Первое фото.

Кажется, тебе тут 13. Ты стоишь на небольшой лесенке и машешь рукой. Каштановые волосы достают практически до пояса, чёлка закрывает брови и лоб. Улыбка всегда легко ложилась на твоё лицо, словно была стартовой настройкой и любая дальнейшая эмоция строилась на её основе. Все фотографии с таким сроком давности кажутся нелепыми. За десять лет меняется мода, вкус в одежде и почти неизбежно причёска. Но мне легко закрыть глаза на твою белую водолазку в странном сочетании с жёлтым жилетом. Легко, потому что даже десять лет не изменят эмоций от пережитого мгновения.    

Мы тогда не общались, только виделись пару раз в неделю на театральной постановке или чём-то таком. Сам я не играл, лишь сидел молчаливым зрителем на стуле с многократно перешитым сиденьем. Да и театр совсем не любил. Мой друг грезил в то время актёрской карьерой, а моим святым долгом было его поддержать. Хотя, если признаться честно, я завидовал. По понедельникам и пятницам он проводил своё время в кругу тебя и ещё нескольких милых девчонок. Я украдкой следил за всеми. И, кажется, влюблялся в каждую по очереди с интервалами в месяц.

На каком-то отчётном представлении это и случилось. За пару минут до выхода на сцену ты спускалась по той лестнице и, завидев меня, дружелюбно помахала. Это было впервые. Я опешил от неловкости и, кажется, не смог ответить столь же непринуждённо. Ещё и проклятая камера, она всегда создаёт стену и обезличивает фотографа. Но, в то же время, выписывает разрешение на спонтанный снимок. Я щёлкнул затвором и сделал вид, что спешу в зал. Только пройдя мимо большой двери, устремился к чёрному выходу. Эндорфины не позволили бы просидеть на месте дольше пяти минут.    

 У крыльца курили старшие театралы. Я всегда относился к ним с опаской, хоть и никогда не получал негатива в свой адрес. Но на эмоциональном подъёме я небрежно пожал всем руки и уверенным шагом прошёл за угол. Кажется, тогда был самый пик весны. Город преображался в лучах вечернего солнца и юной зелени. Природа сыграла в унисон моему настроению. Расправив плечи и выпустив наружу лёгкую чуть надменную улыбку, я лавировал между пешеходами, каждый из которых казался куда менее значительным и везучим, чем я. 

В голове поочередно всплывали твоё лицо с именем. Я быстро забыл про фотографию и проявил плёнку только спустя пять лет после того вечера. Вечера, который тоже вряд ли смог бы вспомнить, если бы не идея с альбомом и сросшиеся в одно целое разные снимки.       

 Мы виделись ещё несколько раз, я даже заходил к тебе на страницу, разглядывая кадры, выполненные куда более хладнокровно и скупо. Но влюблённость быстро затерялась среди десятка таких же юношеских и тёплых "навсегда". Для поддержания света нужен постоянный зрительный или хотя бы письменный контакт. Ты была старше, интереснее и общительнее меня. Моей подростковой решительности не хватило бы даже на неловкое приветствие в соцсетях. Поэтому я споткнулся и несколько лет пытался удержать равновесие, чтобы снова вернуться на путь. Путь, что долгое время казался мне правильным, и который я снова бы повторил, выпади мне второй шанс.

***    

В том возрасте я много читал. Вряд ли я смогу отыскать в своём увлечении существенную пользу. Взросление сопровождалось романтизаций всякой чуши и отказом от здорового прагматизма. Любовь постепенно стала синонимом чего-то если не вечного, то, как минимум, грандиозного и длинного. Я стал менее требовательным к себе и полюбил пороки. Знаете этот вид провинциальных Холденов Колфилдов с Радиохэд в наушниках и сборником Рэмбо в портфеле, утыканном значками? Это был я. В четверг я мог подолгу смотреть в стену, а в пятницу влюблялся.   

В то же время я ощутил на себе первые признаки депрессии. В момент, когда даже не мог её распознать. Беспричинная долгая апатия нуждалась в оправданиях. Искал я их за пределами собственной головы. В несправедливости мира, в недалёких сверстниках, каждый из которых, безусловно, Стрэдлейтер и вынужденном одиночестве. В придуманном одиночестве. 

Мысли о том, что у меня никого нет, легко уживались с длинными прогулками по городу с одним или двумя из моих друзей. Уживались они и с многочасовыми переписками с бывшими одноклассницами и случайными знакомыми. 

Скажите спасибо Камю и прочим напыщенным французам за подростковые самоубийства и наркоманию. Нет ничего более идиотского, чем внушать детям мысль о тщетности всего сущего. А взрослый не станет читать эту ерунду. Уж мне можете поверить. Я и сам в некотором роде взрослый.

***   

Мир не более чем сумма потенциальных фотографий. Каждое волнение листвы или остановка машины, идущий по проспекту старик в макинтоше и скачущий по лужам ребенок. Всё это тысячи мишеней для объектива. Если что-то не попало в кадр, значит, этого никогда не было. Событие без доказательства не может браться в расчёт. Я наверняка знаю, что Мэрилин Монро удерживала своё белое платьё, вздымаемое потоками воздуха. Но я не уверен, что Колумб высаживался на берегу Америки. Без звука затвора все разговоры о бытие спекулятивны.