок. «Давай, сухарь, не мнись, я знаю, что один звонок – и место найдут для «важной персоны». – Не знаю, Оз, попробую, но ничего не гарантирую.

Я говорю, что все получится, обманчиво мило улыбаясь, и уже строю в уме план, вырисовывая различные схемы. Во мне просыпается такое любопытство, что я поскорее хочу не своего дня рождения, а встречи... встречи с Арин. Даже дух захватывает, глаза лихорадочно блестят от предвкушения. Посмотреть на нее, увидеть в глубине глаз правду, спросить, почему она так подло поступила? Почему не искала встреч, не пыталась связаться, объясниться, почему? Почему она просто ушла, бросив это тупое «прости»? Простить за то, что я ей стоял поперек горло с рождения? Счастлива она, что теперь свободна от пут в виде меня, отца, и звезда мирового масштаба?

Меня снова захлестнула новая волна желчи и гнева. Я ударил со злости по струнам: одна не выдержала и порвалась, больно резанув по пальцам. Подушечки обожгло, но я даже не заметил, чувствуя вовсе другую боль: она не сравнится с физической.

Син нахмурился, отрываясь от табулатур, и кинул недовольный взгляд.

- Тебе не надоело ломать вещи?

- Не надоело, - огрызнулся, откидывая бесполезный кусок дерева, и вышел в коридор, прихватив куртку и сигареты.

Возвращаться на студию уже не было желания и смысла в моем-то нервном состоянии, когда я мог наговорить всякого дерьма и снова пересраться. Поэтому поехал в отель, дабы избежать лишних вопросов.

Нью-Йорк погрузился в сумерки, переливался неоновыми афишами и сотнями огней. Днем - один, ночью – другой. Он менялся – жизнь била ключом. Не знаю, по какой причине, но мне не нравился этот город, он отталкивал. Слишком холодный и бездушный... Миллионы людей приезжали каждый год, восхищались им, хотели стать частью «большого яблока», а я здесь чувствовал себя паршиво. Паршиво и одиноко. Есть места, в которые нам хотелось бы вернуться, но я точно знал, что Нью-Йорк не из их числа. Не мой город... Не смог бы здесь жить.

Я поглядывал бездумно в окно, не акцентируя ни на чем внимания, но одна вещь заставила напрячься.

- Притормози здесь, - бросил таксисту, - я на пару минут.

Вышел и устремил взгляд на афишу, украшавшую непримечательное здание, которое в скором времени посещу. Старая рана вновь дала о себе знать, когда смотрел на ее фото.

Хороший подарочек на день рождения: увидеть человека, ненависть к которому зашкаливает. Высказать, наконец, все, что так терзало. Ударить в ответ и выплеснуть ярость, которая накапливалась годами. Больно ли ей будет? Почувствует ту безысходность, в которой когда-то жил я? Испытает ли она муки совести, что карьера для нее важнее, чем семья, которой пожертвовала? Или ей будет плевать, как и отцу, который давно забыл о моем существовании и погряз в работе? Если бы Арин не ушла, все сложилось иначе... Мы могли бы жить в старом доме в Эдмонтоне и быть нормальной дружной семьей, которая теперь там обитала. Если бы... Какая идиотская фраза, бля, потому что времени не вернуть назад. Нет, все так, как должно быть... Прошлое создало иммунитет, чтобы в будущем я совершал меньше глупостей: не подпускал людей ближе дозволенной черты, не доверял каждому слову, не открывал душу и сердце каждой. Ведь больнее всего бьет ближний человек, потому что знает уязвимое место. И шрамы, которые оставит, после себя, не залечит никто, потому что он знал, куда ударить.

Черт... Черт... Черт... Как же я ненавидел тех, кого должен уважать и любить. Для меня семья – друзья, а не «любящие» родители.

Выдохнул дым, туша окурок ботинком, и бросил на нее полный отвращения взгляд, возвращаясь в автомобиль.

«Скоро мы увидимся, Арин. Совсем, совсем скоро... Обещаю».